Из  Москвы,  из  страны,
куда угодно! Это я, дура, - то обморок, то банковская ячейка... А  сейчас  -
поздно. Мы упустили время. Я упустила время?.
   Надя живо представила себе картину: казенный кабинет, и в нем - деловитый
чекист, и возбужденные, радостные свидетели. Они  дают  показания,  они  все
дают показания: таксист, которого  Дима  поймал  у  Думы,  бармен  из  кафе,
мамашки, что видели их у подъезда, случайные прохожие, те двое водил - один,
а потом другой, что  подвозили  их  сюда,  на  Ленинский  проспект,  к  дому
Желяева... Картинка получилась столь яркой, что Надя  вздрогнула,  судорожно
скомкала газетную страницу, сдавила благостную физиономию какого-то  Сигала.
Может, еще не поздно? Бежать  за  Димой,  уводить  его,  уезжать,  уматывать
отсюда? Куда угодно - лишь бы подальше от этого постылого, грязного двора!
   Надя лихорадочно поправила выбившуюся  на  ветру  прядь  волос  -  совсем
забыв, что это не просто невинный жест, а условный знак. Бежать! За ним!
   Но встать со скамейки она не  успела  -  во  двор  важно,  снисходительно
покачиваясь на ухабах, въехала очень казенная черная ?Волга?.

Дима. То же самое время

   Он видел: Надежда во  дворе  подняла  голову  от  газеты.  Всмотрелась  в
сторону подворотни - туда, куда не доставал  Димин  взор.  Вот  она  подняла
слегка  левую  руку.  Поправляет   прическу!..   Это   означает,   как   они
договаривались, сигнал: ?Внимание!? Или она это случайно? Рефлекторно?
   Нет! К подъезду - его подъезду -  подкатила  ?Волга?.  Черная  ?Волга?  с
двумя антеннами. Номеров Дима сверху не видел - но от ?волжанки?  за  версту
несло казенщиной. На крышу таких авто  шоферы  любят  выставлять,  в  случае
надобности или из прихоти, синие проблесковые маячки. Машина  постояла  пару
минут. Затем из нее вышел пассажир - мужчина. Лица его не видно - с третьего
этажа Дима мог разглядеть лишь круглую проплешину в густо-курчавых  волосах.
И сероватый модный габардиновый плащ. И синюю рубашку с белым  галстуком.  И
недешевый ?дипломат?. ?Волга? тронула  с  места  и  отъехала.  Мужчина  чуть
замешкался у подъезда. Судя по всем внешним приметам, то был Желяев. Но лица
его Полуянов по-прежнему не видел. Что Надя?..
   Надя со своей лавочки напряженно,  прищурясь,  всматривалась  в  мужчину,
входящего в подъезд. Вот он уже распахнул дверь. Дима весь подобрался. И тут
Надежда резко встала со скамейки. То был условленный знак: ?Это он!"
   Желяев - да, да, теперь Дима  был  уверен:  это  он,  Желяев,  скрылся  в
подъезде. Надя внизу, во дворе, растерянно, остолбенело стояла. Газета упала
с ее колен и валялась у ног.
   Дима круто развернулся. Теперь он видел вход в квартиру Желяева.  Заурчал
вызванный лифт. Дима сделал четыре шага по ступенькам вниз. Сейчас от  двери
убийцы его отделяло пять ступеней.
   Лифт остановился на первом этаже. Дима слышал, как  там,  внизу,  в  него
вошел человек. Хлопнула железная дверь. Полуянов запустил руку во внутренний
карман куртки. Нащупал твердую и  прохладную  рукоять  пистолета.  На  ощупь
снял ?Макаров? с предохранителя.
   Лифт поднимался. Щелкнул, проезжая второй этаж... Полуянов  видел  сквозь
панцирную сетку его идущую вверх  деревянную  кабину.  Вытащил  пистолет  из
кармана. Сделал еще три шага вниз по лестнице.
