зревался.  Но в анонимке
правильные   сведения.   В   результате   проверки   выяснилось,   что
действительно  его  побратим  три  года  тому  назад  ездил в Россию и
прислал оттуда открытку,  очевидно,  с шифрованным текстом. Значит, Ан
Гван Су связан с Москвой?
     - Вполне вероятно,  что оттуда приезжают на пароходах  связные  и
передают   задания.   Перл-Харбор  может  очень  интересовать  красную
разведку.
     - Русским  сейчас  не до нас,  - пробурчал Баллигант.  - Зачем им
шпионить здесь?
     - Они  могут  передавать сведения другим разведкам,  обмениваться
информацией. И кроме того, они могут провести какую-нибудь диверсию, а
потом свалить на других. Какие указания дал начальник?
     Баллигант пожал плечами:
     - Шиверс  говорит,  что  придется заняться корейцем-аптекарем.  В
анонимке сказано,  что в аптеке на Маунакеа-стрит по ночам  появляются
какие-то люди,  и кореец часто ходит на пристань к прибытию пароходов.
Неужели он действительно главарь русской агентуры на Гавайях?
     Ригс прошептал:
     - А вдруг мы раскроем здесь  филиал  красной  разведки?  Вот  это
будет дело!
     Баллигант тихо крякнул  и  вытащил  из  кармана  пиджака  огрызок
сигары.

                              16 октября
     - Начало операции "Пир Лукулла" назначено на двадцать  ноль-ноль,
- объявил Гейша.  - Явиться без опозданий.  Форма полупарадная,  можно
обойтись без орхидей в петлицах. Духи - "Милорд" или "Денди", в случае
крайней   бедности   -  герленовская  амбра.  Выражение  физиономии  -
максимально праздничное.
     Он успел  сбегать  в  парикмахерскую  отеля "Мэйфлауер",  взять у
портного новый мундир и купить  новую  фуражку  -  весь  блистал,  как
миноносец, принявший на борт президента.
     Приглашение Уилкинсона  поразило  всех.  До  сих  пор   начальник
управления  не  приглашал  к  себе  домой  подчиненных.  Он был всегда
безупречно корректен,  но не подпускал никого на  близкое  расстояние.
Однако  на  этот  раз  изменил  своему  правилу из-за младшей сестры -
медноволосой, длинноногой Дайаны.
     Она считалась одной из лучших теннисисток столицы. В прошлом году
в паре с бывшим адъютантом брата  капитан-лейтенантом  Пауэлом  заняла
второе  место в состязании на первенство по морскому ведомству.  Успех
на корте  привел  к  сегодняшнему  торжеству  -  обручению.  Церемония
официальной  капитуляции  старого  холостяка  Томми Пауэла должна была
состояться в доме Уилкинсона.
     Приглашение получили    некоторые    подчиненные    Сэффорда    -
дешифровщики и японоведы из Т-бюро Крамера. Короче говоря, приглашения
удостоились только причастные к "магии".
     Пейдж не сразу нашел дом Уилкинсона  -  долго  колесил  по  узкой
улице мимо уютных старомодных особнячков,  двухэтажных, увитых плющом,
с оконными ставнями и крохотными палисадниками.
     Уилкинсон жил  в темно-зеленом домике напротив молельни баптистов
- рядом с небольшим пустырем,  где стояли легковые машины и  автобусы.
Здесь  было очень тихо - машины проезжали редко.  Можно было подумать,
что  это  улочка  какого-то  захудалого  городка,  если  бы  не  купол
Капитолия, торчащий совсем недалеко над крышей отеля.
     Звонка у входной двери не было -  его  заменял  дверной  молоток.
Пейдж беззвучно рассмеялся:
     - Это в его стиле.
     Уайт усмехнулся.  Особнячок  в  стиле  эпохи колонизации Америки,
клумбы с георгинами перед крыльцом  и  дверной  молоток  действительно
гармонировали  с благообразным,  респектабельным Уилкинсоном,  похожим
скорее на пастора, чем на руководителя военно-морской разведки.
     Дверь открыла  толстая  негритянка,  весьма миловидная,  в белом,
туго накрахмаленном чепчике.  В передней стоял запах старинных  духов,
отдающих мускусом.
     Гости уже  были  в  сборе  -  сидели  в   полукруглой   гостиной,
заставленной   чиппендейлевской  мебелью  из  красного  дерева,  и  на
застекленной веранде,  выходившей во внутренний  дворик  с  газоном  и
подстриженными кустами шиповника.
