не
отсвечивай!
   Саэон понятливо кивнул и исчез в машине.
   - Ну что ж... - Татуированный  еще  раз  смерил  девушку  оценивающим
взглядом, -  приглашение  не  принимаешь,  и  не  надо.  Пойдем  вон  на
взгорочек, потолкуем. То, что ты Рому  Жида  завалила,  это  круто;  мне
хотелось бы узнать, кто заказал. И не суетись, девка: облава на тебя, не
уйдешь! Только... Нам ни это местное бакланье, ни  Ромино  "мясо"  -  не
указ и не закон, да и зарвался Рома в последнее время... Вот  только  не
настолько, чтобы его валить. На сходняке об нем разговор шел, перетерли,
решили самого выслушать, а  кто-то  его  так  ловко  и  ладненько  двумя
пульками заласкал - до смерти...
   - Я не...
   - Ша. Молчать в детстве не научили и старших слушать?..  -  Авторитет
вытряхнул из пачки сигарету, взял  губами,  чиркнул  кремнем  зажигалки,
окутался  ароматным  голубоватым  дымком.  -  Не  то  беда,   что   Рому
завалили... А то, что той же ночью и Батю  с  братками  прищучили,  и  -
никаких концов, как Мамай прошел!
   Выходит, осиротело побережье, совсем осиротело, бери голыми руками  -
не хочу...
   Да уже  слушок  прошел,  что  Батю  сотоварищи  -  Ромины  ребятки  -
поваляли, а те, напротив, - самого Жида в  жмуры  перевели...  И  что  в
результате? Кое-где по бережку уже  и  постреливают,  счета  на  балансы
наводят, это в разгар сезона!
   Междусобойчик  у  них  тут!  А  ведь   еще   серьезные   деловые   не
подключались, уж очень лакомый кус беспризорным остался, ты даже себе не
представляешь, девушка, до чего лакомый! А  где  сладкое,  там  и  мухи.
Большие и трупные. Сейчас, как три-четыре года назад,  отморозки  дурные
плодиться-размножаться  начнут,  как  на  падали...  -  Авторитет  снова
вздохнул, непритворно тяжко:
   - Вот такие делишки заварились, а ты говоришь: "У меня - своя дорога,
у вас - своя!" Нет у тебя никакой своей дороги, окромя как на  кладбище,
девочка, нет. Ромины охоронцы тебя так или иначе достанут, чтоб политес,
значит, соблюсти. А я тебе так скажу: нам, серьезным деловым.  Рома  был
не брат и не сват; слушок упорный ходил, что крысятничает, общак кидает,
с турканами напрямую стакнулся, с соплеменниками своими  дела  крутит  в
обход солнцевских... Куда это годится? К чему я веду, девка? К тому, что
мы тебя еще можем простить, Ромины бодигарды - никогда. И  лишнего  шума
нам не нужно. Так что садись-ка ты, красивая такая, в тачку,  и  поехали
из этих палестин в столицы, разборы чинить: так-то  оно  всем  лучше.  И
"нет" тебе не ответить: боюсь, те, что тебя ищут, не раскладов  от  тебя
ждут, а побыстрее в лучший мир сопроводить желают... Нет?
   Аля стояла, слушала,  половину  из  сказанного  просто  не  понимала,
пропускала и чувствовала притом огромную усталость.  Расписной  имел  ту
власть, которую имел, не напрасно: он почти убедил ее, еще  немножко,  и
она покорно сядет в автомобиль и положится  на  волю  Провидения  да  на
справедливость братанской разборки... Но будто острая точка пульсировала
маячком  в  мозгу:  нельзя,  нельзя,  нельзя...   Пока   она   свободна.