   Лифт остановился. Здесь, на третьем этаже, совсем рядом... Дима  услышал,
как клацнула, распахиваясь, дверь.
   Мужские шаги. Дима напружинился. Ну!.. Закрываемая дверь  лифта  грохнула
на весь подъезд.
   - Внимание! ?Объект семь? вооружен! ?Объект семь? вооружен!!
   Мужчина сделал три шага от лифта к входной двери.  Появился  из-за  сетки
лифтовой шахты. Это был он. Плащ, черные густые  волосы,  ?дипломат?,  синяя
рубашка, в руке - ключи. Он - Желяев.
   Дима спрыгнул со ступеней, вскинул пистолет, уперся им в голову  Желяева,
прямо в жестко-курчавые волосы. Крикнул: ?Руки - на стену,  ноги  на  ширине
плеч!!"
   Желяев стал медленно поворачивать голову в его сторону, и тут у  себя  за
спиной Дима услышал какой-то шорох. Он приказал  себе:  ?Не  отвлекайся,  не
останавливайся!? - и по-прежнему держал пистолет у желяевского виска.  Но  в
этот момент тяжелый удар обрушился на его голову сзади. Он  стал  неудержимо
терять сознание. Почувствовал, что полутемный подъезд, словно лифт, начинает
взмывать куда-то... Потом он увидел - с какого-то странного  ракурса,  снизу
вверх - ?дипломат?, серый плащ, синюю рубашку, бритый подбородок  Желяева...
Потолок в подъезде, голую лампочку...  А  сбоку  -  глаза.  Чьи-то  еще,  не
желяевские, глаза - внимательно глядящие на него, сверху  вниз,  из  прорези
спецназовской шерстяной маскировочной шапочки...
   Потом все потухло.

***

Дима дернулся.
   Сознание возвращалось медленно. Голова болела нестерпимо.
   "Где я? Что со мной?"
   Дима чувствовал боль в затылке - она отдавалась во всей голове.  Огненная
боль в месте удара расползалась по всему черепу. Его тошнило. ?Я еще жив?, -
меланхолически подумал он. У него затекли руки. Он попробовал пошевелить ими
- не удалось. И тогда он слегка приоткрыл глаза.
   Горел электрический свет. Перед полузакрытыми  глазами  возник  паркет  -
довольно вытертый. Был виден низ окна,  плотно  прикрытый  шторой.  Какой-то
стол, уставленный пустыми пивными бутылками. Полуянов, несомненно, находился
в чьей-то квартире.  Довольно  гадкой  квартире.  Почему  она  была  гадкой,
Полуянов сформулировать не мог - однако ощущение  такое  возникло.  У  окна,
завешанного темной шторой, спиной к нему стоял человек. Человек всматривался
куда-то на улицу сквозь щель в гардинах. Дима видел только его спину  -  но,
кажется, то был Желяев.
   Скоро выяснилось, почему Полуянов не мог пошевелить руками.  Он  сидел  в
кресле - похоже, ровно посреди комнаты.  Обе  руки  его  были  прикручены  к
подлокотникам.
   Голова болела  жестоко.  Справа  от  Димы  что-то  пошевелилось  -  и  он
рефлекторно дернулся. Он боялся нового удара. Боялся боли.
   "Очнулся?, - раздался голос сбоку. Человек у окна обернулся. Это в  самом
деле был Желяев: черные  волнистые  волосы,  непроницаемое  лицо,  оловянный
взгляд. Таиться больше не имело смысла, и Полуянов широко открыл глаза.  Это
вызвало приступ  головокружения,  и  электрический  свет  больно  ударил  по
зрительным нервам. Дима снова зажмурился. ?Кажется, меня убьют, - подумал он
отстранение, почти равнодушно. - Ладно. Лишь бы не мучили?.
   - Герой очнулся! - услышал он насмешливый голос. Это,  очевидно,  говорил
Желяев. - Получил по башке, но очнулся!.. Что  у  нас  за  страна!..  Каждый
мозгляк ходит по городу с пистолетом!
