х,  не
рассеивалась.
   С каждым шагом все трудней и трудней становилось дышать.
   Джин попробовал нажать,  но  те,  кто  ушел  вперед,  понимали,  что  они
потеряют, отстав, и продолжали тянуться из последних сил,  обливаясь  потом,
оставляя за собой стену как бы застывшей пыли.
   Джин понял преимущество бегущих впереди и приналег.
   Вот слева появилась тонкая, вытянутая вперед шея Берди.
   - Глупо, - еле выдавил из себя Берди, увидев  рядом  с  собой  Джина.  Он
дышал со свистом, неуклюже махал  длинными  руками.  Казалось,  что  вот-вот
Берди споткнется и  упадет  лицом  вперед.  Но  доходяга  Стиллберд  был  на
удивление тягуч, и  когда  на  четвертой  миле,  у  самой  кромки  полигона,
послышался долгожданный свисток, он  не  остановился,  не  упал  и  даже  не
опустил вниз руки, а,  как  это  присуще  бегунам,  пробежал  еще  несколько
десятков метров и только потом остановился.
   ...Обратно они шли быстрым шагом. Еще четыре мили.
   У  мастера-сержанта  было  лицо  хорошо  выспавшегося  человека,  и   он,
естественно, не жалел ни себя, ни Других.
   - Выше голову и ноги, нас ждут вино и женщины! - самозабвенно повторял он
чью-то пошлость.
   Чак приготовил своим питомцам новый сюрприз. Он встретил их командой:
   - Песню!
   Все недоуменно молчали.
   - Выровнять строй! - вновь скомандовал Чак. - Песню!
   И снова тягостное молчание.
   - Попрошу песню! - на этот раз прозвучало угрожающе.
   - Какую? - недоумевая, спросил Тэкс.
   -  Все  равно...  Пусть  каждый  поет  свою.  И  Тэкс  тотчас  же   запел
патриотический гимн "Боже, благослови Америку!..".
   Вслед за ним запел Бастер. Бастер пел так, словно находился не в строю, а
брел на свидание.
   Я замечу тебя одну среди всех.
   И если ты влюблена,
   Приходи, крошка, ровно в семь
   С подругой или одна.
   Мэт не пел, а, выкатив глаза, рычал:
   Ада, Ада! Открой двери ада.
   Ада, Ада! Открои эту дверь.
   Ада, Ада! Открой двери ада,
   Или я открою ее своим кольтом
   калибра сорок пять.
   А негр Джордж пел что-то грустное, заунывное. Он сразу же сбился с  ноги,
наступил на каблук Берди и смущенно замолчал. Всю команду смешил Берди.
   - "Вперед, солдаты  Христа",  -  тонким  голосом  запел  он  гимн  "Армии
спасения".
   А Чак то бегал вдоль строя,  приглядываясь  к  поющим,  то  отставал,  то
опережал идущих, прислушиваясь, кто же все-таки не поет.
   Не пел Джин.
   - Песню! - перекричав всех, потребовал Чак. Джин молчал.
   - Песню! - снова крикнул Чак. - Строй, стой! - скомандовал он.
   То, что называлось строем, остановилось.
   - Разойдись! - прогремела команда. Битюк подошел к Джину.
   - У рядового Грина плохой слух? - почти шепотом спросил он.
   Джин не сообразил, что нужно было бы на это ответить.
   - Вы меня слышите? - продолжал, накаляясь, Чак.
   - Слышу.
   - Сэр, - поправил Джина Чак, - хорошо Слышите?
   - Я вас слушаю! - Лицо Джина заострилось, глаза сузились.
   - Сэр, - на этот раз громче произнес Чак и  неожиданно  ударил  Джина  по
челюсти правой снизу.
   В  какую-то  сотую  долю  секунды  острым  чутьем  боксера  Джип   угадал
направление удара, подтянул подбородок к  плечу,  пытаясь  прикрыть  челюсть
плечом и открытой ладонью левой руки. Но он все же не удержал удар, качнулся
и упал. Упал, но тотчас же поднялся.
