ала я таких  помогалыциков!  -  отвечал  в  темноте
женский голос.
   Мотька сразу узнал Нинку. А она-то здесь чего делает, небось к  менту
своему пришла? Но это он мельком подумал - гораздо  больше  интересовало
его: чего же хочет от Нинки Басмач, чем она должна помогать?
   -  Не  кипешись,  -  протянул  Басмач.  -  От  тебя  простая  малость
требуется: приглядеть, чем он дышит,  с  кем  встречается,  кто  к  нему
ходит. Трудно, что ли?
   Я знаю, раньше ты Сизому и наводки на денежные хаты подбрасывала...
   - Да я и не знала ничего! К тому же что было - быльем поросло.
   - Нет, так не бывает. Кого-ток увяз, всей птичке пропасть. Ты  и  так
Сизому ни одной дачки не отправила. Должок за тобой, выходит!
   - Ничего я тебе не должна! Отвяжись лучше...
   - Смотри, как знаешь. По нашим правилам  разговор  короткий:  на  хор
поставим и перо под сердце! Так что подумай хорошо. - А ну  пусти  меня!
Сейчас кричать буду! -  Кто  тебя,  дуру,  держит?  Иди...  Надумаешь  -
свистни.
   - Прям, разбежалась!
   - Бежи, бежи... А через пару дней я зайду в магазин,  и  ты  мне  все
обскажешь.
   В темноте застучали каблучки. Мотька подождал и пошел искать Басмача:
может, к нему тоже есть дела. Но Басмача уже не было видно  -  он  исчез
совершенно бесшумно, словно растворился в ночи.
   И вдруг Мотьку прошибла догадка: так вот  зачем  он  им  понадобился!
Из-за мента и Нинки! Ни про кого больше его не расспрашивали,  никем  не
интересовались. Только эти двое... Какой же у  Басмача  к  ним  интерес?
Нет, не к ним... Интерес может быть только к менту! А Нинка  -  наживка.
Через нее все про него разузнать можно. А если  грохнуть  его  надумают,
она может его в условное место заманить или ночью дверь отпереть...

***

   - Слышь, Володь,  -  сказала  Нинка  за  чаем.  После  чая  следовала
постель. Все чаще  она  оставалась  до  утра.  -  Ко  мне  тут  пристают
всякие...
   - Кто? - быстро спросил Волк. - И что значит - пристают?
   Он действительно не понял, что имеет в виду Нинка  под  этим  словом.
Может, щиплют ее в магазине за аппетитные места, а может  -  предъявляют
права бывшие ухажеры. Правда,  он  знал,  что  она  вроде  порубила  все
хвосты.
   - Ты в голову не бери, это мои дела, - сказала раз она. - Что было  -
было, а сейчас ничего нет.
   Голос у нее был гордый, но он не радовался: значит, готовит почву для
дальнейшего  сближения.  Может,  замуж  хочет...  А  как  на  ней  можно
жениться? И так столько разговоров да пересудов. К тому же Нинка  -  это
утеха для тела. Для души есть только Софья...
   - Кто к тебе пристает? -  раздраженно  повторил  он.  Нинка  опустила
голову:
   - Я тут с одним встречалась, это давно было, год или полтора... А  он
оказался уголовник. Несколько квартир обворовал...
   - А ты при чем? - насторожился Волк.
   - Да при том, что моих покупателей... Я им колбасу носила,  а  он  со
мной увязывался, расспрашивал: как  живут,  есть  ли  ковры,  сервизы...
Откуда я знала, что у него на уме?
   - А сейчас он где?
   - Посадили его. Пять лет дали.
   - Так чего ж ты волнуешься?
   - Сегодня его дружок меня  подкараулил.  На  туркмена  похож  или  на
узбека,  в  темноте  не  рассмотришь.  Голос  такой  страшный,  как  рык
звериный...
   - Чего хотел?
   - Про тебя выспрашивал, ругался, пугал... С ментом живешь, мол, а это
западло...