   - Того и  гляди  -  пальнет,  -  подхватил  другой  голос,  раздававшийся
откуда-то справа от Полуянова. Голос показался Диме странно знакомым. Где-то
он его уже слышал. Наверняка слышал - причем недавно. Ему очень не хотелось,
но он пересилил себя и снова открыл глаза. От света опять стало  больно,  но
голова в этот раз не закружилась. Дима чуть повернулся  направо,  в  сторону
второго, чем-то знакомого голоса.
   На диване сидел опер Савельев из окружного управления милиции. Он  был  в
кожаной куртке, на коленях его лежал короткий автомат.
   "Они все заодно, - мелькнула у Димы горькая  мысль.  -  У  меня  не  было
шансов с самого начала?.
   - Что, боевиков насмотрелся? - усмешливо-напористо спросил у Димы Желяев.
- Любишь боевики?..
   Дима не отвечал: зачем?.. Отвечай не отвечай -  конец  один...  Да  и  не
предполагали ответа издевательские вопросы Желяева.
   - Похоже  на  голливудские  долбаные  боевики,  а,  Дима?..  -  продолжал
генерал-кагэбэшник, уставив ледяной взор Диме в лицо (тот не смог  выдержать
его, опустил глаза). - Герой попался. Его избили и связали. И сейчас  злодей
собирается убить его. Но перед тем как убьет, он  ему  обо  всем  расскажет.
Признается во всех преступлениях... Ну а  потом  герой  раздерет  веревки  и
замочит злодея. И еще  -  пару  десятков  его  приспешников...  Так  ведь  в
боевиках бывает, а?..
   "Что за дешевое резонерство?, - мелькнуло у Димы.
   - Но должен тебя огорчить,  Димочка,  -  продолжал  Желяев.  -  Мы  не  в
Голливуде. И ты - не герой. Правда, и я  -  не  злодей...  Давай,  Савельев,
принеси-ка ему воды.
   Капитан Савельев, приспешник  генерала-бандита,  беспрекословно  встал  с
дивана и удалился.
   - Да, тебе страшно повезло, Дима,  -  проговорил  Желяев.  -  И  в  своем
подъезде ты тогда от убийц ушел, и в Питере. И из Думы сегодня сбежал...  Да
и то сказать: исполнителей Седов подобрал крайне неудачных... Никто у нас не
умеет работать! Даже киллеры. По всем понятиям, тебя  должны  были  замочить
еще  неделю  назад,  у  твоей  квартиры,  -   или,   на   худой   конец,   в
раздолбайке-?шестерке? на проспекте Андропова... А уж позавчера в  Питере  -
сам бог велел... Но ты, герой, оказался живучим. И до Котова добрался. Почти
добрался. И до меня...
   В комнату вошел Савельев. Он нес воду в большой чашке с отбитой ручкой.
   - Может, развязать его? - предложил капитан милиции.
   - Не надо, - поморщился Желяев. - Еще начнет делать глупости.
   Опер дал Диме напиться из своих рук. Едва Полуянов приник  к  чашке,  как
почувствовал, насколько он хочет пить: ощутил весь свой распухший, наждачный
язык и губы. Дима жадно выхлестал всю пол-литровую  кружку.  Вода  пролилась
ему на подбородок, затекла за ворот, промочила рубашку. От  питья  почему-то
сразу закружилась голова, Диму замутило. Он с трудом,  как  сквозь  подушку,
воспринимал слова Желяева - а тот все говорил и говорил...
   - Каждый должен заниматься своим делом, Димочка. Твой  редактор,  Василий
Степанович, кажется, так говорит?..
   Дима совсем не удивился тому, что Желяев  дословно  процитировал  любимое
выражение редактора ?Мол-вестей?. А генерал между тем продолжал:
   - ..Киллеры должны убивать. Журналисты - строчить статейки. А  спецслужбы
- ловить преступников. А у нас весь бардак в стране оттого, что пироги печет
сапожник, а сапоги тачает - пирожник...
