?! И  после  этого  ты  хочешь  сказать,  что  сыночек  понял
намек ?!
   - Думаю, что - понял. Но несколько неадекватно. Пауза. Потом  решительный
голос в трубке:
   - Нет уж, мой милый.  Найди  его.  И  не  надо  больше  никаких  намеков.
Поступай с ним, как и со всеми остальными. Понял?
   - Так точно, - сказал человек. - Все будет. Седов не отставал:
   - Что с номерами вторым и третьим ?
   - Второй ожидается через несколько дней. К третьему - подбираемся.
   - Это не разговор. Представьте мне план оперативных мероприятий.  Сегодня
же, - потребовал Седов.
   - Все будет, - с глухим, невысказанным раздражением повторил человек.
   - Я  не  сомневаюсь,  -  с  готовностью  откликнулся  его  собеседник.  И
подчеркнул-добавил:
   - Пока не сомневаюсь.
   - Тогда - до связи.
   - Ну, будь здоров.

Глава 7

Надя. На следующий день

   Электричка ехала бесконечно долго. Закончились Москва,  потом  Королев  и
Мытищи, промышленный пейзаж  сменился  лесами-полями.  Изредка  проглядывали
кирпичные коттеджи в обрамлении ухоженных деревьев. Но с  каждым  километром
дальше  от  столицы  дома  становились  плоше.  Да  и  люди,  мелькавшие  на
платформах, постепенно ?переодевались? из хороших кожаных  курток  в  убогие
пальто, а то и вовсе в телогрейки.
   - Деревня наша - страшная глушь, - предупреждал ее Дима. - И ехать долго,
и потом еще пешком топать...
   Но Надя, как оказалось, не вполне представляла себе всех масштабов  глуши
и сложности задания, с которым ей предстояло справляться.
   Через два с половиной часа электричка доставила ее в городок  Балакиреве.
Подле платформы драные собаки  играли  свадьбу.  У  магазинчика  кучковались
озабоченные  мужички.  Ни  одного  трезвого  среди  них  не  было.  Надя   с
достоинством пропустила мимо  ушей  их  комментарии  насчет  ?сисек,  как  у
коровы? и быстрым шагом отправилась в сторону центра -  туда,  где  высились
пятиэтажные хрущобы. У первого же трезвого с виду мужика Надя спросила,  как
добраться до села Рюмина. Неулыбчивый житель городка Балакиреве ответил, что
ходу туда один час. Потом прищурился на Надю и добавил:  ?А  тебе  -  и  все
полтора. - Неопределенно махнул рукой:
   - Иди прямо, а потом указатель увидишь?.
   Указатель гласил, что до деревни Хрюмино (буква  Х  была  пририсована  от
руки) - шесть километров. Надя попыталась вспомнить, когда в  последний  раз
так далеко ходила пешком. ?Может, вернуться? Нет. Дима  засмеет.  Дойду.  Не
расклеюсь. Да и в Москве делать мне абсолютно нечего?.
   Надя плотней запахнула куртку и направилась в сторону Рюмина.
   "И всегда, во всякое время тиха и неспешна здесь жизнь...  И  какая  сила
кругом, какое здоровье в этой бездейственной тиши...?  -  это,  кажется,  из
?Дворянского гнезда?.
   Надя шагала по залитой недавними  дождями  грунтовой  дороге,  вспоминала
любимого Тургенева. И чуть  не  впервые  в  жизни  подумала:  ?А  ведь  прав
оказался другой классик. Верно  говорил  о  декабристах  -  и,  наверное,  о
дворянах вообще: страшно далеки они от народа...  Какая  тут,  где  -  сила?
Какое - здоровье ? Глушь, убожество, пьянство...