   - Свои всегда хуже чужих, - сказал Чак.
   - У меня плохой слух, но хорошая память, - сказал Джин.
   - Сэр, - выдавил Чак и ударил снова. Теперь уже всем корпусом.
   Джин и тут успел увернуться.
   - Джамп! - рявкнул Чак. - Прыгай!
   К удивлению Чака, Джин взвился в воздух, с криком:
   "Одна тысяча, две тысячи, три тысячи, четыре тысячи!..", приземлился так,
как это положено воздушным десантникам-парашютистам - ноги вместе и согнуты,
пружинят в коленях, руки растопырены.
   - Отставить! - гаркнул Чак, в изумлении глядя  на  новичка.  Откуда  было
знать Чаку, что Лот давно рассказал Джину,  что  надо  делать  в  Брагге  по
команде "Джамп!"
   - Десять прыжков на корточках! -  заревел  Чак.  И  тут  Джин  перехитрил
брагговского солдафона -  подпрыгнул  десять  раз,  подпрыгнул  сверх  нормы
одиннадцатый и проорал:
   - В честь воздушных десантников!
   - А ты парень не дурак, - промямлил сраженный Чак.
   С этого момента все новобранцы  поняли,  что  эти  две  команды  -  самые
популярные в Форт-Брагге. Команда "Джамп!" гремела днем и  ночью  при  любом
столкновении с начальством,  по  дороге  в  сортир,  в  столовой,  во  время
молитвы. "Одна тысяча, две тысячи, три тысячи, четыре тысячи" -  это  отсчет
секунд перед раскрытием парашюта рывком кольца, а упражнение  в  целом  было
направлено на отработку автоматизма действий у десантников.
   - ДЖАМП!

   Ночью их подняли по тревоге.
   - Живей, живей! Не у мамы в гостях, - торопил Дик. - Что это  у  тебя?  -
спросил он Грина, глядя на его вспухшее лицо.
   - Аллергия.
   - Что?
   - Есть такая болезнь - аллергия. Невосприимчивость...
   - К военной службе? - Дик с любопытством разглядывал обезображенное  лицо
Джина.
   - У вас можно достать свинцовую примочку? - мимоходом спросил он у Дика.
   - А ты кто, врач? - Без диплома.
   - Здесь получишь диплом... Веселей, ребята.  Приходи  утром  в  санчасть,
скажи: "Дик прислал, только Чаку. ни звука. Он не отходчив...
   Команда собиралась на построение в полусне. Все еле держались  на  ногах.
Дик скомандовал:
   - Смир-р-рна-а!
   Строй замер.
   - Сообщаю следующее - начал было мастер-сержант; он прошелся вдоль  строя
и остановился  около  Берди.  -  Вы  плохо  себя  чувствуете,  Стиллберд?  -
безучастно спросил он.
   - Напротив! Я в отличной форме, сэр, - бодро произнес Берди. -  Я  просто
всегда плохо выгляжу.
   - Так вот... Завтра, - оставив без внимания реплику Стиллберда, продолжал
Дик, - вы получите винтовки системы "гранд М-13" и штыки. В  полдень  начнем
подготовку к прыжкам с парашютом. Подъем в пять ноль-ноль. Разойдись!
   Джин уснул сразу же, так, словно провалился в бездну.
   Его дважды будил Берди.
   - Что? - вскидывался Джин.
   - Ты кричишь.
   - А-а-а... - бурчал он, засыпая.
   Ему снилось, как на него,  лежащего  на  голой  земле,  с  горы  катилась
огромная  винная  бочка,  та,  которую  он  видел   когда-то   на   выставке
калифорнийских монахов-виноделов. Затычка из  бочки  выскочила  на  ходу,  и
вино, расплескиваясь красными обручами,  катилось  рядом  с  бочкой,  а  та,
стремительно надвигаясь, катилась бесшумно.
   - Джамп! - слышал он чей-то знакомый голос. Он  хотел  подняться,  но  не
мог.
