далеко в придорожные кусты.
Так же молча достал свитер из сумки, натянул. Сел на заднее сиденье.
     - Поехали.
     -  Ты  чего,  парень?  - водитель  был  ошарашен  моим  поступком. - Не
нравится тебе куртка - отдай. Зачем вещами кидаться-то?
     - Ты прав, приметная она уж больно, да и "насекомыми" богата дюже.
     Водитель лишь покачал головой и посмотрел на меня как на умалишенного.
     -  Так тебе  ничего  не  надо?  Может квартирку? Девочек?  Марафета?  -
водитель был явно заинтересован в продолжении нашего знакомства, мне  же это
были ни к чему.
     - Нет, довези до переговорного пункта, а там мы с тобой  расстанемся? И
никогда  не  вспомним  друг  друга.  Я не буду  вспоминать,  что  ты пытался
совершить вооруженное нападение на меня, а ты, что видел меня. Годится?
     - А ты заплатишь?
     - Мы же договорились.
     - А ты, парень, в бегах?
     - Тебя это сильно волнует?
     - Вообще-то нет. Но ведешь себя странно.
     - Просто я  сегодня  не выспался  и голова  плохо  работает,  отсюда  и
неадекватные поступки. Так, например, я не стану орать и сдавать тебя ментам
на въезде в город. Сбрось скорость.

     Мы  спокойно миновали  милицейский пост на въезде в  Ставрополь.  Через
несколько минут были возле переговорного пункта. Я рассчитался, посмотрел на
часы. Два часа  ночи.  Неплохо, неплохо.  Не думаю,  что меня будут искать в
городе.
     Я  прошел в  зал.  Пара  человек  сидели,  клевали носом.  В  углу спал
бродяга, от него несло потом и мочой. На меня никто не  обратил внимания. За
колонной стоял телефон-автомат.  Вот и пригодились жетоны. И  никто не видит
меня.  Теперь  можно  позвонить.  Прикрывая  диск,  я  набрал  код  и  номер
Черепанова - казака-красавца  из поезда. Конечно,  риск был, как в  ту ночь,
когда я шел к Черепанову накануне обмена. Но  после моей встречи с раввином,
я ежеминутно рисковал.
     - Да, - голос сонный.
     - Это эскорт услуги?
     - Вы с ума сошли... Пальцы правильно на клавиши ставь, идиот!
     - Пардон, пардон! - я повесил трубку.
     Теперь  надо определится с ночлегом. Вышел  на улицу.  Недалеко  стояли
"ночные феи". То, что доктор прописал.
     - Эй, девчонки! Не холодно?
     - А что, можете согреть? - они обратили на меня внимание.
     Мне   всегда  нравилось,  что   путаны  такие  вежливые.  Это  еще  раз
подтверждает истину, что на работе хамить не надо.
     - Почему не согреть таких милашек!
     Быстро  договорились о  цене. В стоимость входило, помимо страстной, но
продажной  любви,  ночлег  и   завтрак.  Сто  пятьдесят  долларов.  Конечно,
дороговато, но выбор был небольшой.  Мне  нужно было продержаться двенадцать
часов. Потом мы встретимся с Черепановым.

     В десять  часов  утра  я  поцеловал  мою временную  спутницу и вышел на
улицу. Времени было еще достаточно, но надо было провериться.
     Я походил по городу, покатался на общественном транспорте. Сделал около
десятка пересадок.  Менял  направление, заходил  в  магазины. Пару  раз  мне
удалось  спокойно выйти через запасные  выходы.  А теперь  на  рынок. Вот  и
мясные ряды.
     С  умным  видом рачительного хозяина я  ходил  и приценивался к  мясным
продуктам.  Купил  колбаски сырокопченой, немного  вяленного  мяса.  Головой
сильно не кручу. Так, высматриваю товар.
     Вот  и  Виталя Черепанов. Стоит казак,  смотрит на мясо,  ножом тыкает.