Сво-бод-на.  И  -  вольна  принимать  решения,  сопротивляться,  бежать,
наконец. Этот  Владимир  Евгеньевич  умен,  целеустремлен,  настойчив  и
абсолютно уверен в себе; говорит, глядя ей прямо в  глаза,  и  от  этого
взгляда ей становится  нехорошо,  хотя  Олег  и  учил  ее  специально  и
"держать взгляд", и уходить из-под него, все равно; и это был не  страх,
нет, какое-то властное желание прислониться к чужой  силе,  укрыться  за
ней... Самое  человеческое  из  всех  желаний,  самое  женское  из  всех
человеческих... Был бы рядом Олег... Но его рядом нет. Он остался в той,
другой жизни, и как теперь к ней вернуться? Но она постарается.
   Алины мысли бежали словно сами собой, а рефреном  она  слышала  слова
Ксении:
   "Вот только пропадать не хочется. Жалко пропадать".  В  том,  что  ее
убьют непременно и обязательно,  она  уже  не  сомневалась:  чем  бы  ни
закончился "разбор полетов", оставить ее в живых никто не озаботится.
   Девушка сосредоточилась. Она не забывала внимательно следить за  тем,
чтобы Владимир свет Евгеньевич не приблизился к ней ни на шаг; а он и не
пытался.
   Слишком был уверен в себе. В своем  уме,  мужском  обаянии,  куражном
азарте. Чего греха таить, при других обстоятельствах Аля с удовольствием
поддалась бы той силе, что исходила от этого мужчины. Но не теперь.  Она
решилась.
   Кивнула, обреченно, потерянно, произнесла едва слышно, одними губами:
   - Хорошо...
   Ей было не важно, слышит  ее  сейчас  Владимир  Евгеньевич  или  нет;
девушка  играла  на  другом:  на  неистребимом   мужском   тщеславии   и
самодовольстве. Весь ее вид сейчас  должен  был  говорить  ему:  да,  он
победил, он красноречив, обаятелен,  неотразим!  Он  подчинил  ее  себе.
Под-чи-нил!
   - Ну вот и славно... -  Мужчина  подался  чуть  в  сторону,  галантно
пропуская девушку вперед, Аля сделала быстрый шаг  и  вдруг  -  с  лета,
мыском ступни ударила мужчину туда, куда наметила! Не дожидаясь, пока он
скорчится и рухнет, пнула другой ногой,  освобождая  путь,  наклонилась,
одним движением выхватила пистолет из кармана дверцы, щелкнула затвором,
почувствовала, как патрон пошел в патронник, и снова отступила  на  шаг,
направив оружие на сидевших в машине.
   - Не дергаться! Руки на руль и иа доску, чтобы я их видела!
   - Сучка, да ты.... - попытался было качать права водила,  высунувшись
из машины, - видно, слишком не вязался вид грозного боевого пистолета  и
хрупкой девушки, сжимающий его в руках.
   - Сидеть, сявка! -  хрипло,  с  присвистом  выдохнула  Аля.  -  Башку
проломлю! - Сообразила, быстро перевела  ствол  на  корчащегося  в  пыли
авторитета, добавила в голос почти не наигранной истерики:
   - Застрелю!
   - Тебе кранты, сучка! Я тебе ноги выдерну! - в запале проорал водила,
но замер мгновенно, остановленный полным боли рявком старшего:
   - Молчать! Сидеть! Оба!
   Длинноволосый Сазон оказался самым дисциплинированным: каким-то пятым
чувством он понял, что слова девушки - не пустая  угроза,  и  смирненько
себе отдыхал, положив руки ладонями вниз на приборную доску.
   Владимир  Евгеньевич,  кряхтя  и  морщась,  прижимая  руки  к   паху,
поднялся, скроил на лице подобие улыбки, оскалив крепкие  клыки,  словно
крупный палевый пес, ограниченный в своей нутряной злобе длинной цепью.
   - Переиграла, кукла. Ну-ну. Еще не вечер. - Распрямился, хотя  стоило
это ему невероятных усилий и нешуточной боли. - Шмалять будешь?
   - Дернешься - буду!
   - Ну-ну. Верю. Рому Жида ухлопать и уйти чисто - твердая рука  нужна.