   Волк встал, прошелся по комнате, подошел к раскрытому окну,  выглянул
в ночной двор.  Нинка  и  так  компрометирует  его  перед  знакомыми,  а
оказывается, она еще и связана с уголовниками... У сотрудника милиции не
должно быть таких женщин.
   - Что молчишь? - обиженно  спросила  она.  Она  вообще  имела  манеру
обижаться - к месту, а чаще - не к месту. -  Не  нравится,  что  у  меня
жизнь замаранная?
   - Не нравится, - не оборачиваясь, ответил Вольф.
   - А я и не скрываю! - с вызовом сказала она. - И никогда не скрывала!
   - Ну, хвастать тут, прямо скажем, нечем, - сухо ответил Волк.
   - Вот ты как  заговорил!  А  раньше  сю-сю,  лю-лю...  Как  под  юбку
залезть, так я хороша, а как в душу заглянуть, так говном намазано...
   Нинка встала, зло скрипнув стулом.
   - Значит, так, - сдерживая раздражение, сказал Волк. - Хочешь, я тебя
с оперативниками сведу: напишешь заявление и они займутся этим узбеком.
   - Нет уж, спасибо! Чем с ментами  связываться,  я  лучше  в  сторонке
постою!
   - Дело твое, - не оборачиваясь, пожал плечами Волк.
   - Я домой пойду. - Тоже твое дело.
   Выходя, Нинка изо всей  силы  хлопнула  дверью  так,  что  посыпалась
штукатурка.
   - Сука! в сердцах сказал Волк.
   "Сука!" - с той же интонацией одновременно сказал кот.

***

   "Встречай двадцать третьего, нетерпением  жду  встречи,  твой  лучший
друг Иоганн". - Ну? - спросил Генрих. - Что делать будем?
   Владимир перечитал текст еще раз. Телеграмма как телеграмма. Если  не
знать всего,  что  ей  предшествовало.  А  если  знать,  то  впечатление
меняется. Это предупреждение, угроза  очень  уважающего  себя  человека.
Который вдобавок уверен, что адресат точно знает, о чем идет речь и  что
подразумевается между строк.
   - Что делать... - Владимир свернул листок бумаги и небрежно бросил ее
на стол. - Встретим.
   - Может, мне с ними поговорить? - Генрих  нервно  потер  руки.  -  Я,
правда, последние годы ничем им не помогал. Возможности утрачены,  да  и
вообще...
   Возраст, здоровье. Правда, они  и  не  настаивали.  Владимир  покачал
головой: - Только хуже будет: себе руки свяжем. Сделаем так...
   Поезд "Москва - Тиходонск" приходил на конечную станцию  в  три  часа
дня.
   Генрих  ждал  на  перроне  с  Витькой  Розенблитом.  Тот   всегда   с
готовностью оказывал мелкие услуги и сейчас был готов наилучшим  образом
встретить старого друга дяди Генриха. Правда, он не понимал, почему надо
делать вид, что  Владимир  по-прежнему  живет  в  Москве,  но  особо  не
задумывался над этой проблемой. Надо так надо...
   Скрежеща тормозами, состав остановился. Фогель вышел на перрон  одним
из первых. Для человека, отбывшего двенадцать лет в  мордовской  колонии
усиленного режима, он выглядел довольно неплохо. Светлый летний  костюм,
легкая шляпа, небольшая сумка  из  мягкой  кожи,  ровный  загар.  Широко
улыбаясь, он обнялся с Генрихом, за  руку  поздоровался  с  Розенблитом,
небрежно передал ему свою сумку.
   После  церемонии  встречи  все  трое  двинулись  по  перрону.   Через
пятьдесят метров толпа прибывших сворачивала к выходу в город. Но Генрих
вел дядю Иоганна  дальше.  В  конце  перрона  находился  железнодорожный
почтамт, за ним имелись  ворота,  через  которые  можно  было  выйти  на
привокзальную  площадь.  По  предложению  Владимира  именно  там  Генрих
оставил служебную машину.