     Среди гостей Уайт  узнал  высокого,  щеголеватого  контр-адмирала
Тернера,  заместителя  Старка.  Рядом с ним сидел худощавый,  смуглый,
похожий на пуэрториканца капитан третьего ранга Макколла.
     Дайана -  в  парчовом  японском  троакаре,  накинутом на вечернее
платье,  сверкая диадемой,  напоминающей корону,  -  разносила  гостям
бокалы с коктейлями.
     Она подошла к Уайту:
     - Это   дайкири,  это  манхэттен,  а  это  би-энд-би.  Какой  вам
прикажете, адмирал?
     Уайт отвесил старомодный поклон:
     - Вы льстите, герцогиня. Мне еще далеко до адмиральских звезд.
     Дайана тряхнула головой:
     - Сегодня для меня весь мир - райский сад и все люди - адмиралы.
     Перед ними вынырнул и изящно изогнулся Гейша:
     - И я тоже?
     Дайана коснулась мизинцем его щеки:
     - Нет, вы, Дик, сегодня настоящий принц.
     - Монакский,   -   уточнил   Шривер,  беря  бокал  с  подноса.  -
Рулеточный.
     - А вам? - обратилась Дайана к Пейджу. - Хотите олд фашн?
     - Я плохо разбираюсь в коктейлях, - смущенно пробормотал Пейдж. -
Мне что-нибудь покрепче и поострее.
     - Тогда идите в столовую.  Там орудует  Томми.  Он  подберет  вам
что-нибудь взрывчатое.
     - Адмирал Пейдж,  рекомендую  замечательный  коктейль,  -  сказал
Гейша. - "Соленая собака". Делается из джина, грейпфрута и соли.
     - Вместо джина лучше взять московскую водку, - предложил Шривер.
     К ним подошел Донахью с пустым бокалом в руке. Он сморщил нос:
     - Не будем омрачать сегодняшнее торжество  ничем  московским.  Из
всех  водок  признаю  только датскую - аальборг аквавит.  Великолепное
питье. Незаметно сбивает с ног.
     Он взял  бокал  у  Дайаны.  Она высоко подняла поднос и прошла на
веранду. Донахью сделал глоток и почмокал губами:
     - Германское управление информации уже объявило,  что исход войны
на  Востоке  фактически  решен.  Вчера  я  был  на  коктейль-парти   у
германского военного атташе.  Там говорили, что русские армии окружены
в районе Брянска и за Смоленском. Дорога на Москву открыта.
     - Ерунда,  - сердито произнес Шривер. - Мне утром сказал адъютант
Уилкинсона, что русские стали снимать свои войска с Дальнего Востока -
перебрасывают на фронт под Москвой.
     - Русские,  вероятно,  узнали,  что японцы не нападут на  них,  -
сказал Уайт. - У русских ведь первоклассная разведка.
     Донахью громко фыркнул:
     - Будь  у них хорошая разведка,  они знали бы заранее о нападении
Гитлера. Не дали бы застигнуть себя врасплох в то воскресное утро...
     - Русские на этот раз, наверное, пронюхали, что японцы нападут на
них,  - заявил с авторитетным видом Гейша. - И поэтому заблаговременно
убирают  войска  из  Приморья.  Вот-вот потеряют Москву,  тут уж не до
защиты Владивостока.
     Уайт махнул рукой и пошел на веранду. Там Крамер спорил с дамами.
Речь шла о том,  как  в  прошлом  году  Америка  предложила  французам
эскадренный   миноносец  самого  новейшего  типа  в  обмен  на  Венеру
Милосскую. Сделка не состоялась - французы, несмотря на свое отчаянное
положение,  заартачились.  Крамер  заявил,  что  к  миноносцу все-таки
следовало бы добавить  две  подлодки.  Мнения  дам  разделились.  Одни
считали  такой  обмен недопустимым;  по мнению других,  французам надо
было предложить не миноносец, а съестные припасы.
     В разгар спора Уилкинсон и Дайана пригласили гостей к столу. Уайт
и Пейдж сели в конце стола  недалеко  от  жениха  и  невесты  -  здесь
расположилась молодежь, не старше капитан-лейтенанта. Гейша чувствовал
себя  в  родной  стихии:  острил,  рассказывал  анекдоты,   имитировал
известных  джазовых  певцов  и показывал застольные фокусы.  Он сорвал
аплодисменты,  когда  вытащил   из-за   воротника   Пейджа   кружевной
бюстгальтер.