И мозги светлые. Недооценил. Ну  что?  Раскланялись-разбежались?  Только
клятв с меня не бери, шавка, что преследовать не буду и искать не стану.
Сумею - достану, не прощу. Все поняла? Или - повинишься?  Шпалер,  пыль,
остальное спишем на бабскую истерику. А?
   - Обойдусь.
   - Дело хозяйское. Может, хоть обзовешься? Девка ты, видать, тертая...
А глаза - как у ангела. - Мужчина снова улыбнулся-оскалился:
   - У падшего.
   - Слушайте теперь  внимательно  меня,  Владимир  свет  Евгеньевич,  -
произнесла Аля сколь возможно твердо. - Первое.  Романа  Ландерса  я  не
убивала. Но это мне не помешает снести вам полчерепа  и  завалить  ваших
подручных следующими двумя выстрелами, если вы решите, что я пай-девочка
и не умею пользоваться оружием.
   Возможно, меня подставили именно потому, что знали,  как  я  умею  им
пользоваться.
   Это второе. И третье: никогда не угрожайте человеку с  наведенным  на
вас пистолетом в руках, особенно  если  этот  человек  -  доведенная  до
отчаяния девчонка! Нож есть?
   - Нож?
   Единственное, о чем жалела девушка, что кольт оказался без глушителя.
А то бы она быстренько продырявила все четыре колеса этой боевой  машины
братвы, заодно продемонстрировав,  как  может  работать  сия  громоздкая
игрушка в умелых руках! Длинноствольный кольт  сорок  пятого  калибра  -
оружие ломовое, вовсе  не  для  нежных  девичьих  пальцев;  но,  как  ни
странно, Аля впервые за последние сутки ощутила себя полностью спокойной
и защищенной: гены? трудное детство? прошлый опыт?
   - Финка, перо, тесак, стропорез, заточка... Я понятно объясняю?!
   - Девка, а ты не боишься, что...
   - Не боюсь. Пусть водила выйдет и хорошенько поработает с покрышками.
   Живо! В конце улицы заурчал мотор.
   - Тебе не уйти, девонька, - резко сказал Владимир Евгеньевич.  -  Это
Ромины люди. Последний шанс: ствол на землю, сама в бибику - и отъехали!
Решай, быстро!
   Мысли заметались в Алиной голове, но выпускать из рук оружие  она  не
хотела. Просто боялась.
   - Ключ в зажигании, сами - вон из джипа, бегом! - Девушка  нервически
дернула стволом..
   Авторитет продолжал сидеть неподвижно.
   - Крест, здесь не до понтов, - обратился к боссу длинноволосый  Сазон
с дрожью в голосе, - девка психованная, если Ландерса  ухлопала,  терять
ей нечего... А в кольте - десять "маслят", все один к одному. И  на  нас
хватит, и на Ромкиных чертей.
   - Понты, говоришь?
   Звук  мотора  нарастал,  неведомый  автомобиль  должен  был   вот-вот
показаться из-за взгорка.
   - Ну. На хрен нужно бодаться с ушибленной на всю голову шлындрой,  а,
Крест?
   -  Ладно.  Выметаемся.  -   Крест   наклонился   и   что-то,   шепнул
длинноволосому Сазону.
   Все трое мужчин вышли из машины.
   - За обочину, гуськом! - скомандовала девушка.
   Из-за  взгорка  показалась  старенькая  "бээмвуха".  Аля   заметалась
глазами:  дорога  здесь  была  слишком  узкой,  чтобы  разминуться  двум
машинам, да и тертые  ребятки  тихо  смотреть  не  будут,  как  какая-то
сопливка  угоняет  их  авто.  Но  ни  обдумывать  ситуацию,  ни   что-то
перерешить не было времени.
   - Стоять! -  визгливо  крикнула  Аля,  надеясь,  что  в  показавшейся
иномарке ее расслышат.
