идал, башкой вперед, как копье... Хотел в  конце  себе
одну каску на сувенир, да куда там...  Так  натянул,  что  с  головой  бы  и
оторвал, еле успокоили...
   - А что менты?
   - Да ничего.. Искали, наверное. Да они странные, эти англичане. Побухтели
в газетах чуток про  нас,  а  потом  на  каких-то  зомби  переключились,  на
лаборатории военные... Видно, скандал у них какой-то. В статьях,  что  пацан
переводил, про биржу - ну, сначала строк пять, а потом все про зомби,  сразу
на другую тему...
   - Может, они Глюка имели в виду?
   - Не, Глюк не похож... - серьезно сказал Садист. Денис знал Глюка лично и
мог не согласиться с этим мнением -  при  взгляде  на  Аркадия  Клюгенштейна
создавалось впечатление, что  всю  свою  сознательную  жизнь  он  провел  на
исправительных работах, а  бессознательную  -  в  цепких  руках  сотрудников
медвытрезвителей. - Я ваще не понимаю, как в  одну  статью  можно  две  темы
задвигать. Странные  они,  эти  островитяне.  -  Садист  бибикнул  встречной
колонне джипов без номеров, те  в  ответ  заморгали  фарами.  -  Со  стрелки
едут... Ну вот, сидим с пацанами в отеле, делать  нечего,  никель  в  порту,
думаем,  может,  придушить  надо   было
биржевика этого...
   - Не надо, не поняли бы, - Денис был  против  насильственных  действий  в
отношении лондонской биржи.
   - Точно, не поняли бы, - согласился Садист. Но по другой причине,  -  нас
пока там не знают, подумали бы, что кто другой, по другим разводкам...
   - В этом случае, конечно,  не  тот  воспитательный  эффект,  -  задумчиво
произнес Денис. - А если жмурику табличку на грудь - так,  мол,  и  так,  не
хотел никель, получай свинец, а?
   Судя по выражению лица, эта мысль Садисту понравилась.
   Ответить, однако, он не успел. Впереди, метрах в пятидесяти, из-за кустов
внезапно выскочила фигура в белых ремнях и стала  яростно  махать  полосатым
жезлом, словно пытаясь прихлопнуть надоедливую муху.
   - Может, заутюжим?  -  обрадовался  сзади
Горыныч. Игра не ладилась,  а  ментозавров  он  не
любил.
   - Не, у них там гнездо... - Садист нажал на тормоз.
   Гаишник с важным видом обошел автомобиль  и  приблизился  к  водительской
дверце. Росточку в нем было от силы метра полтора, форма болталась.
   - Нарушаем, товарищ водитель... - привычно заныл гаишник. Судя по  ширине
лба, сразу после школы для детей с задержкой умственного развития он был  из
жалости принят в милицию.
   - Представляться надо, - наставительно сказал Садист.
   - Лейтенант Великанов... Ваши права и документы на машину,  -  загундосил
"страж дорог и переездов, всех  тропинок  командир".  За  кустами  виднелись
"Жигули", но рядом никого не было.  Гаишник  постучал  по  крыше  "лексуса",
поторапливая Садиста. - Приготовьтесь к досмотру...
   - А где твой жетон, милай? - неожиданно прервал его Садист.
   - Я на службе, - невпопад ляпнул гаишник и снова постучал жезлом. -  Ваши
права...
   - Слышь, чудик, - насупился Садист, - если тебе на флакон не хватает,  то
ты не по адресу. Ты чо, думаешь, - я дорожника от  околоточного  не  отличу?
Совсем в своем лесу одичал, а? Еще раз стукнешь, я тебе твою палку в задницу
забью! Будет, блин, леденец - "мент на палочке"...
   Гаишник растерялся.
   Он и вправду был участковым из соседней деревни, а на  нехитрый  промысел
его толкнул острый дефицит средств на обольщение  местной  красавицы  Зинки,
втайне звавшей его "мусорным Квазимодой" и признававшей  только  дорогие  по
деревенским меркам подарки. Зарплаты участкового явно не хватало.
   Садист гордо глянул на Великанова и молча втопил педаль газа.  В  зеркале
заднего вида в последний раз мелькнула нелепая фигурка.
   Участковый плюнул в дорожную пыль и грустно посмотрел  на  пустое  шоссе.
"Дежурство" подходило к концу, машин не было.  Видимо,  и  сегодня  придется
коротать летний вечер без женской ласки и листать на  сеновале  затертый  до
дыр польский каталог нижнего белья, предаваясь эротическим мечтам.