   Сначала Надя надеялась поймать попутку. Но  пока  ей  попался  трактор  с
развеселыми мужичками в кабине. Завидев Надю, проржавелый агрегат  услужливо
притормозил. Мужички принялись наперебой зазывать ее в кабину. Их речь  была
густо  сдобрена  матюками.  Надя  быстро  осмотрела  разгоряченные  выпивкой
физиономии и с достоинством ответила: ?Спасибо, я прогуляюсь?. Но назойливый
трактор еще долго шел на малом ходу, надеясь заполучить большегрудую молодую
попутчицу.  Когда  водитель,   отчаявшись,   прибавил   газу,   обдав   Надю
отвратительным запахом солярки, она решила: ?Услышу  мотор  -  в  лесу  буду
прятаться. Пока не проедет. Такие попутки ловить - себе дороже?. И  -  снова
мысленно обругала Полуянова. Ехал бы сам в свое Рюмине! А то  ее  в  чертову
глушь послал - и сидит, видите ли, срочную статью пишет.
   Надя быстро  поняла,  что  обходить  лужи  бесполезно.  Только  силы  зря
тратишь. Она месила сапогами - своими единственными, кстати!  -  непролазную
грязь и, чтобы развлечься, глазела по сторонам. Но смотреть было  решительно
не на что. Справа возвышался лес - реденький, но заросший подлеском.  Ничего
общего с прозрачными  березняками  и  величественными  дубравами,  воспетыми
великими русскими писателями. Слева, так сказать,  колосились  поля  -  рожь
вроде убрана, но колосков осталось столько, что  все  Балакиреве,  наверное,
накормить можно.
   Над дорогой нависали низкие осенние тучи. От деревенских красот Надю  уже
воротило. И ей пришла в голову непривычная, странная мысль: ?Может,  не  зря
надо мной мама подсмеивалась? Может, она права? И вся русская классика  -  и
Пушкин, и Лермонтов, и  мой  любимый  Тургенев  -  действительно  безнадежно
устарела?"

***

Михалыч, участковый из Балакирева, как всегда, приперся некстати. Впрочем, когда они кстати, эти менты? Нинка к его приходу прибрать успела - и слава богу. Пока Михалыч по двору шел, она и самогонный аппарат дерюжкой прикрыла, и на Ромку цыкнула:
   "Гаси свой косяк! Быстро, ну!? Ромка, гаденыш, заметался по кухне  -  все
искал, куда б заховать недокуренную папироску. ?У, урод?, - прошипела Нинка.
Вырвала у сына слюнявый  косяк,  опустила  в  карман.  Авось  ее-то  Михалыч
шмонать не будет.
   Участковый в сенях не задержался,  немедленно  протопал  в  кухню,  повел
желтыми от табака ноздрями:
   - Та-ак, Нина Алексеевна... Запашок.
   - Какой такой запашок? Где запашок? - запетушился Роман.
   - А ты, огурец, замолкни, - презрительно велел Михалыч. И  Ромка  тут  же
послушался, съежился на лавке.
   Нинка, уже ученая, спорить с  участковым  не  стала.  Заскрипела  дверцею
шкафа, зазвенела рюмашками, отослала Романа в погреб  за  огурцами.  Ласково
приговаривала:
   - Хрустики, Иван Михайлович, молодого посола, с  перчиком,  с  кинзочкой,
под водочку, а?
   Участковый благосклонно прищурился на запотелую бутыль.
   - Ладно. Наливай по чуть-чуть. Разговор к тебе есть.
   Нинка разлила - Михалычу полстакана, себе четверть. Суетившегося в  кухне
Романа хлопнула по руке и самогонки не предложила. Приказала:
   - Геть отседа, шпана!
   Ромка Михалыча опасался - потому шустро убежал в сени.
   Участковый хряпнул  стопочку,  аппетитно  заел  огурчиком,  раскраснелся.
Самолично налил себе вторую, опустил локти на стол, задушевно сказал:
   -  В  общем,  так,  Алексеевна.  Вот  тебе  мое  сообщение.  Сын  твой  с
испытательным сроком не справляется. Так что будем его в колонию оформлять.
   Нинка так и застыла. Недопитая рюмка задрожала в руке, пролилась на  стол
мутными каплями.
