дел, но внутрь же не заглянешь. Между прочим, как в вашу "Принцессу".

- Вам объясняли принцип действия преобразователей?

- Нет, я сам догадывался. И объяснять было некому, да и некогда. - Шабанов
оторвал нитку от пакета и намотал на палец. - Например, входишь в холодный,
нетопленный дом, и через несколько минут там становится тепло. Я на
коленках лазил, обогреватели искал - нету. Уходишь, мгновенно выстывает...
Что это? Может, каким-то образом с нас самих снимается тепло для обогрева?
Сколько мы его выделяем в атмосферу?.. Но если китайцы одной свечкой
кипятят огромный котел воды, значит, есть способ? Ну, не мог же я надышать
плюс двадцать за пять минут!

- Все это весьма любопытно... Но голословно. Вы же могли... получить некие
доказательства, выяснить в беседах...

- Говорю же, не хватало времени, и все из-за вашей дурацкой "Принцессы"!..
Правда, у меня было что-то вроде экскурсии, но все галопом по европам. Но я
сделал для себя выводы.

- В чем же они заключаются?

- Мне трудно объяснить, я слабо разбираюсь в области высоких технологий.
Можно сказать, не понимаю вообще ничего. Но вот вы говорите. Главный
Конструктор у вас - хакер, и я подумал - символично. Вы никогда не сделаете
чего-то принципиально нового. Ну, к примеру, не сможете вытащить энергию из
"курицы". Никогда!

- Почему?

- Потому что вами руководит хакер, разрушитель! Наука все время идет по
пути взлома. Мозги так повернуты, что ли... И термины как у бандитов:
бомбардировка ядрами, расщепление, критические массы, разгон частиц... Вы
же вламываетесь в процесс! А они входят в него, как рука в воду.

- Кто - они? - мгновенно спросил родитель "Принцессы", вдруг утратив свою
научную интеллигентность и растерянность.

- Люди. У которых я побывал в гостях.

- Они земные люди? Или пришельцы?

- Пришельцы-то скорее мы, - не согласился Шабанов и допил чай. - Потому что
врываемся, как варвары... Они очень даже земные, и ниоткуда не прилетали.
Живут, как деревья... слово есть такое...

- Органично?

- Нет, гармонично! Сначала я подумал... дикие они, или одичавшие.
Совершенно не такие, как мы! Была мысль - слабоумные, недоразвитые... Но
все наоборот! Мы идиоты и дебилы! Ну вот как расценить такое: молодая
девушка, по нашим понятиям, полная дура, доит корову, печет хлеб, болтает
глупости и одновременно занимается... в общем, у нас это называется
молекулярной оптикой.

- Да... А вы сами знаете, что такое - молекулярная оптика?

- Говорю же - не знаю!

- И кто они? Откуда взялись?

Шабанов поразмыслил, говорить или нет представителю хакера о происхождении
этих людей, и все-таки решился: ученый муж внушал доверие и внешне чем-то
напоминал доктора Ивана Ильича.

- Эмигранты... Это я так понял, - поправился он. - До революции был в
Петрограде один малоизвестный ученый. Вместе со всей лабораторией бежал
сначала на юг, оттуда попал в Сибирь, хотел уйти через Китай в Индию.
Колчак довез его до Иркутска, ученого со всей компанией из поезда высадили,
чуть не расстреляли, но отняли какое-то лабораторное оборудование, золотое
или с содержанием золота... и отпустили.

- Как его фамилия?

- Забродинов...

- И он - малоизвестный! - ревниво вскричал собеседник. - Это вам мало
известный, молодой человек! Но мы-то его знаем. Лев Алексеевич Забродинов,
автор монографии о солнечном ветре. Действительно эмигрировал, умер в
двадцать третьем году от туберкулеза в Харбине...

- Жив до сих пор.

- Не болтайте ерунды! Тогда ему должно быть сто десять лет!

- Не знаю, я его не видел, только с правнучкой разговаривал. Она сказала -
жив...

- То есть, хотите сказать, вы приземлились в Китае?

- Не имею представления, где приземлился. Но думаю, не в Китае, -
неуверенно проговорил Герман. - Людей нет, пустая тайга, горы, река...
Скорее, предгорья Тибета по ландшафту.

