у и удалюсь, расхлебывать будешь сам.
   - Продолжай.
   - Боюсь, ты не ценишь меня, cheri. Я очень благородно поступила, поспешив
к тебе на помощь. Только ради тебя: Лорис это знает,  потому  и  бесится  от
ревности. Пойдешь навстречу - всем будет легче. - Она тихо засмеялась:
   - Подумай, Эрик! Писатель - конечно же, неуравновешенный тип -  встречает
на вечеринке хорошенькую девушку, договаривается о встрече и  якобы  застает
новую знакомую мертвой чуть ли не у себя в кабинете! О ужас! Но кто поверит?
А пистолетик чей, а, мистер Хелм? - Она понизила голос, изображая мужчину. -
Ну-ну, мы все живые люди. Признайтесь, вы просто сунули  мисс  Эррере  ключ,
велели подождать, сказав, что скоро приедете - читать рукопись,  разумеется!
- как только жена уснет... Вот так-то, - заключила Тина, улыбаясь. - Вызывай
полицию. Но что ты скажешь, дорогой?
   Наступило короткое безмолвие.  Тина  искала  сигареты  в  сумочке.  Я  не
предложил ей огня. Она подняла глаза, улыбка исчезла. Когда Тина  заговорила
вновь, голос ее звучал глухо и настойчиво.
   - Что скажешь, Эрик? Война давно позади. Сколько нужно,  чтобы  позабыть?
Двадцать, тридцать лет? Может, пятнадцать или двенадцать? Молчать  никто  не
клялся, правда? Никаких дурацких обетов молчания.  Помнишь,  Мак  говаривал:
если человека вынудить
   Давать присягу, он наверняка ее нарушит. Мы вместе дрались  в  Кронгейме,
Эрик. Мы любили друг друга. И ты выдашь меня полиции?
   Она ждала. Я помалкивал:  парадом  командовала  она.  Тина  затянулась  и
выпустила дым - чисто по-женски: гордо, удивленно" словно поздравляя себя  с
тем, что не задохнулась.
   - Угрозы беру назад и прошу прощения. Тебе не нужно грозить. Да, я  убила
эту девицу, - я, Мадлен Лорис, Тина, убила ее. По приказу я  убила  ее,  ибо
она заслуживала смерти, ибо ее смертью отвратили другую смерть, -  и,  может
быть, не одну. Я убила ее. После вашей беседы мы поняли, что Эррера  приедет
сюда и станет ждать; мы опередили.  Мы  сделали  ставку  и  выиграли.  Лорис
ожидал за дверью. Только это он и  умеет,  но  умеет  хорошо.  Когда  Эрреру
перенесли в ванну,  она  еще  дышала.  Это  я  обнаружила  твой  пистолет  -
единственный запертый ящик, cheri, - но какой же хлипкий замок! -  и  это  я
убила ее, как она убивала других. Ты думаешь,  метательный  нож  и  пистолет
носят украшения ради? Ты думаешь, никто, кроме нас, не умеет убивать? - Тина
выпрямилась. - Но все равно,  вызывай  полицию,  и  я  признаюсь,  я  возьму
преступление на себя. Ты не станешь расплачиваться. Я пойду на электрический
стул и буду молчать, потому что клятвы молчания от меня не требовали.  Но  я
вспомню, что ты, посылающий меня на смерть, был  единственным  человеком,  с
которым хотелось... забавляться после совместной работы.  Я  не  стану  тебя
ненавидеть. Я буду вспоминать только эту прекрасную неделю в Лондоне,  такую
далекую...
   Голос оборвался. Она опять затянулась сигаретой и ласково усмехнулась.
   - Хорошо играю, правда? Надо было пойти в актрисы.
   Я вздохнул:
   - Ну и шла бы куда угодно, только не ко мне в студию, черт бы тебя  взял.
Дай платочек осушить слезы и скажи, чего от меня хотят.
   Она чертовски переигрывала, но каждое слово было  сущей  правдой.  Выдать
Тину властям я не  мог.  Не  мог,  разумеется,  и  заговорить.  Выбирать  не
приходилось.

Глава 12

   Десять минут спустя пикап уже стоял наготове. Можно было просунуть голову
внутрь фургона и не увидеть  ничего,  кроме  фотопринадлежностей,  одежды  и
чемоданов. Если вы загодя ничего не знали, то вряд ли заметили  бы,  что  не
все чемоданы мои.