Качает головой, идет дальше. Поднял глаза, увидел меня, чуть кивнул головой.
Чуть  спустя  пошел  на   выход,  я  за  ним.  За  рынком  стояла  "Нива"  с
тонированными стеклами. Он сел, я присоединился через десять минут. Смотрел,
тихо ли вокруг. Вроде бы тихо. Кто знает, кто знает.
     -  Здорово,  казак! - я протянул  руку.  Хоть  одно  приятное  лицо  за
несколько последних дней.
     - Здрав буде, боярин! - шуткой ответил Черепанов.
     - Встретил?
     - Рабиновича-Коэна?
     - Его.
     -  Подобрали твоего доходягу. Досталось человеку, не приведи Господь, -
он перекрестился.
     - Тебя не трясли?
     -  Нет, все по-тихому  сработали, -  Черепанов усмехнулся  в бороду,  -
они-то  может и  спецназ,  только  мы  знаем  все  стежки-дорожки,  на  пузе
исползали.  В  засадах раньше  сидели,  ждали, когда чечены полезут грабить.
Поэтому и никто нас не заметил. А когда бомба твоя зажигательная рванула, мы
сразу засекли куда  твой Рабинович покатился. Потом перестрелка началась. Мы
тем  временем подползли к пленнику. Пароль-отзыв,  все  как  ты говорил.  Он
худющий,  кожа  да  кости,  мы его на  себя  -  и  потащили,  пока  мужики в
перестрелку играли. Ох и нравится им это!  - казак улыбнулся: - Тут один дух
нас  увидал, давай  по нам шмалять,  пришлось уговорить его,  - все  это  он
рассказывал спокойно, обстоятельно.
     Не верилось,  что он  бывший  военный. Не было в его лексиконе  военных
оборотов. Только чувствовалась  какая-то обстоятельность, надежность что ли.
Знает человек, для чего живет, работает, воюет.  Не мотает его,  не штормит.
Не  играет он в игры с  ФСБ и Моссадом. И как-то спокойно с ним, надежностью
от него веет. С таким не страшно и в огонь и в воду. Тут понимаешь выражение
"Как за каменной стеной".
     - Притащили  мы, значит,  Андрюху на  нашу  землю.  Лежим, ждем,  может
погоня. Ан нет. Пошумели,  постреляли, но к духам не пошли. Видели, как тебя
мордой по траве возили. Сильно досталось?
     - Могло быть хуже, - я усмехнулся.
     - А как вырвался?
     - Дуракам и пьяницам везет. У них против меня ничего не было. Ни денег,
ни  Рабиновича.  Кровушки  попили  вдосталь,  и  отпустили,  потом  пришлось
уходить. Кстати, если вдруг будут брать меня сейчас, то ты ничего не знаешь.
Я  просто попросил  тебя  подвезти меня.  Увидел знакомое  лицо  на рынке  и
попросил подбросить. Ты понял?
     - Досталось же тебе, Алексей, коли так говоришь, - он покачал головой.
     -  Денег хватило? -  в  нашу  последнюю встречу  я оставлял  Черепанову
пятьсот долларов на лечение Рабиновича.
     - А на что они? На лекарства только  потратили, а так я тебе все верну,
-  он  говорил  про деньги  спокойно,  как про  какой-то инструмент,  топор,
например.
     - Оставь себе. Что доктор сказал? Рабинович в городе?
     - Сломано два ребра, но уже почти срослись. Правда, неправильно, но уже
что  либо  поздно  исправлять.  Увеличена  печень,  видимо  от  побоев.  Ну,
сотрясение мозга - это естественно, откуда он пришел, иначе и не могло быть.