   Про эти ворота мало  кто  знал,  поэтому  ими  и  мало  пользовались.
Отследить проходящих через  них  людей  гораздо  проще,  чем  в  обычной
вокзальной толчее. Даже если  не  знаешь  их  в  лицо.  Но  одного,  как
оказалось, Владимир знал. Это был Эйно Вялло. В белой шведке он  не  так
походил на эсэсовца, как в черной арестантской робе, хотя все равно  вид
имел зловещий. С ним  был  какой-то  незнакомец  -  крупный,  с  большой
головой и резкими чертами лица. Они  держались  в  отдалении,  но  когда
Генрих с Фогелем  прошли  в  подворотню,  быстро  побежали  по  перрону,
сокращая дистанцию. За  наружное  наблюдение  Владимир  поставил  бы  им
тройку с минусом.
   Сам он в гражданской одежде сидел в помещении сортировочного  узла  и
делал вид, что заполняет почтовую  накладную.  Широкое  окно  и  настежь
распахнутая дверь позволяли ему наблюдать  за  перроном  и  воротами.  В
кармане  лежал  "браунинг"  с  досланным  в  ствол  патроном.  В  случае
необходимости он должен был помочь  взять  ситуацию  под  контроль.  Или
изменить ее.
   Генрих, Фогель и Витька Розенблит сели в служебную "Волгу" управления
коммунального хозяйства. Водитель должен был  стать  вторым  свидетелем,
сдерживающим Фогеля. Впрочем, вряд ли дядя Иоганн лично станет  стрелять
или засаживать  заточку...  "Волга"  медленно  выруливала  с  вокзальной
площади. Эйно Вялло  и  большеголовый  погрузились  в  такси  и  поехали
следом. Вольфа ждал замаливающий грехи  нарушитель  дорожных  правил  на
видавшем виде "Москвиче", который пристроился в хвосте кортежа.
   Когда "Москвич" подъехал к дому, Генрих с Фогелем и  Розенблитом  уже
зашли в подъезд. Лизхен под благовидным предлогом  отослали  к  подруге,
Владимир проинструктировал отца не оставаться с Фогелем наедине и никому
не открывать дверь.
   Эйно Вялло и большеголовый выгрузились из такси, покрутились у входа,
потом Эйно нырнул в подъезд, а его спутник отошел в  сторону  и  сел  на
скамейку.
   Владимир прогулочным шагом подошел к дому и тоже вошел в подъезд.  Он
напряг слух и разобрал какие-то звуки на самом  верху.  Чердак!  Упругим
шагом разведчика  Волк  бесшумно  взлетел  по  лестнице.  Действительно,
против  обыкновения  чердачная  дверь  была  приоткрыта.  Он   прокрался
поближе, резко распахнул дверь и  ворвался  внутрь,  оказавшись  с  Эйно
лицом к лицу. Брови эстонского националиста  изумленно  поползли  вверх,
рука скользнула в карман. Поздно! Кулак Волка со  скоростью  курьерского
поезда въехал ему в  солнечное  сплетение.  Жилистое  тело  согнулось  и
рухнуло на пыльный пол. Порыв рвоты вывернул Эйно наизнанку.
   Не  отвлекаясь,  Волк  обшарил  карманы.  Ничего  особенного.  Только
обычный кухонный  нож,  из  тех,  которые  свободно  продаются  в  любом
хозяйственном магазине.  И  которыми  в  России  совершаются  почти  все
убийства. По эффективности милиционеры ставят его на второе место  после
автомата Клашникова.
   Волк сгреб Эйно Вялло за ворот  и  рывком  оторвал  от  пола.  Рубаха
затрещала.
   - Твоя задача? Быстро!
