.  Он сидел бледный, по лицу  катился пот. Пока я
размышлял,  что   и  как  делать,  подъехали  к  блок-посту.  Теперь  поздно
дергаться, надо определяться  на месте. Подрулили  к  сельсовету. На крыльце
уже стоял наш старый знакомый. Он радушно улыбался. Мелькнула мысль, что это
очередная провокация, и сейчас этот толстяк нас  отпустит. Ни фига, нам было
объявлено, что мы дождемся утра, и после беседы с эмиром нас отпустят.
     Обращение стало хуже. На нас уже  смотрели  как на  пленников. Взгляды,
пренебрежительные толчки, благо, что не пинали.  Даже  не пленниками они нас
считали, а  потенциальными  рабами. Плевать им  на  демократическую прессу и
свободу слова,  видимо,  и провокация была устроена  по  распоряжению  этого
эмира.   Радиостанции  у   них   были  УКВ-диапазона.  Чем   отличается   КВ
(коротковолновый)  диапазон  от  УКВ  (ультракоротковолнового)? Все  просто.
"Короткие"  волны,  отражаясь  от  ионосферы  Земли,  способны  огибать  всю
планету.  То  есть,  находясь  в  любой  точке  земного  шара,  можно  вести
переговоры  с этими чеченскими бандитами.  Но  это лишь теоретически. Но все
равно  связь  на  КВ-радиостанциях можно  вести  на большие расстояния.  Они
больше и по размерам.
     УКВ-радиостанции   небольшие  по   размеру,   и  связь  на  них   можно
поддерживать  на  небольшие  расстояния.  Если  оценивать  гористо-холмистый
ландшафт данного  участка  Чечни,  то можно предположить, что  это  максимум
десять километров. Тот боевик, который был с нами в машине,  разговаривал по
радиостанции не  с  самим  эмиром, а с  командным пунктом,  расположенным  в
деревне.  Над  сельсоветом торчала антенна  типа "штырь".  Самая  простая  и
примитивная  антенна.  Диаграмма   направленности  -   шар.  Будь  я  у  них
начальником связи, то мог придумать что-нибудь получше.
     Смотрим на антенну. Длина антенны составляет четверть длины радиоволны.
Чем выше частота, тем меньше длина радиоволны, тем меньше по  размерам нужна
антенна. Судя по  размерам антенны, возвышающейся над крышей  сельсовета, то
они  должны  работать  на  сверхнизких частотах. Допустим,  что  у них стоит
коротковолновый передатчик, на машине  тоже можно  установить такой  же. Они
сами говорят, что Толбоев  припрется лишь утром. Что это значит? Только  то,
что до утра надо отсюда "слинять", иначе с нас начнут сдирать кожу лоскутами
и очень медленно. Потом перережут горло.

     Нас  привели  в  тот  же дом, где  мы были раньше.  Только  с небольшой
поправкой. Мы сидели уже не  в  самом доме, а в сарае, что рядом.  Добротный
сарай.  Метров  десять в  длину,  пять в  ширину. Стены  сложены из  блоков.
Сарайчик   недавней   постройки.   Все  новенькое.   Одна   двойная   дверь,
расположенная посередине.  По три  небольших  окна  на  каждой  стене.  Окна
забраны решетками,  сваренными из арматурного прута. Если убрать эти прутья,
то можно и пролезть.
     Вдоль стен лежали охапки соломы. Нас со смехом завели в этот сарай и  с
грохотом закрыли за нами обитую  жестью  дверь,  было слышно,  как  запирают
большой навесной замок.
     Мы обследовали помещение. Не хотелось думать, что оно может стать нашим
последним пристанищем.  Помоги нам, Бог! Мы были просто подавлены.  Говорить
не хотелось,  надо было как-то осмыслить ситуацию, в которой мы оказались. И
почему-то было чувство, что за нами подсматривают и подслушивают. Надо вести
себя естественно.  А как тут себя будешь вести естественно, когда ты вот-вот
станешь рабом, в самом худшем понимании этого слова?