   Я нагнулся и осмотрел днище кузова. Наверное, хотел убедиться, что  кровь
не капает, мертвая рука не вываливается, длинные волосы не  свисают.  Мирные
годы расслабили нервную систему, да и к трупам в такое время относишься куда
серьезнее. Приходится, черт побери. Если вас поймают с этим добром на войне,
во вражеском тылу, можно расчистить себе дорогу выстрелами. А  попробуйте-ка
выхватить револьвер и отправить на тот свет с полдюжины местных  фараонов  -
Мартинесов и 0Брайенов.
   Я подсадил Тину в кузов, к безмолвной попутчице. Вечернее платье пришлось
поднимать выше границ приличия. Тина с чувством  выругалась  на  неизвестном
языке.
   - Что такое? - прошептал я.
   - Ничего, cheri. Стрелка на любимом нейлоновом чулке, вот и все.
   - Провались они, твои нейлоновые  чулки!  Я  распахнул  ворота,  закрепил
створки цепочками и опустил дверцу кузова. Но перед этим заглянул внутрь.
   - Забирайся вон на тот матрац и держись, - сказал  я.  -  Фальшивые  зубы
вытащи и положи в сумочку, не то проглотишь. Амортизаторов на эту телегу  не
ставили.
   Захлопнув дверцу, я начал разворачиваться. И увидел выходящую на  крыльцо
Бет.
   Она прошла  по  плитам  патио,  под  лучами  прожекторов.  Что  ж,  могла
появиться и в более  неподходящее  время.  Я  замкнул  фургон  и  отправился
навстречу.
   - Принесла тебе кофе, - сказала Бет. Мы стояли, глядя друг на друга.
   Я взял чашку и выпил. Кофе оказался горячим, крепким, черным,  заваренным
так, чтобы отрезвить и взбодрить перед долгой  дорогой.  Плащ  на  плечах  и
мокасины на босу ногу делали прозрачную голубую  сорочку  слишком  тонкой  и
неуместной.  Считается,  что  женщина,  выскочившая  на  улицу  в   неглиже,
дьявольски пикантна - журналы для  мужчин  пестрят  подобными  фотографиями,
однако, думаю,  это  просто  холодно  и  смешно.  В  свете  прожекторов  Бет
выглядела сонной и хорошенькой.
   - Застрял в чулане, заряжал кассеты для панорамной  камеры,  -  солгал  я
безо всякой нужды, как и положено тупому  преступнику.  -  Терпеть  не  могу
пользоваться мешком. Почему не спишь?
   - Услыхала шум мотора, - сказал она, кивнув на урчащий пикап.  -  Думала,
ты уже уехал, и не поняла, что это. Потом  в  аллее  остановилась  машина  -
наверное, какая-то парочка облюбовала себе место.  Но...  Я  всегда  немного
нервничаю, когда остаюсь одна. Они укатили, а уснуть  мне  уже  не  удалось.
Закрой за собой ворота, иначе следующая парочка расположится прямо во дворе.
   - Конечно, - сказал я. - Позвоню из Сан-Антон:
   Так мы, техасцы, зовем этот город.
   - Будь осторожен, - сказала Бет. - Не гони машину.
   - Эту рухлядь? Было бы чудом. Беги в дом, покуда не простыла.
   Конечно, ее следовало поцеловать, но я  не  мог.  Маскарад  окончился.  Я
больше не был Мэттом Хелмом,  эсквайром,  -  писателем,  фотографом,  мужем,
отцом. Я был парнем по имени  Эрик,  обладателем  ножа  и  двух  пистолетов,
субъектом с непонятными намерениями и неизвестной целью.  И  не  имел  права
прикасаться к Бет - жене другого человека.
   Еще через минуту она повернулась и ушла. Я забрался в кабину "шевроле"  и
выехал на аллею. Затем вышел из машины,  закрыл  и  запер  ворота.  Когда  я
вернулся к пикапу, огни во дворе погасли. Бет не любила  жечь  электричество
попусту.
   У меня хороший пикап - "шевви" выпуска 1951  года,  с  четырехступенчатой
передачей и шестицилиндровым двигателем примерно в девяносто лошадиных  сил.
Столкнет в кювет любой трехсотсильный лимузин... У этой машины  нет  акульих
плавников над стоп-сигналами, а фары не окованы хромом.  "Шевроле"  сошел  с
конвейера в счастливые послевоенные годы, когда не было нужды  рекламировать
автомобили. Их просто собирали и вызывали следующего по списку. В  то  время
глянцевые покрытия не были в ходу; все  рабочие  "шевроле"  красились  одним
цветом - хаки. По-моему, прекрасный цвет, куда лучше тошнотворных  сочетаний
на новейших детройтовских радугах на четырех колесах.