- К сожалению, я в географии ничего не понимаю, - сокрушенно сказал
представитель хакера. - Но вы просто обязаны вспомнить и назвать место, где
находились целую неделю!.. Забродинов! Если вы действительно!.. Нет, не
может быть! Вы читали его монографию?

- Я похож на человека, который читает монографии? - спросил Шабанов.

- Да-да, вы похожи на пилота... Если не читали, откуда вам известна фамилия
- Забродинов?!

- От внучки. Точнее, правнучки.

- А, вы говорили... Это она рассказала про камень с дыркой, про деревья?

- "Курицу" я видел сам. Про деревья - она, но мимоходом. Не было времени,
надо было улетать.

- Улетать? Куда улетать?

- Я обязан был выполнить условие, дал слово... Она показала мне мир,
который я утратил.

- Ничего не понимаю! Какой мир? Параллельный?

- Да почему параллельный? Нормальный, реальный... Мы летали и смотрели на
землю.

- На чђм летали?..

- Ну, аппарат такой. - Шабанов подыскивал слова. - Вернее, самолет это
аппарат... Мы летали в оболочке... Не знаю, как назвать. Короче, некий шар,
сделанный из нескольких энергетических оболочек. Мне так объясняли...
Что-то вроде шаровой молнии... Но внешне похожей на тыкву...

Ученый муж вдруг зажал себе рот, сморщился от негодования на себя и замахал
рукой, требуя замолчать. Затем огляделся, схватил бумагу, карандаш и,
что-то размашисто написав, показал Шабанову.

"Забыл предупредить, нас прослушивают!" - прочитал он.

И в тот же миг на пороге очутился офицер комендантской роты: разбор полета
с одним из родителей "Принцессы" закончился...

* * *

Командир полка Ужнин года три уже пересиживал на своей должности. Он был
молодой, летающий полковник и отбывал в Забайкалье не ссылку, а нормальный
этап своей карьеры после академии Генштаба. У него впереди был приличный
запас роста, однако передержка на уровне полка ему вредила, не давала
развиваться - надо было давно уже пройти ступень начальника штаба дивизии,
чтобы потом определиться на генеральскую должность; он же торчал на
полковничьей, и с каждым годом шансов вырваться оставалось все меньше и
меньше. Он чувствовал, что происходит явление, в авиации называемое
провалом - ситуация, когда отказавшись от посадки, включаешь форсаж и
пытаешься набрать высоту. Двигатели ревут в полную мощь, нос задран, однако
машина продолжает валиться к земле, поскольку нет достаточной тяги.

И в авиации, и в карьере такое положение можно расценить как аварийную
ситуацию, и Ужнин находился в ней вот уже три года. От тесной связи с
Росвооружением что-то наконец замаячило впереди: маркитанты обладали
незримой властью и авторитетом и при благоприятном состоянии звезд на
небосклоне вполне могли создать дополнительную тягу, чтобы выскочить из
провала и набрать высоту. Однако торговцы оружием из собственных выгод и
соображений тянули его в главный штаб ВВС, а он хотел остаться летающим
генералом хоть в Африке, чем подземным столичным, висящим каждое утро на
поручнях метро. Причину Шабановой ссылки он раскусил сразу, и сразу
отметил, что к сему руку приложили те же маркитанты, которым требовались
опытные, надежные пилоты, и теша тайную мысль отмщения торгашам, Ужнин уже
после месяца службы опального пилота попытался сделать его начальником
штаба - парень после академии, будет кому полк передать, но получил
сильнейший, необоснованный отлуп - выше комэска не назначать!

Бывшего завклубом Федотовской дивизии и настоящего депутата Госдумы знали в
войсках как облупленного: он генералов в Москве по стойке "смирно" ставил,
объясняя, что такое демократия и вооруженные силы новой России. И те
стояли, поскольку не знали, что такое демократия и что такое - новая
Россия. Стояли и в душе ненавидели народного избранника, который свои
выступления начинал с рассказа, как он выбился из офицерских низов, и что
он - сын алкоголика. Так что Шабанова встретили в полку будто героя и
поначалу приходили посмотреть на опального пилота, пожать ему руку - ту
самую, которой он треснул по физиономии депутата-реформатора, преодолев
статус неприкосновенности.

