.  Тяжелая   роль,   более   подходящая   для
театрального актера,  чем для адмирала.  Но ничего не поделаешь.  Надо
служить государю.
     Маруя молча кивнул головой.  Они сели в машину и медленно поехали
в город.  Маруя попросил проехать мимо  резиденции  Рузвельта.  Машина
направилась на Пенсильвания-авеню и объехала Белый дом с юга. Флагшток
был пуст - президент отсутствовал,  очевидно,  находился в  загородной
вилле. На большой поляне перед резиденцией школьники играли в бейсбол.
     Посол доставил гостя в отель "Уордман-парк".
     - Обычно  мы  занимаем  номера  для  наших  дипкурьеров  в  отеле
"Фэйрфакс",  но на этот раз я снял для вас  номер  в  этом  отеле.  На
третьем  этаже  живет сам Хэлл.  Некоторых послов он принимает здесь в
приватном порядке.
     - Здесь,  наверное,  полным-полно  шпиков,  - Маруя улыбнулся.  -
Придется быть осторожным с бумажным мусором.
     Маруя вылез из машины и поблагодарил посла за прогулку.  Не успел
Маруя отойти на несколько шагов от машины,  как к ней подошел высокий,
седой  американец  во  всем  черном.  Он только что подъехал на такси.
Увидев посла, он помахал ему перчаткой. Номура приказал шоферу открыть
дверцу.
     - Как поживаете, адмирал? - приветствовал он американца.
     - Как поживаете, адмирал? - ответил тот.
     Адмирал Пратт, старинный друг посла, сделал приглашающий жест:
     - Буду  очень  рад,  если заглянете ко мне.  Я тоже остановился в
этом паршивом отеле. Мои домашние уехали в Филадельфию, и я перебрался
сюда.  Мне  надо сказать вам несколько очень важных слов,  адмирал.  В
совершенно приватном порядке.
     Пратт и  Номура  прошли к лифту через пустой холл.  Пратт занимал
маленький номер на пятом этаже  в  конце  коридора.  Окна  выходили  в
грязный двор, забитый автофургонами.
     Посол отказался и от  виски,  и  от  кофе.  Друзья  заговорили  о
прошлом  -  вспомнили  то  время,  когда  Номура  был морским атташе в
Вашингтоне и играл по воскресеньям в гольф  с  Праттом,  работавшим  в
штабе.  Пратт подробно рассказал о своей семье, о подагре и о том, как
играет  в  кегли  с  морским  министром  Ноксом.  Закончив  неделовую,
интимно-дружескую  часть  беседы,  Пратт закрыл дверь на ключ,  накрыл
телефон подушкой и,  сев в кресло рядом  с  послом,  похлопал  его  по
колену.
     - Плохи дела,  дружище,  очень плохи,  - протянул  он  и  покачал
головой.
     - Очень  плохи,  -  согласился  Номура.  -  Большая  часть  наших
армейцев  занимает  непримиримую  позицию.  Но его величество искренне
хочет найти почву для соглашения.  Любой компромисс лучше войны. Война
между   нами   будет   катастрофой  для  обеих  сторон.  Страшно  даже
подумать...
     - Мы, военные, лучше всех знаем, что такое война. При современном
уровне техники война - это драка,  в которой погибнут обе  стороны  на
радость другим. В войне между нами победителем окажется третий.
     - Я делаю все,  чтобы наметить путь к какому-нибудь  компромиссу,
но  ничего не получается.  - Номура пристально посмотрел на Пратта.  -
Помогите мне...  Война между нами не укладывается в моем сознании. Это
слишком чудовищно.
     - Я говорил с Хэллом несколько раз... - задумчиво протянул Пратт.
- Старик утверждает,  что конгресс ни в коем случае не даст санкции на
принятие условий,  выдвинутых вашими армейцами. Америка потеряет лицо,
если  признает  за  Японией  право  держать  войска в Китае.  Я с вами
говорю,  как друг...  по своей  инициативе.  Надо  найти  какую-нибудь
почву...
     Номура кивнул:
     - Надо  придумать что-то.  Хотя бы что-нибудь временное.  Лишь бы
обе стороны сохранили лицо.
     Пратт снова похлопал посла по колену.
     - Надо придумать какой-нибудь  модус  вивенди...  Приемлемую  для
обеих  сторон  формулировку.  Будет  величайшим  идиотством,  если  мы
сцепимся.  - Пратт понизил  голос.  -  Между  прочим,  у  нас  имеются
сведения  о том,  что русские стали убирать войска с Дальнего Востока.