   Эйно не отвечал. Но играть в молчанку с бойцом специальной разведки -
дело  заведомо  проигрышное.  Быстрое  "потрошение"  является  одним  из
основных предметов специальной подготовки. Железные пальцы сжали болевые
точки у основания шеи, Эйно Вялло вскрикнул и потерял сознание.  Потерев
уши, Волк привел его в чувство.
   - Твоя задача? Быстро! А то раздавлю яйца!
   Тяжелый башмак нацелился в самую уязвимую точку тела. Эйно застонал.
   - Кончить предателей... Сначала отца, потом тебя...
   Ай да дядя Иоганн! Он оказался хорошим учеником и быстро расстался  с
белыми перчатками!
   - Как?
   - Отец выйдет  проводить  Иоганна,  а  я  подойду  сзади...  Если  не
получится, подожду... И на обратном пути...
   - Кто твой напарник?
   - Из блатных. Тулой кличут. Он не в теме. Взяли на подхват...
   - А со мной что решили?
   - А тебя думали в Москве искать...
   - Ну, вот он я! Нашелся! И что дальше?
   Одной рукой Волк взял Эйно за затылок, другой - за острый подбородок.
Тот смотрел, как обреченный на заклание баран.
   - Твоя взяла... Может, отпустишь?
   Волк на мгновение задумался, взвешивая "за" и  "против".  На  чердаке
пахло затхлостью и гнилью.
   - Нет.
   Резкий рывок, хруст шейных позвонков, конвульсивные движения  тела...
Все!
   Атлетически сложенный, покрытый татуировками человек стоял на пыльном
сыром чердаке, опустив тяжелые, удлинившиеся до колен руки. То,  что  он
сейчас  сделал,  было  необходимым  для  бойца   разведки   специального
назначения по прозвищу Волк, которому приказы и инструкции не  позволяли
оставлять живых свидетелей в боевом поиске и которого  специально  учили
не  бояться  смерти  и  крови.  И  для  уголовника  Расписного,  который
подчинялся не законам и инструкциям, а правилам и обычаям  криминального
мира,  добить  поверженного  врага  было  естественной   необходимостью,
гарантировавшей от мести и повышающей авторитет среди себе подобных. Для
Вольдемара Вольфа происшедшее являлось  потрясением,  вынужденным  актом
отчаянной самообороны, без которого невозможно было защитить свою семью.
   А вот для старшего лейтенанта милиции Волкова содеянное  было  тяжким
преступлением - умышленным убийством...
   Если  бы  Волк,  Расписной,  Вольф  и  Волков   принялись   обсуждать
происшедшее, то вышел бы жаркий спор, в  котором  каждый,  несмотря  на,
казалось бы, самые убедительные аргументы, не смог бы убедить других. Но
вместо  четверых  спорщиков  на  чердаке  стоял  один  человек,  и   все
противоречия взглядов и позиций  проходили  через  его  душу  и  сердце.
Внутри у него что-то трещало, лопалось, ломалось.
   Сильно болела душа.
   "Правильно сделал, не переживай, - сказал кот. - Иначе не разойтись".
   "Надо еще тех двоих мочкануть,  -  кровожадно  добавил  пират.  -  За
спиной никого оставлять нельзя".
   "Одного. Главного", - подвел итог черт.
   Человек на чердаке встряхнулся, превращаясь в  Расписного.  Для  того
все было ясно и понятно. Оглядевшись, он подошел  к  лазу  на  крышу,  с
трудом открыл маленькую тугую дверцу и выглянул наружу. С  этой  стороны
дома располагался замусоренный пустырь с заброшенным  котлованом,  людей
видно не было. Не мешкая, он вытащил тело Эйно Вялло на крышу и столкнул
вниз.
   Сам он тоже быстро спустился вниз, но по лестнице. На улице было сухо
и солнечно. Как ни в чем не бывало прогуливались люди, мамаши  катали  в
колясках детей, судачили на скамейках старушки, то и дело мимо проезжали
машины.