     С той части стола,  где  сидело  начальство,  доносились  обрывки
разговора - обсуждали последнюю весть из Токио о падении правительства
принца Коноэ и о приходе к власти генерала Тодзио.
     Тернер высказал  предположение:  смена кабинетов в Токио означает
только  одно  -  обострение  грызни  между  придворными,  армейцами  и
флотскими.   Большинство   сановников,  окружающих  императора,  хотят
добиться соглашения с Америкой.  Весь  вопрос  сводится  к  тому,  как
остановить войну в Китае, сохранив престиж Японии.
     - Посол Номура тоже стоит за соглашение, - сказал Уилкинсон. - Ни
один трезвый японец не желает войны с нами.
     Пейдж толкнул локтем Уайта и шепнул:
     - Обрати  внимание  на  Макколла.  Судя по его физиономии,  он не
разделяет идиотского оптимизма начальства.
     Донахью заговорил  о  том,  что  Квантунская  армия уже увеличена
вдвое и  что  первый  отдел  генерального  штаба  Японии  приступил  к
разработке  нового  плана  нападения  на  Сибирь  -  предусматривается
одновременный удар в нескольких направлениях.
     Уайт и  Пейдж  не  остались на танцы и отказались играть в бридж.
Донахью уговаривал Уайта поиграть с Уилкинсоном  и  Тернером  -  такой
удобный   случай   познакомиться   поближе   с   начальством.  Донахью
отрекомендовал им Уайта как мастера бриджа.
     - Надо завтра рано утром быть в бюро,  - сказал Уайт.  - Я звонил
дежурному, он сообщил, что пришла целая пачка "магии".
     Донахью положил руку Уайту на плечо:
     - Очень жаль,  что ты  уезжаешь.  Я  говорил  о  тебе  и  супруге
Тернера,  она  любит  иногда  вести  умные  беседы о поэзии.  Как твой
эпистолярный роман с гавайской нимфой?
     - Только  что получил от нее письмо.  Пишет,  что познакомилась с
одним японцем,  который ехал  с  нами  на  пароходе  из  Иокогамы.  Он
устроился на плантации и решил поселиться в Гонолулу. Судя по всему, у
него произошла какая-то личная трагедия, и он навсегда покинул родину.
     - Кто этот японец? - спросил Донахью.
     - Какой-то Акино, мексиканский подданный.
     - Для  чего она сообщает тебе об этом знакомстве?  Чтобы ты начал
ревновать?
     - Она просто делится со мной всем, как с другом.
     - Передай ей мой искренний,  - Донахью приложил руку к сердцу,  -
от всей души привет.  Но я все-таки думаю,  она японская шпионка. Будь
осторожен.
     Маленькая гостиница,  где жили Уайт и Пейдж, находилась недалеко,
но они решили немножко проветриться.  За руль  сел  Уайт,  потому  что
Пейдж выпил немного больше, чем следовало.
     Они поехали по Массачусетс-авеню.  Когда поравнялись  с  японским
посольством,  Уайт замедлил ход. Только в одном широком окне был виден
свет за спущенной шторой.  Может быть,  там трудился шифровальщик  над
очередной депешей, которая завтра появится на столе Уайта.
     Домчавшись до морской обсерватории,  поехали обратно в город,  но
другой  дорогой  - южнее парка Монтроз и кладбища Окхилл.  Около моста
Пейдж  попросил  остановить  машину,  чтобы  раскурить  трубку.  Когда
поехали  дальше,  он  откинулся  на спинку сиденья и прошамкал,  держа
трубку в зубах:
     - И  Хозяин,  и  Тернер,  и  наш Уилкинсон страстно хотят,  чтобы
японцы набросились на русских. И уже поверили в это - приняли желаемое
за действительное. Самый опасный вид заблуждения.
     Уайт кивнул головой:
     - То же самое и у армейцев.  Там вся головка,  начиная с генерала
Маршалла,  помешалась на этом. Ждет атаки японцев на Приморье. Убедили
себя в этом. Интересно, что думает президент?
     Пейдж вынул трубку изо рта:
     - Наверное,   Маршалл   и   Хозяин   подсовывают  ему  "магию"  в
соответствующем соусе и стараются сбить его с  толку.  Хорошо,  что  у
Рузвельта ясная голова, но курс наших начальников меня очень тревожит.
Все может кончиться плохо.
     - Может кончиться плохо, - машинально повторил Уайт.