Хотят остановить немцев у Москвы.
     - Нам это известно,  - так же тихо сказал Номура. - Мы не думаем,
что немцам удастся быстро справиться с  русскими.  Процесс  ликвидации
военной мощи России будет довольно затяжным.
     - Но если между нами вспыхнет война, - Пратт поднес палец к носу,
- ситуация может измениться коренным образом...
     - И не в пользу наших стран, - заметил Номура.
     Пратт пододвинулся вместе с креслом к послу и тихо заговорил:
     - Вам и нам надо сохранить свободу действий.  Японии  ни  в  коем
случае нельзя лезть в войну с нами и Англией. Вы должны сохранить свой
флот в целости.  Это  у  вас  главный  козырь.  И  на  будущей  мирной
конференции  ваш голос будет звучать очень внушительно,  подкрепленный
новейшими линкорами и  авианосцами.  Мы  поддержим  вас  в  вопросе  о
Приморье и Сахалина.
     Номура снял очки и посмотрел одним глазом на старого друга.
     - А как насчет Камчатки? - мягко спросил он.
     Пратт скользнул взглядом по карте Америки, висящей на стене:
     - Камчатка примыкает к нашей Аляске, дорогой мой.
     Номура тоже посмотрел на карту и тихо, но настойчиво произнес:
     - Камчатка примыкает к нашим Курильским островам
     Пратт примирительным тоном сказал:
     - Все  эти  вопросы  будут  стоять на повестке дня будущей мирной
конференции. Сейчас о них рано говорить. Сейчас надо думать о том, как
избежать катастрофы на Тихом океане.
     - Правильно!  - согласился Номура. - Нам нельзя воевать ни в коем
случае. Я буду прилагать все усилия, чтобы как-нибудь выйти из тупика.
Я готов отдать жизнь за то,  чтобы Америка и  Япония...  шли  рука  об
руку,  обеспечивая  мир  на Тихом океане...  - Номура поднес мизинец к
глазу и вытер слезу.
     Пратт встал и положил ему руку на плечо:
     - Надо  непременно  достигнуть  компромисса,  и  в  такой  форме,
которая  обеспечивала  бы  сохранение  престижа  Японии  в  вопросе об
эвакуации японских войск из Китая.  Договориться в принципе,  а насчет
срока  эвакуации  можно  выработать  эластичную формулировку.  Давайте
думать в этом направлении. Только прошу иметь в виду, что наш разговор
совершенно неофициальный, приватный... все останется между нами.
     Номура встал с кресла и поклонился.
     - И  надо  еще  подумать,  -  сказал он,  - в какой форме Америка
сможет отменить ограничения американо-японской торговли.  Обе  стороны
должны  взаимно наметить соответствующие компенсации...  чтобы создать
предпосылки для  принципиального  соглашения  относительно  почвы  для
компромисса.
     Вместо ответа Пратт сложил большой и указательный пальцы  в  виде
буквы "о" и дернул подбородком - это означало:  о'кэй.  Он спустился с
послом в лифте и проводил его до машины.

                               6 ноября
     У Уайта  заметно  портился  характер.  Он  стал  раздражительным,
разучился сдерживать себя, по малейшему поводу набрасывался на других,
особенно доставалось Пейджу. И все из-за работы.
     Ее было  много,  и  надо  было  провертывать  все  сверхсрочно  -
начальство не любило ждать. Начальство не принимало никаких объяснений
насчет того, что японцы, и особенно японский министр иностранных дел и
послы,  когда  заходила  речь  о сугубо деликатных делах,  прибегали к
витиеватым оборотам,  употребляя  многоэтажные  глагольные  наращения,
затуманивающие смысл текста.
     Адмирал Номура  к  тому  же  любил   прибегать   к   терминологии
профессиональных борцов. А многие термины нельзя было найти ни в одном
японо-английском или толковом словаре,  даже у Такенобу и в "Котоба но
идзуми",  потому  что составители этих словарей - почтенные филологи -
были круглыми невеждами по части борьбы.
     - Ну,  вот  опять...  -  Пейдж  снял  очки  и растерянно заморгал
подслеповатыми глазами.  - "Нодо" - это  шея,  а  "ва"  -  это  петля,
следовательно, "нодова" - петля на шее. Но что-то не получается.
     Уайт шумно вздохнул:
     - Надо  по  смыслу,  по контексту.  - Он повысил голос:  - У тебя
башка на плечах или что?
