командиром" своего
клана.
     Мне раз  удалось с помощью вот такого артиллерийского налета уничтожить
главаря   преступной  группировки,   по  совместительству  -   главу  одного
уважаемого  в Чечне тейпа.  Нет  человека - нет проблемы. Потом на этот тейп
накинулись соседи-кровники, от него мало что осталось. Моя заслуга! Эх, были
времена, были!
     Где-то около  шестнадцати  часов Андрей сказал,  что пора  спускаться с
гор. Ну, что же, надо, значит, надо. Вперед, вернее - вниз. Спуск крутой,  я
вонзал  пятки в  землю, но пару  раз все равно проехался на  "пятой  точке".
Андрей тоже тормозил несколько раз тем же местом.
     Вышли к дороге через большие заросли кустарника. Не выходя из зарослей,
огляделись. Вид немного  иной, чем сверху, но картина одинаковая. Еще сверху
разглядывая пейзаж, ландшафт,  стало ясно, что  нам не миновать деревню. Как
бы ни хотелось, но придется проходить через нее.
     Обратили  внимание,  что можно было  бы попытаться это сделать с левого
фланга, но там вообще не хожено, не езжено.  Хотя остатки травы там гуще. Но
местный  скот  там не  пасся, пацаны  не бегали,  машины не  ездили.  Верный
признак минного  поля.  Можно, конечно, и рискнуть, но  это  все равно,  что
сыграть в "русскую рулетку", только в рулетке шансов больше. Если местные не
лазят там, значит не один человек  и  не один баран  там остался.  Не стоит.
Решили, что не будем рисковать.
     Сейчас, рассматривая в бинокль  через заросли кустарника блок-пост, что
был установлен на въезде в деревню, мы подсчитывали, сколько там бойцов, что
за  вооружение, как они себя ведут. Получалось, что на блоке было пять-шесть
человек. Вокруг поста носились пацаны, на самом посту несли службу  вместе с
отцами трое  мальчишек  лет  двенадцати.  Все  были  вооружены  автоматами и
пистолетами. Так сказать - династия. Передача опыта от старшего бандита-папы
к младшему сыну.
     Кстати,  мальчишки  несли службу  более  бдительно,  чем  их отцы.  Они
останавливали машины, видимо, не  из местного села, потому что многие машины
они пропускали беспрепятственно,  приветствуя  взмахами  рук.  При  досмотре
пацаны указывали родителям на что-то, и те уделяли этому  внимание. Хреново.
Пацаны более наблюдательны. А это  не  очень хорошо, даже очень нехорошо! Но
не  век же нам здесь сидеть и ждать, когда  эти мальчишки подрастут и станут
менее внимательны, как их родители.
     Мы достали свои "журналистские" удостоверения. Веревочки не должны быть
девственно  чистыми.  Немного земли, самую  малость, втерли в  шнурки. Потом
надели поверх одежды.
     Я  перекрестился. Трижды сплюнул через  левое  плечо,  плевок под ноги.
Вперед!



3.

     Момент  выбрали  удачный,  охранники  на  посту  как  раз  досматривали
очередной автомобиль, в  нашу  сторону никто не смотрел. Вышли  из кустов  и
двинулись в сторону  деревни.  Походка  непринужденная  и  немного  усталая.
Бродят  двое  умственно неполноценных по территории Чечни и не предполагают,
что в  любую секунду  могут  стать рабами  кого-нибудь  из  местных эмиров -
полевых командиров. Они так любят себя называть.
     Когда подходили к посту, как раз  закончился досмотр автомобиля. На нас
обратили внимание. Ждут напряженно, всматриваясь  в лица. Пацаны  за спинами
родителей  ощетинились стволами  автоматов. Забавно  все это.  Сделай  шаг в
сторону, и родительские спины закроют сектор стрельбы  для молодежи. И тогда
вперед, атакуй этих гадов!
     Леха,  Леха! Ты  не  о том  думаешь! Ты  должен  выглядеть журналистом,
улыбаться им. Именно улыбаться,  а не скалить зубы. Улыбайся. Вот так. Шире,
шире, как будто у  тебя плохой стоматолог, и ты  не  можешь иначе! Как там у
американцев? Смайл,  и  еще  шире  этот  самый смайл! Чи-и-и-из,  сы-ы-ы-ыр,
се-е-е-кс! Господи, как же давно у меня его не было!
     Живот  подводит от страха и  голода.  В голове всплывает мысль, что при
попадании пули в живот на голодный желудок шансов выжить больше.
