1
БАБА КАТЯ

   Когда эта свиристелка первый раз в доме появилась,  я  сразу  поняла:
добра не будет. Так Иннокентию и сказала: "Гони эту шалаву, пока она еще
себя хозяйкой не почувствовала". Не послушал -  любовь,  видите  ли.  Я,
конечно, старуха, куда мне в таких тонкостях  разбираться.  Но  жизнь-то
прожила, в людях понимаю. А Кеша добрый очень,  весь  в  мать-покойницу.
Вот и вляпался по самые уши.
   Ларка, бывшая Кешина жена, - девка, конечно, видная.  Особенно  когда
веки намажет, космы свои причешет да чулки целые наденет. Но жена из нее
- как из меня рэкетир. Не по той она части. Сигарету  смолить  да  задом
вилять - это она умела. А Кеша после  смерти  матери  почитай  два  года
людей не видел. Из дома на работу, с работы домой,  а  вечером  со  мной
телевизор глядит. Переживал очень.
   Мне  бы,  дуре  старой,  познакомить  его  с  какой-нибудь   девушкой
приличной. Или просто помолчать. Так я ему посоветовала: "Сходил бы  ты,
Кеша, в парк, что ли. Что сидишь  в  четырех  стенах?  Скоро  тридцатник
стукнет, а все холостяком ходишь". Он отнекивался, отнекивался, а в один
прекрасный вечер пошел. Благо парк культуры, который имени  Горького,  у
нас из окон виден, далеко ходить не надо. А вернулся уже с Ларкой. Да  с
подбитым глазом. Я потом у него узнала: он за нее вступился, обижали  ее
какие-то парни. Ее обидишь, как же! Небось в цене со своими хахалями  не
сошлась, а Кеша тут как тут.
   Быстро она его окрутила, я глазом моргнуть не успела. Еще бы: комната
в центре, родни никакой, мужик на все руки мастер, да  и  зарплата  была
приличная. Кеша в "ящике" работал, секретном. Мне как-то подарок сделал:
телевизор размером с книжку, а показывает чисто, лучше фабричного. Я  же
говорю - золотые руки.
   А Ларка - лимитчица. Прикатила в Москву на актрису учиться. Ждали  ее
тут, как же! Таких "актрис" в любой подворотне пачками  собирать  можно.
Вот и устроилась эта  Софи  Лорен  паспортисткой  в  жэк.  Днем  бумажки
перекладывает, по вечерам мужа ищет. По лицу видно - долго искала.  Пока
моего соседа малахольного не встретила.
   В общем, покрутилась она  у  нас  в  квартире  месяц,  кончилось  мое
терпение. Говорю Иннокентию: "Хватит, милый, дурака-то валять. Тебе жена
нужна, дети, а от этой красотки тебе одни неприятности  будут.  Да  и  я
устала грязь за нею возить. И не ты ей нужен, а прописка  московская  да
жилплощадь. Гони, пока не поздно".
   Она, видно, подслушивала. Влетела на кухню и сразу в  крик:  "Как  вы
смеете в нашу жизнь вмешиваться, как вы смеете  меня  оскорблять!  Кеша,
если ты этой старой ведьме веришь,  то  я  здесь  больше  ни  минуты  не
останусь!" Плачет, кричит - одно слово, актриса. Я плюнула и ушла. А они
на следующий день заявление в загс отнесли.  Я  так  и  ахнула,  а  Кеша
как-то зашел ко мне в комнату и говорит:  "Баба  Катя,  ты  на  меня  не
сердись, но Ларочка ждет ребенка, не могу же я ее на аборт посылать.  Ты
сама говорила, что мне жена нужна, дети. А она хорошая, только  жизнь  у
нее была тяжелая. Потерпи немного, все наладится, вот увидишь".
   Все и наладилось.  Через  семь  месяцев  после  свадьбы  родила  наша
Мэрилин Монро ребеночка. Надо понимать, недоношенного,  восьмимесячного.