     Пейдж виновато повел плечами:
     - Номура пишет,  что его "выталкивают из  занятой  им  позиции  с
помощью   нодова".   Если   на  шее  петля,  то  этого  человека  либо
подвешивают, либо душат, но не выталкивают... Непонятно что-то.
     После недолгого раздумья Уайт объяснил:
     - Нодова - это такой прием,  когда зажимают пальцами  одной  руки
подбородок  противника  и  отгибают  ему голову назад,  а другой рукой
толкают в грудь и выставляют с арены.
     Пейдж выругался  и  стал  по  очереди проклинать посла,  японских
борцов,  Уилкинсона и Макколла, Т-бюро и тот день, когда решил изучать
японский язык в Колумбийском университете,  вместо того чтобы пойти на
гомеопатический факультет Мичиганского университета.  В заключение  он
проклял  еще  тот  вечер,  когда встретил Уайта на концерте и дал себя
уговорить пойти в Т-бюро.
     - Плавал  бы  себе  на  каком-нибудь кораблишке,  дышал бы свежим
морским воздухом и не видел бы этих чертовых  телеграмм  с  проклятыми
определительными    предложениями    длиной    в   несколько   метров,
потенциальными залогами и всякими аффиксами.  - Пейдж ударил  себя  по
голове: - Идиот!
     А Уайт  проклинал  Федеральное  бюро  расследований.  Недавно  из
Эф-Би-Ай  поступили  данные о том,  что брат жены Шривера участвовал в
испанской войне на стороне красных и  сейчас  работает  в  Коминтерне.
Уилкинсон  немедленно  распорядился  отстранить  Шривера  от "магии" и
попросил военно-морскую  контрразведку  провести  расследование  -  не
попали ли секреты Т-бюро к американским коммунистам.
     Дело Шривера открыло глаза  работникам  Т-бюро.  Оказывается,  за
ними  следили  агенты  Эф-Би-Ай.  Гейша клятвенно уверял,  что частная
переписка  всех  "магов"  подвергается  перлюстрации,  все  телефонные
разговоры подслушиваются и за всеми ходят филеры.
     - А скоро перейдут к другим мерам, - говорил Гейша, понижая голос
до шепота, - всех нас раз в месяц будут вызывать в морской госпиталь и
впрыскивать в одно место специальную сыворотку из амитала, пентотала и
коньяка.   После  инъекции  человек  немедленно  засыпает  и  начинает
выбалтывать во  сне  все,  что  у  него  на  душе.  И  все  это  будет
записываться стенографистками, прочитываться Хозяином и его ближайшими
помощниками -  Тернером,  Ингерсолом  и  Уилкинсоном.  Один  экземпляр
пойдет  в  личное  дело,  другой  -  в  специальный отдел Эф-Би-Ай для
вложения  в  личный  формуляр,  на  обложке  которого  будет  написана
условная  кличка каждого поднадзорного.  Уайт получит кличку "Гремучая
змея", Пейдж - "Тарантул", а я, наверно, "Божья коровка".
     Вскоре после того как отстранили Шривера, Т-бюро лишилось и Гейши
- правда,  ненадолго. Макколла откомандировал его на время к армейским
дешифровщикам,  которым  было  поручено  наряду  с  обработкой "магии"
заниматься еще изучением японских военных кодов.  В качестве подсобных
материалов   фигурировали   японские   радиограммы,  перехваченные  на
китайском театре  военных  действий.  Кроме  того,  армейским  "магам"
поручали  еще  расшифровывать  материалы,  получаемые  от Эф-Би-Ай,  -
всякого  рода  криптографию,  обнаруженную  у  арестованных   японских
агентов.
     Специалисты по  разгадыванию  кодов  нуждались  в  помощи  людей,
безупречно знающих японский язык.  Японоведы должны были подсказывать,
какая  буква  или  слово   может   быть   в   том   или   ином   месте
расшифровываемого  текста,  -  без их консультации нельзя было строить
правильные догадки.
     У Гейши взяли подписку о неразглашении тайны работы,  выполняемой
им у армейцев,  но так  как  в  подписке  не  было  сказано,  что  при
посещениях Т-бюро он обязан держать рот закрытым, он рассказывал Уайту
и Пейджу о том,  как вместе с армейскими криптоаналитиками охотится за
тайнами.
     Из его слов явствовало,  что ему  приходится  выполнять  примерно
такую  же  работу,  какую  в  свое  время  проделал французский ученый
Шампольон. Даже, может быть, более трудную, так как египетские фараоны
не занимались шпионажем против Соединенных Штатов Америки.
