ерь в кабинет.
   - Эй, мужик, очередь здеся, - пытается  остановить  меня  мужчинка  с
оплывающей  левой  стороной  лица.  Но  попытка  эта  остается  вялой  и
незавершенной: по моему взгляду он понял - если вякнет  что-то  еще,  то
его травма усугубится...
   - Да что вы, не видите, дочку машина сбила... Папаша сам не свой...
   Ну что ж... Я всегда считал женщин догадливее ночных извозчиков...
   Врач лет  под  пятьдесят,  с  лицом  землистого  цвета  и  набрякшими
непроходящими мешками под глазами... И похож скорее на Харона,  готового
переправить любого желающего по ту сторону Леты, чем на целителя.
   Доктор  сидит  за  столом  и   хлебает   быстрорастворимый   суп   из
пластмассового стаканчика. Поднимает взгляд:
   - Выйдите, я вас не приглашал.
   - В смысле...
   - Вы что, не видите, я обедаю!
   - Ночью?
   - Покиньте немедленно кабинет, больной!
   Сначала я растерялся... Потом пытался пошутить... Но когда увидел его
глаза... Он смотрел так, словно у меня на руках не ребенок и не  человек
даже, а свернутый коврик из прихожей...
   Больной... Если кто из нас и больной... Будем лечить...
   - Слушай сюда, парацельс гребаный...  Или  ты  делом  займешься,  или
сожрешь сейчас весь свой инструментарий вместе со шкафом! Девчонка  едва
дышит!
   Целитель стал бурого цвета. И аппетит у него пропал. Совсем. На что я
и рассчитывал. Сейчас мыслительный процесс  явно  ускорился,  и  айболит
натужно соображает, кто я такой... Для  "быка"  -  хлипковат,  да  и  не
выговаривают "быки"  слово  "парацельс"...  Для  простого  гражданина  -
слишком нагл и накатист...
   Остается - СОБР, ОМОН или что-то в этом роде...
   Тем временем укладываю девочку на кушетку и сую ему под нос  ксиву  с
орлом на обложке:
   -    Служба    безопасности!    Осматривай!    Живо!     Какой-нибудь
демократствующий терапевт стал бы  изучать  документик  детально,  чтобы
было на кого  жаловаться.  А  этот  -  старого  закала:  молча  встал  и
направился к кушетке.
   Хотя... Наверное, я несправедлив к терапевтам... Или - к демократам.
   - Что с ней?
   - "Колеса".
   - Машина сбила?
   - Таблетки.
   - A-a-a... - Пасынок Гиппократа вздохнул с  явным  облегчением.  -  А
тогда ее не к нам надо было везти... В психушку надо...
   Кого здесь нужно в психушку - я знаю точно.
   - Капельница... j - Что?
   - Капельница в твоем заведении есть?
   - Это с другого торца нужно было заезжать... Там у нас платное... Для
таких вот...
   - Что с дочкой, отец? - Из соседней комнаты вышла пожилая, строгая  и
худая женщина в белом халате.
   - Отравление.
   - Так. На каталку. Помогай!
   Женщина споро и быстро уложила  девочку,  закатала  рукав...  Открыла
дверцу шкафчика, нашла нужную ампулку, набрала шприц, уколола.
   Я двинулся к двери.
   -  Погоди.  Сейчас  желудок  промывать  будем.  Поможешь...   Алексей
Семеныч, ты бы не сидел сиднем, принимай больных-то, невтерпеж им, раз к
нам попали! - прикрикнула медсестра на врача.
   Тот встал, приоткрыл дверь, произнес понуро-обреченно:
   - Следующий...
   - Поехали, папаша...
   Мы провезли каталку по длинному, едва освещенному коридору, заехали в
пустую палату с двумя кроватями. Я подхватил девчонку на руки.
   - Да куда ты ее кладешь в одеже-то? Раздевай. Я снял  с  нее  верхнюю
одежду - из белья на ней оказались только  узенькие  трусики,  уложил  в
постель, укрыл.