Ее счастье, что не доносила, а то неизвестно,  что  бы  было.  Мальчонка
четыре с половиной килограмма весил, пришлось кесарево делать. Вот так и
получилось. Я молчала: Кеша такой счастливый ходил, все свои  сбережения
ухнул на приданое ребенку да на подарки любимой женушке.  Привез  их  из
роддома, на  месяц  отпуск  взял,  на  Петеньку  своего  не  налюбуется.
Ларка-то кормить не захотела, ленивая  была,  страсть.  Так  Кеша  и  на
молочную кухню  бегал,  и  с  бутылочками  возился,  и  пеленки  стирал.
Кормящий отец, одним словом. Я как-то спросила: "На работу пойдешь,  кто
за ребенком смотреть станет, кормить его?" "Ой, баба Катя, - говорит,  -
да что вы волнуетесь, Ларочка отдохнет, поправится, и все наладится. Вот
увидите".
   Наладилось... Кеша вышел на работу, а  Ларочка  полдня  спит,  полдня
потягивается. С ребенком гулять не может - коляска тяжелая.  Стирать  ей
нельзя - врачи запретили. Про уборку даже и не говорю. В общем, Кеша  по
утрам и на молочную кухню, потом  на  работу,  потом  стирать,  убирать,
готовить, а по ночам еще какие-то переводы делал да чертежи чертил: трое
- не один, денег-то в три раза больше нужно.
   Год прошел, Ларка почувствовала, что из мужика веревки вить можно,  и
совсем стыд потеряла.  До  этого  она  днем  убегала  на  пару  часов  -
"проветриться". Петенька  бывало  криком  изойдет,  пока  я  не  подойду
перепеленать или водички дать. Так ведь и у меня дела  есть,  не  всегда
могла нянчить-то. Да и не мое это дело. А подрос немного мальчишка,  она
начала по вечерам уходить - и до ночи. Кеша работает,  подрабатывает,  с
ребенком вечерами сидит - Ларка гуляет. Приходила за полночь, будто  так
и нужно. И каждую неделю то новое платье, то новая  побрякушка.  А  Кеша
все один-единственный, еще досвадебный, костюм носил. Да пара свитеров у
него была: мать-покойница вязала. Вот и весь гардероб.
   Вдруг узнаю: Кешин "ящик" рассекретили, половину сотрудников уволили,
из второй половины, кто пошустрее, сами ушли. Зарплата-то стала - только
на хлеб с солью, хоть шесть часов  работай,  хоть  шестьдесят  шесть.  И
приработков  не  стало:  кому  теперь  дипломы  да  диссертации   нужны?
Спекулировать можно и без высшего образования, пусть и липового.  Вот  и
остались мы с соседом: у меня пенсия двадцать  пять  тысяч,  да  у  него
зарплата - пятьдесят.
   Я-то человек привычный: в ссылке жила, на ударной стройке  вкалывала,
войну помню, голод... Иннокентий тоже не очень  избалован  был:  сколько
лет с матерью жили сначала на ее инвалидскую пенсию да  потом  плюс  его
стипендию. А Лариса его распрекрасная, конечно, не выдержала... В  глаза
ему сказать побоялась, записку оставила: мол, не желаю свои лучшие  годы
в  нищете  прозябать,  я  нашла  себе  другого,  хоть  и   без   высшего
образования, но с деньгами.
   И сыночка своего бросила. Обещала на него деньги прислать, да, видно,
недосуг было. Потом как-то Кеша проговорился, что Лариса давным-давно  в
Швецию, не то в Швейцарию с новым муженьком укатила и возвращаться  пока
не собирается. О сыне забыла, а тряпки свои все до единой прихватила  да
еще кое-что по мелочам из чужого взяла: пару ложек серебряных,  шкатулку
лаковую... Лимитчица, она и есть лимитчица.
   Конечно, Кеша переживал. Но, с другой  стороны,  ему  все-таки  легче
было одного ребенка содержать, чем еще и эту дармоедку здоровую кормить.