     Особенно Гейше  понравилась  работа  по  разгадыванию   различных
зашифрованных записей, найденных у японских шпионов.
     Однажды он явился в бюро с сияющим лицом.
     - Уважаемые джентльмены,  я сделал величайшее открытие,  - сказал
он,  садясь на  край  стола  Пейджа.  -  Говорю  об  этом  без  ложной
скромности  и  без всякого преувеличения.  Не надо заранее скептически
усмехаться.  Такие усмешки видели и Коперник,  и Галилей,  и Ньютон. Я
нашел  ключ  ко  всей  японской  шпионской  криптографии.  Отныне  все
кодированные записи японцев  можно  разгадывать  так  же  просто,  как
открывать банки с сардинами.
     Уайт процедил сквозь зубы:
     - Мне некогда слушать всякую ахинею. Проваливайте.
     Гейша посмотрел на Пейджа.  Тот сперва замотал головой,  но потом
сжалился:
     - Ладно,  валяйте.  Только уложитесь  в  две  минуты,  пока  курю
трубку.
     Гейша, конечно,  не уложился,  но Пейдж, а затем и Уайт выслушали
его с должным вниманием.
     Рассказ Гейши был довольно любопытен.
     Оказывается, все   японские   разведчики,  даже  самые  изощренно
коварные,  бесхитростны, как дети. Когда им нужно сделать какую-нибудь
секретную запись,  они не утруждают себя придумыванием нового способа,
а употребляют один из тех,  что уже фигурирует в  мировой  детективной
литературе.
     Например, шпион Исидзака,  пойманный в Сан-Диего в прошлом  году,
применял   в  своих  донесениях  о  местонахождении  зенитных  батарей
примерно такой же метод иносказаний,  который описан в рассказе  Бейли
"Сад фиалок".
     У капитан-лейтенанта Кавабата,  арестованного в  мае  этого  года
около  Фресно,  нашли письмо,  зашифрованное таким же способом,  как в
"Украденном рождественском  ларчике"  Лилиан  де  ла  Тур,  где  буквы
заменяются  пятизначными  величинами.  Одни японцы пользуются методом,
упоминаемым Конан Дойлем в  "Долине  ужаса",  -  указывают  порядковые
номера  страниц,  строк  и букв,  а ключом берут справочник-ежегодник;
другие применяют метод подстановок,  как  у  Антони  Уина  в  рассказе
"Двойная цифра 13";  третьи пользуются методом,  о котором говорится в
"Самом крупном деле Френча" Крофтса,- зашифровывают на основе  таблицы
акций. А у двух японских рыбаков, пойманных в начале года у Панамского
канала,  обнаружили  записки,   зашифрованные   с   помощью   каталога
цветочного  магазина  -  точь-в-точь,  как  у  Агаты Кристи в рассказе
"Четверо подозреваемых".
     - У Эдгара По в его "Золотом жуке"... - вставил Уайт.
     Гейша перебил его с презрительной гримасой:
     - Таких  примитивных  способов,  как  в  "Золотом  жуке" По или в
"Глории Скотт" и "Красном круге" Конан-Дойля,  теперь  не  употребляют
даже дефективные младенцы.
     - Значит,  замечательное  открытие  лейтенанта  Крайфа,  -  начал
Пейдж, - заключается в том, что...
     - Эйнштейну понадобилось целых  полторы  страницы  для  изложения
теории  относительности,  -  сказал  Гейша,  - а моя концепция требует
всего три строчки и может быть сформулирована  так:  для  разгадывания
криптографии   японских  разведчиков  надо  просто  перебирать  в  уме
способы, упоминаемые в произведениях известных детективных писателей.
     - Значит, надо перечитывать всю эту галиматью о сыщиках? От таких
книжек становятся... - Пейдж посмотрел на Гейшу, - кретинами.
     Гейша пожал плечами:
     - Общеизвестно,  что президент Рузвельт - большой поклонник  этой
литературы. Я не считаю его кретином.
     - Вы скоро там кончите у армейцев?  -  спросил  Уайт.  -  Мы  тут
задыхаемся  от  работы,  а  вы  занимаетесь  дурацкими  кроссвордами и
ребусами.
     - Начальству  виднее,  -  ответил  Гейша.  -  Возможно,  что  мне
предложат написать секретное наставление для  наших  криптоаналитиков.
Вы получите экземпляр с автографом.