     Я  сел  на  расстеленную  солому.  Потрогал  на  ощупь  стену.  Крепкий
рукотворный  блок,  отлитый  из  цемента.  Я  разгреб  солому  у  основания,
мелькнула мысль, а вдруг  там есть  что-нибудь типа щели,  лаза? Не было там
никакого лаза. Только что-то нацарапано.
     - Андрей, сюда подойди, тут что-то написано, - позвал я того.
     Мы начали разбирать нацарапанные надписи: "Коротков Сергей Ильич, 1976,
в\ч... личный  номер...  Самара, улица...  дом... квартира...  телефон..." И
самая страшная: "Нас было пятеро мы построили этот сарай. Все умерли. Я один
очень   болею   пытался  бежать  поймали  завтра  наверно  убьют.  Передайте
родителям. Прощайте!" Дальше шли установочные данные на остальных, кто был с
Коротковым. Недолго же они пожили  в  этом сарае,  если такое  ощущение, что
никого здесь никогда не было.
     Мы  сидели  пораженные.  Кто  они были, эти  пленники?  Судя  по  годам
рождения и тому, что были указаны номера воинских частей -  солдаты  срочной
службы. Мальчишки... Нет больше мальчишек... Прощайте, братья, прощайте!
     Я не сентиментальный человек, но в этот момент мне было  до  слез жалко
этих пацанов. Я еще раз посмотрел на  номера воинских частей.  Не  знаю. Эх,
мальчишки, мальчишки! Глотая слезы, я переписал данные к себе в блокнот. Сам
себе пообещал, что выберусь, и сообщу родителям этих  солдат, где погибли их
дети. Эх, дети, для этого ли вас рожали, растили?!..
     - Ну, что, Леха, делать будем? - спросил  Андрей шепотом, озираясь, как
будто рассчитывал увидеть тех, кто мог нас подслушивать.
     - Сваливать будем. Не думаю, что нас будут подслушивать.
     - Когда начнем уходить?
     - Как стемнеет. Сейчас слишком опасно.
     - Тихо будем уходить или громко? - Андрей был очень напряжен.
     - Громко это как?
     - У меня же есть взрывчатка в фотопленках.
     -  Ты в своем уме, умник! Успокойся, насколько сможешь. Тихо с темнотой
начнем пилить решетку.
     - Чем мы ее будем пилить? Пальцем что ли?
     - Смотри.
     Я расстегнул  пряжку  брючного ремня,  вытащил ремень,  а уже из  ремня
вынул  пилки  по металлу с  алмазным  напылением. Спасибо мужикам, помогли с
оборудованием. Дай бог, чтоб эти  пилки сработали  как надо. Всего  их  было
шесть, с  различной конфигурацией и длиной зубьев.  Для  удобства  на концах
полотен  были  сделаны  утолщения.  Сами полотна были в  два  раза  уже, чем
обычные, бытовые.
     Я лег на солому и стал ждать наступления темноты. Руки за голову, глаза
закрыл. Спать все равно не удастся, слишком много мыслей и страшно от  всего
этого! Есть не хотелось, надо просто отдохнуть, может, что-нибудь полезное в
голову придет.
     Сейчас самое главное, чтобы нас никто не трогал и не переводил в другие
помещения, не говоря уже про подвалы. Оттуда бежать было бы уже сложнее. Нас
никто не  тревожил,  а мы не привлекали к себе внимание  требованиями, типа,
хотим в  туалет  или  требуем  суда  над чеченскими  военными преступниками.
Ничего этого не было. У духов своя свадьба, а у нас - своя.
     Тут  в голову пришло,  что у духов наши  радиозакладки.  Собрал сканер.
Слушаю. Что-то говорят.
     - Андрей, ну-ка, послушай, о чем "черти" гутарят.
     Рабинович взял сканер, долго слушал.
