ься  и  поиграть  с
кокетливой девицей в жмурки.
   Аля дернулась, но  поняла:  из-за  спутанных  ног  никуда  не  сможет
убежать, Глостер распорет ее ножем раньше, чем  она  успеет,  проскочить
мимо него в другую половину комнаты. А Глостер вдруг  застыл,  замер  на
месте, прижав ладонь к голове и раскачиваясь, как  китайский  болванчик;
зрачки его невидящих глаз расширились так, будто свет  для  него  померк
разом, сгустился до темно-фиолетового сияния...
   Нижняя губа Глостера  отвисла,  из  горла  вырвался  звук,  тяжкий  и
неприятный  до  дрожи,  словно  скрежет  песка  по  стеклу,  а  на  лице
отпечаталась дикая, всесокрушающая боль, завладевшая его телом... Сейчас
он не ощущал ничего вокруг.
   И ничего не желал. Боль освобождает душу от пустых  мудрствовании,  а
совесть - от пустых обязательств.
   Глостер медленно, будто куль с сырым овсом,  осел  на  пол  и  рухнул
навзничь, прикрыв своим телом руку с зажатым в ней ножом... Аля чуть  не
заревела от досады! Куда можно убежать стреноженной? Но времени  hit  на
то, чтобы медлить, ни на то, чтобы отчаиваться, не было.  Девушка  мигом
отбросила прочь покрывало; ноги ее были накрепко перехвачены  капроновым
шнуром под коленкам и у  лодыжек.  Аля  попробовала  ногтями  -  тщетно:
слишком умело накручены  узлы,  их  можно  или  перерезать,  или...  Да!
Перегрызть! В одно мгновение Аля подтянула колени к  груди,  наклонилась
так, что достала зубами путы, вцепилась в них... Разбитые  и  покусанные
губы разом треснули, кровь потекла по подбородку; девушка  почувствовала
боль в деснах: капроновые нити резали, как осока...  Слезы  закипели  на
глазах, но она продолжала терзать зубами неподатливый тонкий шнур,  пока
не выплюнула изо рта бурые от крови кисточки - концы перетертой веревки.
   Оглянулась. Глостер продолжал лежать  у  кресла  неподвижно,  рука  с
оружием была так же неловко  подвернута.  А  может,  у  этого  параноика
инсульт и страх наконец-то добил  его?  Подползти,  попытаться  вытащить
нож?.. Пет! Стоит Глостеру,  даже  полупарализованному,  только  двинуть
рукой с отточенным и скорым, как тень, клинком... Нет, подходить к  нему
близко Аля боялась: ей казалось, он, даже мертвый, схватит ее и утащит с
собой  в  черную  пузырчатую  бездну...  Девушка  лихорадочно   пыталась
обнаружить хоть что-то острое. А может  быть?..  Ну  да:  нужно  разбить
бокал и его  осколком  разрезать  веревки  на  лодыжках!..  Кое-как  она
встала; затекшие ступни свело острой болью так, что Аля едва  не  упала.
Собралась с силами, прыгнула по белому .паласу  раз,  другой,  и  тут  -
комната закружилась, тоненькая теплая струйка покатилась из носа, густые
капли  падали  спелыми  земляничными  ягодами  и  зарывались  в  белизну
ангоры... Ноги сами собой подкосились, и девушка упала ничком на пол.
   Если она и потеряла сознание, то совсем ненадолго. Комната вокруг как
бы медленно вращалась. Аля сделала усилие, приподнялась на локотках -  и
увидела себя в громадном зеркале шкафа-купе. Худенькая,  как  подросток,
девчонка, с измазанным кровью лицом, с  припухшими  от  побоев  носом  и
губами...  В  нескольких  шагах  от  нее  лежал  застреленный  Глостером
человек. Остекленевшие глаза мертвеца мутно таращились  в  пространство;
голова его была повернута так,  что  девушке  казалось:  убитый  смотрит
именно на нее.
   Аля с трудом справилась с накатившим приступом  тошноты  и  животного
страха: ей даже показалось, что волосы шевельнулись у нее на .голове....
Девушка опустила взгляд, упрямо тряхнула головой, закусила  губу  и,  не
обращая внимания на кровяную  струйку,  вновь  попыталась  встать...  Но
дурнота и слабость снова закружили голову грязными  клочьями  мохнатого,
солоноватого  на   вкус   тумана,   остро   царапающего   горло,   будто
горько-удушливый дым... Руки не выдержали напряжения, Аля ткнулась лицом
в белоснежный палас и замерла так, чувствуя, как  слезы  застилают  лицо
душно-горячей волной, словно уставшее от зноя море.