   - Хватит уже, - проговорил  Дима  и  подивился,  каким  хриплым  и  чужим
показался ему свой голос. - Кончайте!
   Ему в самом деле хотелось поскорее покончить с этим. Покончить  с  собой.
Ему и вправду было все равно. Ведь ясно, что выхода нет. Он не Джеймс  Бонд.
Веревки ему не разорвать, двух вооруженных и обученных товарищей из  органов
не замочить. И милиция, как в кино, не ворвется сюда в  последний  момент...
Да и наплевать на него ментуре. Вон она, какая - в образе Савельева  -  наша
милиция!.. Убивали бы побыстрей - чего нотации-то читать перед смертью!..
   Желяев деревянно рассмеялся.
   - На тот свет торопишься, Димуля? Ну-ну. Надо было б, конечно,  тебя  еще
помучить. За то, что суешь свой глупый, любопытный нос не в  свое  дело.  Но
ладно, не буду. Ты и без того вот-вот обгадишься от страха...  Я  же  сказал
тебе, Дима: ты - не герой. А я - не злодей. Ты еще не понял, что ли? Не  тот
я, кого ты искал. Котов - тоже не тот. А уж я - тем более не тот.
   Савельев, сидевший  сбоку  на  продавленном  диване,  усмехнулся.  Желяев
по-прежнему стоял у окна лицом к  Диме.  Скрестил  руки  на  груди.  Говорил
мерно, ровно, спокойно.
   - Ты,  Дима,  по  всему  судя,  нащупал  правильный  след.  Но  только  -
нащупал... Ты, друг мой, похоже, верно  догадался:  все  началось  тогда,  в
семьдесят восьмом году. Началось еще в  университете  с  самоубийства  Ленки
Коноваловой. И с того, что  избили  Шепилова.  Но  ты  решил,  что  в  обоих
событиях виноват Котов. Или я. А почему именно мы? Один из  нас?  Почему  не
кто-то еще ? Не третье лицо ?
   Желяев сделал пару шагов ближе к Диме и впился взглядом ему в  лицо.  Тот
невольно отвел глаза.
   - Почему не предположить, что Коновалова встречалась не с Котовым, не  со
мной  -  а  с  другим,  посторонним  парнем?  Почему  не  он  довел  ее   до
самоубийства? Почему не он избил Шепилова? Почему не он  стал  убивать  всех
сейчас?
   - Я не верю, - прохрипел Дима.
   - Не верь, - легко согласился Желяев. - Но если б убийцей был я, я бы тут
с тобой разговоры не  разговаривал.  Твой  труп  давно  бы  валялся  в  моем
подъезде. А я сам здесь даже не появился бы. Неужели это так трудно понять?
   Тоненький луч - лучик надежды - засиял где-то в  самой  глубине  Диминого
существа. Сейчас, избитый, с гудящей головой, он не мог мыслить логически  -
да и вовсе не мог мыслить! - но  подсознание  его  услужливо  соглашалось  с
Желяевым. Оно прямо-таки вопило: ?Он прав, прав!.. Если бы они хотели -  они
б давно меня убили!.. Так что же получается?.. Не все кончено? И я еще  буду
жить?.."
   - У нас еще есть немного времени, - продолжил Желяев. - Савельев, развяжи
его. А ты, Полуянов, не  дергайся.  Тогда  я  тебе  все  расскажу.  Глядишь,
напишешь ты, Дима, статейку - а она нам и поможет...
   Капитан подошел к креслу.  Развязал  Димину  левую  руку,  потом  правую.
Отошел, сел на диван, взял автомат на колени, дружески предупредил:
   - Только давай без глупостей. А то ногу  отстрелю.  Дима  с  наслаждением
потянулся. Затем принялся мять  затекшие  руки:  правой  -  левую,  левой  -
правую. Желяев по-прежнему стоял прямо перед ним. Сказал тусклым голосом:
   - Итак, наш непрошеный детектив Дима, ты  хочешь  узнать,  как  все  дело
было?