Когда МИГ, оборудованный "Принцессой", бесследно пропал вместе с пилотом,
Ужнин понял, что это очень серьезно, и за происшествием скрыто нечто
особенное, требующее внимательного изучения и разбирательства, что и
подтвердилось после доклада Заховая, проведшего с Шабановым первую беседу.
Потому командир полка не стал ничего спрашивать, вызвал начальника
медслужбы полка и приказал поместить пилота в командирскую палату со всеми
удобствами и для начала провести полное обследование и лечение, если
потребуется. По настоянию особиста к нему приставили офицера -
полуохранника, полуденщика, который теперь сидел в холле аппендикса, где
располагались палаты для старшего начсостава, и читал газеты. С обеда и до
вечера Германа водили по врачебным кабинетам, где заранее предупрежденные
доктора ни о чем не спрашивали, а молча выслушивали, выстукивали,
высматривали в рентгеновских лучах и отбирали анализы.

В десятом часу, когда Шабанов лежал у телевизора и гонял пультом каналы,
роясь, как нищий в мусорном баке, чем бы поживиться, к нему неожиданно
пришел командир полка. Одет был в гражданское, поводок в руке - вышел с
собакой погулять и заглянул в госпиталь. Однако показалось, вид у него
далеко не прогулочный, чем-то крайне озабочен и возбужден, иначе бы не
бросил своего драгоценного коккер-спаниеля одного на улице.

- Покажи ноги! - с порога потребовал он.

- То руки, то ноги, - проворчал Герман и скинул одеяло. - Нате, смотрите...

- Знаешь, что у тебя там пуля сидит? - ткнул пальцем в левую ногу.

- Догадываюсь...

- Откуда у тебя ранения?

- Я говорил, была охота за "Принцессой", гнались какие-то непонятные люди,
- устало объяснил Шабанов. - Сначала в черном, потом в камуфле...

- Была перестрелка?

- Еще какая... Лодку издырявили в прах.

- Ты плыл на лодке?

- Плыл...

- Что же ты ничего не рассказал Заховаю? - укорил командир, возбужденно
расхаживая. - Где это случилось, при каких обстоятельствах?..

- Он не спрашивал. Уперся в одно - где упал, где обломки...

- Ты вообще как себя чувствуешь? Здоровье имею в виду?

- Нормально...

- А почему так быстро раны зажили?

- Иван Ильич лечил...

- Кто такой?

- Доктор... Я у них в больнице лежал.

- В больнице?!. Ладно! - ахнул и сам себя оборвал Ужнин. - Рано утром
встанешь и все напишешь в рапорте. А то послушаю тебя и не усну. С ног
валюсь!.. - Он шагнул к порогу и задержался. - Кстати, зачем ты телевизор
выбросил из квартиры?

- Пошлятину гонят, - дернул плечами Шабанов. - Ужас...

- Ну выключил бы. Зачем выбрасывать? Новый телевизор, импортный... Да, и
еще. В НАЗ был заложен пистолет-пулемет "Бизон". Заховай нашел только два
магазина...

Сказать ему, что хотел застрелиться на мусорной свалке в овраге, так точно
уж не уснет...

- "Бизон" утонул, - соврал первое, что пришло на ум.

- Как это - утонул?

- Плавать не умеет, железный.

- Укажешь в рапорте, - ему хотелось, видимо, расспросить подробнее, однако
он хлопнул по ноге поводком и вытолкнул себя из палаты.

Сам этот поздний визит и вопросы тогда ничуть не насторожили Шабанова; он
подумал, что Ужнин не хочет наскоро проводить разбор полетов, а дождавшись
своей очереди, сделает это основательно и рапорт нужен ему, как исходный
документ для показа комиссии. Потому с утра Герман сел за сочинение, чем-то
напоминающее школьное "Как я провел каникулы". Всю лирику он отбросил - о
внучке Забродинова и о летающей тыкве можно ученому рассказывать; командир
и члены комиссии подобных фантазий не поймут. Он подробно изложил свои
приключения, начиная от взлета с базы Алтупа и до того, как очнулся в лесу
близ Пикулино. Поскольку же упущенная лирика разрушала стройность и логику,
то Шабанов кое-что придумал, например, относительно своего выздоровления,
как снимал парашют с деревьев, куда делся "Бизон", и когда не находил
толкового объяснения некоторым обстоятельствам, валил все на болезненное
состояние и провалы памяти от сильнейшего воспаления уха. В общем-то так
оно и было.