Только отец-одиночка  -  не  мать-одиночка.  Это  сто  чиновников  нужно
обойти, чтобы добиться пособия на ребенка. Кеша, человек гордый,  плюнул
и не стал никуда ходить. Кому-то что-то чинил, ремонтировал, а все  чаще
на Тишинку, на барахолку ездил: продавал радиоприемники  да  будильники,
которые из старья собирал. Не хуже новых получались, только раза  в  два
дешевле.
   В общем, жили. Главное, я к Петеньке привязалась, не просто так  небо
коптила. Своих-то деток бог не дал: ударная стройка - не  курорт,  после
нее у меня все зубы - железные, да и по женской части... Выбирать тогда,
правда, не приходилось: куда пошлют, туда и  поедешь,  там  и  вкалывать
будешь. А баба ты или мужик - начальству без разницы. Вот и уработалась.
Хотя даже после лагеря, после ссылки за мною кавалеры ухлестывали.  Один
был даже с высшим образованием, стихи мне читал да за руку держал...
   Только тогда показалось: не по себе дерево рублю. Кто  он  и  кто  я?
Кончится ссылка, не нужна буду. Или из жалости да от хорошего воспитания
будет терпеть. В общем, вышла я тогда за своего Васю...
   И вот на старости лет получила наконец внука. Петенька,  слава  богу,
не в матушку свою удался. Спокойный мальчишка, ласковый.  Покормить  его
да погулять с ним - невелик труд, зато как скажет "баба" да  поцелует...
Слаще этого ничего не знала!
   Живем и живем. Только однажды Иннокентий пришел с  Тишинки  поздно  -
часов в девять вечера, я уже Петеньку спать уложила. И  пришел  выпивши,
хотя отродясь спиртного в рот не брал. Не пьяный, нет - я в  этих  делах
разбираюсь  лучше  любого  милиционера.  Как-никак  почти  тридцать  лет
замужем за алкоголиком была. Но выпивши. И вроде  как  не  в  себе.  Мне
ничего не сказал, только положил на стол две бумажки по десять тысяч.  Я
еще удивилась, что так много.
   - Откуда? - спрашиваю. - Ты больше пяти тысяч с этой барахолки за раз
не выручал. Или цену повысил? Так давно пора...
   - Повезло, - буркнул, - приятеля встретил,  ему  все  продал  да  еще
вроде аванса получил, кое-что сделать надо...
   И все, и несколько дней потом молчал, только "да" и "нет".
   После этого какие-то деньги стали появляться. То мне Кеша пять  тысяч
на хозяйство даст, то десять. И все молчком, да  и  радости  никакой  не
заметно. Вечерами сидит мастерит что-то и вдруг задумается, в одну точку
уставится  -  не  шелохнется.  Или  вдруг  Петеньку  начинает   тискать,
целовать, даже приговаривает над ним что-то.  И  уходить  вечерами  чаще
стал. Или в выходные. Ненадолго,  часа  на  два-три.  Думала,  заказчику
работу носит, потому что как раз после этого деньги и приносил.
   Наконец вдруг в пятницу вечером опять  собрался  куда-то.  С  пустыми
руками, без обычного свертка - почему запомнила. А  что  пятница  -  так
"Поле чудес" показывали, как раз  заканчивалось.  Поздновато  для  Кеши,
одним словом. В общем, постучал ко мне и с порога выпалил:
   - Баба Катя, я на пару часиков сбегаю  тут  недалеко  в  одно  место.
Петенька уже заснул, но ты за ним пригляди, пожалуйста. Но двери,  кроме
меня, никому не открывай, времена, сама знаешь, какие.
   - Господи, - говорю, - Кеша, ты что? Весь дом  знает,  что  у  нас  с
тобой, кроме Петеньки да телевизора моего, ничего стоящего нет. Да и  не
водится у меня такой привычки любому-всякому двери  отворять.  Ты  лучше
скажи, куда на ночь глядя собрался? Может,  до  утра  потерпит?  Или  на
свидание к кому?