   А потом бочка  превратилась  в  огромный  дребезжащий  барабан,  а  затем
появились четыре барабанщика. Два впереди, он в центре, а два - сзади.  Чуть
поодаль - караульный начальник Тэкс. А он, Джин,  без  погон,  без  шапки  и
почему-то с ремнем в руке.
   Он шел по треку ипподрома Лорел. В ложах сидело множество знакомых. Среди
них Хайли и Ширли. Ширли машет ему, подбадривая,  Хайли  жестом  показывает:
мол, выше голову, малыш. А он боится встретиться глазами с матерью и  Натали
и мучительно пытается  вспомнить  свою  вину.  И  вспомнить  не  может.  Вот
наконец-то он поравнялся с балконом знакомого ему  двухэтажного  здания.  На
балконе, в центре, на месте, где когда-то стоял Трой Мидлборо, красуется Чак
Битюк.
   Толстая красная морда,  толстые,  мясистые  щеки,  толстый  курносый  нос
картошкой, тяжелый подбородок с нижним прикусом.
   А потом он упал, и его начало заливать водой. Он попытался как можно выше
поднять подбородок, так, чтобы успеть набрать много воздуха, и... проснулся
   - Что с тобой? - спросил Берди.
   - Пить!..
   Горели губы. Ныло разбитое н„бо. Хотелось пить, и не было силы встать.
   Берди принес ему воды и сел на край кровати.
   - Я его убью!  -  сказал  Джин,  с  трудом  напившись,  ему  было  больно
разжимать челюсть.
   - Убить стоило бы, - согласился Берди, - но..
   - Завтра же...
   - Завтра - это ни к чему... У нас еще будет время - во  Вьетнаме,  или  в
Конго, или еще где-нибудь. Хочешь покурить сигарету с марихуаной?  -  утешал
Джина друг.
   - Не хочу.
   - Почему? - ?
   - Тебе от себя никуда не нужно  уходить?  -  покровительственно  похлопал
Берди по руке. - Значит, главное в тебе самом, - не унимался он.
   Джин промычал что-то невразумительное.
   - Ну ладно... - Берди наконец-то умолк, но потом все же не  удержался:  -
Тебя любили женщины?
   - Спи.
   - Нет, правда, любили?
   - Иногда.
   - А меня нет. Но я своего добьюсь. Вот  увидишь.  Я  приеду  в  Квебек  в
зеленом берете, со скрещенными молниями над левой бровью. И мой берет  будет
когда-нибудь лежать под  стеклом  в  университете,  как  спортивная  фуфайка
Джонни Мастерса.
   Джин заскрипел от боли зубами.
   - Ты любишь джаз, Джин? - спросил вдруг Берди.
   - Да.
   - Кого предпочитаешь: Эллу, Сэчмо или Брубека? Джин  одобрительно  кивнул
головой.
   - А старые ньюорлеанцы тебе нравятся?  Когда  они  умолкли,  чья-то  тень
скользнула по стене и скрылась за дверью.
   - Начинается, - сказал Берди.
   Джин повернулся лицом к двери.
   Вскоре тень обрела плоть. Это был итальянец Доминико. Он подкрался к Кэну
и, положив ему на плечо руку, как ни в чем не бывало сказал:
   - Пойди к "джону".
   Кэн не рассердился. Он  молча  поднялся,  а  когда  вскоре  вернулся,  то
разбудил Мэта с теми же словами:
   - Сходи к "джону".
   Мэт чертыхнулся, но встал и, возвратившись, разбудил Сонни.
   - К "джону"! - начал было Мэт.
   - Знаю! - перебил его  Сонни.  -  Я  уже  играл  в  эту  игру  в  дивизии
"Олл-америкэн", - он закрыл глаза и тотчас же уснул.
   Вот тут-то и сыграли подъем.
   Удары о стальную рейку чугунной битой были настолько  внушительными,  что
даже царица унылых земель Северной Каролины - гадюка  и  та  с  любопытством
высунула из расщелины свою плоскую голову. Чак вошел и грохнул:
   - Джамп!

   ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
   ИЗ ДНЕВНИКА ДЖИНА ГРИНА,  ДОСТАВЛЕННОГО  МАЙОРУ  ИРВИНУ  НЕЮ,  НАЧАЛЬНИКУ
СПЕЦОТДЕЛА ОБЩЕСТВЕННОЙ ИНФОРМАЦИИ8
   1 августа
   ...Удивительное дело -  я  начал  писать  дневник.  С  чего  бы  это?  От
одиночества? А может, это желание познать себя или... поиски опоры в себе?!
   Берди как-то сказал: "Сфотографируй свое плечо  и  опирайся  на  него  до
последних сил".
   Как-то Ч. заставил нас с Берди вырыть  саперными  лопатками  по  окопу  и
наблюдать из него за "приближающимся противником".
   Мы просидели в касках в щели окопа около четырех  часов.  В  помещении  в
этот день было 100 градусов по Фаренгейту. Мы чуть  не  рехнулись...  Откуда
было брать силы? Собственное плечо?
   Берди - удивительное существо. Внешне - расслабленный, хилый, рассеянный,
сентиментальный. Внутри - семижильный. Он, как подлодка, состоит из отсеков.
Затопят один - задраит люки и переборки -  живет.  Затопят  второй  -  снова
перекроет все ходы сообщения.
   И вместе с тем он очень уязвимый, особенно в мелочах. Бастер его донимает
одними и теми же вопросами.
   - Ты бы убил Мэта?
   - Нет... Не знаю... Не думаю.
   - А Сонни?
   - С чего бы это?
   - А если бы тебе приказали?
   - Все равно.
   - Значит, ты не будешь носить зеленый берет.
   - Буду.
   - А Ч. убил бы?
   - Убил...
   - То-то.
   Бастер оправдывает насилие. Он говорит, что волки, вышедшие на охоту,  не
должны притворяться собаками...

   7 августа
   В конце недели у нас был бой с Сонни. Он мастер карате. Он и японец Кэн.
   Наш инструктор-сержант Дадли сказал, что мы должны драться не условно.
   За день до этого была такая ситуация.
   Мы работали в спарринге с Сонни. Вошел мастер-сержант Галифакс.
   -  Ну-ка,  -  сказал  он,   -   чтобы   закруглиться,   давайте   уточним
характеристики.
   Вначале мы не поняли, о чем он говорит.
   - Пять раундов по всем правилам. А потом экзамен по "похищению людей".
   Начался бокс.
   В четвертом раунде Сонни неудачно ушел с ударом от каната,  не  рассчитав
дистанцию.
   Я его встретил прямым. Он поплыл. Я обработал его корпус -  он  отвалился
на канаты и сполз на пол.
   Мне не хотелось отправлять его в  лечебницу,  и,  когда  он  поднялся,  я
вложил ему всю серию в перчатки.
   И храни его господь: прогремел гонг.
   Сонни - равный среди  равных,  но  все-таки  и  здесь  к  нему  относятся
презрительно.
   Неграм всегда сначала обрубят корни, а потом,  когда  они  приживутся  на
чужой земле и хватят лишку  солнца,  напоминают,  что  вы,  мол,  парни,  не
отсюда. Талантливых, мол, много, но где ваши корни?
   Я равнодушен к этим проблемам и раньше просто никогда о них не думал.  Но
ведь и я теперь на вопрос "Кто вы - русский?" - переминаюсь с ноги на ногу.
   До смерти отца, до всей этой странной кутерьмы вокруг, я  не  задумывался
над тем, что я русский, что русский - это не англосакс, что  это  что-то  не
"совсем то"...
   Сейчас самое желанное для меня - ночь. Сон - это мой просвет,  прорыв  из
дневного бреда.
   А может, у меня до предела уплотнен день и  поэтому  слишком  спрессованы
ночные просветы?..
   Идет Д., нужно кончать  писать...  Мне  что-то  не  нравится  навязывание
дружбы с итальяшкой...

   10 августа
   ...Оказывается, я лучше всех работаю с пластмассовой головой.
