ому нервничающих - собралась в ожидании посадки.
  Этот участок вестибюля был практически пуст. Сторож чистил пепельницы.
Молодая пара выглядела удрученно; судя по всему, им не достались билеты,
оставшиеся от брони.
  Никакой угрозы.
  Сэвэдж повернулся к двери.
  Появился японец, одетый в темные брюки, темный свитер с воротником под
горло и темную куртку с вязаными манжетами и воротником.
  Лет тридцати пяти. Элегантен, но в меру. Никаких выпирающих мускулов, зато
явно выпирающая сила. Жилистый, гибкий. Мягко движется. Грациозно.
Экономно. Сдержанно. Ни одного лишнего жеста. Как танцор - знаток боевых
искусств, потому что кончики пальцев и ребра ладоней покрыты мозолями:
обычно такие бывают у людей, знакомых с каратэ и проч. Руки к тому же не
были ничем обременены. Никакого чемоданчика. Атгаше-кейса. Просто красивый
японец пяти футов десяти дюймов роста, с коричневатой кожей, коротко
остриженными черными волосами, мощной челюстью и высокими скулами,
обрамлявшими квадратное лицо, и похожими на два лазера глазами,
оценивающими все, к чему мужчина приближался.
  Это, видимо, и был Акира, и он произвел на Сэвэджа сильное впечатление.
Нужно было быть идиотом, чтобы противостоять такому человеку в бою. Даже
если враг имел определенные преимущества, он должен был сначала хорошо
подумать, и только после этого нападать. Сэвэдж настолько привык к тому,
что приходится работать с защитниками, намного слабее его, что мысль о
том, что придется иметь дело с экспертом, заставила его мысленно
улыбнуться.
  За Акирой на площадку вышел второй японец. Далеко за пятьдесят. Слегка
сутул. В руке атташе-кейс. Голубой костюм. Выпирающий животик. В черных
волосах потеки седины. Ввалившиеся коричневые щеки. Уставший
администратор. Чиновник.
  Но Сэвэджа было не так просто провести. Второй японец вполне мог
расправить плечи и втянуть живот. Это, видимо, и был Муто Камичи -
принципал Сэвэджа - и, похоже, он тоже являлся знатоком боевых искусств,
потому что, как и у Акиры (и в отличие от других принципалов, на которых
Сэвэджу приходилось работать), кончики пальцев и ребра ладоней были
покрыты мозолями.
  Сэвэджу было приказано одеть коричневый костюм и пестрый галстук, чтобы
принципал мог его узнать. Сэвэдж не протянул руки подошедшим Акире и
Камичи. Жест мог скомпрометировать его способность защищать. Вместо
рукопожатия он решил воспользоваться японским обычаем, и слегка поклонился.
  Выражения лиц у обоих японцев остались неизменно бесстрастными, но в
глазах промелькнул живой интерес и изумление, что белый с Запада оказался
знаком с японским этикетом. Сэвэдж вовсе не хотел ни к чему обязывать
азиатов, но внезапно понял, что правила культуры диктуют им ответные
движения, хотя кивки оказались много более сдержанными. Акира, например,
чуть-чуть двинул подбородком вниз, продолжая осматривать вестибюль.
  Сэвэдж вежливо предложил японцам следовать за ним. Жестом. Проходя по залу
ожидания, он наблюдал за путешествующими, находящимися впереди, Камичи шел
за ним, а замыкал шествие Акира, постоянно обводящий вестибюль взглядом.
  В ту секунду, когда Сэвэдж увидел своего принципала, он поднял правую руку
к внешней части кармашка пиджака и нажал кнопку работающего на батарейках
передатчика. Радиосигнал зазвучал в приемнике, находящемся в машине,
которую один из сэвэджских коммандос припарковал на стоянке аэропорта. Как
только помощник Сэвэджа услышал сигнал, он тут же сорвался с места и
направил автомобиль на встречу со своим боссом.
  Группа добралась до конца вестибюля и начала спускаться вниз по лестнице,
ведущей в багажное отделение. Усталые экс-пассажиры снимали чемоданы с
вертушки и старались как можно быстрее выбраться на улицу и поймать такси.
  Сэвэдж наблюдал за бурлящей толпой, но не приближался к ее опасному,
затягивающему водовороту. Вместо этого он снова сделал знак рукой,
указывая на раздвигающиеся двери. Камичи с Акирой последовали за ним,
совершенно не заботясь о багаже.