   - Да нет, - отвечает, - утром мне не с руки будет. Ну я побежал, баба
Катя, побежал, а то опаздываю.
   Странным мне все это показалось, да  и  выглядел  он  странно,  будто
боялся чего-то или, наоборот, все ему безразлично было.  Ну  явно  не  в
себе был мужик, и все тут. Однако на любовь не похоже. И оделся легко  -
в старую куртку, а на дворе - почти ноль, хоть и конец сентября.
   Грешным делом, я перед телевизором задремала.  Сквозь  сон  вроде  бы
слышу - дверь хлопнула. Ну, думаю,  слава  богу,  вернулся  Кеша,  можно
нормально  спать  ложиться.   Приняла   свою   таблетку   успокоительную
(изволновалась все-таки, что так поздно  ушел)  и  только  решила  выйти
посмотреть - опять слышу шаги по коридору. Кешины шаги, его походку ни с
чьей не перепутаю. Быстро так по коридору прошмыгнул, почти на цыпочках,
и снова дверь - щелк. Ушел?
   Пошла к нему в комнату, Петенька спит, больше никого нет.  Но  что-то
мне  опять  тревожно   стало.   Взяла   я   мальчонку,   кое-какие   его
игрушки-бутылочки прихватила и к себе перетащила. Кровать у меня старая,
широкая, так я его к стеночке-то притулила, накрыла потеплее,  он  и  не
проснулся. Сама рядом с ним прилегла, еще  валерьянки  выпила  да  и  не
заметила, как заснула.  Лекарствами  не  балуюсь,  а  тут  две  таблетки
подряд, так и не заметила, как заснула, будто провалилась.
   Вскинулась: светает, Петенька  посапывает,  любимую  свою  игрушку  -
Чебурашку - к себе прижал и спит. Маленькая такая игрушка, с его ладонь,
мохнатая. Вроде глянуть не на что, а самая любимая.
   В квартире тихо. Отперла  свою  дверь,  вышла  в  коридор,  смотрю  -
входная-то дверь приоткрыта.  У  меня  сердце  так  и  зашлось  -  беда!
Кинулась к Иннокентию, а у него в комнате...  Ну  вот  даже  описать  не
могу. Диван распорот, книги все на полу  валяются,  гардероб  распахнут.
Петенькины одежки вперемешку с Кешиными по всей комнате валяются.  Будто
обыск был, как в кино показывают. Побежала на кухню  -  тоже  все  вверх
дном, даже крупы из банок высыпаны...
   Надо бы милицию вызвать, а меня что-то удерживает. Опять к Иннокентию
пошла посмотреть, не стащили ли чего. Для нищего-то и рубище - одежка, и
опорки - обувь. И вдруг вижу: Чебурашка-то среди других игрушек на  полу
валяется. Распоротый,  вата  наружу  клочьями  торчит.  Что,  думаю,  за
оказия? Или я на старости лет память потеряла. Пошла к себе  в  комнату:
Петенька по-прежнему с Чебурашкой спит, с целехоньким. Оказывается, их у
него два было, а я и не замечала. Вдруг слышу: кто-то  у  входной  двери
возится. А я ее с перепугу не только на ключ - на засов заперла  да  еще
цепочку для верности  накинула.  Может,  Кеша  вернулся  да  в  квартиру
попасть не может? Подхожу к двери, спрашиваю:
   - Кеша, ты, что ли?
   Молчат. Ах, думаю, паразиты!  Одного  раза  мало  показалось,  видно,
квартиру подпалить решили.
   - Кто, - кричу, - там?
   - Откройте, пожалуйста, - интеллигентный такой голос, не поймешь:  не
то мужик, не то баба. Только мне отчего-то страшно стало, хоть и  не  из
пугливых я.