   Таких вечеров за год у Великанова  обычно  набегало  где-то  чуть  больше
трехсот шестидесяти.
   Главной  достопримечательностью  поселка   Волосянец   являлось   местное
КПЗ,  которое  для  жителей  было  неким
синтезом масонской ложи,  в  лице  участкового,  паспортистки  и  заведующей
магазином, и деревенского Гайд-парка, по недоразумению забранного  решеткою.
Из малюсенького оконца, прорезанного  под  самым  коньком  крытой  поносного
цвета   шифером   крыши,   круглосуточно   неслись   комментарии   важнейших
политических событий в стране и  в  мире,  обильно  уснащаемые  неизвестными
ранее  широкой  публике  подробностями  национальной  и  сексопатологической
принадлежности лидеров мирового сообщества. Эти открытия, по мнению "узников
совести", должны были вызвать  взрыв  народного  негодования  и  привести  к
немедленному штурму "тюрьмы".
   Последним животрепещущим вопросом было обсуждение темы - а  не  еврей  ли
Нельсон Мандела?
   Некоторые узники высказывали мнение, что негр вряд ли может быть  иудеем,
однако наиболее прогрессивная часть коллектива, возглавляемая  киномехаником
с труднопроизносимой фамилией Недоперепогоняйло и  поддержанная  антисемитом
Ортопедом, склонялась  к  мысли,  что  иудей  -  это  не  национальность,  а
состояние  "тонкого  астрального  тела".  После  того  как  Ортопед  дал   в
"человеческий фактор" парочке наиболее  ярых  оппонентов,  дискуссия  плавно
перешла уже на процентное содержание "сионизьма" в товарище Манделе.
   Единственным  непримиримым  оставался  местный   "оскал   коммунизма"   -
спившийся парторг совхоза. По его суждениям, выходило, что "рабочий человек"
Мандела, которого он упорно именовал Нильсом, евреем быть не может, так  как
является "скрытым интернационалистом" и "агностиком".  Умные  слова  Ортопед
уважал и демократично парторга не трогал. Тем более что  в  любом  приличном
обществе должна быть своя ручная оппозиция.  Парторг,  по  сути  своей,  был
человеком безобидным, этаким местным ссыльным Ильичом, задвинутым  в  совхоз
во времена антиалкогольной кампании за безобразную пьяную драку с секретарем
райкома комсомола на конференции по обсуждению  решений  очередного  съезда.
Если бы не  единственный  "не  принявший"  в  зале  по  причине  "зашитости"
проверяющий из Москвы, дело бы  не  получило  огласки  -  всего-то  свернули
трибуну и надели на голову начальника райотдела милиции бюст Дзержинского из
папье-маше!
   Милиционер и не  обиделся  вовсе,  а  наоборот,  поддержал  коллектив  и,
выхватив табельный  "Макаров",  пару  раз  пальнул  в  потолок  и  улетел  в
оркестровую яму. Однако душу москвича  не  согрело  зрелище  катающегося  по
сцене клубка тел, завернутого в  красный  кумач  портьеры,  и  он,  сволочь,
доложил на горкоме. Происки москвича дружно  осудили,  справедливо  полагая,
что  тот  настучал  по  гнусному  природному   порыву   любого   обделенного
возможностью на предмет выпить - сам не ам и другим не дам.
   В Волосянце с этим выводом полностью согласились. Тем более что и сами  с
подозрением  относились  к  любому  проявлению  здорового  образа  жизни   -
поселковый спортсмен,  сын  местного  кузнеца,  побеждал  на  многочисленных
соревнованиях,  но  в  родной  деревне,  хоть  тресни,  к  заслугам  земляка
относились с пренебрежением  -  тот  не  "употреблял".  Зато  демонстративно
обсуждали подвиги Гришки Мыкина, сумевшего без закуски засадить  литр  плохо
очищенного клея БФ и в таком состоянии почти пройти по бревну  через  ручей.
То, что Гришка все же сверзился башкой вниз и минут пять  торчал  из  грязи,
словно неразорвавшийся иракский "СКАД",
объясняли  происками  соперника-агронома,  "нарушившего  центровку  бревна".
Раздосадованный спортсмен, разуверившийся  в  своих  способностях  заслужить
высокое  доверие  земляков,  впервые  принял  внутрь  две  кружки  самогона,
заглушившие горе, и, к вящей радости всего населения, проспал  до  вечера  в
луже на центральной площади. До момента "отключки" он  успел  поврываться  в
соседние избы, имея на себе из  одежды  только  незастегнутый  развевающийся
белый халат,  реквизированный  в  медпункте,  и  одинокий  оранжевый  носок.