Через два с половиной часа рапорт на семнадцати страницах был готов и
передан дежурившему в холле офицеру. После завтрака к нему пришел капитан
из особого отдела и подробнейшим образом, с записью на магнитофон,
расспросил о полете после старта с аэродрома монгольского Алтупа, а в конце
беседы между прочим сообщил, что комиссия уже в Пикулино. Шабанов стал
ждать визитов высокого начальства, но вместо него явился главный хирург
госпиталя, пощупал икры на ногах и заявил, что необходимо сейчас же,
немедленно сделать операцию. Вчера он сам смотрел рентгеновский снимок и
говорил, что пуля находится внутри мышцы, обволоклась пленкой, совершенно
не мешает и о срочности ее извлечения не заводилось речи.

- Это что, такой приказ? - спросил Герман.

- Причем здесь приказ? - уклонился хирург. - Ты летать хочешь?

- Хочу.

- Тогда пулю надо вынимать. Это минута работы, под местным наркозом и почти
безболезненно, - он показал снимок на свет. - Чтоб лишних дырок не делать,
достану через раневой канал. А то потом снова в госпиталь, анализы... Тут
за один скрип, все равно дней пять лежать еще.

- Валяйте, - ничего не подозревая, разрешил Шабанов.

Через пять минут он уже лежал на операционном столе и симпатичная, с
игриво-улыбчивыми глазами сестрица раскрашивала йодом икроножную мышцу.
Потом взяла шприц, но воткнула иглу не в ногу, что было бы естественно для
местной анестезии, а в вену на руке и стала медленно выдавливать лекарство.

- А это зачем? - спросил он и ощутил, что сознание поплыло. Хотел еще
сказать - вот суки, обманули! - однако язык уже не повиновался. Последнее,
что он отчетливо запомнил, это маску со шлангом, которую кто-то нес к его
липу, все остальное воспринималось с уже знакомым чувством полусна,
полуяви.

Он ни разу не испытывал на себе наркоза, если не считать того, что делал с
ним доктор Иван Ильич. Тогда он просто провалился в сон, против которого не
помогло даже испытанное отцовское средство сохранения самообладания, и
ничего не помнил; тут же сознание до конца не угасло, Шабанов все видел,
слышал, но смутно и как бы со стороны, а спустя некоторое время смог даже
говорить и слышал собственный голос.

- Жили были три японца: Як, Як Ци Драк, Як Ци Драк Ци Драк Ци Дроне...

И при этом ничего не чувствовал, находясь в полнейшем безразличии ко всему,
что происходит вокруг. Пулю ему действительно достали в одну минуту. Хирург
тотчас же очистил ее, протер и куда-то удалился, так что рану заделывал
ассистент. Потом его перегрузили на каталку и увезли в палату, где оказался
незнакомый человек в белом халате с рыжей козлиной бородой. Тут и начался
странный, мучительно-долгий разговор-допрос, от которого в памяти абсолютно
ничего не осталось. О чем его спрашивали и что он говорил в ответ, не
запомнилось ни слова, сознание запечатлело лишь сам факт нудной беседы,
мерзкий, гнусный голос козлобородого мужчины и то, как он время от времени
поил его водой из стакана.

Потом его опять куда-то везли на каталке, вроде бы грузили в машину -
запомнился белый автомобильный фонарь на потолке, но в ушах почему-то
остался звук поршневого авиамотора и отвратительный, гадкий голос,
неотступно преследующий повсюду.

Кажется, он так и не заснул и вышел из этого неприятного состояния, когда
смог двигать руками и ногами, почувствовал страшную жажду и обнаружил, что
лежит в другой палате, а рядом на стульчике сидит и читает книгу
молоденькая сестрица в бирюзовом колпаке.

- Где я? - спросил Шабанов.

- А, очнулись? - сиделка отложила книгу и поднесла стеклянный чайник с
длинным носиком. - Пейте!

Он выпил больше половины, осмотрелся, отметил, что одет в другую пижаму,
потряс головой.

- Так где я все-таки?

- Это окружной госпиталь, хирургическое отделение, - объяснила сестрица. -
Как самочувствие?

- Значит привезли сюда под наркозом?

- Да, вы очень крепко спали! И рассказывали сказку.

- Какую сказку?

- Про каких-то японцев и японок, столько имен - не выговорить. Они
переженились, нарожали детей, дети - внуков...

- А еще что говорил?

- Кажется, ничего...