 
Часть одиннадцатая 
 
ПУТЬ ВОИНА 
 
Глава 64 
 
   Кровь ударяла в виски, будто механический молот. Удары были частыми и
тяжкими, и каждый красил мир грязно-желтым. Только потом Аля поняла, что
это - стук  ее  сердца.  Во  рту  она  чувствовала  солоновато-приторный
привкус крови.
   Кое-как  изогнувшись,  перепилила  ребристым  осколком   только   что
разбитого бокала путы на ногах. Капроновая веревка разошлась как бы сама
собой; девушка обессиленно  растянулась  на  полу,  чувствуя  лишь,  как
пульсирует кровь в порезанных в спешке подушечках пальцев. Грязно-желтая
пена превратилась в  красновато-бурую,  потом  -  в  белоснежную...  Аля
лежала, зажмурившись, и отдыхала,  пытаясь  переждать  головокружение  и
первую голодную эйфорию  мнимой  свободы.  Кровь  била  в  виски,  будто
механический молот.
   Движение девушка не услышала - уловила - и в одно мгновение оказалась
на ногах. Глостер стоял в полутора метрах от Али  и  глядел  на  нее  со
странной смесью удивления и  злорадства.  Припадок  прошел,  но  Глостер
словно еще не вполне осознавал, где находится,  кто  перед  ним.  Притом
отливающий  тускло-сизым  клинок  боевого  ножа  был  направлен  острием
вперед, а змеистая улыбка, блуждающая на его губах, и полубезумный блеск
в глазах не предвещали ничего, кроме смерти.
   Аля не думала ни о чем. И ни на что не  рассчитывала.  Одним  прыжком
она сократила расстояние между собою и Глостером, сделала  ложный  выпад
рукой,  заставив  его  инстинктивно  дернуться  в  сторону.  Неуловимым,
быстрым движением девушка бросила ногу вперед и вверх...  Глостер  успел
среагировать, чуть отклонился, и все же  первый  удар  пришелся  в  пах,
второй, локтем, - в подбородок, пусть вскользь, но этого хватило,  чтобы
еще  не  вполне  пришедший  в  себя  Глостер  потерял   равновесие.   Он
покачнулся, защищаясь, дважды отмахнул рукой  с  зажатым  в  ней  ножом;
лезвие со свистом рассекло воздух над головой девушки. Аля присела и уже
из этого положения дикой кошкой метнулась к креслу, туда, где на паласе,
забытый, маслянисто, чернел  пистолет  с  навернутым  на  ствол  хоботом
глушителя.
   Оружие она достала в броске,  кувыркнулась  через  голову,  падая  за
кресло...
   Глостер тоже  прыгнул.  Его  длинное  сильное  тело  распласталось  в
воздухе, когда пробочным выхлопом прозвучал выстрел.
   Затворная  рамка  равнодушно  лязгнула,  выбрасывая  гильзу;  ощутимо
запахло прогоревшим порохом. Пуля ударила в грудь, тяжелое  тело  грузно
рухнуло на пол и замерло. Аля застыла, боясь пошевелиться,  ощущая  лишь
одно: вот, только что она застрелила человека, пусть даже он был  худшим
из людей... Больше всего девушку испугало, что сама она не испытывает ни
жалости, ни грусти, ни сострадания - ничего... Раскаяния тоже  не  было.
Только холодный, будто ледяное пламя, ком застыл в груди острой занозой,
и теперь, стоило ей пошевелиться или даже подумать что-то, он  отзывался
во всем теле вялой слабостью,  покорностью...  Перед  чем?  Может  быть,
именно так и подступает к человеку небытие?
   Рассуждать было некогда. Движения Али сделались суетливы и расчетливы
одновременно. Она нашла на стуле и собственный купальник,  и  спортивные
брюки, но натянула только штаны, поплотнее запахнула куртку, а кроссовки
зашнуровала  особенно  тщательно.  На  цыпочках  подкралась   к   двери,
затаилась, прислушиваясь...
   Подошла и к  окну.  Выключила  бра,  тихонечко  отодвинула  портьеру,
заглянула  за  жалюзи:  вся  территория  была   залита   мертвенно-белым
люминесцентным светом; трава в таком  освещении  казалась  сделанной  из
жесткой  синей  проволоки,  живые   цветы   на   клумбе   -   бумажными,
бутафорскими, похожими на кладбищенские украшения, пергаментные  фантики
на длинных проволочных остовах... И еще девушке  казалось  -  за  каждым
оконцем этого странного "приюта призраков" замерли  такие  же,  желающие
слиться с тьмой и стать похожими на тени, люди. Сейчас они напряженно  и
опасливо  всматриваются  о  искусственный,  неживой   свет,   заливающий
пространство, и ждут...
