алинской"  постройки.  Жилой  дом.  Люди живут  и  не
подозревают,  что  в  их  подъезде  расположена конспиративная квартира.  На
явочную меня не потащат, а вот на конспиративную - самое время.
     Высокие  потолки, широкие коридоры. Мебель образца  шестидесятых.  Меня
поместили в спальню, из  нее был  выход в зал.  Там разместилась  охрана. На
окне решетка. В комнате двуспальная кровать, шкаф для  одежды, пара стульев.
Пыли  нет,  видимо  убирают  постоянно.  Но  и  жилым духом особо не пахнет.
Казенщина она и есть казенщина.
     - Умыться можно?
     Ни  слова не  говоря  меня  провели  в  ванную комнату,  где под чутким
взглядом конвоя я умылся, побрился, потом принял душ.  Часы у меня  отобрали
при задержании, но настенные в зале показывали  06:07. Длинный  денек у меня
выдался.  Лег спать. Встал уже  после обеда.  Меня разбудил запах яичницы  с
колбасой и кофе. И опять все молча.

     Затем меня  повезли снова в Управление. Опрос проходил уже в освещенной
комнате, я  был без браслетов, за  столом сидели двое сотрудников, перед ним
лежали листы опросника,  по углам еще  четверо.  Они тоже шуршали бумажками.
Видеооператор  молча  сновал  по  комнате, снимая  меня  со  всех  возможных
ракурсов.
     Несложные  были  вопросы, - в  основном дублировали  вчерашние,  только
иногда  просили  уточнить  кое-какие  детали.  Потом  вновь  возвращались  к
вопросам, что были ране, только задавали их по-иному.
     Позволили  курить. Передо мной  стоял чай и минеральная вода. Ну  прямо
кино  - сотрудник вернулся  с тяжелого, опасного задания,  ему  до конца  не
доверяют  и  идет  опрос,   как  задание  проведено;  при  этом  допускается
возможность, что опер был завербован противоположной стороной.
     Судя по  вопросам, Рабинович им не достался. Это хорошо. На руках у них
кроме бешенного желания сделать меня козлом отпущения ничего нет. Теперь все
зависит  от меня. Если  они  привезли мои  вещи, то шмон  у  деда делали,  -
наверное, нашли  много интересного. Но это не  мое.  У них  под носом сидели
пособники  бандитов, а они их проморгали. А также на руках у  них два трупа.
Оба -  мои. В  том, что  дед сгорел заживо, я не  сомневался. И  мне его  не
жалко, точно  так же  как и  его сынка.  Эксперты найдут на  спрятанном ноже
остатки крови, как бы я его ни чистил, найдут. Ребята злятся, перед  Москвой
отчитываться  нечем.  Шпион пропал, может убит,  а  может и нет.  И миллион,
миллион долларов  ушел.  Бывший  сотрудник говорит,  что  шел  на  встречу с
сотрудниками, и  вел шпиона, а мы  его  по  голове  прикладом. Башка-то  еще
болит.
     Что еще? Ах да, миллион долларов, который мог пойти в консолидированный
федеральный бюджет,  тоже пропал. Остались хотя бы  деньги,  их  можно  было
показать по телевизору,  торжественно передать в казначейство и получить  за
эти деньги грамоту, а то и звезду на погон. Ничего нет, кроме трясущегося от
страха придурка, то есть меня.
     Потом  предложили  мне  пройти  тест  на полиграфе.  Началось!  Я снова
представил себя той  самой  белой  собачкой с черными пятнами, которая лежит
под  крыльцом, трясется от  холода и страха, хвост зажат между  ног. Хочется
выть. Вздрагиваю от каждого шага, от каждого звука, прикосновения.

     Меня  опутали  датчиками.  На голову,  грудь,  живот,  на  пальцы.  Мне
страшно,  хоть и говорят,  чтобы я не боялся, а мне страшно, они сейчас меня
снимут с кресла - и в тюрьму!
     Они  задают обычные  автобиографические  вопросы, надо  отвечать только
"да" или  "нет". Я отвечаю  быстро.  На мониторе рисуются  графики правды на
фоне страха. Раньше были полиграфы с бумажными лентами, так те хоть шуршали,
а  теперь лишь изредка  пощелкивает  клавиатуры. Понапридумывал  же  человек
технику на мою голову!
     Потом  последовали  новые  вопросы, очень неприятные вопросы.  Я  к ним
готовился, но одно дело, когда тебе задают вопросы за  чашкой кофе, рюмочкой
коньяка с дорогой сигаретой,  и совсем другое - когда ты опутан проводами, и
от твоих ответов зависит как минимум твоя свобода. Это минимум.