   Автомобиль остановился. Раскрылась дверца, из-за руля показался  юный
кучерявый кавказец:
   - Дэвушка, что за дэла, да?
   - К обочине!
   - Слюшай, свэрнем, ты нэ нэрвничай, состаришься... Аля рассмотрела: в
салоне кроме молодого водителя  -  только  две  девицы.  Не  успела  она
перевести дух,  как...  Каким  чутьем,  каким  боковым  зрением  девушка
почувствовала движение сбоку и сзади - бог весть: полукувырком она упала
на дорогу и, направив ствол назад, спустила курок.
   Два выстрела слились в один.  Долговязый  Сазон  выронил  коротенький
"глок" и, держась за живот, побелевший как  мел,  осел  в  жухлую  траву
обочины. Аля повела стволом и снова спустила  курок.  Высокий  фонтанчик
взметнулся в сантиметре от ноги старшего, Креста.
   - На землю! - приказала она.
   Кавказец суетливо скрылся в машине; взревев движком, "БМВ" попятилась
и через полминуты скрылась из виду.
   Аля подбежала к джипу, вскочила  на  водительское  сиденье,  хлопнула
дверцей, перекинула ручку скоростей, выжала сцепление  и  надавила  газ.
Автомобиль прыгнул с места, Аля едва успела  вывернуть  руль,  чтобы  не
въехать на высокую обочину; джип подпрыгнул на колдобине и  стремительно
помчался по дороге, поднимая пыль.
   Автомобиль кавказца  успел  вильнуть  в  сторону,  Аля  пронеслась  в
миллиметре, скрежетнув  по  обшивке  и  сбив  с  приземистой  легковушки
зеркало. Она мчалась  прочь  от  моря,  поворачивая  на  каждую  улочку,
казавшуюся ей широкой.
   Ее душили слезы. Впереди - мелькание незнакомых домишек,  неизвестных
ей улиц и проулков, впереди - неизвестность. Сзади... сзади она  ощущала
горячее дыхание преследователей... И не важно, что пока  за  ней  погоню
еще не наладили: куда можно скрыться, если ты  не  знаешь  даже,  кто  и
почему тебя гонит?! И плакала она оттого, что совсем одна, что не  нужна
никому, что тот единственный человек, которому она нужна, сейчас  далеко
и не знает, что с ней, и не  сможет  помочь...  И  если  она  не  сумеет
выпутаться, спастись, он останется один на  всей  земле,  и  у  него  не
останется ничего, даже надежды... В то, что она сможет спастись, Аля уже
почти не  верила.  А  слезы  застилали  глаза,  делая  утро  призрачным,
размытым, будто в дождь.
   Аля вылетела на большак на полной скорости, успела Удивиться,  выжала
тормоз, крутнула руль, но  тяжелую  машину  поволокло  дальше...  Что-то
заставило ее повернуть голову вправо. Последнее, что  Аля  увидела,  был
наплывающий бампер, он показался ей огромным... А потом  был  удар  и  -
темнота.
 
Часть четвертая 
 
СОН РАЗУМА 
 
Глава 22 
 
   Кавалькада из трех машин представительского класса мчалась по шоссе в
сторону Москвы на максимально  допустимой  скорости.  В  средней,  серой
"вольво", двое мужчин полудремали на заднем сиденье. Вернее, полудремал,
или делал вид, что дремлет, лишь  один  из  лих;  другой  через  равные,
довольно небольшие промежутки времени зажигал очередную сигарету и жадно
затягивался. Время от времени он доставал из  карманчика  двери  плоскую
фляжку с "мартелем" и прикладывался, каждый  раз  все  основательнее.  В
отличие от серийной  машины,  пассажиров  от  водителя  отделяла  тонкая
дымчатая перегородка.
   - Глостер... -  прервал,  наконец,  более  чем  получасовое  молчание
низенький крелыш.
   - Да, Дик?.. - Высокий брюнет повернул-голову и посмотрел  на  соседа
пустым, как выцветшее знойное небо, взглядом.