Сначала никто всерьез не поверил в перерождение спортсмена, принимали его за
ожившую репродукцию Сальвадора Дали и пару раз встретили поленом.
   Но!
   Обсудив богатырский сон  чемпиона,  перегородившего  вход  в  магазин,  и
характерный "выхлоп", пришли к мнению, что невозможно жить в обществе и быть
свободным от него. Со следующего дня Ортопед, а это он и  был,  одномоментно
получил  всю  силу  нерастраченной  народной  любви  и  привычку   регулярно
ударяться в запой.
   В  дежурке  отделения  было  тихо,  бубнившие  в   "обезьяннике"   голоса
доносились  мерным  гулом,  так  как  по  причуде  архитектора  из   каморки
участкового не  имелось  непосредственного  доступа  к  камере.  Задержанных
проводили через угольный склад местной пекарни. Причем санузел  располагался
также непосредственно в помещении для задержанных. По нужде участковый бегал
домой. Дело в том, что  постройкой  данного  шедевра  конструкторской  мысли
руководил бывший прораб, посланный на поселение после отсидки  за  служебные
нарушения и разбазаривание государственных средств, люто ненавидевший ментов
и отомстивший им столь своеобразным способом.
   Суть предъявленных обвинений сводилась  к  тому,  что  при  строительстве
тысячепятисотдвадцатиквартирного  дома  он  начисто  упустил   необходимость
сооружения лестничных пролетов и лифтовых шахт. В  результате,  когда  сняли
леса, оказалось, что сорок парадных дома ведут  каждая  в  две  квартиры  на
первом этаже. Как добраться до остальных тридцати шест в блоке - одному Богу
известно. Это дикое сооружение, не поддающееся реконструкции  в  силу  своих
громадных размеров, долго торчало  памятником  истинно  русского  подхода  к
проблемам градостроительства, пока темной дождливой ночью не  было  взорвано
консерваторами из треста.
   Прораб не согласился с обвинением, на суде  зачем-то  орал  про  "происки
завистников"  и  обозвал  прокурора  "ярким  примером  ошибки  природы   при
проведении генетического отбора" и "результатом внутривидовой мутации".  Суд
заявления склочного прораба учел, и он  схлопотал  пять  лет  общего  режима
вместо двух условно, которые запрашивал прокурор-"мутант".  На  зоне  прораб
прослыл  возмутителем  спокойствия,  неоднократно  уезжал  в   ШИЗО, что отнюдь не прибавило ему любви к людям в форме.
   На лавочке у стены сидел вялый участковый и смотрел телевизор.
   На вошедших Садиста со товарищи он отреагировал живо,  вскочил  и  принял
независимый вид, что заранее предполагало  нелегкую  борьбу  между  денежным
эквивалентом  освобождения  Ортопеда  и  принципиальной  позицией   старшего
лейтенанта. Воспоминания о свистящей над головой  оглобле  укрепляли  мнение
участкового о необходимости искоренения антиобщественных  проявлений.  Синяк
через всю спину вопил о справедливости.
   - Что вам, товарищи? - Старлей был суров.
   - У тебя Мишка парится? - вопросом на вопрос отреагировал Садист.
   - Во-первых, не у тебя, а у вас, - наставительно начал  милиционер,  -  а
во-вторых, в свете последних  проявлений  и  действий  гражданина  Грызлова,
посягнувшего на сотрудника при исполнении служебных обязанностей...
   Денис с интересом взглянул на участкового и покосился на  телевизор,  где
доктор Щеглов мило улыбался крашенной перекисью  водорода  журналистке,  чье
лицо выражало смесь похоти  и  самолюбования.  Начиналась  передача  "Советы
врача".
   - Ты это, давай короче, - Садист не любил долгих объяснений, - нам  Мишку
к врачу везти...
   - К какому врачу? -  Участковый  сбился.  Могучее  здоровье  Ортопеда  не
предполагало такой поворот событий.
   - К гастроэнтерологу, -  выдохнул  Горыныч,  пряча  за  спину  бумажку  с
названием мудреной медицинской профессии. Листок ему дал Денис еще в машине,
ибо  Горыныч  изъявил  желание  принять  посильное  участие   в   выполнении
благородной миссии.
   Участковый уставился на верзилу в ожидании продолжения.
