гонением на Израиля в какой бы то ни было форме, уже не говоря о современном варварстве германском, как и его подражаниях. Противодействие это, насколько оно проистекает из законного и естественного чувства самосохранения, должно выражаться в положительной самоохране действием, т. е. в творческом самораскрытии собственной народной стихии, а не насильственно запретительными мерами. Вся особая трудность судеб еврейства издревле и до наших дней связана с его рассеянием по всему миру, оно же имеет последствием культурную ассимиляцию народа, который и сам ее как будто ищет и приемлет, в то же время оставаясь по существу неассимилируемым, откуда проистекает некая культурно-национальная псевдонимность. В таком положении вещей иудейское рассеяние содержит в себе трагический рок для себя самого, а вместе и для всего мира, для всех народов, среди которых оно находит для себя приют. При особой жизненности и исключительной живучести своей еврейство действительно занимает если не первое, то во всяком случае выдающееся место, притом не только в экономике, в денежном и банковом, вообще финансовом мире, но и в самых различных отраслях культуры: наука, печать, искусство и проч., все это прослоено еврейским элементом. Как бы ни относиться к этой прослойке, но трудно отрицать - иначе, как тенденциозно - самый факт и его силу. Еврейство, при относительной, процентной своей   малочисленности,   неудержимо   проникает во все области творчества и труда, которые только ему доступны и приемлемы. А с теми же, которые ему по существу чужды и враждебны, - сюда относится, конечно, все,  связанное с христианством и церковью, - оно ведет борьбу на уничтожение. Это мы можем наблюдать в большевистской России. Не нужно умалять силу того факта, что гонение на христианство   здесь   хотя   и   вытекало   из   идеологической и практической программы большевизма вообще, без различия национальностей, однако естественно находило  наибольшее   осуществление   со   стороны еврейских "комиссаров" безбожия. Таким образом, мировое еврейство вообще, а в России в особенности, оказывается в борьбе с христианскими началами европейской культуры и во всяком случае занимает в  ней  руководящие  позиции  там,  где  эта  борьба возникает  в  среде   самих  христианских  народов, впадающих в антихристианскую апостазию. Это так очевидно, что не требует доказательства. Эта борьба частью прикрывается, частью даже смягчается под личиной гуманизма и либерализма, свободы совести и вероисповеданий. Однако эта равноценность множественных истин перед лицом единой Истины Христовой является, конечно, лишь духовным маскарадом.
     Это относится к тому, что касается самого дорогого и существенного - религиозной веры. Во всех же других областях жизни и культурного творчества еврейство оказывается непобедимым и неотразимым, даже больше того - незаменимым и необходимым, как некие дрожжи, на которых вскисает историческое тесто. В этом отношении, несмотря на все злобные и завистливые преувеличения, в которые впадает антисемитствующий расизм, с ним трудно спорить относительно констатирования самого факта, который, впрочем, имел место еще с древнейших времен, начиная с Египта. И в роковом характере этого факта нельзя не видеть какой-то внутренней неизбежности, проистекающей из особых судеб, избранности иудейского народа, которая в данном случае выражается в его энергии, работоспособности и, конечно, одаренности. Антисемиты видят в этом влиянии еврейства в мире плод какого-то злоупотребления, коварства, лживости, всяческого обмана. Такое суждение есть прежде всего порождение зависти и вражды. Во всяком случае, нет весов, на которых можно было бы точно взвесить сравнительную честность еврейства и не-еврейства. Однако, чашка весов неоспоримо склоняется в пользу еврейства в отношении его годности и особой жизненной ценности, не иссякающей на протяжении веков всей мировой истории.