   - Ты ведь доложишь Лиру объективную информацию о происшедшем...
   - Будь уверен.
   - Глостер, мы давно в системе. Но оба знаем, как важна интонация.
   - Важны факты. И Лир признает только их.
   - Факты? Ландерса наша девка завалила на раз! И вся свора кинулась за
Егоровой, а сия ретивая сучонка уж  их  помотает,  буть  спок!  Пока  не
пристрелят! А то, что ее пристрелят, - без вопросов! Так в чем прокол?
   Черноволосый   только   скривился   в   гримаске,   очень   отдаленно
напоминавшей улыбку, и ничего не ответил.
   -  Глостер...  -  едва  слышно  проговорил  крепыш  так,  словно   из
воздухопровода с сипением выходил воздух; и не понять, что  слышалось  в
этом голосе - мольба или угроза? - Не надо меня закапывать!
   Глостер выдержал паузу, потом произнес миролюбиво:
   - А кто об этом говорит? Произошел срыв одной из операций,  я  обязан
доложить. А решения будет принимать Лир.
   - Да не было никакого срыва!
   - Да? Ты считаешь, акция с Батенковым  прошла  блестяще?  Эта  девка,
Оля, права: наваляли гору трупов, положили кучу  собственного  "мяса"  и
оказались по уши в дерьме. В конском.
   - Ты так и будешь докладывать Лиру?
   - Лир не любит эмоций.
   - Тогда и начни с того, что появился Маэстро.
   - Появился некто, кто назвался этим псевдонимом.
   - Что значит - назвался?
   - Маэстро мертв. Он - списан.
   - Мертв? Глостер, девка права: мертвые не убивают!
   - Не горячись,  Дик.  Я  оставил  несколько  человек  в  городе.  Они
тщательно расследуют  все,  что  касается  Маэстро,  вернее,  того,  кто
назвался этим псевдонимом. Доложат, вот тогда и будем решать что и как.
   - Не лукавь, Глостер! "Будем реша-а-ать..." Решает у нас только  один
человек. Лир! - Дик чуть понизил  голос,  произнес,  глядя  прямо  перед
собой в непрозрачное дымчатое стекло:
   - И последние его решения не назовешь разумными.
   - Да? - приподнял брови Глостер.
   Дик заметался взглядом, хлебнул из горлышка, выдохнула - Да. Ты  тоже
так считаешь, Глостер, Все так считают. Все.
   - Вот как?..
   - Прекрати, Глостер. Ты же видишь, как за последний год сдал  старик.
Лир  выглядит,  как  раковый  больной  в  неоперабельной  стадии.  Я  не
удивлюсь, если держится он только на наркотиках. А потому...
   - Ну? Я слушаю тебя внимательно, Дик, -  медленно  Произнес  Глостер,
выделив голосом слово "внимательно".
   - Не нужно на меня давить, Глостер. Не надо меня пугать. Смерти я  не
боюсь. Навидался... Я боюсь глупой смерти.
   - Смерть не бывает умной или глупой, - процедил Глостер. - Она всегда
безобразна.
   - Погоди, Глостер. Тебе не надоело играться словами?
   - Играться?
   - Ты прячешься за эту шелуху, за эту муть, боясь отдать  самому  себе
отчет:
   Лир спешит в могилу. И будь уверен, увлечет за собой нас  всех!  Всех
до единого!
   Ты не  думай,  я  не  пьян,  просто...  Нынешняя  операция  разве  не
доказательство его надвигающегося безумия?
   - Операция была продумана до мелочей. И завалил ее...
   - ...Случай. Тяжкий, роковой, но случай. Маэстро - как раз такой.  Он
как рок: неотвратим и смертоносен. Не так?
   - Мы же договорились, Дик. Пока не  будет  установлено,  что  Маэстро
жив, - он мертв.