  "Отлично", - подумал Сэвэдж. Первое впечатление его не обмануло. Эти двое
прекрасно понимали, что и как следовало делать.
  Они появились на тротуаре под нависающим бетонным козырьком. Дряблые капли
валились с небес. Температура - довольно высокая для апреля - шестьдесят
градусов. Влажный ветерок казался противно теплым.
  Сэвэдж посмотрел налево, обозревая двигающийся поток машин, и увидел
темно-синий "плимут" выруливающий к обочине. Рыжеволосый мужчина вылез из
кабины, обошел автомобиль и распахнул заднюю дверцу. Перед тем, как сесть,
Камичи подал рыжеволосому несколько багажных квитанций. Сэвэдж понял, что
принципал искушен в подобного рода делах, и решился на подобный жест, взяв
на себя обязанности слуги, только для того, чтобы Акира не прерывал и не
ослаблял наблюдения, засовывая руку в карман куртки и вытаскивая квитанции.
  Сэвэдж скользнул за руль, нажал кнопку, запирающую замки всех дверей, и
набросил ремень. Рыжеволосый отправился за багажом. Так как Камичи и Акире
понадобилось довольно много времени, чтобы выйти из самолета, значит, их
чемоданы уже должны были оказаться на ленте конвейера. Безопасное,
эффектное прибытие.
  Через минуту рыжеволосый положил чемоданы в багажник "плимута" и захлопнул
крышку. В ту же секунду Сэвэдж отъехал от тротуара и, взглянув в зеркальце
заднего обзора, увидел, как его помощник направляется к стоянке такси.
Заплатил ему Сэвэдж заранее. Человек, как само собой разумеющееся, принял
тот факт, что Сэвэдж не стал отвлекаться на выражение благодарности.
  Сэвэдж, со своей стороны, не стал объяснять, почему выбрал неприметную
машину: уж раз принципал с телохранителем проявили такое понимание
ситуации, значит, им было ясно, что за такой машиной не так просто
уследить на шоссе. Не то, чтобы Сэвэдж ожидал появления "хвоста". По
словам Грэма, степень риска на этом задании была крайне мала. Но, несмотря
на это, Сэвэдж не собирался отказываться от основной процедуры, и поэтому
"плимут" - по виду ничем не отличаясь от других машин - имел кое-какие
усовершенствования: пуленепробиваемые стекла, бронепокрытие, усиленную
подвеску и модифицированный двигатель "В-8".
  Работали "дворники", шины шуршали по мокрому асфальту: Сэвэдж мягко
пробирался в потоке машин. Позади остался аэропорт с прилегающими
строениями; "плимут" устремился к Гран Сентрал Паркуэй. Данный Грэмом
конверт лежал в кармане пиджака, но Сэвэджу не было нужды справляться с
запиской, потому что он наизусть выучил данные инструкции. Правда, ему до
сих нор не было понятно, почему Камичи выбрал не Ньюаркский аэропорт, а
Лагардия. Ведь оттуда поездка была бы более короткой и менее сложной по
маршруту, потому что хотя Сэвэдж и направлялся в Манхэттен, его истинной
целью было добраться до северной оконечности острова, откуда выехать на
запад через Нью-Джерси в Пенсильванию. Логика Камичи, лабиринтообразный
маршрут - все это казалось совершенно непонятным.

  6

  Дождь прекратился в пять часов. Стараясь избегать заторных мест в этот час
пик, Сэвэдж перебрался на другой берег реки по мосту Джорджа Вашингтона.
Он спросил принципала, не хочет ли тот попробовать саке, которое он держал
подогретым в термосе, - температура, конечно, не идеальная, но вполне
приемлемая.
  Камичи отказался.
  Сэвэдж сказал, что "плимут" оборудован телефоном, на тот случай, если
Камичи-сану необходимо им воспользоваться.
  И снова японец отказался.
  Разговор прекратился.
  Но через двадцать миль езды по шоссе "Интерстейт-80" Камичи с Акирой
перебросились короткими фразами. На японском.
  Сэвэдж отлично знал в контексте своей работы несколько европейских языков,
но японский был ему недоступен: сложнейшая система суффиксов и приставок
разила наповал. Но так как Камичи знал английский, Сэвэдж очень удивился,
почему принципал исключил его из разговора. Каким образом он мог работать,
если человек, которого он должен был охранять, говорил на непонятном ему
языке?
  Акира наклонился вперед.