     Сейчас не 37-й год (и слава богу!), но закатать в момент в тюрягу из-за
того, что я "случайно" сорвал операцию, могут запросто, а мне не хочется. Ой
как не хочется.
     - У вас есть помощники?
     - Нет.
     - Вы связывались с кем-нибудь в станице,  за исключением названных вами
ранее?
     - Нет.
     - Рабинович жив?
     - Не знаю.
     - Отвечайте только "да" или "нет". Рабинович жив?
     - Не знаю!
     - Вы думаете, что Рабинович жив?
     - Нет.
     - Вы не любите ФСБ?
     - Да.
     И  много что еще. Я не знаю, сколько  часов мне задавали эти много  раз
повторяющиеся  -  в  разных вариациях -  вопросы.  Сколько килобайтов памяти
полиграфа они использовали, мне  тоже  неизвестно. Все устали, пришла смена.
Только один  я  остался. Разрешили сходить в  туалет, перекурить, и не более
того. Ни обеда, ни чая, ни кофе.
     Я устал, так и хочется успокоится, откинутся  в этом удобном кресле.  И
пусть задают свои вопросы. Они повторяются уже по пятому или  шестому кругу.
Только иногда появляются новые, типа "Вы завербованы иностранной разведкой?"
Я засмеялся.  Не знаю, может они рассчитывали именно на такую реакцию, чтобы
я  расслабился, не знаю. Потом последовали вопросы по иностранным разведкам.
Перечислили все известные.
     Может   это   были  просто  контрольные  вопросы,  не  знаю.  Логически
просчитать  действия  Конторы  невозможно,  а  если невозможно,  то не стоит
ломать  голову  и тратить  силы.  Вот  только  этот образ собачки,  что  под
крылечком мерзнет, трясется от холода, голода... Усталость замещает страх, и
вместе с апатией вступает в свои владения.
     Хочется  спать. Время идет. Как ужасно не знать сколько времени.  Может
они что-нибудь подсыпали в сигареты? Вряд ли.  Ведь при желании и  с санкции
Москвы  могли просто вколоть какую-нибудь дрянь  типа пентотала натрия. И не
париться с детектором лжи. Не знаю, не знаю. Я просто хочу спать. Я устал.

     После  многих  часов сидения за полиграфом  меня  потащили на очередные
"собеседования".  Этот  переход  я  использовал  максимально.   Надо  ломать
структуру  моего  допроса,  надо  ломать.  Я  остановился  в  коридоре,  три
сопровождающих меня сотрудника напряглись.
     - Спокойно, мужики! Ноги затекли! Спину не чувствую.
     И  под  их удивленные  взгляды я  начал  приседать, а затем отжиматься.
Народ  стоял  с  выпученными глазами. Потом  самый  сообразительный легонько
коснулся меня носком ботинка:
     - Хватит физкультурой заниматься! Нас ждут!
     - Хватит  так хватит, - я  вскочил на ноги,  энергично замахал  руками,
потом закурил, что в коридорах ФСБ считалось неслыханной наглостью!
     Ну ничего, я еще войду в историю. Сон прогнал. Что меня ждет дальше?
     - Проходите, Алексей Михайлович! Садитесь!
     - Я лучше присяду.
     -  Присядьте, присядьте.  А  то, может,  скоро  вам придется  сесть  на
несколько  лет. По минимуму  - за  превышение самообороны, на год-полтора, а
вот за убийство - по максимуму - на все пятнадцать-двадцать лет.
     - Вы мне должны.
     - За что, позвольте у вас спросить, Алексей Михайлович?
     -  За  то, что у  вас под носом  работала  группа пособников  чеченских
террористов, а вы себя ушами по щекам хлестали.
     - Кстати, а как погиб отец семейства?
     - Не знаю.
     - Но вы же оставили ему свою сумку.
     - Я  ему ничего не оставлял,  он сам забрал  мою сумку.  Полагаю,  ваши
сотрудники это зафиксировали.
     - Хорошо, что у вас было в сумке?
     - Ничего, обычные вещи. Те, что берут в командировку.
     - А вот акт экспертизы, - он протянул мне лист бумаги.
     Ясно,  решили  ловить  на  противоречиях,  долбить  меня  экспертизами.
Сознаешься - дадут меньше, а не сознаешься - ничего не дадут. Я закурил.
     -  Не  курите,  пожалуйста,  -  попросил   меня  собеседник,   забывший
представиться.
     - Я уж как-нибудь покурю, а то как-то неловко себя чувствую.