   Медсестра выкатила штатив с капельницей, ловко  ввела  иглу  в  вену.
Вышла, вернулась с огромным пятилитровым чайником и большим тазом...
   Медсестра возилась с девочкой часа два. Я помогал.
   - Ну вот и ладушки...
   Девочка крепко уснула, щеки и губы ее порозовели.
   - Забирать?
   - Да куда уж ночью... Пусть уж до  утра...  Тогда  заберешь...  А  то
вообще-то не положено...
   - Спасибо вам...
   - Чего уж... Да и сам ты какой-то  не  в  себе...  На-а  -  Медсестра
налила мензурку спирта. - Или разбавлять будешь?
   - Не буду.
   - Тогда вот запить. - Она  подала  стакан.  Я  выпил.  Ощущение  было
такое,  словно   меня   сразу,   вдруг,   погрузили   во   влажно-жаркое
экваториальное лето.
   - Совсем ты замотанный, соколик. Сядь вот на стул,  посиди.  А  то  -
поспи.
   И я уснул...
   ...Мне снился храм. Он был сложен из  розово-белых  камней  и  уходил
куда-то в светло-сиреневую прозрачность неба, где далеко, в  невыразимой
вышине, сияли кресты золотом усталого августовского солнца...
   Светло-голубые потоки струились туда же, ввысь, и возносили чистых  и
светлых людей в прозрачно-невесомых серебристых одеяниях...  И  я  летел
вместе с ними и был полон легкого, безмятежного счастья... Но чем выше я
поднимался,   тем   тревожнее   становилось    ощущение    оставленного,
несделанного или - непоправимого.
   И я сумел перевернуться  в  потоке  и  сначала  медленно,  потом  все
быстрее устремился к земле, и навстречу мне поднимался  пар  возделанной
пашни...
   - Проспишь девку-то, отец!
   - Да... Я спал?
   - Только что не храпел...
   - Ну как?
   - Отоспится, а там - оклемается...  Хотя,  если  хочешь,  направление
выпишем.
   - Какое направление?
   - В больницу. Ты это... Она у тебя случайно траванулась или принимает
таблетки те?
   - Случайно. Регистрировать будете?
   - Это раньше строго было, а щас... Да и нам оно ни  к  чему...  Не  с
женой живешь-то? Сам?
   - Сам.
   - И девочка, значит, сама... Пожимаю плечами.
   - Вот то-то и оно-... Родители - сами по себе, детки - сами по  себе.
И никому ни до кого дела-то и нет. Горько что - сошлись, родили,  потому
и родители. А надо - чтобы были отец и мать. Жена, если мужа  похоронит,
вдовой называется, а если сына или дочь - не дай никому, Господь! -  так
все равно мать остается. И отец так же. Вот и думай, кто ты есть... А на
Алексея Семеновича не обижайся... Сын у него  пьет  шибко...  Да  и  сам
он... Видать, жизнь такая настала...
   Протягиваю женщине оставшиеся деньги.
   - Да ты чего... Я не затем сказала-то...
   - Вы меня не ограбите.
   - Хорошо зарабатываешь?
   - Нормально.
   - Ну смотри сам. Возьму... Жить как-то надо...  Зарплату  за  прошлый
сентябрь только выдали, да и то не всю... Как дочку звать?
   - Что?
   - Какой-то ты сам не свой... Забирай девочку, и  жидкого  пусть  пьет
побольше... И не этих кока-кол,  воды  простой,  ключевой  лучше  понял,
отец?
   - Да. Спасибо вам.
   - Ну, тогда - с Богом.
   Я ехал в такси домой. Девочка спала, положив голову мне на колени.
   Единственное, что я знал  точно,  -  так  это  то,  что  ни  в  какой
приемник-распределитель  этого  ребенка  я  сдавать  не  собираюсь.  Что
остается? Дать объявление в газете? "Найдена девчонка русой  масти,  еще
щенок. Верну хозяину за  вознаграждение.  Контактный  телефон.  Спросить
Дрона".