   Большеголовый сидел в той же позе: прошло всего десять  минут  он  не
успел устать. Ему предстояло участвовать в  убийстве,  он  был  к  этому
готов. И ничего не знал о том, что планы изменились. Расстегнув  рубашку
до пояса и зажав между ладоней завернутый в платок "браунинг", Расписной
сел рядом,  сделав  вид,  что  вытирает  руки.  Большеголовый  покосился
недовольно и отвернулся.
   - Здорово, Тула!
   Большеголовый вздрогнул. Осведомленные  незнакомцы  не  сулят  ничего
хорошего.
   - Глянь сюда! - Расписной  приподнял  платок,  показав  нацеленный  в
живот соседу пистолет. -  На  чужую  землю  залез,  разбираться  надо...
Железки есть?
   Конечно, стрелять здесь было крайне нежелательно. Но блатные -  народ
дисциплинированный и под пушкой стараются не дергаться. К тому  же  Тула
смотрел не столько на оружие, сколько на татуированную грудь Расписного.
   - Я вообще не при делах, - хрипло сказал он, выворачивая  карманы.  -
Мне бабки заплатили, я и поехал. Что скажут - то сделаю. Своего интереса
нет.
   - Тогда слушай внимательно, брателла, - по-блатному растягивая слова,
сказал Расписной. - Твои дружки уже копыта отбросили. Наши  ребята  тебя
хотят следом пустить. Но раз ты не при делах...
   Он подумал, почмокал губами:
   - Убили! Человека убили, - раздался издали истерический женский крик.
Это  произошло  на  удивление  вовремя,  чтобы  произвести  максимальный
эффект.
   - Из окна выбросили! Милицию вызывайте!
   У Тулы на лице выступила испарина:
   - Они мне не корефаны, я их знать не знаю...
   - Ладно, живи! - выдержав паузу, наконец  кивнул  Расписной,  и  Тула
перевел дух. - Давай только, дергай из города  по-быстрому.  Чтоб  через
полчаса тебя здесь не было.
   - Понял, братское сердце, - Тула встал,  прижимая  руки  к  груди.  -
Сукой буду - больше сюда не заявлюсь!
   Большеголовый мгновенно исчез. Жадный до зрелищ народ бежал  за  дом,
чтобы посмотреть на труп Эйно.  Крики,  шум,  суматоха...  Очень  быстро
подъехала ПМГ-6.
   Трансформировавшийся из Расписного старший лейтенант Волков  подошел,
поздоровался с сержантом Ивониным.
   - Как отдыхается, командир? - весело спросил тот, потому  что  Волков
взял законный выходной.
   - Нормально. К отцу друг приехал, вот пришли в гости, а тут  какая-то
фигня...
   - Не дают отдохнуть спокойно! - посочувствовал старший экипажа.
   Они  пробились  сквозь  толпу.  При  виде  милицейской  формы   народ
расступался без звука.
   Эйно Вялло лежал между бетонной плитой и грудой битого кирпича.  Ноги
у него перекрутились, а руки были разбросаны.  Смотреть  более  подробно
Волков не хотел и не стал.
   - Сам упал? Пьяный, наверное...
   - Не повезло... Вон какая куча мусора, попал бы в нее, может,  и  жив
остался, - судачили зеваки.
   "Это вряд ли", - хихикнул кот. А может, так подумал сам  Волков.  Или
Волк, или, скорей всего, Расписной.
   Милиционер-водитель Смыков осмотрел труп, подошел, козырнул  Волкову,
доложил:
   - Похоже, из окна выпал. Вроде трезвый и одет прилично...
   - Сообщай дежурному, пусть присылают группу! -  распорядился  Волков,
потому что командир взвода ППС всегда находится на посту,  даже  в  свой
собственный выходной.
   В это время из подъезда вышли  Фогель  и  Генрих.  Витька  Розенблит,
следуя полученным инструкциям, ни на шаг  не  отставал  от  них.  Фогель
втянул голову в плечи.  Ему  явно  не  нравилось  скопление  народа,  не
нравилась милицейская машина, не нравилось отсутствие подельников.