- Ну и зачем надо было тащить сюда сонного? - Герман осмотрел заклеенную
икру ноги. - И вообще, говорили достанут пулю под местным наркозом!

- Не знаю, - свела она плечики. - Я дежурный анестезиолог...

- Послушайте... А был здесь мужчина... стриженый и с рыжей бородой, как у
козла?

- Нет, не был...

- Ну как же! - возмутился он. - Сидел на вашем месте! И что-то молол!..

- Это вам приснилось, - ласково заулыбалась дежурная. - Под наркозом бывают
причудливые сны, все зависит от психических особенностей.

Она измерила давление, еще раз напоила водой и ушла, оставив на пороге
дразнящую улыбку. Шабанов тотчас же встал, осторожно ступая на ногу и
держась за стенку - еще штормило - прибрел к окну: второй этаж, решетки
нет, на улице сильный ветер, и не понять, утро или вечер. Палата ничего,
тоже командирская - ковер на полу, картинка на стене, стол, телевизор,
индивидуальный санблок...

Козлобородый хмырь с нудным голосом стоял перед глазами. Был он здесь! Этот
стульчик все вертел, то на край сядет, то верхом, и долбит, долбит
вопросами... Стакан граненый, вот он, на столе, разве что помыт, протерт и
поставлен на стеклянный поднос к графину.

- Я тебе дам - причудливые сны! - вслух подумал Герман. - Психические
особенности...

Мерзкий тип поил его и ставил стакан на край полированного стола... и там
остался мокрый след! Вода, конечно, высохла, но мутноватый кружок на
полировке есть и легко стирается пальцем.

- Будут мне тут лапшу на уши, - проворчал он довольный собой и выглянул за
дверь: уютный холл, пальма, журнальный столик с креслами и пейзажи на
стенах...

Ему сделали какой-то хитрый наркоз, чтоб этот козлобородый выпытал,
вытряхнул из него все, о чем он не говорит и не пишет. Вот сволочи! Как
будто шпиона поймали! Заховаева работа, он мастер тайных дел, это у него
есть особые способы работы с личным составом...

И вдруг нахлынула знакомая, щемящая тоска, вспомнился утраченный мир,
вернее, полет с Агнессой над этим миром - словно от перегрузки отяжелело
лицо, руки, плечи... Безвозвратно ушедший мир детства, где ему
посчастливилось побывать, и можно было остаться там навсегда, если бы
поверил, что он существует, что это возможно, будучи в зрелом возрасте
ощутить себя ребенком и, главное, увидеть мир детскими глазами...

Нет! Коль вернулся в этот суконный и суровый, нечего жалеть и нельзя
поддаваться соблазну. Иначе снова захочется напиться и откопать "Бизон"...

Шабанов нашел в шкафу теплый халат, натянул его и похромал через холл к
выходу из отделения. Навстречу встала постовая сестра, заслонила дорогу.

- Больной, вы куда?

- Во-первых, я не больной, - сквозь зубы процедил он. - Во-вторых, хочу
погулять!

- Но вы только что вышли из наркоза!

- Лучше дай палку или костыль!

- Ничего не дам! Вам гулять запрещено!

- Кем? Этим стриженым с козлиной бородой?

- Не знаю, - объемы у сестрицы были такие, что не обойдешь. - У меня
записано - постельный режим.

- Я что, арестован?

- Не знаю, у меня записано!

Из-за операции он попал в хирургию, где царили строжайшие правила и жесткие
законы.

В это время в другом конце коридора появилась анестезиолог в бирюзовом
колпаке, постовая бросилась к ней.

- Алина Сергеевна! Шабанов собрался гулять!

- Шабанов, вам нельзя, - не совсем уверение сказала та. - Постельный режим,
идите в палату.

- Пойдем вместе? - он приблизился к ней вплотную и поправил колпачок у нее
на голове. - На улице весна, почки лопаются. Подышим свежим воздухом, а то
в палате после этого козлобородого три дня проветривать нужно. Кстати,
сейчас утро или вечер?

- Вечер...

- Тем более, Алина!

- Выдай ему костыль, - попросила она постовую. - Я пальто наброшу...

- А можно на твое плечико опереться? - засмеялся он вслед.

Когда спускались по лестнице, Шабанов приобнял анестезиолога за талию и
получил вполне обнадеживающий, игривый отказ:

- Не забывайтесь, больной!