     В воздухе просто витает недоверие к моим показаниям.
     - И что же насчет экспертизы?
     - Здесь много написано, вкратце не могли бы пояснить?
     -  На  останках сумки  обнаружены  следы бензина,  масла растительного,
селитры,  алюминиевой   крошки-порошка,  батареек   -  предположительно  все
перечисленное являлось составляющим СВУ (самодельное взрывное устройство).
     - Интересная гипотеза, только  ко мне она не имеет никакого  отношения.
Там были вещи?
     -  Да,  спортивный костюм,  нательное  нижнее белье  и  еще  бритвенные
принадлежности.
     - Вот последние - это мое, а все ранее перечисленное - увы, мимо.
     -  А как вы можете пояснить, что человек открыл вашу сумку и взорвался,
сгорел?
     - Этого я  объяснить  не могу, зато  могу объяснить другое.  Он пытался
заложить  в мою сумку СВУ, но что-то не получилось, и устройство сработало у
него  в руках. Видимо,  он хотел меня убить. Другого разумного  объяснения у
меня нет. На остатках емкостей, где были масло, бензин, на  батарейках  есть
отпечатки моих пальцев?
     - Все сгорело, и вы это прекрасно знаете!
     - Ну вот видите.
     -  В  вашей куртке  обнаружены следы ношения валюты.  Газоанализатор  и
спектральный анализ показывают, что у  вас там хранились  значительные суммы
валюты, предположительно доллары. Это так?
     -  Именно. Я об этом  информацию  никогда не скрывал.  Там  был миллион
долларов.  Его  я передал  похитителям  за  Рабиновича.  Рабиновича я  хотел
передать в ваши руки. Но не получилось. В частности, по вашей вине тоже.
     - Ты долго будешь еще ваньку валять?! - послышался голос за спиной.
     А вот и "злой" следователь. Классический вариант.  Тут и до физического
насилия недалеко.
     -  А что мне валять? - я вскочил на ноги и развернулся к "злому". -  Вы
операцию прое.., шпиона упустили, "лимон" гринов прое.., банду, что работала
в  станице - прое.., одним словом, все - прое.., а из  меня хотите крайнего,
козла отпущения сделать!
     - Вот вам так пятьдесят процентов, -  я сделал характерный  жест рукой,
согнутой в локте, -  а вот так сто процентов! -  Левая рука вытянута,  кисть
правой - на плече левой.
     - Ты руками не маши, а то мы тебе их быстро обломаем.
     -  Значит так, ребята,  -  я  посмотрел  сначала  на  одного, потом  на
другого. - Ничего нового  у вас для меня нет, а у меня для вас. На полиграфе
вы меня укатали. Занимайтесь расшифровкой записей. Будут вопросы - зададите,
а сейчас я устал как собака. Дайте команду - пусть меня отвезут.
     - Я сам тебя отвезу, - почти дружелюбно сказал "злой".

     Мы поехали вдвоем.  Но поехали не в ту сторону, куда меня возили вчера.
Меня  начали терзать смутные подозрения. Остановились возле огромного серого
здания. Во всех городах и во всех странах - это тюрьма.
     - Ну что, страшно? - он смотрел на меня с плотоядной улыбкой.
     - Страшно. Тебе доставляет наслаждение  смотреть на страх человеческий?
Наверное, в детстве любил убивать животных?
     - Еще слово - и я тебя упеку туда.
     - Молчу. Считай, что я сильно испуган. Что дальше будешь делать?
     Я на самом деле испугался. Очень испугался.
     - Ничего, - он почему-то обиделся,  откинулся на  сиденье, так молча мы
просидели в машине еще минут  пятнадцать, я  выкурил  две сигареты. Потом он
завел мотор и также молча отвез меня на квартиру.



9.

     Первым делом я  принял ванну. Долго  плескался. Казалось, что тот гель,
которым мне смазывали руки, живот, голову  въелся в  меня намертво, а также,
что  сам  я  пропитался  запахом  страха. Я  ожесточенно  терся,  скреб кожу
ногтями. Дверь  в ванную охранники оставили полуоткрытой, сидели на стуле  и
вдвоем разгадывали кроссворд.
     Потом  в  сопровождении охраны я  сходил  в  магазин,  и на те  деньги,
которые мне оставили,  купил две бутылки  крепленного красного вина местного
разлива. Не  выдержал,  хоть и  говорил себе,  что  не  буду пить  до  конца
операции, но эта поездка к тюрьме выбила меня из колеи.