   Бред?
   Конечно бред.
   Ладно, будет хлеб, будет и песня, как писал в  нетленке  об  освоении
суверенной ныне казахстанской целины дорогой Леонид Ильич.
   Разберемся.
   Дома меня ждал еще один сюрприз.
   Ни дня без "кренделей"!
   За  время  отсутствия  мою  любимую   многокомнатную   выставили.   Я
единственный на площадке не обзавелся хорошей бронированной дверью, да и
та,  что   была,   замыкалась   на   безалаберный   замок-защелку.   Ибо
руководствовался простым правилом: для профи любой замок -  пустышка,  а
красть у меня все одно нечего.
   Легкомыслие наказуемо. Для лохов отечественных и сухарь -  бублик,  а
неприсмотренная квартирка в таком домишке, как Этот, вообще должна  была
видеться караваем!
   Представляю их разочарование!
   Ни мебелью, ни хрусталем, ни золотишком я так  и  не  обзавелся.  Всю
обстановку  квартиры  продолжали  составлять:  кресло-качалка  довоенной
постройки,  письменный  стол,  бывший  в  употреблении  холодильник,   в
котором,  насколько  мне  помнится,   оставался   замороженный   куриный
окорочок, полбутылки водки да пара яиц.
   Телевизор "Радуга", служащий мне верой и правдой уже лет  пятнадцать,
вынести можно лишь  при  помощи  бригады  грузчиков,  о  видике  я  лишь
подумывал, а компьютер-ноутбук захватил с собой в заплечной сумке...  Ах
да, еще принтер... Ну да это - дедушка японского принтерования, занимает
он добрую половину письменного стола и печатает что-то,  только  если  к
нему очень ласково обратиться, да и то - по настроению... Ну да-и  лежак
у стены, укрытый пледом.
   Ни долларов под ковром,  ни  самого  ковра,  ни  героина  в  вытяжной
трубе...
   Свое глубокое разочарование квартирой, хозяином и его благосостоянием
лохи выразили крупной надписью на стене  в  виде  слова  из  пяти  букв,
переводимого с русского общеупотребительного на русский литературный как
"человек странный, в чем-то даже чудаковатый".  Отчасти  они  правы.  Но
лишь отчасти. А вот с отглагольным прилагательным, начертанным чуть ниже
и чуть мельче и расширяющим значение основного слова,  я  совершенно  не
согласился. И приди они еще раз, я бы доказал им их не  правоту  в  ходе
дискуссии. Ясное дело - на словах.
   Я стащил с девочки джинсы, свитерок, закутал в свою ковбойку и уложил
на топчан. Сам устроился в кресле-качалке,  в  соседней  комнате.  Нужно
было разыскать ее родителей, и вообще...  Мысль  эта  мелькнула  и  тихо
угасла.  Успеется.  Утро  вечера  мудренее.  Тем  более,  что  до   утра
осталось... Хотя зимой ночи длинные...
   Уткнувшись в плед, я снова уснул.
   Мне снилось, что я замерзал...

Глава 19

   - Не спи, замерзнешь.
   Разлепляю веки и вижу перед  собой  лицо  девочки  -  Ты  кто?  -  Ее
огромные серые глаза смотрят на меня серьезно и требовательно.
   - Конь в пальто.
   - А-а-а... - Похоже, ответ ей понравился. - А где мы?
   - В Швейцарии. Из окна - вид на Женевское озеро.
   - Понятно. -  Девочка  оглядела  комнату,  взгляд  ее  задержался  на
надписи на стене. - Шировой?
   - Нет. Просто сонный.
   - На "колесах"?
   - С устатку.
   - Живешь здесь?
   - Угу.
   - А хата чья?
   - Народная.
   - Сторожем, что ли?
   - И дворником.
   - Ясно. Как тебя зовут, дворник-затворник?
   - Дрон.
   - Что-то я о тебе не слышала.