   - Но! - веско сказал Михалыч и опустошил  вторые  полстакана.  -  Есть  у
тебя, Нинка, выход. Если будешь со мной сотрудничать.
   - Сотрудничать - это как? - осторожно спросила  она.  -  Спать,  что  ли?
Махалыч хрюкнул:
   - Да нужна ты мне. Будешь меня информировать.
   - Стучать?! - охнула Нинка. А участковый быстро сказал:
   - Не на наших. Соседи твои московские давно объявлялись?  Сигнал  на  них
поступил...

***

Димин дом оказался на околице села, почти у самого кладбища.
   Надя  отчаянно  устала  и  теперь  изо  всех  сил  старалась  самое  себя
развеселить.  Она  скептически  осмотрела  хмурое  одноэтажное  строение  из
почерневших от времени  бревен  и  подумала:  ?Да  уж,  принц  мне  достался
знатный. Тоже мне, дача преуспевающего журналиста?. Правда, Дима говорил ей,
что он это Рюмино терпеть не может и никогда туда не ездит.  ?А  мамуля  моя
наведывалась, все воздуха здешние нахваливала..."
   Ничего особенного в местном воздухе  Надя  не  нашла  -  сено  пополам  с
навозом. И еще от реки, что протекает совсем рядом, сыростью тянет -  так  и
хочется зябко передернуть плечами.  Наверное,  оттого  и  замок  на  калитке
заржавел. Ключ с грехом пополам вставился, но прокручиваться никак не хотел.
Надя вертела им и так и сяк, на истошный  скрежет  сбежались,  кажется,  все
местные собаки. ?Ну почему же я не умею лазить  через  заборы??  -  отчаянно
думала она, сражаясь с непокорным замком. Впрочем, забор  невелик,  не  выше
метра - отчего бы не попробовать? Сначала  Надя  попыталась  подтянуться  на
руках - не вышло. Ни сил нет, ни привычки. Тогда  она,  держась  за  верхнюю
кромку, закинула на нее одну  ногу  и  быстро,  чтоб  не  упасть,  подтянула
вторую. Ура, получилось! А прыгать с высоты в метр вовсе и не страшно.
   Дальше дело пошло веселее. Входная дверь отперлась легко, и свечки быстро
нашлись - в коридоре, как и  говорил  Дима.  Надя  нетерпеливо  вступила  на
территорию Полуянова.  Хотя  Дима  и  говорил  ей,  что  Рюмино  на  дух  не
переносит, но все-таки  это  его  дом.  Первое  его  жилье,  куда  оказалась
допущена Надя.
   Обычная, очень небогатая дачка. Мебель с бору по сосенке  -  поцарапанный
сервант, кривенькое кресло, старинная кровать  с  панцирной  сеткой.  Пахнет
сыростью и осенью. Никаких даже минимальных излишеств. Никаких  свидетельств
о личности хозяев - ни безделушек, ни фотографий. ?Все имущество на  зиму  в
Москву увозим, - говорил ей Дима. - А то своруют?.
   За окном быстро серело,  на  Рюмино  наваливались  ранние  сумерки.  Надя
представила, как она идет обратно - в полной темноте, на нее нависает мокрый
осенний лес, - и еле справилась с дрожью в коленках. Искать, быстрей  искать
- хотя бы чтоб выйти засветло!
   Она определила круг поисков. Комод? Пуст.  Сервант,  нижний  отдел?  Нет,
здесь только дешевенькая пластмассовая посуда. Сундук в сенях? Вряд ли,  там
скорее старая одежда. Точно - целый ворох отсыревших,  штопаных-перештопаных
рубашек. А если под ними? Надя  просунула  руку  в  глубь  тряпья  и  быстро
нащупала прохладную коленкоровую  поверхность.  Вот  оно!  Как  все  просто!
Четыре кожаные тетрадки. Прохладные,  толстые.  Она  нетерпеливо  распахнула
одну из них. На первой странице значилось: ?Евгения Полуянова. Мой двадцатый
век?.