   ...Манекен подключен к электрическому сигнальному щиту. Ты стоишь  против
него: он твой враг. Бери палку. Удар! Голова упала на грудь: четверка.
   После удара голова запрокинута: зажглась красная лампочка - пятерка.
   Удар в переносицу - резко, ребром ладони (я уже  набил  себе  ороговевший
бугор на ладони не хуже, чем у Ч.).
   Точный удар - и  голова  куклы  безжизненно  свесилась.  Красный  свет  -
пятерка.
   Нужно бить не только точно, но и резко.
   Не просто резко, но и мгновенно. Дадли сказал:
   - В вас есть и сила, и злость, Джин. Меньше раздумывайте.
   И еще он сказал как-то:
   - Ведите себя как в Си-130  перед  прыжком.  Все,  что  было,  -  позади.
Подойди к люку и войди в ночь как нож в масло... Думать нужно только о  том,
где и как провести отпуск.
   Итак, о Дадли
   Мы с Сонни работали карате. Я сделал неудачный финт, и он  выбросил  меня
за мат.
   Но и Сонни попался на разрыв. Я чувствовал, что ему  больно.  У  него  от
боли взмокла шея, но он все же переборол боль.  Так  бывает,  когда  сумеешь
отстраниться и сконцентрироваться в одной точке.
   Сонни вырвал руку из тисков, бросился  мне  под  ноги,  и  в  неожиданном
захвате, растянув мне мышцу правой руки, применил клинч и начал  ломать  мне
шею в ординарном нельсоне. Силы покидали меня.  Дважды  в  моих  глазах  гас
свет, словно кто-то  под  прессом  отделял  мою  сетчатку.  Затем  он  легко
перевернул меня прижал лопатками к мату и вдруг отпустил
   - Ты его не дожал, - сказал Дадли. Я услышал это откуда-то словно  из-под
воды. - Отпустил?
   - Нет, сэр.
   - Что нет?
   - Я его положил на лопатки, сэр.
   - Почему ты его перевернул?
   - Я хотел зафиксировать победу, сэр, - спокойно ответил Сонни.
   - Принеси-ка два кирпича, черномазый Сонни не двинулся с места.
   - Ты меня слышишь?
   Сонни поднялся с мата. Поднялся и я. Встал со стула Дадли
   - Принеси-ка два кирпича, - повторил приказание Дадли.
   Сонни вышел из тренировочного зала.
   - Простите, сэр, - вежливо обратился  я  к  Дадли.  -  Вам  действительно
хотелось, чтобы он сломал мне шею?
   Дадли сразу не отреагировал. Он велел мне встать в строи и  только  потом
заметил, что я за последнее время излишне оживился
   - Что ж, - не удержался я. - Мы обмялись и уже не те,  которым  когда  то
швыряли в лицо "фетигз" на номер больше и чуть ли не на  физиономиях  мазали
несмывающейся краской наши номера.
   - В этом вовсе не ваша заслуга, - сказал Дадли. В дверях появился Сонни с
двумя кирпичами в руках
   - Положи их на подоконник один на другой. Сонни положил.
   - Ударь!
   Он изо всех сил ударил по кирпичам ребром ладони.
   - Вот какая у  тебя  клешня!  -  сказал  Дадли.  Кирпичи  развалились  на
множество кусков и осколков.
   - А на твоем месте, - сказал он мне, - я был бы оскорблен снисхождением.

   11 августа
   У нас пехоту называют "прямой ногой"... Мы-то, мол, рождены для прыжков с
парашютом Приземляемся - пружиним. Идем по  дну  в  аквалангах  -  пружиним.
Ходим по земле, оттопырив губы перед пехтурой, - тоже вроде пружиним...
   Наш центр, куда сходятся все нити спецслужб, называется "Смоук-Бом-Хил" -
гора дымовых бомб. Но мы их не возим, не летаем с ними, не стережем  их.  Мы
сами бомбы.
   Сегодня был наш пятый прыжок. Высота 1200 футов - теперь пройденный этап.