   - Что тут у  тебя  происходит,  Генрих?  -  спросил  он,  то  и  дело
оборачиваясь на дверь подъезда. Он был так озабочен происходящим, что не
обратил внимание на подошедшего Владимира.
   - Ничего особенного, дядя Иоганн, - сказал Расписной.  -  Эйно  Вялло
упал с крыши.
   Фогель вздрогнул:
   - Это ты?! Я думал, ты в Москве... А что с Эйно?
   - Разбился в лепешку. Скажу  вам  по  секрету,  -  Расписной  понизил
голос. - Он уже падал со сломанной шеей. Так  что  он  теперь  никак  не
сможет ударить отца ножом. И меня тоже.
   - Что?! - воскликнул Генрих. - Почему ножом? Мы  очень  мирно  попили
чай, у Иоганна нет ко мне никаких претензий...
   - Если претензии появятся, я вобью их ему в жопу! - так грозно сказал
Расписной, что Витька Розенблит отступил на шаг.
   Фогель молчал, нервно оглядываясь по сторонам.
   - Тулу ищете? Молодец,  дядя  Иоганн,  учел  мои  советы,  с  "черной
мастью"   общий  язык  нашел!  -  похвалил
Расписной, гипнотизируя Фогеля тяжелым недобрым взглядом. - Только  Тула
скоропостижно умер. Утонул в канализации. В  подвале  оказался  открытым
люк, там кто угодно утонет, даже вы. Хотите посмотреть?
   Расписной взял Фогеля за локоть  и  подтолкнул  к  подъезду,  но  тот
уперся и стал вырываться:
   - Пусти меня! Я никуда не пойду! Отпусти!
   Рядом мгновенно появился сержант Ивонин.
   - Что случилось,  командир?  -  Он  поигрывал  наручниками,  на  лице
читались желание и готовность их немедленно применить.
   - Пока ничего. Не уезжай, пока я не скажу.
   - Есть!
   - Вот так, гражданин Фогель! - назидательно сказал лейтенант  Волков.
- Значит, в  канализацию  вы  не  хотите.  Что  ж,  можно  и  по  закону
разобраться.
   Покушение на убийство - статья серьезная. К тому же у вас в  карманах
может анаша оказаться или патрончик... Лет на пять-семь потянет.  И  без
всяких амнистий...
   - Чего ты хочешь? - хрипло спросил Фогель.
   - Ничего. Но за отца я тебе кадык  вырву!  -  прошипел  Расписной.  -
Помнишь, ты сказал, что сам заточку в брюхо совать не умеешь? Это точно!
А вот я - все умею! Сваливай, и чтоб больше я  тебя  никогда  не  видел!
Иначе - кранты! Ты меня понял, киллер яйцев?
   Отпетый уголовник Расписной и облеченный  властью  старший  лейтенант
милиции Волков, объединившись в  одном  теле,  способны  убедить  самого
стойкого бойца за идею. Тем более что упорство в идеологической борьбе и
способность поставить на кон собственную жизнь требуют совершенно разных
личностных качеств.
   Фогель кивнул:
   - Я все понял, Вольдемар. Не надо волноваться.
   Старший лейтенант Волков подозвал Ивонина.
   -  Отвезите  его  на  вокзал  и  посадите  в  любой  поезд.  А   если
когда-нибудь еще увидите эту рожу - задерживайте и сообщайте  мне.  А  я
займусь им с пристрастием.
   - Есть, командир, - козырнул старший экипажа.
   - Я ничего не понял, - сказал Генрих,  когда  они  остались  одни.  -
Иоганн вел себя совершенно нормально,  подчеркнуто  миролюбиво.  Сказал,
что не осуждает меня, потому что это они меня вынудили.  Мы  расстались,
как друзья, как прежде... Он приглашал меня в гости... Меня вновь  стала
мучить совесть. Почему ты т