  - На следующем выезде вы увидите ресторанно-гостиничный комплекс.
По-моему, называется Ховард-Джонсон. Пожалуйста, остановитесь слева от
плавательного бассейна.
  Сэвэдж нахмурился: на то у него были две причины. Во-первых, Акира,
оказывается, отлично знал дорогу. Во-вторых, его знание английского было
просто поразительным. Дикция, вот что действительно поражало. В японском
языке нет различий между буквами "р" и "л". Но Акира не сказал
"пожаруйста" или "Ховалд Джонсон". Произношение было безупречным.
  Сэвэдж кивнул и, следуя инструкциям, свернул с шоссе. Слева от
плавательного бассейна стояла табличка "ЗАКРЫТО". Из-за строительного
вагончика в спортивном костюме появился лысеющий человек, разглядел на
заднем сидении "плимута" двух японцев и поднял с тротуара небольшой кейс.
  Этот кейс - металлический, с цифровым замком - был абсолютно таким же,
какой Камичи вынес с самолета.
  - Пожалуйста, - произнес Акира, - возьмите чемоданчик моего хозяина,
выйдите из машины и поменяйте его на чемоданчик этого человека.
  Сэвэдж выполнил приказ.
  Сев обратно в машину, он протянул кейс своему нанимателю.
  - Хозяин вас благодарит, - сказал Акира. Сэвэдж, пораженный обменом
кейсов, наклонил голову.
  - Мой долг служить вам. Аригато.
  - "Спасибо" в ответ на его благодарность? Мой хозяин признает вашу
отменную вежливость.

  7

  Возвратись на "Интерстейт-80", Сэвэдж взглянул в зеркало заднего обзора,
проверяя, не висит ли кто-нибудь на "хвосте". Машины, идущие сзади, все
время сменяли одна другую. Отлично.
  Было ухе темно, когда "плимут" пересек обозначенную горами границу между
Нью-Джерси и Пенсильванией. Фары наезжающих спереди машин позволяли
Сэвэджу изучать своих пассажиров в зеркальце.
  Седовласый принципал казался спящим, его лицо с отвисшей нижней челюстью
было запрокинуто назад, глаза закрыты - хотя вполне возможно он
медитировал.
  Но Акира сидел настороже, прямо, словно проглотив шест. Как и у хозяина,
по его лицу было невозможно догадаться, о чем он думает. Черты стоические,
невозмутимые.
  В то же время глаза выражали величайшую печаль, когда-либо виденную
Сэвэджем. Для любого мало-мальски знакомого с японской культурой подобное
умозаключение показалось бы наивным, потому как японцы все по своей
природе склонны к меланхолии. Это Сэвэдж знал хорошо. Суровые
обязательства, налагаемые на них сложными традиционными ценностями,
превратили японцев в недоверчивых и скрытных людей, которые старались во
что бы то ни стало избежать услуг других людей, чтобы не быть им
обязанными или, не дай бог, их чем-нибудь не обидеть. В давние времена,
как выходило и явствовало из книг, японец колебался, не решаясь сообщить
прохожему, что тот потерял кошелек, потому что в таком случае прохожему
пришлось бы отплачивать ему ценностями, намного более превышающими
стоимость содержимого кошелька. Нечто похожее Сэвэдж отыскал в одном
старинном отчете, в котором говорилось о человеке, упавшем с лодки в реку,
которого игнорировали гуляющие по берегу люди, чтобы спасенному ими
человеку не пришлось снова и снова, и снова отплачивать своим спасителям -
во веки веков в этом эфемерном земном существовании, покуда он, спасенный,
не смог бы отплатить полностью, тоже спасши жизнь, или же умереть, как
предназначили ему боги, швырнув в реку и не позволив никому вмешиваться в
божественный промысел.
  Стыд и долг держали японца в повиновении как личность. Преданность чести
подавляла и угнетала его. Мир мог быть неуловимым, усталость духа -
неотвратимой. Ритуальный суицид - сеппуку - временами был единственно
возможным выходом из положения.
  Изыскания Сэвэджа дали ему понять, что подобные ценности присущи лишь
неиспорченным западной цивилизацией японцам, тем, кто отказался
приспосабливаться к культурной послевоенной заразе американских
оккупантов. Но Акира производил впечатление и неразвращенного, и -
несмотря на отменное знание Америки и ее культуры - непреклонного патриота
Страны Богов. Но даже несмотря на это, чувство в его глазах очень
отличалось от традиционной японской меланхолии. Печаль проникала во все
уголки его души. Такая темная, глубокая, черная - абсолютная. Бесконечная
стена сдерживающего эмоции черного дерева. Сэвэдж мог ее ощутить. Ею
"плимут" был перегорожен на две части.