     Гоню эту  идиотскую  мысль от себя  прочь. Прочь! Я  сюда не  для  того
вернулся,  чтобы  получить  на  первом же  блоке  пулю от  бандитов, которые
занимаются грабежом на дорогах! Эх, раньше бы двое спецназовцев, вооруженных
лишь  тремя ножами каждый,  раскурочили всю  эту богадельню к едреней  фене!
Почему  три ножа?  Один всегда можно  применить как метательное  оружие.  Он
может  сломаться, выпасть, поднимать,  искать  нет времени.  А  когда "спец"
вооружен  двумя ножами, в каждой  руке  по одному, то  он может  таких  дров
нарубить! Пару раз приходилось видеть, что они делали с часовыми  врага. Это
было нечто! Эх, были времена, были!
     -  Эй,  пошевелитесь!  -  сказал самый  важный, самый  упитанный, самый
здоровый дух.
     Жесты важные, начальник, кол осиновый ему  в сердце! На пальце сверкает
золотой перстень, там  какой-то  камень, что-то большое и блескучее. Терпеть
не могу у мужиков  украшений, ни цепей, ни колец, ни браслетов. Только часы.
Очень хорошие. Дорогие, функциональные часы.
     - Да, да! - мы ускорили шаг.
     Идти  быстрее и улыбаться так, что рот до  ушей, сложно, крайне сложно.
Надо смотреть  под ноги, вся  дорога в  рытвинах  и  ухабах. Подошли, теперь
только хорошее настроение и полное расположение.
     -  Здравствуйте!  - я первым  вступаю в диалог,  чувствую, как холодная
струя пота бежит между лопаток, скатываясь через пояс брюк в трусы.
     - Вы кто? - пальцем  больно тыкают в удостоверение журналиста на груди.
Палец  грязен, ноготь обломан, а  воняет от них! Как от козлов! Тот, который
справа от нас, чешет у себя в промежности. Мыться надо! Козлы!
     - Мы -журналисты! - продолжаю скороговоркой я.
     Попутно взгляд  на Андрея. Мне  худо от того, что вот так, "голый", без
оружия беседую  с бандитами. А Андрею вообще худо. Весь бледный, пот катится
по лицу, на лице застывший оскал, взгляд стеклянный.
     Нас рассматривали молча,  как потенциальных рабов, точно так же, как вы
рассматриваете мясо на базаре. Молча прикидываете насколько оно хорошо, куда
его лучше использовать - в суп или для котлет. А может, отбивные получатся?
     С  чувством   собственного  превосходства,   уверенные  в  своей  силе,
безнаказанности, они  обходили нас, трогали на ощупь ткань. И все это молча.
Вот это молчание как-то больше всего и вселяло в души ужас,  даже не ужас, а
панику.
     Рабинович тоже молчал. Но не от чувства превосходства,  а из-за страха.
В очередной раз до меня дошло, в какое дерьмо я вляпался. Но только сейчас я
не просто это осознал, это дошло до самой  последней клетки моего организма.
Но  надо как-то выбираться из этого положения - мяса на  базаре. Нужно взять
себя в руки, немедленно.
     - Господа, мы журналисты,  и имеем задание от нашей уважаемой  газеты -
написать  несколько статей  о  том, как  федеральные  войска  творили  здесь
бесчинства, и как страдало мирное население.
     Я старался говорить  убедительно,  сохраняя  при этом достоинство, хотя
это  было  крайне  непросто. Страх  смешивался  с  ненавистью.  Теперь  надо
поторопить этих молчаливых мужиков с оружием.
     - Итак,  господа, вы  проводите  нас  к  вашему старшему  командиру или
будете просто стоять и  рассматривать  нас? - у меня прорезался  "командный"
голос.
     Чеченцы наконец-то  что-то сообразили  и  начали переговариваться между
собой. Потом  молча уставились  на нас. Опять двадцать пять. Что делать? Что
делать? Господи,  что  делать?  И  кто виноват?  Сам,  дурень, сам  виноват,
жадность тебя толкнула,  теперь  жри это дерьмо  большой  ложкой!  Гражданин
Мира! Сейчас  ты  станешь удобрением. Не  сразу, сначала поработаешь на этих
шакалов, а потом будешь компостом.
     Тут  наконец-то  проснулся  Андрей.  Он  что-то  им  сказал на  ломаном
чеченском языке, не знаю, что именно, но чеченский я не перепутаю. И то, что
Андрей  что-то  сказал  им  с акцентом,  я  понял.  Оба-на!  "Чехи"  активно
заинтересовались  этой короткой  фразой. Посыпались вопросы,  Андрей  что-то
отвечал. Потом перешел  на арабский,  потом  на английский. Полиглот хренов.