                               5 ноября
     Посольство напоминало маленькую усадьбу,  затерянную  в  горах  и
оторванную от всего мира. Жизнь в усадьбе была предельно однообразная,
удручающе скучная. Ее обитатели - несколько десятков семей - до смерти
надоели  друг другу.  Темы для разговоров были исчерпаны,  нечего было
обсуждать, не о чем было спорить и сплетничать. Все знали друг о друге
все - вплоть до последних мелочей.
     И до смерти надоели визиты в соседние усадьбы-посольства и миссии
других  стран.  Каждый  раз  одно  и  то  же  -  файфоклоки  с чашками
липтоновского чая и  сырными  крекерами,  коктейль-парти  с  бокалами,
наполненными смесью крепких и мягких напитков, и рауты с одними и теми
же холодными закусками, которые надо есть стоя.
     Каждый раз  одно и то же.  Все расписано раз и навсегда.  В каких
случаях надевать визитку с брюками в полоску или фрак с цилиндром,  до
которого часа можно ходить в смокинге,  когда надлежит надевать желтые
перчатки,  а когда - белые,  когда полагается  белый  галстук-бабочка,
когда  черный,  и какой угол визитной карточки надо загибать,  и какие
обозначения надо проставлять на карточке.
     Рисивинг-лайн -    у   входа   в   зал   выстраивается   цепочка,
возглавляемая послом и его супругой, и замыкается третьим секретарем и
его супругой. Этикетные поклоны и улыбки, рукопожатия и приветственные
фразы,  а спустя час-полтора снова рисивинг-лайн -  на  этот  раз  для
прощания, - и снова этикетные поклоны и рукопожатия.
     Ездить в гости в другие усадьбы  и  принимать  гостей  вменено  в
служебные обязанности. И это несколько раз в неделю, и каждый раз одно
и то же,  и так установлено раз и навсегда,  во веки  веков,  пока  на
земле   будут   существовать  дипломаты  с  их  незыблемыми  правилами
дипломатического протокола.
     Однообразную, убийственно скучную жизнь усадебки нарушали приезды
почтальонов.  Они доставляли вести с родины  и  всего  мира,  где  шла
жизнь,  совсем  не похожая на закостеневшие церемонии коктейль-парти и
раутов.
     Каждый раз,  когда  прибывали  дипкурьеры  из  Токио,  посольство
оживало,  словно всех спрыскивали волшебной водой,  начиная с посла  и
кончая   мальчишкой  -  мойщиком  машин.  Дипкурьеры  привозили  кроме
официальной почты и писем от родных  еще  и  то,  без  чего  не  может
существовать  ни  один японец на чужбине:  сою,  зеленый чай,  бобовую
пасту мисо для утреннего супа и прессованные водоросли.
     Но в  первую  очередь  чинов  посольства  интересовали  письма от
друзей-сослуживцев.  В   этих   письмах   содержались   всякого   рода
ведомственные  новости и те сведения,  которые не попадали в токийские
газеты.  Самые интересные новости в Японии теперь передавались шепотом
на  ухо,  а  если  в  письменном  виде,  то только в письмах,  которые
миновали  военную   цензуру.   Вот   такие   письма   и   доставлялись
дипкурьерами.
     Посол Номура был очень рад приезду своего  старого  знакомого  из
Шанхая,  партнера по маджонгу,  полковника Маруя.  В последнее время в
качестве дипкурьеров стали все чаще и чаще ездить военные - под  видом
чиновников  министерства  иностранных  дел.  Только  кадровым офицерам
можно было доверить почту с секретами государственной важности.
     Посол решил  побеседовать  с  гостем  наедине.  Маруя  -  человек
осведомленный,  у  него  можно  выведать  многое.   Они   поехали   на
Арлингтонское военное кладбище.  Оставив машину у ворот,  пошли пешком
по дорожке мимо изумрудно-зеленого холма с  аккуратными  рядами  белых
каменных плит.
     - Очень похожи на костяшки маджонга, - заметил с улыбкой Маруя.
     Номура окинул  взглядом простиравшуюся впереди поляну с газоном -
она была пуста.
     - Боюсь, что скоро прибавится много новых костяшек, - пробормотал
он.  - Все идет к началу большой игры.  На  большой  доске,  именуемой
Тихим океаном.
     - Посол Курусу  прилетит  к  вам  через  несколько  дней.  Решили
послать его на самолете.
     Номура усмехнулся.
     - Он,  наверное,  никогда не летал.  Еще окочурится со страху.  -
Посол остановился,  снял темные очки,  тщательно  протер  их  и  снова
надел.  - Я не понимаю,  о чем у нас в Токио думают.  Твердят: никаких
уступок,  ни на вершок, и тут же: постарайтесь все-таки договориться с
Хэллом,  убедить его. А убедить его так же легко, как каменного будду.