   Чего? Восхода, пения птиц или наступления вечной непроглядной тьмы?..
   Аля вздрогнула суеверно: стоило только ей подумать об этом -  и  свет
погас.
   Тьма первое мгновение казалась абсолютной, но уже через  секунды  все
осветилось  беспокойными  желтыми  лучами-проблесками  ручных   фонарей.
Скрытые за их светом фигуры не метались, напротив, внимательно наблюдали
за тьмой, рассекаемой узкими, как клинки, лучами, и даже Але стало ясно:
фонари наверняка установлены на  короткоствольных  автоматах,  и  каждая
замершая,  затаившаяся  в  ночи  фигурка  готова  огрызнуться  на  любую
опасность, реальную или мнимую, разящим огнем.
   И огонь полыхнул - ярко, желто, метрах в ста позади здания; следом  -
ухнуло, проурчало утробно, будто громадный, прильнувший к  земле  хищник
дрожал перед прыжком, не в силах сдержать ярость, потом -  упруго  сжало
воздух. Ночь осветилась оранжевым и ослепительно белым, и  только  потом
раздался взрыв, вой, скрежет раздираемого металла, беспорядочный  грохот
сжигаемой пулеметной ленты и рвущегося вертолетного боекомплекта.
   - Ничего себе курорт... - прошептала Аля еле слышно и застыла у окна,
прижавшись спиной к стене.
   В коридоре кто-то был.  Он  шел  к  двери,  шел  быстро,  уверенно  и
бесшумно, и замедлил шаг только перед комнатой. Скорее  всего,  это  был
тот самый Курт.
   Заметив, как тихо внутри, возможно, обратил внимание  и  на  то,  что
свет погас здесь раньше, чем на территории... И что он тогда решит?  То,
что его начальник занялся с девчонкой любовными утехами?.. А зачем тогда
Глостеру понадобился  пленник?  Хм...  Кто  и  когда  задает  начальству
вопросы? Никто. Или - Курт куда опытнее,  чем  предполагает  Аля,  и  он
вполне способен решить, что...
   Додумать она не успела. Створка двери медленно отошла в  сторону,  но
за ней никого не оказалось. Аля замерла, поймав пустой  черный  проем  в
вороненую рамку прицела.
   А двор тем временем осветился снова  -  там  словно  начали  лопаться
хлопушки фейерверка, потом -  будто  неисправный  движок  забарабанил  с
дробной  частотой  "пальцами"  по  кожуху...   Потом   "движков"   стало
несколько, но все они долбали по-разному, и теперь это стало походить на
состязание каких-нибудь народных  музыкантов  -  один  лепит  палкой  по
горшкам, другой - по забору, третий - просто гремит  себе  таратайкой!..
То, что это работают автоматы  с  глушителями  на  стволах,  Аля  поняла
сразу: сами выстрелы  были  почти  бесшумными,  но  пули,  натыкаясь  на
препятствия - стены, заборы, ветви деревьев,  "звучали"  неодинаково,  и
именно это создавало ту странную, вибрирующе-дробную  какофонию  звуков,
что билась теперь внизу. Но что более всего удивило девушку - ей было не
страшно, совсем. Может быть, потому, что стреляли не в нее?
   Только когда загрохотали  короткие,  прицельные  очереди  полновесных
"Калашниковых", Аля поняла: там идет настоящая  война,  вот  только  кто
воевал, с кем, за что?..
   - Глостер! - позвали из провальной черноты распахнутой дверцы.
   Дальше... Хлопок, вспышка, комнату заволокло угарным туманом,  и  Аля
потеряла сознание,. Но в беспамятстве она пребывала лишь секунду-другую,
не больше, очнулась, ощущая тревожное удушье и монотонную головную боль;
кровь струйкой текла из носа, а в комнате...
   Две фигуры, похожие на тени,  плавно,  по-кошачьи,  передвигались  по
замкнутому кругу ограниченного пространства, и только короткие выпады  и
редкий звон соприкоснувшихся боевых ножей  выдавал  огромное  внутреннее
напряжение смертельной схватки. Один из бойцов был Маэстро. Другой...