   - Утром приходите, как путные, - сказала. А сама на цыпочках назад  в
комнату, к телефону, в милицию позвонить. Тут уж не до  раздумий,  да  и
ребенок малый в квартире...
   Когда мимо кухонной двери проходила, то так и ахнула, встала  -  шагу
дальше сделать не могу,  ровно  ноги  отнялись.  Черный-то  ход,  всегда
раньше забитый-заколоченный, открываться начал. Тихо так, даже  петелька
не скрипнет. А оттуда - не поймешь: мужик или баба. В штанах,  в  черной
кожанке, на  голове  -  черная  шапка  вязаная.  Ниндзя!  Точно,  как  в
телевизоре показывают. Мне закричать, а у меня голос пропал, только  рот
разеваю, как рыба. А этот "ниндзя" ко мне подскочил и шепотом, на ухо:
   - Баба Катя, не волнуйся, я от Кеши. Только тихо, не шумите. Я должна
забрать Петеньку и увезти его в безопасное место. Да и вам лучше  отсюда
на время уехать. У меня внизу машина.  Да,  вот  записка  вам  от  Кеши.
Только поскорее, пожалуйста.
   Взяла я эту бумажку, а на ней Кешиной рукой написано:
   "Баба Катя, делай, как Вера скажет. Прошу тебя, спасайте Петеньку". И
больше ни слова.
   - Вера - это я, - сказала "ниндзя". - Быстрее, баба  Катя.  Собирайте
Петеньку. Только быстрее!

Глава 2
ВЕРА МУРАТОВА

   Святое правило: никогда не оставлять на завтра то, что можно  сделать
сегодня, опять заставило меня просидеть в офисе до позднего вечера.  Все
сотрудники - мои, кстати, подчиненные  -  ушли  в  положенное  время,  а
компаньон - совладелец  нашего  "Атланта"  -  еще  раньше.  Как  всегда,
впрочем. А я осталась разбираться со счетами и с тупой, как  моя  жизнь,
клиенткой, которая все допытывалась: а что она сможет выгодно прикупить,
отдыхая на альпийском высокогорном курорте?
   Заметьте, тетка собиралась  кататься  на  горных  лыжах.  Наша  фирма
специализируется именно на таком туризме. Домбай, Альпы, если  угодно  -
Анды или Гималаи. Заодно продаем снаряжение, экипировку,  всякие  модные
прибамбасы. Но только к горным лыжам. Шоп-туры в ассортимент не  входят.
И вот вам, пожалуйста! Что она может купить  на  высокогорном  спуске  в
Альпах? Сенбернара? Пучок эдельвейсов? Черт ее знает, чего  она  хотела.
По-видимому, считала, что вся Европа - это один  большой  супермаркет  с
кондиционерами и чистыми  клозетами.  Дальше  ее  фантазии  -  вчерашней
торговки из магазина "Океан" - явно не хватало.
   В результате она ушла, милостиво обещав  "подумать",  а  я  закончила
возню с бумагами, заперла офис, дала инструкции ночному сторожу, закрыла
магазин и поплелась к машине. И, только открыв дверцу,  сообразила,  что
дома у меня  жрать  абсолютно  нечего,  а  в  пачке  осталась  последняя
сигарета. А заодно вспомнила, что  именно  сегодня,  в  семь  вечера,  я
должна была быть в Доме кино  на  какой-то  премьере,  а  моя  ближайшая
подруга Рита - кинокритик по профессии и сваха по призванию - ждет  меня
там с очередным кандидатом в мои мужья. Мои, естественно, поскольку сама
Рита любит повторять, что ее можно доставить в  загс  только  под  общим
глубоким наркозом.