   - Хочу, - хрипло произнес Полуянов.
   - Ну, тогда вернемся для начала в одна тысяча девятьсот семьдесят восьмой
год.   Ленинград,   Васильевский   остров,    государственный    Технический
университет.  Январь,  холода,  сессия...  У  студентки  с   нашего   курса,
высокомерной красавицы Ленки Коноваловой, действительно имел место роман. Но
она - что касается дел сердечных - была девочкой скрытной. И  ни  с  кем  об
увлечении своем не говорила, даже  с  трещотками-подружками.  А  хахалем  ее
являлся не Котов. И не я. И не Шепилов. Хотя Шепилов, замечу в скобках,  был
в  нее  влюблен.  Но  не  ему  она  отвечала  взаимностью.  Она  любила,   и
встречалась, и имела половую связь совсем с другим человеком -  назовем  его
пока тот парень.
   - Это был Ефремов? - вдруг спросил Дима.
   - Ефремов? Колька? Холодильников начальник? - Желяев рассмеялся. - Ну  уж
нет!
   - Тогда почему он все обо мне знает? И о моей маме?
   - А Ефремов все про всех знает. Память - феноменальнейшая. Скажи ему  сто
телефонных номеров - он тебе их повторит, ни разу не собьется. Плюс к тому -
маниакальная страсть все держать под  контролем.  Он  же  натуральный  псих,
Ефремов! Но при этом - мирный  псих,  полезный  для  общества  и  совсем  не
убийца. А что - он тебя, Дима, своими познаниями удивил?
   - Слегка.
   Желяев деревянно рассмеялся.
   - А он это любит,  Ефремов.  Любит  поражать  окружающих  своей  памятью.
Осведомленностью своей. Где-то что-то прочитал, запомнил намертво - а  потом
при случае выдает. Все поражены: откуда он узнал? А у  него  просто  память,
как у суперкомпьютера. У него в башке больше данных, чем во всем  Интернете.
Ему бы в ?Кто хочет  стать  миллионером??  играть  -  наверняка  бы  миллион
срубил... А ты и его подозревал, да, Дима?
   - Подозревал.
   - Нет, Ефремов здесь совершенно ни при чем.
   - А кто при чем?
   - Совсем другой парень. Даже не из нашего института. Но совратил он  нашу
однокурсницу Лену Коновалову. Леночка знала, с кем дружить: тогда тот парень
был пятикурсником  и  кандидатом  в  члены  партии.  И  секретарем  комитета
комсомола своего  вуза.  Надо  ли  тебе,  Дима,  объяснять,  что  тогда  это
значило?
   - Не надо, - хрипло проговорил Полуянов. - Я представляю. Большая  шишка.
С большими видами на будущее.
   - Вот именно... Итак, у Коноваловой был с тем парнем роман. И она, как  я
понимаю, очень хотела его  на  себе  женить.  Замечательный  выбор!..  Он  -
ленинградец, без пяти минут  член  КПСС,  делает  карьеру  по  комсомольской
линии. И карьера его обещает быть успешной. Очень успешной. А Леночка, чтобы
его заарканить, от него забеременела.
   - И вы, товарищ Желяев, знали об этом... - пробормотал Дима.
   - Я узнал об этом через много, очень много лет.  Мне  рассказал  Шепилов.