   То, что Глостер остался жив, Алю совершенно не удивило. И не  было  в
этом никакой мистики: слишком  громоздко  упало  его  подсеченное  пулей
тело,  чтобы  оказаться  мертвым.  Сплющенный  кусочек  металла  увяз  в
кевларовых слоях мягкого бронежилета; подсознание девушки  это  отметило
четко, а вот подумать над собственными  ощущениями  у  нее  не  было  ни
времени, ни возможности, Аля повела вокруг  взглядом:  пусто.  Куда  она
уронила оружие и было ли оно вообще? В  голове  продолжала  пульсировать
размеренными  оранжевыми  вспышками  боль,  делая  невозможным   никакие
воспоминания, но заставляя воспринимать сущее зримо и рельефно.
   Девушке не было страшно, ей было горько. Глостер оказался проворнее и
напористее. Алин выстрел лишь на некоторое время отключил его  сознание,
а теперь, вооруженный двумя обоюдоострыми короткими ножами, он наступал,
и Маэстро не мог ему противостоять... Может быть, потому, что устал,  но
хуже всего другое - Маэстро был ранен, и, судя по  всему,  серьезно.  Он
припадал на правую ногу, правая рука висела плетью, свой нож  он  держал
левой, и проворства у Маэстро хватало лишь  на  то,  чтобы  хоть  как-то
смягчать удары. После каждого сближения Аля все реже слышала скрежещущий
звон металла. Глостер доставал противника, рассекая кожу и мышцы, нанося
ранения... Але было хорошо видно: грудь Маэстро залита кровью, и если он
еще держался на ногах - то только чудом.
   Пожалуй, единственное, что ее удивляло, - это лицо  Влада.  Оно  было
спокойным и безмятежным, словно он не  ощущал  ни  боли,  ни  напряжения
смертельной схватки. Именно  эта  умиротворенная  отрешенность  выводила
Глостера из себя более всего остального; вымученным оскалом он напоминал
сейчас изгнанного из стаи волка-оборотня.
   - Ты думаешь... Ты думаешь, что умрешь безмятежно?.. - Глостер сделал
артистичный выпад с разворотом  корпуса;  новый  глубокий  порез  рассек
правую руку Маэстро, которой он в последний момент попытался  защититься
от удара. - Я хочу, чтобы ты умер с болью... С дикой болью и  ревностью:
что лучший - я, а не ты, что ты ничего не сумел в  этой  жизни!  Даже  -
отомстить!
   Але было понятно: Маэстро теперь настолько слаб,  что  Глостер  может
покончить с ним одним решающим ударом... Но он почему-то медлил.
   - Так я тебе скажу одну  вещь...  -  прохрипел  Глостер,  контролируя
клинками расстояние. - Чтобы в аду тебе было горше... Помнишь Хачгарское
ущелье?
   Пусть на мгновение, но лицо Маэстро  потеряло  невозмутимость.  И  он
снова пропустил разящий удар клинка, сумев лишь  слегка  самортизировать
его подставленным эфесом, изменить траекторию  и  тем  уберечь  себя  от
неминуемого смертельного ранения.
   - По-о-омнишь... Я ви-и-ижу, что помнишь... Ты знаешь, что приказ  на
уничтожение подразделения Барса, вашей группы, отдавал Лир?..  Знаешь...
А знаешь, кто  этот  приказ  исполнил?..  Кто  координировал  минометный
огонь? Кто командовал группой зачистки?..
   Глостер ощутимо тянул время. Теперь  его  болезненный  оскал  излучал
торжество.
   - Ты по-о-онял?! Я вижу, ты по-о-онял! Это был я! Я! - Лицо  Глостера
стало жестким и безликим, словно безлесная равнина, по  которой  некогда
прошел ледник, превратив все окружающее в пустынное подобие  небытия.  -
Ты ведь не ждал этой боли?! А теперь - оставайся с нею навсегда! Навеки!
   Глостер ударил правой. Маэстро блокировал удар неожиданно  жестко,  а
левая Глостера, вооруженная вторым ножом  и  летевшая  со  стремительной
быстротой в солнечное сплетение, рассекла пустоту... Удивление  смертной
тенью упало на лицо Глостера - и застыло оборванным криком: нож  Маэстро
вошел в правое, незащищенное  бронежилетом  подреберье  мягко,  разрывая
печень...  Глостер  рухнул  на  колени,  хватая  ртом  воздух.   Маэстро
наклонился к нему, прошептал:
   - Ты забыл, что у меня договор со смертью? Лицо Глостера  от  ранения
или страха сделалось белым как саван; обеими руками он  зажимал  рану  и
упал бы, но приставленный к шее клинок не давал ему даже пошевелиться.
   - Я хочу знать имя Лира, - произнес Маэстро. Глостер  молчал.  Словно
выброшенная на берег рыба, он лишь беззвучно открывал  и  закрывал  рот.