   Горыныч же хмуро смотрел в стену, жалея о том, что не узнал у Дениса, что
же такое "гастроэнтеролог".
   Повисла пауза.
   - У него  проблемы  с  флорой  тонкого  кишечника,  -  пришел  на  помощь
интеллигентный Денис.
   С голубого экрана доктор  Лев  Щеглов  задумчиво  вещал  о  "неизбежности
оргазма". Внимание старшего лейтенанта рассеивалось, он очень  любил  беседы
доктора, выискивая их в программе, и даже звонил на телецентр, чтобы узнать,
не переносится ли передача. Как-то раз он  смог  дозвониться  до  доктора  в
прямом эфире и ошарашил того  вопросом  -  влияет  ли  на  потенцию  ношение
милицейской формы. Щеглов, конечно, мог бы ответить то, что  сразу  приходит
на ум любому  русскому  человеку,  когда  речь  заходит  о  родной  милиции,
особенно  в  таком  пикантном  контексте,  но  сдержался  и  глубокомысленно
успокоил взволнованного телезрителя. Участковый после каждой передачи  гордо
сообщал  жене  Любе  то,  что  узнавал  от  доктора   об   интимной   жизни,
экспериментировал  с  ней  и  продавщицей   автолавки   Клавой,   приобретал
познавательную литературу  и  являл  собой  образец  деревенского  Казановы.
Неудачи сносил спокойно, относя их на счет  малограмотности  партнерш.  Хотя
они и старались, и пыхтели, но, окромя сломанной в прошлом году руки,  когда
страстная Клавка случайно спихнула его  с  крыши  овина,  похвастаться  было
нечем.
   - Ну чо, решили вопрос? - Садист грубо  отвлек  старлея  от  объясняемого
доктором Щегловым способа обольщения.
   - Не решили, - твердо заявил тот.
   - Сколько? - спросил Садист.
   - Нисколько. Не выпущу.
   - Да ты чо... - начал было Горыныч, но Денис удержал его за рукав.
   - Давайте поговорим как интеллигентные люди, -  вежливо  обратился  он  к
участковому, - вы же понимаете, что  через  час  здесь  будут  лечащий  врач
Михаила, а потом - его адвокат. Или наоборот. Я вам предлагаю выход, который
всех устроит. Вы отпускаете задержанного, а мы оказываем спонсорскую  помощь
лично вам...
   Доктор Щеглов закончил с  экрана  "...а  если  вы  что-то  не  поняли,  я
принимаю по четвергам  с  шестнадцати  до  восемнадцати  часов  в  помещении
стационара номер тридцать семь...".
   - Вот именно, - сказал Денис. Старлей тряхнул головой. Рыбаков понял, что
тот близок к примирению и дожимать нужно сейчас.
   - Триста долларов. -  В  руку  Дениса  легли  поданные  Садистом  зеленые
бумажки. - Вас как звать-то? Неудобно обезличенно общаться...
   - Владимир Иванович, - недоуменно представился участковый.
   - Ну что, Владимир свет Иваныч, по рукам? - Веер из стодолларовых бумажек
завораживал взгляд. Старлей вздохнул и протянул руку.
   - Зер гут, Вольдемар! - зычным голосом штандартенфюрера СС рявкнул Денис.
-  Вы  сделали  правильный  выбор!  А  что  касается  инспекции  по  личному
составу... - участковый отдернул руку, Денис  внимательно  посмотрел  ему  в
глаза, - ...то есть мнение, что это не их дело, - Рыбаков открыл лежащий  на
столе Уголовный кодекс, вложил купюры между страниц и захлопнул книгу.
   - Да понятно, - старлей брякнул ключами, - только вы  подстрахуйте  меня,
когда я Мишку выпускать буду...
   - А что, ломанутся остальные? - удивился Горыныч.
   - Могут.
   Постоянные массовые побеги из КПЗ стали в Волосянце  привычным  явлением.
Бежали вот только прямиком до магазина или  к  самогонщице  и  гадалке  бабе
Нюре. Иногда, если старлей был зол  или  с  похмела,  он  беглецов  водворял
обратно, но чаще плевал на это. Если в стране  бардак,  из-за  которого  ему
вместо девятимиллиметровых патронов к  штатному  "макару"  выдали  маленькие
бутылкообразные заряды калибра 5, 45 к какому-то новому пистолету,  которого
он в глаза не видел, то что уж говорить о побегах алкашей. Слава Богу, что в
отчетах об использованных патронах химичить  не  приходилось,  а  то  бы  по
пьянке расстрелял обойму - и либо отчет пиши, как  в  Волосянце  террористов
задерживал, либо в Питер на рынок за "маслятами"  езжай.  А
так благодать. Из "макара", как ни изворачивайся, нестандартным патроном  не
выстрелишь.