     - Ничего хорошего.
     - Подробности.
     - Ужинают. Попутно обсуждают, что с нами делать.
     - Они еще не решили?
     - Как же, не решили! - тон у Андрея саркастичный. - Уже решили. Рабы мы
у них. Просто сейчас решают, на каких работах нас  использовать. Выдвигаются
различные предложения. Обсуждаются. Но ждут эмира.  Он примет решение. Также
считают, что  нужно  тщательно  скрывать  от  соседних  тейпов,  что  у  них
заложники. Отберут.
     - Понятно, - я вздохнул.
     Одно дело подозревать, что ты стал рабом, другое - знать наверняка.
     - Еще есть что-нибудь интересное? - спросил я.
     Ничего.  Жена эмира  с  младшим сыном собираются завтра, после  приезда
командира поехать в Россию  за покупками. Выделен охранник, он же  водитель.
Потом снова все  по новой. Кого и как использовать. Тебя, кстати, собираются
на тяжелых работах заставить работать. Говорят, что ты сильнее и выносливее.
     - Опять, Андрей, ты отмазался. Еврей  везде еврей.  Не обижайся - шучу.
Стандартное мышление.
     - Что делать, Леха?
     -  Ничего. Ждать темноты,  а там ноги в руки и ходу, насколько позволит
обстановка и силы.
     Молча мы  лежали на  соломе, уставившись в  не побеленный потолок нашей
тюрьмы. Будем  надеяться, временной. Ворочаясь  с боку  на  бок,  дождались,
когда  стемнеет, по осени темнело рано.  Только солнце скрылось за сопкой  и
все, опустилась темнота.  Небо в  Чечне низкое,  звезды  обычно крупные,  но
сегодня нам везло. Не было ни звезд, ни луны, ни месяца. Низкие тяжелые тучи
закрыли  небо,  лишь бы не было осадков - и все нормально.  Тихо уйдем,  без
шума и пыли.
     Пока еще что-то было видно на улице, начали смотреть в окна. Поблизости
никого, все, кто шарахался во дворе, ушли в дом. Ну, с богом!

     Выбрали окно, выходящее  на огород, и начали пилить прутья. Всего  было
по четыре  горизонтально и пять вертикально. Итого  нам  предстояло  сделать
восемнадцать распилов. Наше счастье, что это  была обычная арматура. Если бы
духи не пожалели денег и выковали эту решетку, то хрен бы мы ее перепилили.
     Начали! В тишине визг полотен, казалось, раздавался на всю округу. Дело
спорилось. Импортные  полотна  вгрызались  в  наш  мягкий  металл как нож  в
пластилин.  От напряжения пот лился ручьем, в глазах плясали огненные пятна.
Руки  ободрал в кровь, рукав куртки порвал, к черту, быстрее, быстрее! Темп,
темп, работаем, Алексей, работаем. Пыль скрипит  на зубах.  Хочется пить.  К
черту! Только  пилить! Время  работает против  нас!  Только  пилить, пилить!
Потные  пальцы  соскальзывают с  утолщений, одна пилка у меня сломалась.  Не
такой уж и мягкий металл. Беру другую, сломанные полотна - в карман, могут и
пригодиться.
     Андрей также трудится рядом.  Ему  не надо объяснять, какие последствия
нас  ждут,  если не  удастся удрать. Можно, конечно,  и взорвать к  чертовой
матери двери этого  сарая,  взрывчатки еврейской  хватит,  но это уже совсем
крайний  случай.   А  сейчас  пилить!  Самое  неудобное  -  пилить   прутья,
расположенные сверху. Толком  ничего  под  ноги  не  подставить, приходиться
вставать  на   носки,  тянуться  вверх.   Сразу  затекают  спина   и   руки,
металлическая пыль сыпется на лицо,  прилипая к потной коже, стекая по телу,
вызывает страшный зуд. Во рту все пересохло, хочется пить.