Маэстро оскалился жестко, сделал неуловимое движение рукой с ножом...  ,
Глаза Глостера помутнели от непереносимой боли; сейчас в них не осталось
ничего человеческого, только кричащая беззвучно и оттого особенно жуткая
мольба прекратить страшную муку.
   - Имя Лира? - спросил Маэстро тихо; он был  сейчас  будто  первый  из
демонов ада, и именно в его власти было-продлить ту муку, что держал  он
на острие клинка, или отправить бедного грешника  дальше,  в  безвестное
небытие смерти.
   Глостер назвал имя Лира и тем - выкупил себе скорую  смерть.  Маэстро
двинул рукой, тело Глостера на  мгновение  напряглось  -  и  безжизненно
рухнуло навзничь.
   Глостер был мертв.
 
Глава 65 
 
   Дальнейшее Аля запомнила  смутно.  То,  как  они  прорывались  сквозь
темные коридоры, как Маэстро чуть не силой тащил ее, полубесчувственную,
за собой, как сине-белый огонек пламени  расцветал  на  раструбе  ствола
бесшумного автомата, рассылая вперед смертоносный свинец и  оберегая  их
этим заградительным огнем, как красиво  расчерчивали  небо  трассирующие
пули, как взорвался бензобак громадного, похожего на  гигантского  жука,
"лендровера", как бойцы в масках бежали сквозь ночь и падали,  скошенные
бесстрастными пулями этой войны. бывшей для  всех  чужой...  Раньше  Аля
думала, что чужой войны не бывает, теперь... теперь она знала: не бывает
чужой смерти. Каждый, умирая, уносит в небытие частичку этого мира,  как
море - горсть песка. Навсегда.
   Маэстро гнал машину на громадной скорости через  ночную  степь,  куда
глаза глядят, лишь бы подальше от места схватки. Аля  помнила,  как  они
забрались в этот автомобиль под перекрестным огнем  ночной  перестрелки,
как проломили хлипкие жестяные ворота в дальнем  углу  пансионата,  близ
хозяйственных построек, как вырвались в  затухающую  ночь...  Погони  за
ними не было. Когда твое время отсчитывают не стрелки часов, пусть  даже
и секундные, а проблески пулеметных трасс, перестаешь обращать  внимание
на несущественные мелочи... Вроде уносящегося в ночь автомобиля.
   Неожиданно  тяжелый  "лендровер"  стал  забирать  в  сторону,   теряя
скорость.
   Маэстро упал головой на руль, заваливаясь всем телом  на  бок...  Аля
сумела  кое-как  выправить  машину;  автомобиль  проюзовал  по   инерции
несколько метров, пока  не  застыл  как  вкопанный  в  неглубокой  колее
усталым распаленным рысаком.
   Маэстро был без сознания. Футболка у него на груди  стала  мокрой  от
крови.
   Аля сначала подумала, что это от множественных  ножевых  ранений,  но
когда она начала перетягивать их найденным здесь же, в угнанной  машине,
бинтом из аптечки, обнаружила, что  Маэстро  ранен  и  в  спину,  причем
серьезно: три черных входных отверстия от пуль и  ни  одного  выходного.
Одна из ран пузырилась розовой кровяной пеной при каждом хриплом  вдохе:
пуля засела в легком. Маэстро был жив лишь чудом. Теперь он умирал.  Але
хотелось  расплакаться   от   безнадежности   ситуации   и   собственной
беспомощности, но слез не было. Впервые за последнее время к ней  пришло
ощущение жестокой, беспощадной решимости... Оно не сумело еще оформиться
в какие-то образы, но одно Аля знала точно: то, за что погиб ее отец,  а
теперь умирал Маэстро, - иллюзия, но  такая  иллюзия,  ради  которой  не
жалко потерять жизнь, ибо без этой иллюзии  мир  превращается  в  жалкое
стадо, в скопище жующих жвачных, в свору ненавидимых всеми,  ненавидящих
друг друга существ.
   - Где мы? - Маэстро  открыл  глаза,  как  только  девушка  попыталась
подвинуть его с водительского места.
   - Не знаю. В степи. Потерпи. Пожалуйста, потерпи... Я сейчас... Мы...
   Сейчас я сяду за руль.
   Аля боялась погони. Те, кто напал на особняк и вступил в бой с людьми
Глостера, не были бандитами, это очевидно.  Тогда  -  кто  они?  Силовые
спецподразделения, подчиняющиеся местным властям? Что  будет,  если  они
уже выслали погоню и скоро захватят и ее, и тяжелораненого Маэстро? Ни в
какую справедливость со стороны любых властей Аля не верила давно; да  и
поднять вертолеты на охоту за нею и Маэстро тоже вряд