  8

  В одиннадцать вечера проселочная, вьющаяся среди укрытых темнотой гор
дорога привела их к городку под названием Мэдфорд Гэп. И снова Камичи с
Акирой обменялись несколькими репликами на японском. Акира наклонился
вперед.
  - На главном городском перекрестке, пожалуйста, сверните налево.
  Сэвэдж повиновался. Удаляясь от огней Мэдфорд Гэпа, он помчался по
узенькой извилистой дороге, надеясь только на то, что с горы на них не
мчится другая машина. На обочине было невозможно припарковаться, а
весенняя оттепель утопила несколько оставшихся природных парковок в грязи.
  Машину обступали разлапистые деревья. Дорога начала подниматься все выше и
петлять. Фары "плимута" высвечивали лежащие на обочинах белоснежные
сугробы. Через десяток минут дорога выровнялась, а крутые повороты стали
мягкими и плавными. Впереди и сверху над массивным лесом Сэвэдж заметил
какое-то свечение. Проехав сквозь открытые ворота, он развернулся и,
обогнув груду булыжников, выехал, наконец, на огромную поляну. Сады под
паром; прожектора выхватывали из темноты дорожки, скамейки, кусты. Но
внимание Сэвэджа было сконцентрировано на жутком, выплывающем словно из
небытия или страшного кошмара, доме.
  Поначалу он было решил, что здесь несколько зданий: одни построены из
кирпича, другие из тесаного камня, третьи из бревен. У них была разная
высота: пять этажей, три, четыре. Каждое было выстроено в своем стиле:
современный жилой городской дом, пагода, замок, шале. У одних строений
были прямые, у других, наоборот, закругленные стены. Трубы, башенки,
фронтоны и балконы дополняли странную архитектурную сумятицу.
  Но, подъехав ближе, Сэвэдж понял, что все эти казавшиеся разнородными
строения, оказывается, соединены в форму единого и страшно загадочного
здания. Боже мой, подумал он, какой же длины этот дом? Полкилометра? Он
был огромен.
  Тут оказалось, что ни в одной - кроме средней - части дома нет дверей, а к
самой средней части подходит дорожка, и что на деревянном крыльце их ждет
человек в ливрее. Ливрея с эполетами и золотыми позументами напомнила
Сэвэджу униформу швейцаров в дорогих отелях. И тут же на стене он увидел
табличку, на которой было выведено: "Мэдфорд Гэпский Горный Приют". И
понял, что это поразительное здание действительно является отелем.
  Когда Сэвэдж остановился у крыльца, ливрейный швейцар спустился по
лестнице и подошел к машине.
  Мускулы Сэвэджа напряглись.
  Почему, черт побери, у меня такие неполные инструкции?
  Следовало упредить, где мы остановимся. Это место... на вершине холма в
полной изоляции, где лишь я да Акира будут охранять Камичи, от которого не
поступало никаких объяснений по поводу того, почему мы сюда приехали, и
который вряд ли объяснит расположение комнат - ведь в таком огромном
здании практически невозможно проконтролировать приход и уход живущих
здесь людей... в общем, Сэвэдж понял, что погод в настоящий кошмар для
любого защитника.
  Вспомнив загадочный обмен чемоданчиками, Сэвэдж повернулся к Камичи,
собираясь сказать, что, конечно, ура, то есть личные мысли, в Японии дело
хорошее, но в Америке, судя по всему, являются шилом в одном месте, и что
здесь в конце концов происходит?
  Но его так и не начавшуюся речь прервал Акира.
  - Мой хозяин понимает вашу озабоченность. Он признает, что чувство долга
дает вам право возражать по поводу всех этих довольно рискованных
приготовлений. Но вы должны понять, что здесь кроме нескольких гостей
больше никто не проживает. И эти гости тоже имеют охрану. За дорогой
ведется наблюдение. Никаких случайностей не намечается.
  - Я не обычный телохранитель, - сказал Сэвэдж. - Обычный телохранитель -
вы! И, несмотря на все свое уважение, я могу сказать, что - да, я
обеспокоен. Вот вы согласны со всем этим?
  Акира наклонил голову, стрельнув глазами - удивительно печальными - в
сторону Камичи.