   - Еще услышишь...
   - Блин, как мне хреново!.. Закурить есть?
   - Ага. - Бросаю ей пачку "Кэмела", девочка  ловко  поймала,  извлекла
сигарету, подхватила брошенную следом зажигалку, прикурила.  То,  что  я
ошибся насчет ее возраста, - очевидно. Но  думаю,  ненамного.  А  вот  с
жизненным опытом у нее, видно, вполне все в порядке...
   - Кайфно. У тебя тут кофе водится?
   - Должен бы. Посмотри на кухне.
   - Тебе принести?
   - Да.
   Девочка  появилась  через  несколько  минут  с  подносом  на  котором
дымились две большие чашки кофе.
   - А с едой у тебя не очень. И сахару тоже -  пять  кусков.  Чего,  на
мели сидишь?
   - Когда как.
   - Значит, как все.
   - Как тебя зовут? - спрашиваю девочку.
   - Ты что, тоже ни фига не помнишь?
   - Смотря что...
   - Я - Аля. Разве  нас  не  Тор  познакомил?  Еще  осенью?  Встряхиваю
головой. Или я не  проснулся  еще,  или  действительно  примерз.  И  все
происходящее - бредовая галлюцинация. Насколько мне помнится, Top -  это
бог-громовержец в скандинавской мифологии. А вот кто такая Аля там же  -
не помню.
   - Кто такая Аля?
   Девочка смотрит на меня встревоженно:
   - Аля - это я. Ты что, на полной  измене?  У  тебя  есть  чего-то  на
раскумар?
   - Кому?
   - Тебе. Тебя же трясет всего. Тремор.
   Выпиваю кофе глотками - горячий. Меня точно трясет. Пробег по зимнему
бездорожью и собственному разгильдяйству не прошел без последствий. Судя
по всему, у меня температура. И немаленькая. Какая - узнать не  удастся,
ибо градусника не держу. И раскаленность собственного  тела  никогда  не
измеряю из принципа: начал болеть  -  значит,  больной.  А  так  леченая
простуда проходит за семь дней, а нелеченая - аж за неделю.
   Одно мне ясно: пора прекращать этот диалог параноика с шизофреником.
   - И все-таки мне очень хреново... - произносит Аля. Потом смотрит  на
меня - все так же внимательно, но  уже  по-новому...  Действие  сонников
ослабевает, значит, память заработала. - Нет, Тор нас не  знакомил.  Кто
ты такой? И откуда ты взялся? И вообще - как я сюда  попала  и  где  моя
одежда?
   - Твоя одежда в ванной...
   Не дослушав, девочка вылетела из комнаты.  Все  ее  вещи  я  попросту
забросил в таз, засыпал порошком не стирались они  с  полгода,  а  образ
жизни она вела, надо полагать, далекий от домоседства... Все, что было в
карманах, а именно: губную помаду, два презерватива, расческу  и  пустой
пласт берлидорма, - выложил на подзеркальник.
   Возвратилась она через полминуты, похожая  на  дикую  кошку:  верхняя
губа чуть приподнята, глаза прищурены, в правой руке зажаты ножницы.
   - Я тебя сейчас убью, гад. Прикончу, понял?
   - Еще бы... Насмерть?
   - Ты... Ты меня колол! Сука! -  Девочка  закатала  рукав  и  показала
"трассу", оставленную иглой.
   - Капельница...
   - Какая капельница? Ты меня ширнул, потом раздел И трахнул!  Ты  меня
трахнул?
   - Нет. А зачем?
   - Что - зачем?.. А одежду намочил нарочно, чтобы я слинять не смогла?
Так?
   Как мне это надоело! И еще - я разозлился. Чуть раскачиваюсь назад  и
рывком встаю с кресла.
   Потягиваюсь.
   - С добрым утром...
   - ...тетя Хая. Кто ты такой?