     Хр-рум! У Андрея  тоже сломалось полотно. Ничего, осталось всего четыре
прута. Пилим,  Андрюха, пилим!  Мы с  тобой  желаем  свалить отсюда, поэтому
пилим.  Андрей пониже меня  ростом, ему нижние прутья, и боковые, до которых
он может дотянуться.  Мы  часто мешаем друг  другу. Рабинович несколько  раз
ударил меня локтем в живот и в бок. Я тоже не остаюсь в  долгу,  пару раз по
голове и по  плечу моему напарнику достается. После  удара  только  потираем
ушибленные места, никаких извинений, пилим!
     Остался последний прут. Я  быстро его перепиливаю. Если бы существовали
соревнования  по перепиливанию  решеток,  то мы  бы  стали  чемпионами.  Уф!
Рукавом отираю пот с лица. Сваливаем!
     Андрей более  мелкий, подсаживаю его в окно, он прыгает. Слышен  грохот
тела. Потом шепот:
     -  Давай!  Только  осторожно,  тут  куча  застывшего  цемента!  Я  ногу
подвернул!
     - Лови! - я выбрасываю сумки. - Отойди в сторону - зашибу!
     - Прыгай!
     Я  прыгнул, оттолкнувшись  посильнее, насколько это было возможно, сидя
скрючившись в проеме окна. Упал, перекатился, плечо ушиб-таки.
     - Живой? - голос Андрея.
     - Живой. Уходим!

     Озираясь  и  останавливаясь  в  темноте при каждом  шорохе, мы медленно
продвигались вперед. Сердце  бешено колотилось. Казалось, что грудная клетка
сейчас разорвется от такого ритма. В ушах кровь играла бешеную какофонию. Мы
обошли сарай и вышли во двор, из окон сочился свет от керосиновых ламп.
     Долго  всматривались  и  вслушивались  в  ночную  темноту.  Часовых  не
заметили. Будем  надеяться, что их и нет. Собак в этом доме тоже не держали,
что тоже  само  по  себе  приятно.  Встречаться с  огромными, дикими как  их
хозяева, и  не менее  кровожадными  кавказскими  овчарками  не было никакого
желания.
     Рядом с крыльцом стояли автомобили. "Нива", два "УАЗа". С  учетом того,
что  их до  этого здесь  не было, можно было  предположить,  что  все машины
исправны.  Шепотом мы обсуждали, какую машину взять. Остановились на "Ниве".
Машина была переделана.  Часть крыши срезана,  сзади была установлена турель
для пулемета.  Самого  пулемета  не  было, жаль.  Этакая модификация тачанки
времен  гражданской  войны. Стоило  войскам уйти, как  эти духи здесь вообще
разбушлатились. Непорядок!
     Дверь  автомобиля   была  открыта.  Еще  не  хватало,   чтобы  они  его
сигнализацией оборудовали! Я вытащил из подошвы нож, передал его Андрею, сам
вынул нож из часов. Проткнул все  четыре колеса  у одного УАЗика, Андрей - у
второго.
     То, что ключа в замке зажигания не было, меня особо не смущало. Рядом с
полуразвалившимся  замком  торчал простой  тумблер  типа  "вкл-выкл".  Будем
надеяться, что это и есть местная альтернатива замку зажигания.  Если даже и
не сработает  тумблер, то  как замыкать провода  я  знаю. Когда послужишь  в
армии  взводным,  ротным,  будешь  знать  многие  вещи.  В  том  числе,  как
скручивать провода, когда ключ утерян, или находится бог знает  где, а нужно
срочно выгонять технику.
     Андрей вынырнул из-за машины.  Отдал нож,  я вставил его на место, свой
тоже убрал.
     - Давай, толкай! - я поднатужился и начал толкать машину.
     - Сейчас я! Секунду! - Андрей начал рыться в сумке.
     - Чего удумал?
     - Оставлю подарок им за гостеприимство.