     Нужно, однако, к этому прибавить, чтобы быть справедливым, следующее: еврейство в своем состоянии "дома пуста" утратило свое высшее право существования, ту единственность, которая проистекала из его избранности и призванности. Ему предстоит его восстановить, что произойдет лишь когда наступит желанный и для всего христианского мира блаженный час "спасения всего Израиля", когда он возопиет: "Осанна в вышних, благословен Грядый во Имя Господне". Дотоле же можно сказать, что сохраняя всю неистребимую силу свою духовную, он остается лишен той истинной духовности, которая была вверена и дана ему в Ветхом Завете и явлена в Новом, в Предтече, свв. апостолах, - со св. Иоанном Богословом и с ап. Павлом во главе. Можно сказать, что в своей апостазии Израиль утерял свой гений, взамен же его остается лишь полнота талантливости. Однако талант не есть гений и никогда не может с  ним  сравниться.  Во  всех  отраслях  духовного  и душевного творчества сынам Израиля и теперь дано являть высокие достижения творчества, - мысли, искусства, воли, организации, настойчивости. И, однако, все это не восходит до "гением начатого труда". Поэтому духовно руководящая роль им утрачена, - не безвозвратно, но временно, хотя всецело, потому что гений  дается  от  Бога,   особым  непосредственным вдохновением, но не приобретается волевым усилием. Поэтому   и   творчество   еврейское   онтологически второсортно, как бы ни было оно в своем роде ценно. Можно и вообще спрашивать себя, где же это творчество, и в чем теперь оно первосортно, духовно гениально. Не знаю, может ли быть дан утвердительный ответ на этот вопрос относительно области культурного творчества, но есть здесь одна лишь сила бесспорная: христианская святость, которая  дается  только   церковью   и  недостижима одним   силам   человеческим.   В   состоянии   своего отпадения, пока оно длится, Израиль сам лишает другие народы себя, своего гения; вместо высших и ему единственно данных достижений, он дает не-высшее, суррогат. В этом состоит настоящая духовная трагедия еврейства, а с ним и всего мира, его лишенного в высшем его образе. Это суждение, проистекающее из признания единственности и избранности Израиля, может показаться - и, несомненно, покажется - многим умалением или уничтожением даров и дел еврейства, но на самом деле как раз наоборот, оно вытекает из признания высшего его призвания. В цветущую пору своего национального существования, именно ветхозаветную, будучи избранным народом Божиим, Израиль непрестанно впадал в грех ... ассимиляции, как об этом свидетельствуют пророческие и исторические книги Ветхого Завета. Эта ассимиляция религиозное выражение находила в отпадениях в язычество, обличениями которых эти книги полны. Конечно, эти грехи еще не имели угрожающего значения, поскольку сохранилось в нерушимости религиозно-национальное ядро Израиля даже в Вавилонском изгнании, и тем более в земле обетованной, вблизи храма, во святом граде Иерусалиме. Но в рассеянии, после отвержения Христа, состояние Израиля совершенно изменилось. Правда, долгие века сохранялась, да и теперь еще сохраняется, нерушимость национального и старозаветного быта, поддерживающая его в состоянии обособления и даже изоляции, перед угрозой переселений, изгнаний, всего аппарата мучительства и гонения. Но такими средствами нельзя сокрушить несокрушимое. Менялась историческая обстановка, появлялись и разрушались новые царства, новые народности, Израиль оставался нерастворим. Однако и его подстерегала при этом основная опасность - духовного опустошения, судьбы Агасфера, "вечного жида". Агасферизм есть трагедия духовной беспочвенности и добровольно призванной на себя богоотверженности: "кровь Его на нас и на чадах наших". Об этом горестно свидетельствовал на крестном Своем пути Христос: "Дщи иерусалимская, плачьте не обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших. Ибо приходят дни, в которые скажут: "блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие". Тогда начнут говорить горам: "падите на нас", и холмам: "покройте нас". Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет". (Лк. XXIII, 28-31). И это скорбное пророчество с тех пор и доныне исполняется.
     Однако жизненные силы еврейства таковы, что выдерживали, выдерживают и, конечно, выдержат испытания, и если какой-либо земной властитель думает победить непобедимое и сокрушить несокрушимое, то он собирает лишь горящие уголья на свою собственную голову, обрекает себя на неизбежное падение, - в этом законе истории мы еще убедимся в наши дни, хотя и неведомы времена и сроки. И потому этот удел народа гонимого, преследуемого, ненавидимого, презираемого, как ни тягостен по-человечески, не страшен для судьбы Израиля, самому бытию которого ничто не может угрожать. Он находится под высшей охраной и защитой божественной, ибо избранный народ нужен для свершений божественных. Но эти судьбы страшны духовно по тому состоянию опустошенности, которое порождается отвержением Христа в самом Израиле и вносится им в духовное состояние всего человечества. Последнее - по-своему - также заражается его болезнью в антисемитизме. Избранный народ Божий, прежде своего обращения ко   Христу,   после   которого   он   станет   светом   и откровением языков и славой людей Твоих Израиля, сам разлагаясь, разлагает и ту среду, в которой он пребывает. Здесь надо считаться с несокрушимой жизненностью Израиля, исключительной одаренностью в борьбе за существование Израиля, воспитанного и закаленного в веках. Но при этом вся эта жизненная сила и одаренность как бы утрачивают право на существование, потому что держатся на религиозной пустоте или же - хуже того - на борьбе со Христом и христианством. И эта роковая пустота, отрава обреченности, становится роком и для той среды, национальной и исторической, в которой они проявляются. Израиль и в состоянии отвержения от Христа и духовной опустошенности сохраняет самосознание своей избранности и единственности, нерушимость самоутверждения, хотя и при наличии беспочвенности, национальной и культурной. И этому, конечно, бессилен помочь и сионизм, и опыты создания национального государства (хотя обладание святым градом, согласно пророчествам, и лежит на путях его).