   - Дронов Олег Владимирович. Ученый-аналитик. Насчет аналитика, да еще
и ученого, я, разумеется, приврал, но уж очень  хотелось  произвести  на
ребенка впечатление.
   - Тремора у меня нет, а есть начинающаяся простуда. Это первое.  Тебя
я нашел в собственном подъезде, у батареи, в полной  отключке.  Отвез  в
больницу.
   Там тебе сделали промывание желудка,  прочистили  кровь  капельницей,
отсюда "трасса" на руке. Это  второе.  Никакого  Тора  я  не  знаю.  Это
третье. И последнее - одежду твою бросил стирать, потому что эти грязные
тряпки трудно  назвать  одеждой  для  нормального  человека.  Если  тебе
невтерпеж, можешь их высушить на  батарее  или  утюгом  и  выметаться  к
чертовой матери. У меня все. Да, и ножницы положи, пожалуйста, на место.
   Девочка застыла на секунду, губы ее затряслись,  из  глаз  покатились
слезы...
   - Почему... Почему...
   Я подошел,  погладил  по  голове,  девочка  уткнулась  мне  в  грудь,
.подняла заплаканное лицо:
   - Почему ты меня подобрал? Ведь никто же не подобрал... Всем на  всех
наплевать...
   - Ты плохо думаешь о людях.
   - А что в них хорошего... Насмотрелась я на людей...
   - Значит, это были вовсе не люди...
   - А кто?
   - Так... Труха.
   - Но ведь никто же не подобрал... Вчера...
   - В полвторого ночи жители редко по подъездам слоняются.
   - А ты чего?
   - Из командировки возвращался...
   - Ну и прошел бы мимо...
   - Мне не нравится, когда дети умирают в подъездах.
   - Я не ребенок. Давно.
   - Так сколько тебе лет?
   - Какая разница...
   - А все-таки....
   - Пятнадцать... Будет.., В куклы я давно не играю.
   - А жаль.
   - Что?
   - Аля... Кстати, что за имя такое? Восточное, что ли? - Да нет.
   Нормальное, русское. Александра. Сокращенно - Аля. Саша мне как-то не
нравится.
   Ну а мне - как раз наоборот. Просто имена мы  ассоциируем  с  людьми,
которых знали когда-то, может быть, даже очень давно, в детстве. И  если
это были хорошие люди...
   - А... Вас мне как называть?
   - Как хочешь. Вернее - как удобнее.
   - На "ты" можно? Просто во всех тусовках на "вы" называют или  важных
"чайников", или дутых лохов. А ты вроде хороший. Хотя и не тусовщик.
   Признаться, я тоже за обращение на "ты" - но между своими.  Обращение
на "ты" в кругах киношных, писательских, богемных, творческих  вообще  -
норма; "вы" говорят либо заведомым мэтрам, либо людям, не  принадлежащим
к "своему" кругу, либо ставшим крутыми начальниками, но и те  обижаются,
если в неофициальной обстановке им выкают. Ибо это - признак  неуважения
или неприятия.
   Но я не принадлежу ни к богеме, ни к тусовке. И для  меня  общение  с
кем-либо на "ты" - признак вовсе не панибратства, но доверия. А доверие,
как известно, обязывает. Если же я ошибаюсь и "клиент" решает, что,  раз
позволительно "ты", значит, уже  и  братан,  и  за  водчоночкой  слетаю,
приходится  растолковывать,  и   непонятливый   впредь   называет   меня
исключительно на "Вы", причем с заглавной буквы.
   - На "ты" можно. Даже нужно. Очень хочется расспросить Алю, хотя бы о
ее родителях, но чувствую - сейчас не время.
   - Ты есть хочешь? - спрашиваю девочку.
   - Вообще-то не очень.
   - А я - хочу. Так что делимся: я иду за едой, ты приводишь  хибару  в
сияющее состояние. Идет?
   - Попробую... А если хозяева вернутся?
   - Хозяин здесь я.
   - Что-то не похоже... Хата роскошная.
   - А что здесь плохого?