Нам уже не о чем  говорить.  Мы  просто  сидим  и  молчим  и  начинаем
подремывать, особенно он.
     - А он не курит?
     - Нет. Мы оба некурящие. Он завел четки, сидит и перебирает их. А
я смотрю на гобелен за его спиной - там изображены  в  хронологическом
порядке   все  американские  президенты.  Я  запомнил  их,  проклятых,
наизусть.
     - Жалко, что вам нельзя играть в маджонг.
     Номура вздохнул:
     - Я не знаю,  хотят ли наши действительно договариваться...  Или,
может быть, это все для маскировки?
     - Мы,  конечно,  хотели бы договориться, - Маруя тоже вздохнул. -
Наши условия предельно ясны и просты. Америка должна прекратить помощь
Чунцину,  признать  пребывание  наших  войск  в  Китае  и  Индокитае и
отменить запрет экспорта в Японию.
     Номура сердито дернул головой:
     - Неужели в Токио всерьез думают,  что  Америка  проглотит  такие
условия?  Мы требуем, чтобы Америка подчинилась нам во всем, ничего не
получив  взамен.  Мы  требуем  от  Америки  капитуляции  без   единого
выстрела. Это все равно что потребовать от партнера по маджонгу, чтобы
он,  не приступая к игре,  признал себя проигравшим и уплатил  деньги.
Какой дурак может рассчитывать на это?
     Маруя хмыкнул, но ничего не сказал. Номура спросил:
     - Это правда,  что среди флотских идет грызня? До нас дошли такие
вести.
     - Часть  флотских  -  они группируются вокруг морского министра -
считает,  что нам будет трудно вести длительную войну... все упирается
в  запасы  нефти.  А  офицеры  морского  генштаба целиком поддерживают
своего  начальника:  устроим,  дескать,  американцам  Цусиму   посреди
океана,  вторую,  завершающую, около Панамы - и Америка поднимет руки.
Адмирал Нагано и  его  сторонники  считают,  что  мы  сможем  избежать
затяжной войны.
     - А как у армейцев?
     - У  них  полное  единодушие  - рвутся в бой.  К концу ноября все
будет  готово  -  планы  операций  против  Малайи,  Бирмы,   Филиппин,
Индонезии  и  Индии будут отработаны до конца.  Сейчас отшлифовываются
последние детали. Поэтому надо пока...
     Номура усмехнулся:
     - Пока надо ходить к Хэллу и смотреть,  как он  крутит  четки.  И
считать президентов на стене. И тянуть все это до нужного момента.
     После недолгого молчания Маруя задал вопрос:
     - А как настроен Рузвельт?
     - Он,  к сожалению,  настроен непримиримо.  И вряд ли  пойдет  на
какие-либо уступки, пока мы не согласимся убрать войска из Китая.
     Маруя покачал головой:
     - Выходит, что у нас нет никаких надежд.
     - Нет,  почему же... Кое-какая надежда есть. Иначе я уже давно бы
настоял,  чтобы меня отозвали. Надежда заключается в том, что довольно
солидная часть американских политиков,  таких,  как Трумэн, Гувер, как
сенаторы Най, Тафт и другие, и слышать не хотят о вступлении Америки в
войну - ни в Европе,  ни в  Азии.  Они  явно  симпатизируют  немцам  и
настроены   в   отношении  нас  довольно  сочувственно.  Они  убеждают
Рузвельта взять на себя роль посредника между Токио и Чунцином.
     - И вас они, наверное, тоже обрабатывают? - улыбнулся Маруя.
     - Меня всячески обхаживают министр почт  Уокер,  банкир  Барух  и
священник Драут.  Все трое - убежденные японофилы.  Они уверены в том,
что как только мы договоримся с Америкой и заключим мир с Чунцином, то
сразу же наши дивизии двинутся на Урал.
     Оба рассмеялись.  Дойдя  до   лестницы,   ведущей   к   памятнику
неизвестному солдату, они повернули обратно к воротам и вышли к берегу
реки.  Заходящее солнце освещало колоннаду памятника Линкольну. За ним
поблескивал обелиск Вашингтона, похожий на тесак.
     - А где цветут наши вишни? - спросил Маруя.
     - Вокруг   обелиска.   -   Помолчав   немного,  Номура  задумчиво
проговорил:  - В общем, моя задача - водить за нос американцев, тянуть
с  переговорами,  пока  армейцы  не  подготовятся  окончательно  и  не
выяснится  судьба  России