   "Ай да тетя Женя! - весело подумала Надя. - Ее, понимаешь  ли,  двадцатый
век!  Это,  видать,  дневник.  Дима,  правда,  еще   про   какие-то   письма
упоминал..."
   Надя снова погрузила руки в горы тряпья, принялась ворошить - ничего.  За
окном стало совсем темно. ?Ну и бог с ними, с письмами. Хватит с Полуянова и
дневника. Лентяй. Сам-то сейчас небось дома сидит, чаи гоняет?.
   Надя быстро бросила тетради в сумку, захлопнула сундук  и  пошла  было  к
выходу.., но на полпути обернулась. Нехорошо как-то  -  разуться  она  и  не
подумала, вся комната теперь затоптана.  Надя  нашла  в  прихожей  тряпку  и
быстро затерла грязные следы. Делов -  на  две  минуты,  зато  теперь  можно
уходить с чистой совестью. Она  распахнула  входную  дверь  -  и  на  пороге
столкнулась  с  неопрятной  бледноглазой  женщиной.  От  неожиданности  Надя
ойкнула, отступила назад. Незнакомка немедленно ввалилась за ней.
   - Та-ак, - протянула она. - Подворовать решила, красавица?
   - Подво.., что? - не поняла Надя. Женщина осерчала. Гаркнула:
   - Ты целку-то из себя не строй! Ну-ка, давай, открывай сумку!
   До Нади наконец дошло. Ее бросило в краску, руки задрожали:
   - Вы.., вы не поняли! - пролепетала она. - Я не  воровка!  Я  -  знакомая
Дмитрия Полуянова, сына Евгении Станиславовны. Вот ключи  -  от  дома  и  от
калитки, только калитку я открыть не смогла... Дима  попросил  меня  забрать
одну вещь... А вы..,  вы,  наверное,  соседка?  Нина  Алексеевна?  Дима  мне
говорил.
   Женщина, казалось, была разочарована. Но глянула подозрительно:
   - А чегой он сам не приехал? Вещь-то свою забрать?
   - Занят. Работает много, - вдохновенно лепетала Надя. - А  я  как  раз  в
отпуске...
   - А ты кто ему будешь? Баба его, что ли? - с деревенской бесцеремонностью
спросила женщина.
   "Почему я должна ей отвечать?? - возмущенно подумала Надя.  Но  бунтовать
не решилась. Покорно ответила:
   - Нет, не баба. Просто знакомая.
   - И звать тебя как?
   - Надя. Надя Митрофанова. ?Почему я ей  отвечаю?  Почему  не  пошлю  куда
подальше?!"
   - Простите, мне надо идти. - Надя постаралась, чтобы в  голосе  прозвучал
хотя бы намек на твердость.
   - А живешь ты где? - не отставала тетка.
   - Послушайте! - разозлилась Надя. - Вы что, из милиции?
   - Я-то не из милиции, - зловеще проговорила соседка.  -  Но  паспорт  мне
свой покажь.
   - И не подумаю, - отрезала Надя. Баба сверкнула глазами  -  и  немедленно
вцепилась в ее плечо стальными пальцами.
   - Покажешь, шалава! А не то в ментуру тебя доставлю.
   - Что вы делаете? - пискнула Надя.
   - Давай, доставай! - наступала  соседка,  сжимая  пальцы  все  крепче.  -
Сейчас участкового кликну!
   Надя чувствовала, как под железными  руками  тетки  на  плече  появляются
синяки.
   - Послушайте, - подступила она с другой стороны, - я покажу вам  паспорт.
Но скажите - зачем? Вы что, мне не верите?
   Баба наконец отцепилась от Надиного плеча. Злорадно ухмыльнулась:
   - Вот то-то. Давай, доставай, показывай. Надя пожала плечами и  протянула
ей паспорт.  Женщина  пролистала  его  -  шевеля  губами,  хмуря  лоб:  явно
запоминала и фамилию, и адрес.
   Надя, ошарашенная неожиданной догадкой, проговорила:
   - Это.., это вам приказали? Вам что, велели следить  за  теми,  кто  сюда
приходит?!