В третий раз шел за мной к люку  Доминико.  Он  ведет  себя  престранно;  то
слишком предупредителен, то сквозь зубы отвечает на любой вопрос  Я  спросил
его как-то:
   - Что с тобой, Дуче? Он ответил:
   - Для кого Дуче, а для кого Доминико. - И тут же спохватился:  -  Слишком
долго, - говорит, - ко мне карта не идет. - Это было  сказано  на  картежном
слэнге.
   Сегодня нам прикололи на грудь серебряные крылья. Ч. поздравил меня. Но я
его ненавижу.

   15 августа
   Вчера были затяжные прыжки с парашютом.
   Я прыгал вслед за Кэном.
   Кэн впервые был разговорчив. Он обещал заняться со мной японским  карате,
чтобы  в  самом  начале  боя  научиться  по-настоящему  "укорачивать   руки"
противника.
   - И орудовать ножом научу, - пообещал Кэн. - Нож лучше "кольта". Я бросаю
его без ошибки на сорок пять метров. А вечером, если  уметь  хорошо  бросать
"спринг-найф", можно свести счеты с кем угодно. Кстати, Дуче здорово бросает
ножи, - заметил ни с того ни с сего Кэн.
   В Си-119 Кэн отказался от жвачки и долго сидел  без  движения,  застывший
как мумия. Я впервые заметил, что на его лице ни единой морщинки. Скулы  его
жестко обтянуты кожей, а глаза были полуприкрыты
   - У тебя есть жена, дети? - спросил он вдруг
   - Нет.
   - И у меня нет. Так проще.
   - Кэн Эгава! - скомандовал джамп-мастер. Кэн, не  оборачиваясь,  пошел  к
люку. Нам дается четыре команды:
   - Приготовиться!
   - Зацепиться (За центральный фал.)
   - Встать у люка!
   - Гоу! (Пошел!)
   На этот раз был особенный прыжок. Без второй команды. Затяжной. Кэн был у
меня все время в поле зрения.
   У Кэна парашют почему-то  так  и  не  раскрылся.  Может  быть,  он  этого
хотел... Вряд ли. Просто не сработала система.
   Бастер сказал:
   - Он был темный парень, этот  японец.  Плохо  говорил  по-английски.  Жил
долго в Корее. Молился как йог. Мэт сказал:
   - Нужно расследовать, кто в его смерти виноват. Он или экипировщик. Тибор
сказал:
   - На чужой земле погиб. Ни за что... Дуче сказал:
   - Я бы с ним не поменялся.
   Берди сказал:
   - Не судьба, значит.
   Он был, как всегда, меланхоличен, мой  Берди.  И  принял  случившееся  за
должное. Что это, мужество, жестокость, равнодушие или марихуана?  По-моему,
разговоры о марихуане - "пуля". Когда он курит? Не знаю...
   В школах особого назначения строгий жизненный график. Здесь все взвешено.
Все учтено: день и час, вес миль и вес часов.
   Как обещал полковник Маггер, на Джине не осталось и  унции  жира  -  одни
мышцы, узлы на узлах.
   Да и сам Джин стал спокойней, расчетливей и уверенней.
   Та  особая  тягучесть,   которая   приобретается   постоянством   усилий,
"пружинит" ногу и удлиняет дыхание. Вместе с хладнокровием,  уверенностью  и
атлетической "пружинистостью" в Джине появилось  еще  одно  новое  качество:
осмотрительность.
   Однажды перед отбоем, когда он пошел проверить,  хорошо  ли  спрятан  его
дневник, Джина окликнул кто-то тихим  голосом.  Он  обернулся  и  тотчас  же
почувствовал, как что-то со свистом пролетело мимо него и глухо уткнулось  в
столб щита для объявлений.
   Джин отбежал в тень  небольшого  строения  у  кухни.  Была  лунная  ночь,
звездная и безветренная. Тишина вокруг, ни  шороха,  ни  звука  шагов.  Джин
долго и напряженно всматривался туда, откуда полетел нож, потом он подошел к
столбу, резко выдернул "спринг-найф", нажав кнопку пружины,  втянув  лезвие,
и, оста