     - Чего? - меня начинала бить дрожь.
     - Заминирую дверь.  Откроют - и  все.  Если за нами погонятся,  то  это
поможет их задержать.
     - На хрен! Надо сваливать! Толкай, там разберемся!
     - Толкай. Я через секунду! Я догоню! - Андрей скрылся в темноте.
     - Придурок! - плюнул я и принялся толкать машину.
     Благо, что не было подъема, машина медленно покатилась вперед.  Вот так
устраиваются эти евреи, вечно приходится за них вкалывать, сапер хренов!
     Лишь бы машина завелась!
     В темноте  раздался  грохот падающего жестяного  ведра!  Урод!  Тут  же
раздался скрип  открываемой двери.  И  голоса на чеченском.  Враги не спали,
быстро выскочили из дома. Где же ты, Рабинович?! Быстрее,  быстрее! Я  сел в
медленно катящуюся машину, ну, милая! Не подведи! Ведь ты же русская машина,
и я  русский.  Ну же,  милая! Тумблер  вверх,  заворчал  стартер, схватился!
Машина  завелась! Так, фары не включаем!  Сцепление выжать, первую скорость!
Жаль, что  не  космический корабль! Ну,  где  же ты, Андрюха! На  хрен  тебе
сдались эти мины-ловушки! Где ты?!
     Во дворе  началась борьба. Несколько человек орали что-то на чеченском.
И вдруг крик Андрея Рабиновича перекрыл шум:
     - Леха! Беги!


4.

     Второй раз меня  просить не надо!  Газу, Леха, газу!  Вторая  передача,
третья! Четвертую включать не стал, пусть машина идет "внатяг".
     То, что сердце колотилось раньше - это ерунда. Сейчас только одна мысль
- выжить, выжить!!! Вперед, вперед! Дорогу чуть видно.  Кручу руль в  разные
стороны, пытаясь  "нащупать" дорогу. Вперед! Назад! Домой! В Россию! В Омск!
В  Челябинск!  В любую дыру! Но только  домой!  О,  мои  бывшие  коллеги! На
помощь! А-а-а-а-а! Каждая клеточка  моего тела  вибрирует от паники!  Паника
парализовала всего  меня.  Я мчался  вперед,  вдавливая в полик педаль газа.
Господи, помоги удрать отсюда! Господи, помоги  мне! Помоги мне! Помоги мне!
Черт подери, Господи, помоги  мне! Господи, я буду хорошим человеком! Только
помоги мне выбраться!
     Ехать  до  блок-поста,  на котором нас  задержали,  минут пять,  но мне
показалось, что прошло не  меньше трех часов. Главное, чтобы  на  "блоке" не
начали дергаться,  а то мне  тогда  полный звиздец придет! Господи,  помоги,
пусть они сейчас сидят и тихо чего-нибудь жрут!
     Луны не было, а мне еще  надо  было полавировать между бетонных блоков.
Шлагбаума не было. Я попытался представить расположение бетонных укреплений.
В голову ничего не лезло. Только паника. Паника вытеснила все мысли.
     Теперь   главное   проскочить!  Если  мне  ехать  пять  минут,   то  по
радиостанции проорать на блоки,  чтобы остановили машину - пять  секунд! Это
значит,  что  шансы мои  супер-супер мизирные. Все  равно,  что в  преферанс
объявить  "мизер",  имея  на  руках  четырех  тузов!  Господи!   По-мо-ги!!!
Помоги!!!
     Несмотря  на  панику, мышечная  память  переключила коробку передач  на
вторую скорость. Пока никого не вижу, но  мне надо сделать два поворота! Два
поворота! Господи!  Вцепился в руль мертвой хваткой. Ногти впились в ладони.
Челюсти сжались до  хруста зубов. Казалось, что зубы  раздавят друг друга. Я
не обращал внимания. Не обращал внимания ни на что! Только вперед!!!  Только
вперед! Впереди было мое будущее. Или моя погибель!.. Только вперед!