   - Никто мне тут не  указ,  -  буркнула  тетка.  Глаза,  однако,  смущенно
отвела, и Надя разглядела на ее щеках лживый румянец.
   - Кто приказал? - не отставала Надя. - Бандиты? КГБ? Милиция?
   - Ничего тебе не скажу, - отрезала баба, возвращая ей паспорт. И велела:
   - Давай, чеши отсюда. Нет, стой. Сумку свою покажь!
   Надя не стала спорить. Она  покорно  продемонстрировала  пожитки:  книга,
расческа, кошелек, зеркальце и четыре кожаные тетрадки.
   - Ладно. Привет Станиславовне, - недобро усмехнулась соседка.
   Надя взглянула в холодные, неприветливые  глаза  женщины  и  решила,  что
совсем не обязательно говорить о том, что тетя Женя  умерла.  Этой  соседке,
сразу видно, все равно на тетю Женю наплевать.
   Они вместе вышли из дома. Надя заперла дверь и пошла к калитке - придется
опять перелезать через забор. Соседка молча направилась  в  другую  сторону.
Надя не утерпела, спросила:
   - А вы куда?
   - На задах в заборе дыра есть, - снисходительно ответила тетка.
   "Чтоб ей сразу не сказать??  -  подумала  Надя,  но  промолчала.  Сумерки
уверенно переросли в ночь, и, когда она вышла из поселка, на дороге уже было
совершенно темно. Надя ускорила шаг. Она старалась  не  глядеть  на  мрачные
кроны деревьев - кто знает, что за нечисть там прячется. ?Эх, Дима,  Дима..,
куда ты меня втравил!? - думала Надя, вздрагивая от каждого лесного шороха и
хруста. Но, верная себе, от попуток с алкашами она пряталась.  Заслышав  шум
мотора, ныряла в кусты. Один раз мимо проплелся мотоцикл - очень  старый,  с
коляской. Наде удалось разглядеть,  что  за  рулем  ее  давешняя  знакомица,
соседка Евгении Станиславовны. ?Куда это она на ночь глядя? - вяло  подумала
Надя. - Докладывать о моем приезде? Может быть, попроситься к ней?  Нет  уж,
на фиг!"
   До станции она доползла только к восьми вечера.
   К счастью, электричка до Москвы как  раз  стояла  на  платформе.  Надя  с
облегчением плюхнулась на сиденье и чуть не  расплакалась  -  от  света,  от
безопасности, от таких милых и шумных попутчиков... Она немедленно купила  у
проходящей по вагонам торговки четыре сладкие булки  и  литр  сока  -  после
сегодняшней прогулки о диетах можно забыть, по крайней мере, на  пару  дней.
Двенадцать километров быстрым шагом - это сколько ж калорий сгорело?!
   Электричка тронулась. Прощай, мимолетно увиденный райцентр Балакиреве. Не
хотелось бы Наде сюда возвращаться... Скорей домой, в Москву.., к Диме...  К
Диме? Надя сама смутилась от своих  мыслей.  Она  безжалостно  вытеснила  из
памяти Димино красивое и озабоченное лицо. Покончила с булками  и  соком.  И
нетерпеливо открыла тетрадку с интригующим названием ?Мой двадцатый век?.
   Но едва поезд тронулся, машинист принялся экономить на свете.  В  вагонах
стояла такая тусклость, что дневники Евгении Станиславовны пришлось отложить
- зрение дороже. Надя смотрела в темное, заляпанное окошко. Стекло  поливало
дождем,  качались  на  ветру  неприветливые,  почти  без  листьев,  деревья.
Холодная, вечерняя, темная электричка, кажется, настраивала: думать и думать
о маме, о том, что ее больше нет... Но Надя  изо  всех  сил  гнала  от  себя
мрачные мысли - и с удивлением поняла, что сейчас, после опасной прогулки  в
село Рюмине, ей это почти удается. Боль, разрывавшая мозг в  последние  дни,
отошла, притупилась. ?Думать о другом. Развлекать себя. Забивать голову!?  -
приказывала  себе  Надя.  Она  считала  столбы,  наблюдала  за  пассажирами,
рассматривала товар,  что  носили  по  вагонам  многочисленные  коробейники.