  - Я согласен со всем, что делает мой хозяин.
  - По идее я тоже должен бы быть доволен. Но если не для протокола - не
нравится мне все это.
  - Ваши возражения приняты к сведению. Мой хозяин освобождает вас от
ответственности.
  - Вам, конечно, виднее. Но пока я даю обещание защищать людей, то не могу
принять ничьего освобождения. Акира вновь поклонился.
  - Разумеется. Я изучил ваши верительные документы. С одобрением. Именно
поэтому я согласился с хозяином, когда он решил выбрать вас.
  - Тогда вы должны знать, что этот разговор бесполезен. Я сделаю все, что
необходимо, - сказал Сэвэдж. - Абсолютно все. Но никогда более не буду
работать с вами и вашим хозяином.
  - По окончании работы - пожалуйста.
  - Так давайте ее поскорее завершим. Возле машины все еще стоял ливрейный
швейцар. Сэвэдж нажал кнопки, открыв двери и багажник. Выйдя из машины, он
приказал мужчине внести чемоданы в здание. Чувствуя, как дрожат от
напряжения нервы, он оглядел вновь наступившую темноту и прошел мимо
Камичи и Акиры по лестнице.

  9

  Вестибюль казался осколком прошлого века. Концом прошлого века. Древняя
сосна украшала стены. Вместо канделябров фургонные колеса. Единственный
примитивный лифт находился рядом с впечатляющей старинной, уходящей
крестообразно наверх лестницей. Но, несмотря на весь исторический шарм,
здесь пахло плесенью и гнилью.
  Сэвэдж стоял к Камичи спиной, наблюдая за пустынным вестибюлем - Акира
тоже - пока их принципал вполголоса о чем-то разговаривал с пожилой
женщиной, стоящей за конторкой, волосы которой сильно смахивали на паутину.
  - В лифте ехать нельзя, - сказал Акира.
  - Я всегда предлагаю своим принципатам избегать их, где только возможно.
  - Я лишь могу сказать, что мой хозяин лично выбрал подъем по сей
несравненной лестнице.
  Будто Камичи бывал здесь ранее.
  Третий этаж. Поднимаясь наверх, Сэвэдж слышал, как позади швейцар грохает
о стены чемоданами. "Ай-ай-яй, как скверно, - подумал он. - Лифт был бы
для тебя более полезен. Но в нем - ловушка, а я чувствую, что здесь
придерживаются каких-то своих правил".
  Человек в ливрее остановился возле одной из дверей.
  - Благодарю. Оставьте чемоданы здесь, - сказал Сэвэдж.
  - Если так, предпочтительнее, сэр...
  - Чаевые...
  - Получены, сэр.
  Швейцар отдал три ключа не Сэвэджу или Акире, а Камичи. Сэвэдж наблюдал за
тем, как мужчина исчезает внизу. Вполне возможно, он получил образование в
одной из школ телохранителей. Потому что знал, что занимать руки
охранников нельзя.
  Камичи открыл замок и отступил назад, давая Акире возможность обследовать
комнату.
  Акира, вернувшись, коротко кивнул Камичи, затем повернулся к Сэвэджу и
поднял брови.
  - Может быть, вы...
  - Да.
  По стандартам отелей, обслуживающих богатую публику, и даже по любым
стандартам, комната была крайне простой. Непокрашенная батарея. Тусклая
лампочка под потолком. Единственное окно было закрыто дешевыми
занавесками. Пол - потертый, сосновый. Кровать - узкая, провисшая,
покрытая очень старым пледом ручной работы. В ванной - съемный душ на
зажиме над тусклыми кранами. Запах плесени казался всепроникающим.
Телевизора не оказалось, хотя телефон был - старый, огромный черный гроб с
диском вместо кнопок.
  Сэвэдж открыл единственный шкаф. Неглубокий, распространяющий запах
плесени. Потом подошел к следующей двери, находящейся возле окна с
батареей. Выглянув на улицу, увидел небольшой балкон. Прожектора,
установленные по бокам здания, отражались в небольшом овальном озере прямо
под окном. Справа возвышались скалы. Слева выдвигался пандус. Перед гладью
темная тропа вела прямо к соснам, вверх и к темному обрыву; кожа у Сэвэджа
на голове стала съеживаться.
  Он вышел из комнаты.
  - Как вы находите комнату моего хозяина? - спросил Акира.
  - Если ему нравится чувствовать себя в спортивном лагере...
  - Спо