Был  сломан нос,  вроде как  зарос.  Зубов многих  нет  -  вставит, это дело
поправимое. Что  еще? А, да, крайнее физическое  и нервное истощение.  Нужен
покой  и  питание.  Витаминов  побольше.  Сам  понимаешь,  более  подробного
обследования я  провести  не  мог. Не в  больницу  же  его  везти.  А насчет
доктора, не волнуйся - человек надежный. Мы его из чеченского  плена полгода
назад сами доставали. Как рассказал ему,  что пациент тоже в плену у "чехов"
был, так он ночью примчался. Когда  спросили менты на посту, сказал, что  на
роды спешит. Денег ни копейки не взял. Сам настрадался, горемыка!
     - Ясно. Так Рабинович в городе или у себя оставил?
     - В городе.  К нему и везу.  У меня знакомые уехали  к родственникам  в
Мурманск,  матушка  захворала, вот ключи и оставили. Будут  через  месяц,  а
может  и позже. Как будут выезжать -  позвонят. Я сообщу,  живите. Только не
гадьте.
     - Обижаешь. Мы с  Андреем  тебе жизнью обязаны. Так сказать,  кровники,
только  в  хорошем  смысле  этого  слова.  Кабы не  ты,  так Рабиновича  уже
допрашивали бы без перерыва на перекур.
     - И дернула  же  его нелегкая к чеченам в  зубы  переться. Хотя знаешь,
Алексей, я может ничего не соображаю в ваших оперативных делах, но уж больно
все это дело попахивает шпионажем.
     - Я  тоже так думаю, только мне глубоко наплевать.  Я вытаскивал своего
сослуживца,  с  которым  мы  вместе  усерались  от  страха  под  молдавскими
обстрелами.  Андрей  со своим  взводом  помог  нам выйти  из-под минометного
обстрела в Дубоссарах.  На следующий день там ополченцев человек тридцать за
пару минут положили.  Сейчас  на  том месте обелиск стоит,  а мог  и  я  там
остаться. Поэтому пусть он шпион всех разведок мира,  я в эти игры больше не
играю.  Думаю,  что  и  Рабиновичу  этой  экспедиции  хватило  тоже  на  всю
оставшуюся жизнь.
     - Наверное, ты прав. Я поговорил с ним, знаешь, в нем жидовского меньше
чем в нас с  тобой.  Нормальный русский мужик, если не  фамилия,  так  и  не
сказал бы,  что еврей. Вот ты говоришь, что и офицер он нормальный. На войне
сразу видно, человек ты или дерьмо собачье.
     Потом  я попросил  его выкопать  деньги и привезти их мне.  Аппаратуру,
приемник, сканеры, радиозакладки  тоже. Мои наличные запасы быстро иссякнут,
коли Рабиновичу нужны медицинский уход и усиленное питание.
     Теперь осталось дело за  малым. Нужно его вывезти в Москву и передать в
посольство  Израиля, пусть  они  как хотят  его  вывозят  из страны.  Это их
еврейские заморочки.
     Вот и приехали. Почти окраина.  Тихий двор. Летом  здесь  хорошо. Много
деревьев, много  кустарников.  Мамаши сидят  с  колясочками, рядом  бабульки
обсуждают самые свежие  новости двора и мировой политики.  Хорошо  им, знают
ответы  на  все  вопросы.  И как ребенка  воспитать  и как мировые  проблемы
разрешить. Если бы молодость знала, а старость могла!





10.

     Третий этаж обычной "хрущобы". Дверь отперли ключом, заходим.
     - Андрей, свои, - негромко окликнул его Черепанов.
     Из-за угла, что вел на кухню вышел Рабинович. В правой руке отвинченная
ножка от табурета, в левой - кухонный нож.
     - Леха! -тихо произнес он, потом обнял меня.
     Обнял, не выпуская из рук ни ножа ни табуреточной ножки.
     - Леха! - его сотрясали рыдания.
     Он плакал, его слезы текли мне за воротник.
     - Ну, что ты, Андрей, что ты! Все позади, все хорошо.
     Я  отстранил его, было такое  ощущение, что я обнимаю скелет. Выпускник
Бухенвальда. У самого перехватило горло.  Помог  Андрею  сесть на диван.  Он
держался за бок.