     Тут даже  если  и  сдам  Рабиновича,  это  меня уже  не  спасет.  М-да,
ситуация. Будем  ждать.  Охрана  вежливо отказалась от  выпивки. Теперь  мне
нужно напиться и разыграть нервный срыв.
     Играть было не так уж и сложно, я  и так  за последние дни был на грани
его. Алкоголь лишь ускорил  выход эмоций наружу. Я пьяно бил  себя кулаком в
грудь и  кричал, что  я свой,  и что начальники моей  охраны козлы.  Что они
забоялись  пойти  на  чеченскую территорию, всего на пару километров,  чтобы
захватить шпиона и пару-тройку духов на  память. А теперь я буду крайним.  А
ведь свой! Я служил таким же опером, воевал в Чечне!
     Охрана молчала. Я-то  знал, что квартира "пишется", и завтра все  будет
доложено руководству несколькими подробными рапортами и справками.
     На следующий день  меня никуда не  водили, я был предоставлен сам себе,
после  завтрака попросил  отвезти  меня в  парикмахерскую,  купил  несколько
местных газет, пару дешевых детективов.
     Во  всех  местных  газетах  было  опубликовано  сообщение  пресс-группы
местного Управления  ФСБ. В  нем говорилось,  что  такого-то  числа в районе
станицы Красново была пресечена попытка прорыва банды с территории Чеченской
Республики. В результате перестрелки  двое из нападавших были убиты.  Прорыв
был  предотвращен  в  результате  реализации  полученной  ранее  оперативной
информации, также в станице ликвидированы пособники чеченских  бандитов.  Ни
про меня,  ни  про  Рабиновича  ни слова.  Это  добрый знак.  Если  сообщили
общественности  о победах, это уже славно, очень славно. Есть шанс, что меня
оставят в покое.

     На  следующий день  меня  вновь отвезли  в  Управление. В  течении часа
расспрашивали про мелочи при обмене. Я добросовестно пересказал в сотый раз.
Потом набрался наглости и спросил:
     - Что с полиграфом?
     - Тебе интересно?
     - Интересно, не был никогда под техникой.
     -  Ничего,  еще раз  попадешься  - будешь всю жизнь  жить на больничной
койке под проводами, - мрачно пообещали они мне.
     Я сам люблю черный юмор, но почему-то в тот момент я им поверил.
     Через час вернули сумку с фотоаппаратом, документы, личные вещи. Охрана
проводила  на вокзал, под пристальным наблюдением взял билет  до Краснодара.
Снова вагон спальный, тут я не поскупился. Свобода, бля, свобода! Свобода! Я
могу  спокойно  передвигаться  по  стране! Свобода!  Ах,  как  дышится,  как
дышится! Свобода!
     Я сунул проводнице купюру, чтобы соседей не подсаживала. Хоть и не было
наплыва пассажиров, не сезон, но хочется мне комфортно покататься.
     Бригада наружного наблюдения ехала в соседнем вагоне, а может и в этом.
Еще  минимум год будут за мной наблюдать. И в плане наружного наблюдения и в
плане оперативного наблюдения. Дело мое перешлют по месту жительства, теперь
даже   переход  улицы  в  неположенном  месте  будут  фиксировать,  а  затем
анализировать, а не подавал ли я кому-нибудь знак тайный. Сам занимался этим
онанизмом  не один  год.  Но все  это  будет потом,  все потом,  а  сейчас -
свобода!
     Я  валялся  на  постели  и  смотрел в потолок. Теперь  надо вытаскивать
Рабиновича.  Наружка будет  меня "пасти"  до  тех пор, пока не  выведу их на
этого еврея. Усыпить бдительность наружки, сделать так, чтобы  они поверили,
что я  пай-мальчик,  не получится, для этого  необходимо год-три. Их у  меня
нет.  А  это  значит, что  надо делать рывок. Большой рывок, большой  отрыв.
Значит так, в вагон-ресторан.
     Там я  поужинал плотненько, выпил сто пятьдесят  водочки. Тут же сидела
девочка-нимфеточка. Я рассказал пару  историй, представился корреспондентом.
Оказалось  студенткой второго курса. Я осведомился, есть ли ей восемнадцать.
Совершеннолетняя.   Это  уже  приятно.  Хоть  не   обвинят,  что  я  пытался
изнасиловать, или изнасиловал малолетнюю. А также хочется надеяться, что она
не клофелинщица. Пуганая ворона куста боится.
     Я  угостил  даму   ужином,  вино  она  тоже  любит,  и  от  водочки  не
отказывается. Наши люди!