     Политическая и историческая судьба Израиля обрекает его на паразитизм, который есть обратная сторона агасферизма, трагедия беспочвенности при наличии полноты жизненных сил. Израиль теперь является для всех чужим, но вместе и для всех своим, или, точнее, все для него могут стать своими. Он ага-сферически применяется к чужому народу, его национальному государству и культуре, к ним органически н е принадлежа. Уже тем самым он обречен на вто-росортность, при наличии органического притязания на первенство и руководящее значение, принадлежащее избранному народу. Плод этого агасферизма есть ассимиляция того, что неассимилируемо, нерастворимо, она есть тем самым печальный рок еврейства. Оно не только паразитирует на чужом историческом теле за неимением собственного, но оно и   привязывается   к   нему   жизненно,   его   любит по-своему, хочет с ним органически соединиться, в то же время оставаясь ему чуждым, нося в себе это неодолимое двойство и раздвоение. Это ассимилирование проявляется во всем - увы - кроме веры (что бывает, конечно, до сих пор еще ограниченными и редкими исключениями, хотя в них-то именно и заключается все разрешение "еврейского вопроса"). Ассимиляция проявляется во всем, в смешанных браках и смешении крови, при ее нерастворимости, смешанной культуре, в государственной жизни (начиная с ветхозаветного Иосифа в качестве первого министра фараона египетского и до наших дней), в экономической жизни, в прессе, литературе, искусстве. При этом сила и мера этого влияния совершенно непропорциональна количественной доле еврейства в составе населения, к чему присоединяется еще и его подвижность.
     Ассимиляция дает новый источник исторической энергии еврейства, однако вместе с ее трагическим искажением и отравленностью. Однако это не есть человеческое произволение или даже грех, но судьба или суд Божий, который притом имеет силу на обе стороны: на Израиля и не-Израиля. На последний же, в меру его христианства, возлагается долг "христианского отношения" к еврейству, непрестанной борьбы внутренней и внешней с антисемитизмом, в который входят, как слагаемые, самоутверждение, зависть, ревность, самосохранение.  Он, во всяком случае, представляет собою духовное искушение, в борьбе с которым требуется непрестанное противоборство и жертвенность. Христиане духовно также ответственны за еврейство своим к нему отношением, которым они его привлекают или же отталкивают, - и не только от плохих или мнимых христиан, но и от самого христианства. Конечно, это не может служить оправданием для неприятия его со стороны Израиля, который, как старший брат, не должен соблазняться младшими, но по человеческой немощи может ими задерживаться на своем духовном пути.
     Что же касается самого Израиля, то он становится жертвой этого ложного своего положения в жизни, самоопустошения, с одной стороны, и самоутверждения, с другой. Первое сопровождается преувеличенным развитием тех свойств, которые ему природно свойственны (еще по Ветхому Завету): материализма, чувственности, властолюбия. Второе же связано с роковой псевдонимностью всего его исторического существования. Последняя же выражается в том, что, будучи чуждым, ассимилируясь, он выдает себя или же искренно себя считает принадлежащим к той народности и культуре, которые составляют его историческую среду. Эта ассимиляция в отдельных случаях - а их может быть очень много - приводит к подлинному самоподмену, к двойству личного и национального самосознания. Но эта именно возможность является особенно важной и многообещающей для грядущего всеобщего спасения как самого Израиля, так, через его помощь и духовное посредство, - всего человечества.
     Однако, ранее этого в состоянии агасферизма рок исторической псевдонимии содержит в себе нечто нездоровое и фальшивое, есть некоторая поза, лишенная простоты и подлинности. В таком качестве она наиболее свойственна профессиям, которым присуще некоторое позирование: таковы литература и сцена. Псевдонимной становится сама жизнь и ее самооткровение в творчестве. Эта черта не свойственна Ветхому Завету в подлинности жизни в богоизбранности Израиля. Трудно сказать, когда и как она исторически возникает и развивается, однако в новое время и в наши дни она достигает апогея, в особенности же, конечно, в советской жизни, где она, впрочем, даже и никого не обманывает, а просто наглствует  перед  лицом  горькой  правды  жизни. И, проистекающая из потребностей ассимиляции, она в действительности вырывает и углубляет ров, который  хочет  засыпать.  "Псевдонимия"  есть  именно л ж е-именность, в которой свидетельствуется, что данный носитель имени есть не тот и не то, кем и чем он себя именует. И все это есть проявление той духовной опустошенности, в которой пребывает Израиль в том состоянии, о котором рекла сама Истина: "се ныне оставляется дом ваш пуст, - дондеже воскликнете: "благословен грядый во Имя Господне", т. е. доколе Израиль не обратится ко Христу и в Нем познает свое подлинное естество, и во Христе обрящет и свое собственное  имя.  Дотоле  же  псевдонимия жизни, плод ассимиляции, вместо органического соединения, остается всеобщим духовным бедствием, приучая скрываться и прятаться от себя самих, как и от других, построяя жизнь на условной лжи, которая даже   если   и   замалчивается,   то   никого   уже   не обманывает. Следует стыдиться лжи и отвращаться от нее. Не духом истины, но духом лжи проникается наша псевдонимная цивилизация, своими ложными личинами   обезличивающая    личности,    жизнь и творчество.