Если очень не повезет, то  Андрея они оставят в живых,  в качестве говорящей
мартышки, вернее попугая, а меня в распыл.
     Но, видно, русский еврей с английской фамилией "Коэн" говорил им что-то
убедительное, и они  его  слушали. Не  знаю, что  именно, но после последней
фразы  Рабиновича  они  похлопали  его  по  плечу,  потом   полезли  к  нему
целоваться.   Надеюсь,   что   он   не   сказал,   что   мы   гастролирующие
гомосексуалисты! Очень на это надеюсь!
     Потом Андрей что-то сказал, и все вновь обратили внимание на меня. Я же
стоял с идиотской усмешкой,  даже  не улыбкой, а оскалом, не умею я  красиво
улыбаться! Не умею! Что не  дано, того  и  нет!  Ну, морда еврейская, говори
только то,  что  надо!  Иногда  лучше  не  договорить чего-то,  чем  ляпнуть
лишнего! Очень надеюсь, что Андрей понимает это!
     Спокойно, Леха, спокойно!  Через оскал  вдох и выдох, задержка дыхания,
как перед выстрелом. Боковым зрением  вижу, что дух  вышел из-за моей спины,
значит, в  случае  шухера можно будет его дернуть на себя и прикрыться  этим
вражьим  телом. Есть шанс. Есть ли такой же шанс у Рабиновича - не знаю, ой,
не знаю. Главное -  веди игру, расслабляй их, Андрюха, расслабляй, притупляй
внимание!
     Стволы автоматов  тем временем уже  поползли  вниз.  Ежу понятно, что в
случае  оказания  сопротивления нам живым не уйти,  но,  может,  говорливому
Рабиновичу удастся убедить местных духов, что мы хорошие.
     А Андрей что-то продолжал говорить. Говорил  по-прежнему  на чеченском.
Он  даже не говорил,  а заговаривал публику. Показывал на окружающий пейзаж,
потом что-то спрашивал у них, они  отвечали. Есть живой диалог, значит, есть
надежда на мирный исход "переговоров".

     И вот Рабиновичу что-то сказали, и мы двинулись толпой. Самое забавное,
что на посту никого  не осталось. Абсолютно никого! Даже мальчишки шли рядом
с нами. М-да, служба у них!
     В центре деревни стоял сельсовет, над ним гордо реял чеченский флаг,  а
посередине этого стяга, как мы говорили - "шакал под луной". Вокруг - грязь,
горы мусора. Пацаны сбегали за местным предводителем команчей. Вышел местный
командир.
     Больше всего я боялся, что появится  знакомое лицо, хоть  и не был я  в
этих  краях,  но  кто знает...  Напрягся,  постарался  укрыться  за  спинами
окружающих чеченцев, делая  вид,  что копаюсь в карманах. Искоса, поглядывал
на вышедшего.
     Мужичок-боевичок,   обвешанный   оружием,  преисполненный  собственного
достоинства. Нет, не встречался он мне во время "Южного похода". Но, правда,
это еще не говорит о том, что он меня никогда не видел.
     Рабинович начал  наглеть и стал чувствовать себя  как рыба  в  воде. Он
дружески  похлопывал  по  плечам  чеченских  боевиков.  Это  мне   очень  не
нравилось, нельзя, ой, нельзя с ними вот так, запанибрата.
     Прошли  внутрь бывшего сельсовета.  Мусор повсюду. Ни деревня,  ни само
здание администрации не пострадали от войны, не видел я  тут  ни  воронок от
разрывов,  ни останков сожженной бронетехники,  ни  даже  следов от пуль  на
стенах  домов, похоже, что  не  было тут  боев  вообще. Вот только  мусора в
здании этого "штаба"  было много. Похоже, что они тут  вообще  не убираются.
Ну, да ладно, я сюда не жить и не служить приехал.
     Зато  кабинет он свой оборудовал как надо! Во всю  стену карта Чечни  с
надписанным грифом "Секретно". Там, где подпись  командира, оторван кусок, а
где должно  быть написано "Утверждаю"  - замазано чернилами или фломастером.
Ну,  понятно,  где-то   подобрали  карту,  самим  сделать  склейку,  нанести
обстановку - не царское это дело. Ну-ну.
     Внимательно  посмотрел  на карту,  была нанесена обстановка конца  июля
1996 года. Эх, были времена, были!
     Стол  у местного командира был хорош, ой,  хорош! Не знаю, где  он  его
достал:  старинный  стол, массивный, из  дерева,  покрытый  зеленым  сукном.