     - Я предпочел бы вместо автографа иметь самого автора,  -  сказал
Уайт. - Мы тонем в потоке "магии", японцы просто взбесились.
     В самом деле работы было очень много.
     В первых  числах  ноября  прошла  куча  длинных телеграмм в адрес
посла Номура.  В них на все лады подчеркивалось  исключительно  важное
значение   переговоров   по  поводу  вновь  сформулированных  японских
предложений:  1) японские войска остаются в Китае и Индокитае  на  тот
или  иной  срок,  потом  уйдут;  2)  Америка  должна  уговорить Чунцин
заключить мир с Японией.
     Телеграмма из Токио от 4 ноября кончалась такими словами:
     "...Исход переговоров окажет исключительно серьезное  влияние  на
судьбу империи. Мы связываем судьбу империи с этими переговорами".
     Принимая от Уайта переведенные  телеграммы,  Донахью  произнес  с
улыбкой:
     - Надеюсь,  на этот раз не будешь спорить?  Видишь, как они хотят
добиться  соглашения  с  нами.  По  поручению президента адмирал Пратт
вчера неофициально беседовал с Номура и вынюхал  кое-что  относительно
настроений в Токио.
     - Но они выставляют явно неприемлемые предложения, - сказал Уайт.
     - У тебя светлая голова, но ты никак не хочешь понять. Джапы ведь
хотят поторговаться,  и это вполне понятно.  Не  могут  же  они  сразу
отказаться  от  всего,  что  получили  в  Китае.  Все пойдет насмарку.
Столько жертв, и все впустую. И потом, речь идет о престиже военных.
     - Вот поэтому-то Япония и не может пойти на уступки.  Ей остается
одно: броситься на нас.
     Донахью вложил телеграммы в папку:
     - Трезвый расчет диктует  им  другое.  Что  для  них  выгоднее  -
барахтаться без конца в Китае без всяких надежд на победу или пойти на
уступки в Китае и отыграться за счет России?  Японские дивизии  сейчас
могут без труда пройти в глубь Сибири. Москва накануне падения. Россия
уже фактически в состоянии агонии.
     Уайт покачал головой:
     - Японские генералы осмотрительнее тебя.  Они знают, что японские
войска могут завязнуть в России, как немецкие. Получится второй Китай,
только еще более сложный.  Японские военные считают:  для  того  чтобы
заставить Чунцин капитулировать, надо разгромить Америку.
     К Донахью подошел Пейдж.
     - Вы ко мне? - спросил Донахью.
     - Нет, я могу позже... - смущенно пробормотал Пейдж и, сняв очки,
стал протирать их.
     - Мы уже кончили разговор.  - Донахью похлопал Уайта по плечу.  -
Насчет  нападения  Японии  на  нас  могу  сказать  вот  что.  В случае
возникновения войны между нами операции будут происходить в Индокитае,
на  Филиппинах  и  в  южных  морях.  Но  самыми  удобными месяцами для
операций на Юге являются октябрь и  ноябрь.  В  декабре  в  Формозском
проливе,  на  Филиппинах  и  в  Малайе уже начинают дуть муссоны.  Они
делают почти невозможным проведение больших операций.  Короче  говоря,
мы  умело затянули переговоры и заставили японцев пропустить время для
нападения.  Если дотянем до конца ноября,  то окончательно  обезопасим
себя. Получится совсем великолепно.
     Пейдж замахал руками в знак несогласия. Уайт сказал:
     - Нападать на русских им тоже нельзя. В Сибири уже морозы.
     - Квантунская армия предназначена специально для зимних операций,
-  авторитетным тоном заявил Донахью.  - Она укомплектована уроженцами
Хоккайдо и северных префектур Хонсю,  а они не боятся холодов,  так же
как  канадцы.  Я  только  что прочитал копию донесения нашего военного
атташе в Токио о маневрах в Ниигата: там уже стоят холода, а пехотинцы
на   протяжении  всех  маневров  щеголяли  в  одних  кителях,  словом,
подготовились для Сибири.  - Он повернулся к  Пейджу:  -  У  вас  что,
дорогой профессор?
     - Я хотел только сказать...  - Пейдж откашлялся,  - у  нас  много
работы и нас мало сейчас, и без Шривера... совсем тяжело стало.
     - Речь идет о том, что без Шривера мы погибаем, - пояснил Уайт. -
Гейши  нет,  а  молодые  офицеры,  которых  нам  дали,  это фактически
стажеры.  Мы были у жены Шривера.  Ее брат  был  студентом,  учился  в
Англии, поехал добров