   Обитатели камеры с удивлением  воззрились  на  околоточного  в  окружении
группы гориллообразных "товарищей". Денис скромно держался сзади.
   Громадные мускулистые парни начали гулко хлопать друг друга по  спинам  и
обниматься.
   "Разок меня так хлопнут - и кранты, - подумал  Денис.  -  Как  же  им  не
больно-то?"
   Ортопед оторвался от братков и бросился к Денису.
   "Здравствуй, травма", - пронеслась мысль.
   Ортопед затормозил в полуметре, взрыв каблуками  земляной  пол  угольного
склада, и осторожно тронул Дениса за плечо. В его взгляде читалось искреннее
уважение к умственным способностям визави и глубокая скорбь от  обделенности
Дениса в плане телесной обширности.
   - Ты чо такой грустный? - осведомился Ортопед.
   - Да думаю я, - Денис посмотрел  на  оставленные  сорок  седьмым  номером
кроссовок две глубокие борозды на полу, - может, и мне в зал начать  ходить?
Покачаюсь, не так стыдно будет. А то ведь кто-нибудь от  чувств  ткнет  меня
кулаком - и на инвалидность...
   - Да ты чо! - возмутился Ортопед. - Мы ж всегда аккуратно...
   Это соответствовало действительности. Всего лишь раз Комбижирик, неудачно
повернувшись в лифте, сломал Денису два ребра. За что был подвергнут  резкой
критике  коллектива  и   во   время   вынужденного   "больничного"   завалил
пострадавшего пакетами фруктов и всяческой снеди.
   Ортопеду вручили ключи от его "ниссана", сиротливо стоявшего  у  входа  в
отделение, и двинулись обратно. Миша получил задание лететь к  Паниковскому,
объяснить ему суть завтрашнего представления и подготовить  кандидатуру  для
"зарядки" пиротехникой.

Глава 2
Тебе я стрелку, брат, забью по рукоятку

   Денис поужинал с женой и  обсудил  с  ней  детали  и  возможные  варианты
поведения на "разборке".
   Ксения была в курсе всех дел мужа, являлась его  ближайшей  соратницей  и
частенько давала ценные советы. Росточку  она  была  небольшого,  чуть  выше
полутора метров, фигурой напоминала японскую статуэтку и носила мальчишескую
стрижку. Знакомые братки смотрели на нее с трепетным  недоумением,  явно  не
понимая, как ей удается управляться  с  любимцем  семьи,  сумасшедшим  рыжим
питбультерьером Адольфом, который целью своей жизни сделал получение  звания
"самый отмороженный пес на  свете".  Как-то  Денис  разъяснил  браткам,  что
мерзопакостность женского  характера  обратно  пропорциональна  габаритам  -
слова "обратно пропорционально" братки не поняли,  но  посчитали  объяснение
приемлемым и уважительно поглядывали на Ксению.
   Особенно их поразил случай, когда Ксения одним махом сбила  разошедшегося
Адольфа с оцепеневшего Глюка,  которого  пес  избрал  для  отработки  приема
"уничтожение куртки турецкого производства с владельцем  внутри".  Улетев  в
угол от пушечного удара ногой, рыжий  беспредельщик  сразу  стал  независимо
чмокать  и  облизывать  лапу,  а  спасенный  Глюк  получил  двадцать  капель
валокордина, которые Ксения недрогнувшей рукой влила в глотку окаменевшего в
ступоре  "быка".  Позднее  эта  история,  в  интерпретации  Глюка,   обросла
душераздирающими подробностями в виде описания явившихся рассказчику существ
в белом за полсекунды до чудесного спасения и  полившихся  откуда-то  сверху
звуков божественной  музыки,  которые  он  пытался  воспроизвести,  фальшиво
насвистывая  и  гудя,  изображая  трубу.  Слушатели   завороженно   внимали,
потрясенные глубинным смыслом испытания,  выпавшего  на  долю  двухметрового
братишки. Глюк побывал в церкви,  поставил  свечу  Николаю  Чудотворцу,  чем
привел узнавшего об этом Дениса к парадоксальной мысли, что, если  население
страны начать травить боевыми собаками, уровень религиозного сознания  резко
возрастет.
   Однако до практического осуществления этой прогрессивной идеи  (например,
в вид