   Ладно, Рита переживет, а вот с едой и сигаретами  вопрос  нужно  было
решать немедленно.  К  счастью,  в  гастрономе  на  Октябрьской  площади
нашлось все необходимое (не могу без ужаса  вспоминать  пустые  прилавки
восьмидесятых годов!),  и  через  полчаса  я  уже  ехала  по  Ленинскому
проспекту в сторону дома.  И  нещадно  кляла  себя  за  неумение  толком
организовать рабочий  день,  за  безобразное  отношение  к  собственному
здоровью, за попустительство сачку-компаньону,  за  потакание  идиотским
выдумкам клиентов. Очередной приступ  самоедства,  который  случается  у
меня довольно редко. Во всяком случае, не чаще двух раз в месяц.
   А между прочим, у меня  гораздо  больше  положительных  качеств,  чем
отрицательных. Если бы я заполняла  "брачную  анкету"  в  расплодившихся
сейчас агентствах по знакомствам, то смогла бы не кривя  душой  написать
следующее: "Стройная, спортивная Тигрица  (по  китайскому  гороскопу)  и
Телец (по знаку Зодиака) с арийской внешностью и нордическим характером,
прекрасная хозяйка и верный  друг  хотела  бы  познакомиться..."  А  вот
дальше мне писать было  бы  нечего,  поскольку  хотела  познакомиться  с
мужчиной, способным противостоять моему  основному  таланту:  делать  из
нормальных людей беспощадных и капризных ревнивцев.
   Рита утверждает, что  я  могла  бы  открыть  питомник  по  воспитанию
идеальных мужей. Она, конечно,  язва,  но  что-то  в  этом  высказывании
определенно есть. Три раза я пыталась устроить  свою  личную  жизнь.  Но
финал всегда был один и тот же: мой избранник уходил  к  одной  из  моих
дальних  приятельниц,  незадолго  до  этого   разведшейся   (овдовевшей,
оставленной предыдущим партнером - ненужное  зачеркнуть).  И  становился
просто образцовым мужем, на которого оставалось только молиться.  Причем
все трое предыдущих были разными и по характеру, и по профессии, и  даже
по темпераменту: музыкант-скрипач, инженер-электронщик, тренер по горным
лыжам. И начиналось  все  по-разному,  зато  заканчивалось,  как  я  уже
сказала, одинаково тошно. До икоты.
   И вот ведь что интересно: живя со мной, они пальцем дома не шевелили.
Я все успевала сделать до того, как они только еще собирались. И я очень
многое умею: например, разжечь  костер  с  одной  спички  под  проливным
дождем, поставить палатку за  пятнадцать  минут  под  ураганным  ветром,
взобраться по отвесной стене на любую высоту,  прыгнуть  с  парашютом  с
вышки или на лыжах с трамплина. Прекрасно стреляю, умею водить машину  и
могу сама устранить любую  неисправность  в  ней,  сменить  перегоревшие
пробки, починить утюг или сливное  устройство  в  туалете.  Могу  испечь
пирог  или  приготовить  лобио.  Все  могу!  Но  это,  как   выясняется,
совершенно никому не нужно. Как и мое знание  японского  и  английского,
владение  приемами  дзюдо  и  определенным  чувством  юмора.  Последнее,
кстати, мне бывает нужно чаще, чем все остальное.
   Только один мужчина меня не только не боится, но даже как бы  жалеет,
что я такая независимая. Это мой школьный,  а  точнее,  даже  дошкольный
друг Павел. Он меня любит почти тридцать лет, но не женится. И не потому
что  женат  (Павлик  у  меня  однолюб).  И  не  потому  что,  как  Рита,
принципиальный  противник  института  брака.  А  по   морально-этическим
соображениям. Он считает, что мужчина всегда прав только потому, что  он
- мужчина. Что есть дела  женские  (по  дому),  которые  мужчина  должен
уметь, но делать не должен. И есть дела мужские, к которым женщине  даже
близко подходить не следует.  А  главное,  женщина  не  должна  занимать
должность выше, чем у ее мужа, и, боже  упаси,  получать  больше  денег.
Такой миленький кондово-сермяжный патриархат! Временами я Павлушу просто
обожаю за принципиальность.
   Ну пока я была