Такие,  наверное,  стояли  в  тридцатые   годы   в  НКВД  и  прочих  сильных
учреждениях.  Теперь  сукно потерлось,  кое-где  протерлось  до дыр.  Стулья
разнокалиберные, выбитые  окна закрыты мешками с песком,  горит  керосиновая
лампа. Верхний ряд мешков  вынут, через него попадает свет и свежий воздух в
помещение. Мусора, правда, здесь поменьше, чем в коридоре. Командир  уселся,
автомат свой положил на стол. Кивнул головой, мол, говорите.
     Рабинович  начал  рассказывать что-то предводителю  местных боевиков  о
нашем тяжелом детстве на ломанном  чеченском языке, потом  что-то сказал  на
арабском. Не знаю почему, но мне  показалось,  что  это была сура из Корана.
Мужик внимательно слушал,  кивал, при этом  он сохранял  солидность. Крепкий
мужичина, с первого раза его не возьмешь.
     Рабинович полез  за пазуху и  снял с шеи журналистское удостоверение. Я
без  команды  решил  ничего не делать.  В общих чертах я представлял,  о чем
говорил Андрей,  но  подробностей  не  знал.  Командир  повертел  в  пальцах
пластиковую карточку  удостоверения, особо  даже  не  читая, потом  приказал
всем, кроме нас, очистить помещение.

     Еще два часа  мы с ним беседовали. Вернее беседовал  Рабинович, я  лишь
суетился вокруг  с  фотоаппаратом, фотографируя командира. Глядишь, может, и
для суда сгодится.
     Потом нас отвели в дом к  заместителю командира. Это нам так объяснили.
Разместили в большой  комнате.  Накормили  ужином. Андрей вкратце пересказал
то, что он  узнал из  беседы с предводителем. Получалось,  что войны в  этой
деревне  не было  как таковой. Военные  пришли  и просто  стояли  на блоках.
Деревня  спокойно их  пустила, и до сих пор  не жалеет об этом,  но с другой
стороны их стали презирать соседние  деревни, которые оказали сопротивление,
за что и получили сполна. Теперь  соседи требуют от местных компенсации, что
они-то,  мол,  дрались  с   русскими,  а   местные  нет,   поэтому   обязаны
компенсировать  потери.  Сложность заключается  в  том,  что эта деревня  из
одного тейпа, а соседние - из другого.
     Восток -  дело тонкое, если не сказать  наитончайшее.  В ходе беседы мы
подарили Командиру и  заглядывавшим лицам радиозакладки, замаскированные под
авторучки и зажигалки. Всего шесть штук. Кто знает, может, пригодится.
     Ближе к обеду мы вышли покурить во двор. Слышим шорох и шепот:
     -  Эй,  русские братья,  подойдите  сюда!  - из-за угла  торчит голова,
причем явно нерусского "брата".
     - Чего тебе? - я подошел поближе.
     - Вы же пойдете в Россию? - продолжил шепотом юноша лет двадцати.
     -  Конечно, у нас там редакция! - я  сделал самое невинное  лицо, какое
только смог.
     -  Передайте ближайшему  сотруднику  ФСБ...  - он  полез  во внутренний
карман.
     "Так,  началось в колхозе  утро!"  -  подумал я.  Провокация!  Ни  один
здравомыслящий опер или агент никогда  не будет хранить при себе оперативные
материалы,  тем  более  вручать их  первому  попавшемуся журналисту. Тут  до
России пешком за сутки можно дотопать с большими перекурами и послеобеденным
сном. Я схватил провокатора за шею. Но  не для того, чтобы придушить, как ни
велико было у меня  желание  сделать  это.  Просто  надо было  прощупать его
пульс. А заодно  и проверить и  потоотделение. Человек  идет  на смертельный
риск, сердце должно колотиться как заячья лапка, пот литься ручьем. Ан, нет!
И шейка сухая. Правда, жирная, и воняло от него как  от козла, и пульс бился
ровненько. Была мысль сломать ему  нос своим лбом, но  я быстро остановился.
Нельзя, не место и не время! Смог лишь зашипеть ему в лицо:
     -  Скотина! Мы  -  представители  демократического издания!  И  в  ваши
гебешные  игры не играем!  И как ты мог!  Именно ФСБ все это затеяло,  а  ты
стучишь  им  на  своих  товарищей! Иуда!  Сексот!  П-шел вон,  собака!  -  я
брезгливо оттолкнул его.
     - Э, нет! -  включился Андрей. - Мы его  сейчас  отведем  к  командиру,
пусть он его судом шариата судит!