     На дне этой псевдонимности, если таковое вообще существует для бездонности, таится одно основное чувство и устремление: сознательная или бессознательная борьба с христианством, вражда со Христом. Поэтому и все оно существует дондеже, до духовного воскресения Израиля, его окончательного обращения ко Христу, "ибо ожесточение произошло в Израиле до времен и". (Рим. XI, 25).
     Снова и снова, в 1000-й раз вникая умом и сердцем в пророческие главы ап. Павла о судьбах и спасении Израиля, в сопоставлении с ветхозаветными пророчествами о нем же,  изумляемся их таинственной антиномике в учении об отпадении Израиля, как и об его спасении,  с нерушимостью Божия о нем определения. И эта антиномика не только внешняя, но и внутренняя, она содержит тайну не только его духовной судьбы, но и нашей, она совершается не в нем одном, но и в нас. Это есть и наша собственная судьба на путях трагедии мировой истории, вокруг ее оси, по изволению Божию в избрании.  (Рим. IX, 11). "В отношении к благовестию они враги  ради вас, а в отношении к избранию возлюбленные (Божий)   ради   отцов". (XI, 28).   "Дары   и   избрание Божие непреложны" (29), "они теперь непослушны для   помилования   вас,   чтобы   и   сами   они   были помилованы" (31). Израиль - это отвергшийся Христа и Богом отверженный "дом пуст", но он же есть и святыня народов, Богоизбранный сосуд. И нам, как христианам, дано повеление вместить и всю силу борьбы с антихристианством с верностью и любовью к Израилю в его избранничестве. Нам равно возбранен подлый и греховный антисемитизм, страсть ненависти и зависти, которая столь легко нас подстерегает на путях правого ему противления, как и утрата чувства ответственности за его конечные судьбы, которые творятся и при нашем участии, суть судьбы общие всего мира, "ибо всех заключил Бог в непослушание,  чтобы всех помиловать".  Но для этого требуется от нас самих особое обострение чувств при нашем собственном различении его положительных и  отрицательных  потенций,  духовная  зрячесть  к тому. Но это как раз и отсутствует в поверхностном либерализме и гуманизме, хотя они и должны занять приличествующее им место в практическом отношении к "еврейскому вопросу", однако, в наличии напряженной настороженности христианского чувства. И ныне, благодаря антисемитскому, безбожному гонению на еврейство, это всеобщее христианское чувство ответственности за еврейство должно подняться в наибольшей мере, и таково его положительное значение. Но оно же имеет, должно иметь подобное же значение и для еврейства, насколько оно лишается земного благополучия, царства от мира сего с его могуществом. Судьбы его становятся мартирологом, крестоношени-ем, которое, однако, совершается еще не со Христом и не во имя Его. Но будем верить, что это есть зов и воспитание к тому.
     Исключительная трагедия Израиля является необходимым для него путем спасения, как его самого, всего Израиля (Рим. XI, 26), так и всех языков "до полного числа их" (25). Нам не дано знать времена и сроки свершений "непостижимых судеб Божиих" (33), но мы можем и должны различать внутреннее значение, силу и смысл происходящего. И мы не можем не понимать внутренней логики того, что перед нами совершается. Да будут же собственные чресла наши препоясаны и светильники горящи. Мы должны относиться к врагам креста Христова не как к своим личным врагам, при всей нашей непримиримости к этой враждебности их самой по себе. Мы должны не только внешне, но и внутренно с нею бороться прежде всего в себе самих, несмотря или вопреки всей ее трудности. Для нас является естественным любить спасающегося с нами во Христе Израиля, и это так естественно и легко любить его, трудно даже не любить. Однако, нельзя не бороться с ним в состоянии его отпадения и противоборства церкви Христовой. Но борьба за веру, противоборство антихристианству, сокрытому и явному, может не быть, а следовательно и не должно быть враждой или ненавистью, - апостол указует нам здесь путь антиномический. Ныне все христиане проходят путь воспитания христианских чувств в самых чувствительных и деликатных его точках. Но духовные плоды этого нашего воспитания, с его достижениями, имеют значение и для "спасения всего Израиля", через преодоление тех искушений, которые возникают на наших собственных путях жизни.
     Но здесь наши собственные судьбы и пути встречаются и сплетаются с путями народов, которые сейчас занимают первое место на исторической арене, как. главные действующие лица, между собою борющие