   - Ничего. Только... ты совсем не выглядишь богатым.
   - Я тщательно маскируюсь. К тому же квартирка досталась мне вроде как
в подарок.
   - Это кто же такой щедрый?
   - Гудвин. Великий и Ужасный.
   - А-а... Я читала в детстве. Что-то про волшебную страну.
   - У нас вся страна - волшебная.  Сейчас  -  время  чудес.  Скоро  оно
закончится.
   - Если и так - об этом никто не пожалеет.
   - Это точно. Поле чудес бывает только в стране дураков. А кому  охота
считать себя дураком... Ну что, договорились?
   - О чем?
   - Ты прибираешься, я бегу за хлебом насущным.
   - Давай.
   - Только не сбегай.
   - Голая? Одежду ты намочил.
   - Вот и постирай ее заодно. - Набрасываю куртец, открываю дверь...
   - Олег... А ты меня в приемник сдашь, да?
   - Девочка, я бы сделал это еще вчера. Смекай. На улице  первым  делом
разыскал исправный таксофон. Набрал прямой Круза.
   - Слушаю! - после первого же гудка.
   - Привет банковским воротилам!
   - Воротилы на Уоллстрит. А у нас все трудящиеся.  Привет,  Дрон.  Как
покаталось?
   - С прохладцей. Ларин доложился?
   - Ага. В основном на русском общеупотребительном. Но смысл донес.  Вы
изрядно промерзли.
   - Круз, он или слабо  выразился,  или  ты  плохо  понял.  До  столицы
доехали просто два остывающих трупа! К тому же я заболел.
   - С каких это пор ты начал болеть?
   - Сразу после смерти. Духовной, разумеется. И-у меня  проблемы.  Хочу
денег.
   - Олег... Аванс ты уже получил...
   - И потратил...
   - Сам выбрал гонорарную систему оплаты...
   - Был  не  прав.  Погорячился.  Потряси  своих  офисных  крыс,  пусть
раскошелятся.
   - В офисе у нас сотрудники, а крысы - в подвале.
   - Изведи, и немедля. Иначе они у вас там все  баксы  сожрут.  И  банк
лопнет.
   Все сотрудники останутся без работы. Так-то. Ты записываешь?
   - Запоминаю.
   - Это - рационализаторское предложение. За него положена премия.
   Есть в море закон, он стар, как земля, Открыт неизвестно где  -  Если
крысы бегут с корабля - Быть кораблю в беде, - пропел Круз с чувством. -
Вспоминаешь классику, Вла-димирыч?
   - "Из тех бы крыс хотя бы одну, и люди могли б спастись..." Макаревич
велик. К тому же готовит хорошо. Рацпредложение снимаю.  Погорячился.  И
это не удивительно - у меня  температура.  Но  в  деньгах  нуждаюсь  все
равно. У меня проблемы. Две. Хотя можно считать их и сюрпризами.
   - Излагай.
   - Хату мне выставили.
   - Так. Что-то ценное было? - "Ценное" в понятиях Димы Крузенштерна  -
это информация, касающаяся банка "Континенталь".
   - Нет. Компьютер с собой возил.
   - Тогда это не проблема, а недоразумение. Кто, по-твоему?
   - Лохи.
   - Ладно. Уже записал: металлическая дверь, путевые замки, что еще?
   - Мебель, ковры, приличный принтер, телик, видик - ну и остальное  по
мелочи, на ваше  усмотрение...  Да,  книжки  мои  перевезите  со  старой
квартиры:
   Толик не сетует, но ему они в лом - прибавку семейства ожидает.
   - Дрон, а ты, оказывается, склонен к обуржуазиванию...
   - В соответствии с веяниями времени и генеральной линией...
   - Чего?
   - Гайдая. "Жить - хорошо. А хорошо жить - еще лучше!" Вспомнил?
   - Нетленка. Но как там же мудро заметил товарищ Аджабраил  -  "ты  не
путай  свою  личную  шерсть  с  государственной".  В  "