   - Ну да, ну да... И все же... Насчет "продуманности до мелочей"...  А
тебе не кажется, Глостер, что обе акции,  и  с  Батенковым,  и  с  Ромой
Ландерсом, были напрочь лишены той ясности, простоты, что и  приводит  к
успеху... Нет?
   - Идея операции была предложена...
   - ...Лиром. Я угадал?  Ну,  положим,  подвести  эту  девку,  Киви,  к
Батенкову было не так глупо. Но разве  не  проще  -  ей  же  и  завалить
авторитета? Застрелить, отравить, уколоть ма-а-аленькой такой иголочкой,
до которых в прошлые  времена  наши  органы  были  такие  охотники...  И
скончался бы Батя в своей постельке  от  острой  скоротечной  пневмонии,
саркомы или какой другой малярийной заразы... Дело не  в  способе,  а  в
сути: ты не находишь, Глостер, что кондовую, но  эффективную  и  простую
схему Глостер заменил просто-напросто игрой?
   - Не  передергивай,  Дик.  В  случае  с  Батенковым  нет.  Ты  и  сам
понимаешь.
   - Понимаю. Устранение Бати было задумано как разборка между Ландерсом
и Батенковым. Убрать  двух  зайцев  кряду  и  -  втянуть  в  междуусобье
оставшихся братков и сочувствующих с той и другой стороны. И пока холопы
дерутся - заполучить всю тарелочку с голубой каемочкой.
   - Складно излагаешь, Дик. Ясно  и  просто.  А  ты  говоришь  -  игра.
Игра... поломалась, когда все твои бойцы полегли смертью дебилов в  этом
злачном ресторанчике-шале. Пришлось зачищать все начисто, лучше  никаких
трупов и горелый  остов  увеселительного  заведения,  чем  трупы  ничьих
людишек.
   - Глостер...
   - Да ты не беспокойся,  Дик.  Во-первых,  ты  прав.  Все  не  так  уж
провально.
   Наша оперативная агентура поработала на совесть: мало того, что  слух
о трениях между Батенковым и Ландерсом распространился  уже  достаточно,
никакой другой идеи братве по горячке просто в голову не  придет!  Ну  а
когда таковая идея явится - будет поздно: как говорили в Одессе,  четыре
сбоку - ваших нет. Да к  тому  же  ты  знаешь,  Лир  не  любит  отдавать
фатальных приказов, касающихся его людей, досконально  не  разобравшись.
Первые сведения из Южногорска и окрестностей - о том шальном малом,  что
перестрелял всех и вся, - подойдут уже сегодня к вечеру.
   И завтра утром мы получим  пусть  мутную,  но  картинку  относительно
незапланированной "случайности"  на  милом  лазурном  побережье...  Этот
назвавшийся покойным Маэстро, может статься, совсем  неведомый  фигурант
какой-нибудь из контор, государственной, Частной. Решил вступить в  игру
и  начать  с  того,  чтобы  нас   мистифицировать:   некоторые   обожают
мистификации, уж очень это действует на потравленные войной  и  кокаином
мозги, вроде твоих.
   - Ты не дослушал, Глостер. Скажи, зачем Лиру нужна была эта  подстава
с этой Алей Егоровой? Умом - понимаю, разумом - не могу  оценить  иначе,
как претенциозную глупость, усложняющую простую операцию устранения.
   - У всех свои маленькие слабости, Дик.
   - Маленькие? Слабости? - Дик снова приложился  к  бутылке  и  глотал,
пока емкость не опустела. - Слабости... Коллекция "Карты  Таро"  -  тоже
слабость?..
   - Дик...
   - Нет, Глостер, нет. Лир сходит с ума.  Сначала  эта  его  идефикс  с
девками-киллерами...
   - ...Блестяще себя оправдавшая в случай с Ландерсом, нет?
   - Дьявол, Глостер, ты никак не хочешь понять! Старик не разрабатывает
операции, он давно играет, и именно от этого получает свой ма-а-аленький
кайф?  И  игра  эта  становится  все  более...   художественной.   И   -
рискованной.