     Мы ухватили за руки провокатора и потащили его на улицу. За углом стоял
"УАЗ" с флажком Чечни. Командир. Он ждал своего подручного, и явно не ожидал
увидеть  нас.  Мы  с  Андреем бросили провокатора  ему  под  ноги и  с самым
неподдельным  возмущением начали рассказывать местному  командиру  о гнусном
предложении, что сделал нам  этот агент ФСБ! Хотелось  еще подольше поломать
"Ваньку", но нельзя. Лучше не доиграть, чем переиграть!
     - Очень хорошо, очень хорошо! - по-русски сказал командир.
     - Вы будете его судить? - с надеждой в голосе спросил я.
     - Нет, судить мы  его не будем!  Он  это  делал  по нашему указанию,  -
командир был горд.
     Мне понравилась фраза  "по  нашему  указанию". Прямо как  "Мы - Николай
II". А может у этих ребят кто-то умный сидит в  кустах  и  говорит,  что  им
нужно делать? Не знаю. Тут всего  можно ждать.  Можно  и  нужно ждать всякой
пакости!
     Мы с  радостью сообщили, что оценили его шутку, но больше так делать не
стоит.  Наши нежные демократические нервы могут не  выдержать, и  мы  побьем
провокатора.
     Потом вместе пообедали. По ходу обеда договорились,  что он сам или его
люди за пятьдесят  баксов подкинут  нас на пятнадцать километров на  юг. Все
ногами не топать.

     Около пятнадцати  часов выехали. Повез нас тот самый провокатор. Деньги
командир забрал сразу и положил их к себе в объемистое портмоне.
     Нас посадили на заднее сиденье в потрепанный УАЗик с еще сохранившимися
военными номерами, рядом с  водителем уселся еще один боевик. Когда отъехали
от деревни километров на  пять,  у  сидевшего рядом с водителем-провокатором
воина  затрещала радиостанция, и  что-то  затараторила на  чеченском  языке.
Боевик  откликнулся, что-то сказал, потом обернулся  и  посмотрел  на нас. Я
ничего не понимал, но Андрей напрягся.
     -  В чем дело, уважаемый? -  я  был сама любезность,  хотя  спина стала
мокрой.
     - Эмир сказал, чтобы вас вернули назад, в деревню, - пояснил боевик.
     - А в чем дело, он же нас только что отпустил?
     -  Это не он.  Эмир приедет утром,  он хочет лично с вами поговорить! -
недобрая усмешка оскалила эту бородатую морду.
     - Понятно.  Почему бы и не побеседовать  с  хорошим человеком, заодно у
него  и интервью возьмем, как он воевал  с  оккупантами,  -  я старался быть
спокойным.
     - Он расскажет,  как  воевал, - голос боевика  был театрально  зловещ и
многозначителен.
     Водитель развернул машину, и мы поехали обратно.
     - А как фамилия вашего командира?
     - Не командира,  а Эмира.  Это у  урусов командиры, которые  воевать не
могут, только с женщинами  способны, а у нас  -  Эмир!  - он был горд. - Его
фамилия Толбоев. Зовут Мовсар.
     После его слов спина у меня взмокла еще сильнее.
     - А  чем  он занимался во время  войны?  -  я  напрягся, боясь услышать
ответ.
     - Он был главой администрации деревни,  - боевик сказал, как называется
деревня.
     Вот  теперь  мне стало совсем  не по  себе. Та самая деревня  и та сама
фамилия. Глава  администрации  тот самый. И  псевдоним  сразу  же вспомнился
"Хвостов".  Вот  те  на!  Надо было его  "пришить"!  Испугался  я,  мог  шум
подняться, что прибили главу администрации. Зато сейчас было бы проще. М-да,
дела! А может, стоит сделать "рывок"?
     Я начал оценивать ситуацию. Водителя-то  я  быстро нейтрализую,  он как
раз  передо мной. А вот с  этим боевиком...  Деревня уже видна,  и блок-пост
духов. Нет, не  успеем уйти, не  успеем! Бля! Обидно!  Значит,  надо уходить
ночью,  до  встречи с  "Хвостовым"-Толбоевым.  Не  простит  он  мне,  что  я
участвовал в поимке группы боевиков, ой, не простит!
     С  другой стороны можно и пошантажировать  этого духовского  командира,
бывшего агента ФСБ. А откуда это  знает  демократический журналист?  Откуда?
Значит он не журналист, а сам либо  агент,  либо сотрудник ФСБ. Пусть даже и
бывший  сотрудник,  плевать.  Смерть будет избавлением,  но наступит она  не
скоро.
     Я посмотрел на  Андрея