     - Ладно, Алексей, я поехал. Буду через пару дней.
     Черепанов попрощался, сам выглядел смущенно. Я закрыл за ним  дверь. На
всякий случай дверь подпер стулом.
     Одно дело просто  слышать,  что человек истощен, другое - видеть  этого
человека. Казалось, что ключицы  прорвут кожу.  Не голова,  а  череп. Только
огромные черные глаза, полные слез, длинный нос, и большие уши. И, глядя ему
в глаза, я понял, что правильно сделал - не передал Рабиновича Андрея в руки
российских спецслужб,  а может и правосудия. Свои интересы я, впрочем,  тоже
преследовал, но как-то не думал тогда об этом.
     Я посмотрел на руки Андрея. Руки старика, а не мужика среднего возраста
-  веревки  вен, темные  пятна,  шрамы. Пальцы как  каминные  спички, черные
обломанные ногти.
     Шея, казалось, не  превышала  толщины шариковой  ручки. Андрей сидел  и
смотрел на меня. "О, эти  печальные огромные  еврейские  глаза!" - в  голове
всплыла идиотская фраза, вычитанная где-то когда-то.
     Вся  наша жизнь  была  где-то и  когда-то. Мы сидели и  молчали. Теперь
осталось лишь  выбраться. Но когда я  увидел Андрея, понял,  что наша задача
усложняется. Сейчас Рабинович не в состоянии быстро перемещаться, доведен до
крайней  степени  истощения.  Да  и  моя  физиономия  есть  в розыске,  пока
оперативном,  но  долго   ли   объявить,  что  я  подозреваюсь  в  растлении
малолетних, попытке подрыва Мавзолея или краже золота партии,  мало ли в чем
меня  можно  обвинить, но  то,  что я  подозреваюсь  в связях с  иностранной
разведкой - факт.  Теперь  я, глядя в эти печальные  глаза, осознал, в какие
большие  фекалии  я  наступил. Влип,  очкарик! Хотя и не ношу  очков, но  уж
больно фраза подходила к моей ситуации.

     Я  хотел есть, открыл холодильник, спасибо Черепанову,  холодильник был
набит  едой.  Достал  купленную  колбаску,  вяленое  мясо.  Накрыл  стол.  В
холодильнике я обнаружил литровую  бутылочку домашнего вина. Здорово! Теперь
надо уточнить, как Андрей стал шпионом. И вообще, за каким бесом его понесло
в бандитскую  республику  Чечня. И  что он стал за  человек? С годами только
коньяк становится лучше, чего не скажешь про людей.
     Налил вина, протянул Андрею полстакана.
     - За освобождение, Андрей!
     -  Спасибо, Алексей,  спасибо! - слова его звучали настолько  искренне,
что сердце щемило. - Я никогда этого не забуду.
     - Да ладно, - я был смущен, - давай выпьем! За встречу!
     - Выпили.
     - Как тебя звать-то сейчас? Тут ты был Андреем, а там стал Ави?
     - Зови как удобнее.
     - А фамилия? Был Рабинович, а стал Коэн.
     - Леха, а тебе не все равно, кто я? Или ты стал антисемитом?
     - Я-то нет. А вот ты, Андрюха,  похоже, стал настоящим евреем. Вопросом
на вопрос отвечаешь.
     - Извини. Все время забываю, что среди своих. Извини. Привычка. Плен на
пользу не идет. Как  сказал  Варлаам Шалам:  "Тюрьма  дает только негативный
опыт". Наливай.
     - О! Это по-нашему. Поехали.
     - За встречу. Когда бы еще свиделись бы?
     -   Это  точно.  Жизнь  чертовски  сложная   штука.  Цепь  закономерных
случайностей.
     - Может, это и есть судьба?
     -  Кто знает,  Андрей,  кто  знает.  Я  вот,  например, многого не знаю
последнее время... Ладно, все потом, сейчас давай выпьем.
     Выпили. Закусили.