     Подъехал  к блок-посту. Надо  включать ближний  свет,  иначе ни фига не
получится!!! С трудом отлепил, отодрал руку от руля, щелкнул переключателем.
Вперед! Главное, чтобы мотор не ревел, не надо  газовать на второй передаче!
Мимолетный взгляд  на приборную  панель. Бензина - полный бак, температура в
норме!  Как новичок  высовываю голову вперед рулевого колеса, грудью налегаю
на "баранку".  И почему  придумали люфт на рулевой  колонке!  На хрен он мне
сейчас нужен! Вхожу в правый поворот, медленно, спокойно, Алексей, спокойно!
     Слышу, нет, не слышу, а чувствую, как открывается дверь на блоке. Через
долю секунду виден падающий свет. Все!!! Звиздец! Полнейший звиздец!
     Левый  поворот.  Налегаю  грудью  на руль, помогаю  всем телом,  газ на
полную катушку.  Мотор взвыл,  скорость  выросла,  педаль  сцепления  в пол,
скорость - третья!!! Сцепление бросаю и тут же газ до полика!
     Вижу, как боевик выходит, лениво машет рукой,  остановись! Хуль  тебе в
рот, обезьяна хренова! Боевик еле успел отскочить. Слышу вопли в спину. Один
голос,  потом второй.  С запозданием  очередь мне вслед! Газу, Леха, газу!!!
Скорость четвертая и газу, газу. Газу.  Теперь я понял, что тогда, до блока,
я не боялся, я только сейчас начинал бояться.  Я  жал на педаль газа, мчался
вперед, пытаясь "поймать" дорогу. Только не на обочину!!! Там мины!!!
     Ноги ватные, живот и  низ живота ломит от страха. Спина как деревянная,
гениталии, кажется, ушли, спрятались внутри меня, залезли обратно! Если бы в
сиденье были  бы гвозди,  я бы  вырвал  их  задницей,  до  такой степени она
напряглась. Страшно!!! Мне холодно, мне страшно!!! Надо  съезжать с  дороги.
Плевать на мины, если  сейчас устроят  погоню,  то  на  тракте  меня догонят
махом.  Проселок может меня спасти. Вот  она есть маленькая тропка  -  ходу,
Леха, ходу, родной!!! Сбрасываю скорость, лавируя между деревьев.
     С  каждым метром паника  уходила, приходил обычный  страх. Я  остановил
машину. Пока повезло, что не  нарвался ни на растяжку, ни  на мину. Заглушил
двигатель.  Слушаю  тишину.  Погони  нет, или пока нет.  Сердце  рвет грудь,
дыхание тяжелое.
     Я  с трудом  оторвал руку от  руля.  Затряслись  руки, потом  все тело,
челюсти стучали друг о друга, волны  судорог  сводили и отпускали меня. Лицо
перекашивало, все  лицо сразу. Казалось, что все части лица жили собственной
жизнью.  Кривило рот,  глаза дергались,  каждый сам по себе,  мышцы  на  шее
напрягались,  по  очереди  дергая голову  то  вправо-влево, то вперед-назад.
Мышцы  пресса  то напрягались  до  дикой боли,  то  расслаблялись.  Потом  я
заплакал.  Просто заплакал. Я  не  рыдал, вот так, навзрыд, уже очень давно.
Как  в  глубоком  детстве. Я  рыдал,  упершись лбом в  руль. Если  бы сейчас
кто-нибудь меня захватил, я не смог бы оказать сопротивления. Никакого...
     Сколько прошло времени  я  не знаю, но показалось, что  целая вечность.
Тело и голова стали медленно приходить в норму. Первым желанием было рвануть
в сторону границы, плевать на этого самонадеянного, мстительного еврея.
     На полусогнутых,  ватных от страха ногах вышел из машины. Не думал, что
мой  мочевой  пузырь  так  переполнен,  мне  казало