     Потом  мы проследовали в мое купе. Когда шли, я  изображал, что изрядно
выпил. Девчонку  тоже штормило. Кстати, звали ее  Ангелиной.  Одно  их  моих
любимых  имен. Что  это  - простое  совпадение,  или продолжение  игры  моих
бывших? В паспорт к девочке не заглянешь.
     Пробыли  мы у  меня  в купе до полуночи, потом я вежливо ее выпроводил.
Все было хорошо, и  мне и ей понравилось. Думаю, тому,  кто слушал  -  тоже.
Одежда  была нашпигована  "жуками".  Одного  я нашел просто  пальцами, когда
ощупывал ворот куртки. Не мог же я просто уничтожить одежду!
     Я запомнил  расписание. Через пятнадцать минут  станция.  Стоим минуту.
Курить  на  перрон пассажиры выходить  не  будут.  Значит - рывок. Работаем,
Алексей, работаем!

     Пьяной  походкой с плотоядной улыбкой довольного  самца  иду умываться.
Все  порядочные  граждане уже  спят. А соседям,  наверное, порядком  надоели
кошачьи вопли Ангелины и мое громкое сопение.
     В  нерабочем  тамбуре  никого.  Покурил, умылся,  лицо  холодной  водой
сполоснул. Быстро  в купе. Оделся. Проводнице - денежку в лапу. Тихо. Никому
ни  слова,   не  видела,  где   вышел.  Слабая  надежда,   что  она  уже  не
проинструктирована. Конечно, хотелось бы на полном ходу выскочить из поезда,
кубарем под откос, потом встать и уходить от погони. Но  это  не  по мне. Не
обучен.
     Вышел на  перрон.  Встал в  тень,  никуда не  бегу,  смотрю.  Никто  не
выскакивает из вагонов не бежит вслед за мной. Усыпил я их девочкой. Усыпил!
Есть отрыв, есть! Вперед, Алексей. Вперед, работаем по полной программе!
     Надеюсь, что не  засунули  они  мне  навигационное  оборудование. И  не
расставили по маршруту следования поезда своих  сотрудников.  Кажется у меня
начинается паранойя.
     Когда  шел   поезд,  заметил,  что  параллельно  железной  дороге  идет
автотрасса. Вот туда мне  и надо.  Постоял в кустах,  покурил, понаблюдал за
интенсивностью движения. Нормально. Одна машина в  пять  минут. Годится  для
ночи.
     Вышел на свет фар. Поднял  руку.  Поехали. Забрался на  заднее сиденье,
откинулся, сквозь приспущенные веки смотрю, как водитель  рассматривает меня
в зеркало заднего вида.
     Смотрит  и  прикидывает  что-то  в  уме. Очень надеюсь, что нет  у него
ничего плохого на уме. Но вот он полез зачем-то под сиденье.
     - Дядя, не делай этого! - предупредил я его.
     - Да я ничего! - пробормотал он и начал выруливать на обочину.
     -  Дядя, я очень устал, не заставляй  брать грех на душу! Я просто хочу
доехать без приключений, - я придвинулся к водительскому затылку.
     - Я ничего, только бензина долью.
     - Бензина полный бак.
     - Датчик врет.
     - Тебе что-то не нравится? - тем временем машина остановилась.
     - Да, - он резко развернулся, и в лицо мне уставился ствол пистолета.
     Я  успел  автоматически убрать  голову. Левой  рукой  схватил  запястье
водителя, правой ударил по стволу  пистолета. Пистолет упал на  пол  машины.
Тут же я начал удушение водителя "замком".
     - В чем дело?! -спросил я.
     -  Ни  в чем, просто куртка  мне понравилась твоя и обувь, -  прохрипел
"дядя".
     - И все?
     - В таких куртках деньги возят.
     - Ха-ха-ха!  - меня  пробил смех,  я отпустил  шею.  - Опоздал,  мужик.
Федот, да не тот. Поехали. Откуда знаешь про куртки?
     - Было дело - сам возил в Москву, - водитель потирал шею.
     - Ствол не  бери  - пусть валяется,  -  предупредил я. - Давно мышкуешь
таким макаром?
     - Недавно. Ты первый.
     - Ладно, будешь бабушке об этом рассказывать. Ствол-то хоть настоящий?
     - Настоящий. Тут  этого добра после чеченской войны навалом. Надо? Могу
достать.
     - Спасибо, не интересуюсь. Кстати, останови машину, - он  только  начал
снова выруливать на трассу.
     Водитель  остановился  и  недоуменно  посмотрел на  меня. Я вышел, снял
куртку, проверил карманы, скомкал ее и зашвырнул