     - Закусывай, Андрей, закусывай. Только не торопись!
     Андрей ел жадно и много,  казалось, что он не может насытится.  Страшно
все это, очень страшно.
     - Поаккуратнее, Андрей!  Я не доктор, но  кажется, что так  много  есть
опасно.  Мне не жалко  - ешь, но  может, ты  сделаешь  перерыв.  Пойми,  что
промывание желудка придется делать мне. К доктору мы не сможем обратиться, а
все это может закончится фатально. И все  труды - коту  под хвост. Тебе  это
надо?  - этот монолог  я произнес  под  молчаливое  чавканье Андрея.  -  Как
здоровье-то?
     - Гораздо лучше. Гораздо. Думал, что сдохну в этой вонючей яме. Спасибо
тебе, Алексей, спасибо.
     - Хватит  благодарить,  а  то ты меня  в краску вгоняешь, -  я потрогал
щеки.
     То ли от выпитого, то ли от смущения, но они горели.
     Посмотрел на Андрея, у него глаза осоловели. Понятно, устал человек. На
меня столько свалилось, а на него еще больше.
     - Давай, Андрей,  выпьем еще по одной, и ложись спать. Тебе сейчас надо
много спать.  У  меня к  тебе  много вопросов,  но  ты  сейчас  не  в форме,
доходяга.  Завтра  схожу  за  витаминами.  Купим  курочку,  бульон   сварим,
поправишься. Потом, когда оклемаешься, шухер вокруг нас уляжется, потихоньку
выберемся  в столицу или еще куда, и поедешь в свою землю обетованную. И  не
будет там чеченцев, - я вздохнул.
     - Там  своих  террористов хватает.  И  неизвестно, Алексей,  что лучше,
когда вот такая мятежная республика, но тут более-менее все понятно, или там
- все скрыто, но люди гибнут почти ежедневно.
     - Чего ты хочешь, Андрей, - я разливал вино, - это же  Восток. А Восток
-  дело  тонкое.  Рахат-лукум  с   ядом.  И  сладко  и  смертельно,  кофе  с
бриллиантовой  пылью. Да  хрен  с ними,  с  этими  гадами. Большая  половина
сделана, ты на свободе. Я, правда, потерял миллион долларов, но ради тебя не
жалко.
     - Как выглядит миллион долларов?
     - Сладко, Андрей, сладко. Эх, миллион, миллион! - я с сожалением махнул
рукой. - Тут можно сделать старый армейский финт.
     - Какой?
     - Поднять  правую  руку вверх,  сказать:  "Да, и хрен  с  ним!" и резко
опустить руку вниз.
     - Не жалей денег, Алексей.
     -  Я  и  не жалею.  Если  бы пожалел, то ты бы и не сидел здесь, а твои
пальцы рассылали по всяким посольствам и гуманитарным организациям.
     - Это точно. Спасибо.
     - Что  ты  как попугай  заладил. Спасибо,  спасибо. Пожалуйста.  Ты  бы
сделал точно так  же  для  меня.  Давай выпьем,  - я опрокинул  свою  порцию
спиртного в рот.
     -  Не знаю,  не  знаю,  - Андрей  задумчиво смотрел  в стакан, медленно
раскачивая его. -  Честно  говорю,  Алексей, не  знаю. Ладно,  давай выпьем.
Извини, я что-то действительно устал, - Рабинович-Коэн выпил, закусил.

     Потом он пошел спать,  а я  стоял на кухне  и курил у  форточки. Стоял,
сначала    всматривался    в   сумерки,   старался   заметить   какое-нибудь
подозрительное  движение.  Но  ничего  не  заметил.  Хочется  верить,  очень
хочется,  что мне  удалось оторваться от своих  бывших  коллег,  но, зная их
повадки и волчью хватку, сомневался.