Рассказал всего-то пару недель назад. Перед тем, как его убили... А тогда, в
семьдесят восьмом, я мог только догадываться... Итак. Что же тогда  все-таки
произошло?.. Коновалова оказалась беременной. Вроде бы тот парень должен был
на ней жениться - как честный человек?..  Она  тоже  неплоха  была:  умница,
красавица, самолюбивая карьеристка. В общем, стерва еще та... Но ко  времени
начала событии, к январю семьдесят восьмого, он, тот парень, уже  изрядно  к
ней охладел. Он трезво размыслил, что может рассчитывать на  лучшую  партию,
чем Коновалова. Кто она такая? Живет в области, в квартире - убого,  мать  -
воспитательница в детсаду, отец - слесарь... А тут еще... Он встретил другую
девушку. Вот  она,  эта  новая  девчонка,  ему  подходила  всем.  Всем  была
хороша...  Дело  не  в  красоте  или  там  в  фигуре  -  Коновалова  была  и
хорошенькая, и фигуристая... Но у новой пассии того парня было, в  сравнении
с Коноваловой, громадное преимущество:  она  была  дочкой  ректора.  Ректора
нашего университета.  Ты  представляешь,  Дима,  что  означала  в  советские
времена должность ректора?
   - Представляю. Высокий полет.
   - Вот именно... Правда, у  нее,  ректорской  дочки,  имелся  и  отдельный
недостаток. Она была несовершеннолетней.  Ей  к  началу  семьдесят  восьмого
только пятнадцать стукнуло, и училась она в девятом классе, и  занималась  в
физматшколе нашего университета. Однако  юность  -  вещь  проходящая.  Очень
быстро  проходящая.  Так  рассудил   наш   парень.   И   с   девочкой   этой
пятнадцатилетней тоже вступил в половую связь. И одновременно стал  готовить
почву  для  аккуратного  разрыва  с   Коноваловой.   Коновалова,   скрытная,
самолюбивая, долго не сообщала ему, что ждет ребенка...  Но  его  охлаждение
стала чувствовать. И хотела с ним объясниться. Вот таким  было  положение  к
тому дню: пятнадцатому января семьдесят восьмого года... Я понятно излагаю?
   - Вполне.
   - Итак, пятнадцатого января утром - а может,  четырнадцатого  вечером?  -
наша милая однокурсница Коновалова вдруг узнает: у нее есть  соперница.  Как
узнает, понятия не имею. Может, сама увидела эту парочку. А может, кто-то ей
про них шепнул... Естественно,  у  юной  женщины,  да  на  четвертом  месяце
беременности,  все  валится  из  рук.  Все  идет  наперекосяк.   Коновалова,
отличница и ленинская стипендиатка, заваливает в тот день экзамен. А ближе к
вечеру встречается с тем парнем в общежитии... Они сидят в рабочей комнате и
разговаривают. В рабочей комнате никого нет. Все только что сдали экзамен  и
развлекаются... Коновалова, естественно,  дико  обижена  и  расстроена.  Она
говорит, что знает о связи того парня с малолеткой, ректорской дочуркой. Она
спрашивает его: ?Это правда?!? Тот  спокойно  отвечает:  ?Да?.  Она  плачет,
обвиняет его в измене. Угрожает, что пойдет к ректору,  заложит  его.  Он  -
только холодно плечами пожимает: пожалуйста, мол. Наконец она заявляет,  что
ждет от него ребенка. И  поэтому  он,  тот  парень,  просто  обязан  на  ней
жениться...
   - Вы-то откуда все это знаете?  -  перебил  Дима.  Недоверие  к  Желяеву,
угасшее было, вновь всколыхнулось в нем.  ?Что,  если  он  просто  очки  мне
втирает? Врет? Сбивает со следа?"
   - А весь этот  разговор  того  парня  с  Коноваловой  слышал  Шепилов,  -
спокойно ответил Желяев. - Он подслушивал за дверью в рабочую комнату. Я  же
тебе говорил, что он тоже был влюблен в Коновалову.
   - А вы-то как обо всем узнали? Да в подробностях?..
   - Ну говорил же я тебе. Позже я все узнал,  много  позже.  Всего-то  пару
недель назад. За два дня до того, как Шепилова  убили.  Шепилов  был  не  из
болтливых. Особенно когда дело касалось женщин. Женщин -  и  денег...  Но  я
забегаю вперед. Вернемся к тому пятнадцатому января... Итак: день  экзамена,
рабочая  комната,  вечереет,  за   окном   холодина,   ветер..