Вспоминала противную соседку Полуяновых.  Ломала  голову  над  тем,  кто  ее
нанял. А вот цитаты из Тургенева - любимое некогда развлечение! - больше  не
вспоминала. Не к месту сейчас Иван Сергеевич. И не ко времени.
   К Ярославскому вокзалу Надя накопила более трех тысяч  столбов,  отсидела
на неудобном сиденье попу и зачем-то  купила  у  коробейников  две  гелиевые
ручки, четыре ?вечные? пальчиковые батарейки, а также моток  особо  прочного
скотча.
   Наконец она вышла на платформу.  Время  -  начало  двенадцатого.  Что  ей
теперь, спрашивается, делать? Позвонить Диме? Нет,  поздно.  Она  никогда  и
никому не звонила после одиннадцати вечера  -  неприлично.  Надя  побрела  к
метро - привычно пропуская мимо  ушей  комментарии  бесцеремонных  кавказцев
насчет ее ?сисек?. Значит, придется ехать домой? А как же  вчерашние  Димины
намеки,  что  это  небезопасно?  И  неужели  этот  вечер  она   проведет   в
одиночестве? Потащится одна до Медведок, а там на автобусе, а  потом  придет
домой, отопрет дверь в пустую квартиру, пройдет в одинокую, гулкую  кухню...
Зачем она тогда вообще ехала до вокзала? Могла бы выйти раньше,  на  Лосе  -
была бы уже дома...
   -  Нет!  -  вслух   проговорила   она.   И   решительно   направилась   к
телефону-автомату.
   Дима ответил (по мобильному телефону) со второго гудка. От его  голоса  -
взволнованного, бархатного - на душе сразу потеплело:
   - О господи, Надюшка, наконец-то!
   - Да, это я. - Надя  почувствовала,  как  губы  растягиваются  в  глупую,
радостную ухмылку. Она даже хихикнуть, кажется, умудрилась.
   - Ты в порядке?
   - Да, все сделала. Но так устала...
   Наде хотелось услышать от него и похвалу за  то,  что  ?все  сделала?,  и
сочувствие, потому что ?так устала?. И - еще немного бархатистости в голосе.
Но добрый Дима уже превратился в прежнего  Диму  -  холодноватого,  резкого,
знающего себе цену.
   Он недовольно сказал:
   - А что так долго? Уже двенадцатый час!
   - Ты уже спишь?  -  глупо  спросила  она.  Могла  б  догадаться,  что  он
рассердится: приличные люди никогда после одиннадцати не звонят.
   - Ладно, сама виновата, - продолжил Дима. - Значит, поедешь, в чем есть.
   - О чем ты? Куда поеду? - заволновалась Надя.
   - Мы уезжаем в Питер, - отрезал Полуянов.
   - Что-о?
   - Мы с тобой, ты да я, сейчас едем  в  Санкт-Петербург.  В  Ленинград.  В
Северную Пальмиру. В город на Неве. Поняла?
   - Но...
   - Никаких ?но?. С ?трех вокзалов? не уезжай. Переходи на Ленинградский  и
жди меня там. Возле касс.
   Скоро буду.
   В голове у Нади вертелся миллион вопросов: зачем? Почему так срочно?  Где
они в Питере будут жить? И чем заниматься? Но Дима все равно по телефону  ей
ничего не расскажет. А Надя сейчас хоть на Чукотку готова ехать -  только  б
не домой. И только бы не быть в одиночестве.
   Она сжала руками горло - испытанный способ, чтобы голос не  дрожал  и  не
срывался.
   - Хорошо, Дима. Я тебя жду. Может быть, мне пока купить билеты?
   Полуянов, кажется, уже настроившийся на ее миллион  вопросов,  облегченно
сказал:
   - Умничка. Жди... А про