     Затем просто  стоял и  дышал  воздухом на  балконе.  Осень отличается в
различных  регионах.  Если, например, в  Сибири нет осени и весны,  то есть,
снег сошел, вроде и листочки зазеленели, но все равно еще  очень холодно, на
9  Мая  может и  снег  пойти, и в июне  бывает, что  снег  идет, а потом раз
проснулся утром, а на улице чуть ли не  тридцать градусов  тепла. Лето очень
короткое,  месяц. Июнь дождливый, в  июле жара - асфальт плавится, в августе
по  ночам  заморозки на почве.  Потом  затяжные дожди, и в  октябре  ложится
первый снег. Он, конечно, растает, но все - наступила зима.
     В  средней полосе России  зима мягче,  а  весна очень  затяжная. Каждое
время года на Волге имеет свои четкие границы. Очень люблю осенью в Поволжье
ходить по дубовым рощам, и, зарывшись по щиколотку в опавшую листву, бродить
в ней, пиная и подбрасывая листья вверх.
     Весна  в средней  полосе  тоже быстрая, спорая. Снега за  зиму выпадает
ничуть  не меньше чем в Сибири, но тепло приходит быстро. Снег тает, ледоход
на  Волге - замечателен.  Огромные льдины, с пушечным  грохотом  наваливаясь
друг на  друга, плывут вниз  по  течению. Весь  город выходит на  набережную
смотреть на  начало ледохода.  Целую неделю,  а то  и две, над городом стоит
грохот, как будто на окраине идет бой.
     Когда  был пацаном,  чтобы  доказать,  что ты  не трус,  с  ребятами  в
заводях,  затонах  катались  на  огромных  льдинах,  отталкиваясь  огромными
жердинами-шестами от  дна. Льдина  как живая под  тобой, пытается скинуть  в
ледяную воду, шевелится, наклоняется,  колышется.  Вспомнилось,  как  льдина
подо мной раскололась.  Она начала  переворачиваться,  становиться на торец.
Сначала ужас сковал все тело,  но уже через полсекунды  я начал действовать,
перебежал  на другой край,  шест  использовал как балансир.  Знал, что  если
упаду в воду, то намокшая одежда утянет на дно. И, несмотря на ледяной ветер
я вспотел.  Потом, когда  причалил к  берегу,  я смотрел на льдину и  Волгу,
глубоко дышал и был удовлетворен. Я победил.
     От нахлынувших  воспоминаний бросило в жар. Я вытер пот  со лба тыльной
стороной  ладони  и расстегнул  рубашку почти до пояса. Ветер начал остужать
тело Хорошо!
     А вот зима, весна и осень  на юге отличаются и от Сибири и от Поволжья.
Когда  служил в Кишиневе, то  зимой  не надо было  теплой одежды. Снег может
выпасть только  раз за  зиму,  был  и такой Новый Год,  когда лил  проливной
дождь. Весна тоже своеобразная. Цветет все, буквально все уже в марте, когда
в Сибири еще сугробы  и  не начинают таять. И запах - опьяняющий, оглушающий
запах плывет над  землей. Воздух настолько пронизан, пропитан этими запахами
цветения,  что кажется  ты не  дышишь им,  а  пьешь  божественный нектар.  И
хочется жить и любить. Эх, были времена!
     Осень  же  на юге  долгая,  до ноября природа  не  желает засыпать, она
борется. И трава зеленая. Когда уже и в Сибири и в Поволжье ложится снег, то
на  юге  все только  начинает  готовиться к  зимней спячке.  И воздух  здесь
особенный.  Есть  в  воздухе Ставрополья что-то неуловимое,  какой-то  флер,
какое-то очарование.
     Я  закурил, растер грудь.  Хорошо. Может,  когда  сорву с  евреев банк,
стоит переехать  сюда? Не обязательно именно сюда, а  просто поближе к морю,
купить  домик  с  небольшим  садиком,  летом  сдавать  пристройки  приезжим,
зарабатывать деньги, а самому заняться писательством? Писать  книги о войне,
о своей жизни, о настоящей дружбе и н