   Настоящая  машина,  с  ней  можно  вытворять  что  угодно.  Я  буксировал
тридцатифутовый трейлер, проходил  по  перевалу  Вулф  Крик  Пасс  во  время
бурана, вытягивал из кювета громадный  "кадиллак".  Вытворяйте  что  угодно,
только не спешите и не бойтесь набить себе сотню шишек. Бет  уверяет,  будто
езда в моей машине вызывает головную боль; не вижу причины. Головой о  крышу
колотится, во всяком случае, не Бет. Она не понимает, почему я привязался  к
пикапу  и  не  хочу  сменить   его   на   что-нибудь   поновее,   побыстрее,
пореспектабельнее. Я же  отвечаю,  что  респектабельность  нам  обеспечивает
"бьюик", а быстро ездить совсем не хочется. И это почти правда.
   Дело в том, что перед войной, как и положено юнцу,  я  использовал  очень
быстрые средства  передвижения.  Сам  участвовал  в  гонках  и  чужие  гонки
фотографировал. Во время войны, как вы уже знаете,  вашему  покорному  слуге
доводилось вертеть баранку в  поистине  адских  условиях.  Потом,  счастливо
женившись,  я  послал  острые  ощущения  ко  всем  чертям.  Продолжения   не
последует. Ни с автомобилями, ни с винтовками. Я не собирался выслеживать  и
убивать безобидного маленького оленя, проведя четыре года в погоне за дичью,
которая умела отстреливаться. И не хотел издеваться  над  собой,  загоняя  в
гараж нечто приземистое, гладкое, мощное, чтобы потом ездить к зеленщику, не
превышая положенных двадцати пяти миль в час. Я намеревался уморить  голодом
сидящего внутри зверя. Может быть, его удастся уморить. Тубо, Рекс, тубо!
   До известного  предела  все  шло  без  перебоев,  но  сегодня  вечером  в
преступил предел и сейчас,  выезжая  во  мраке  ночи  из  Санта-Фе,  уже  не
восторгался крепкой, надежной и тихоходной колымагой.  К  дьяволу  фургон  в
качестве  транспорта  -  даже  если  это  мой  персональный  вызов  мерзким,
разукрашенным машинам, идущим навстречу.
   В голове неотступно вертелась мысль, что  мы  наверняка  ни  от  кого  не
удерем, как бы все ни повернулось. О да, бывало, я перебирал мотор, когда не
боялся выпачкать руки. Машина все еще могла делать шестьдесят  пять  миль  в
час - с утра до вечера; при необходимости выжимала  и  восемьдесят,  но  для
этого требовался длинный, ровный, прямой участок дороги;  а  ногу  с  педали
газа полагалось убирать задолго до поворота, иначе такой поворот преспокойно
мог оказаться последним. Пикапы делаются, чтобы перевозить груз -  вовсе  не
для того, чтобы завоевывать "Гран-при" в Монако.
   Любой семейный "седан", собранный в последние пять лет, нагнал бы  нас  -
даже ублюдочная модель с  одной  выхлопной  трубой,  вшивым  карбюратором  и
дешевым бензином в баке.  Полицейский  автомобиль  с  форсированным  мотором
бодал бы наш  кузов,  прежде  чем  автоматическая  трансмиссия  успевала  бы
переключиться. Мы были, по  сути,  неподвижной  мишенью.  Такое  же  чувство
беззащитности охватывало меня в окаянных маленьких самолетах, которые иногда
перебрасывали меня через Ла-Манш, - тех  самых,  что  в  панике  сворачивают
перед клином перелетных гусей.
   Увы, я отвык от опасности. Я  вел  машину  очень  медленно  и  осторожно,
ежеминутно поглядывая в зеркало, и, когда Тина внезапно заколотила по стеклу
за спиной, чуть не наложил в штаны.
   Переднее стекло фургона примыкает к окошечку в кабине водителя, но и  то,
и другое закрыты наглухо. Настоящего сообщения между кузовом и кабиной  нет.
Я сделал долгий выдох, включил верхнее  освещение  и  обернулся.  Лицо  Тины
призрачно белело за двойным стеклом. В руке у нее  был  маленький  пистолет.
Она стучала рукояткой по стеклу и отчаянно махала рукой в сторону.
   Я свернул, притормозил, выскочил, обежал фургон, отпер и открыл дверцу.
   - Что стряслось?
   - Вытащи эту тварь! - голос из темноты звучал испуганно и глухо. - Вытащи
тварь, не то я выстрелю!
   На секунду мне почудилось, будто речь  идет  об  уже  убитой  девушке.  Я
представил Барбару Эрреру - вставшую, холодную, пустоглазую... Затем во тьме
фургона  блеснули  два  огонька  и  появился  наш  серый   кот,   щурящийся,
взъерошенный. Кажется, он тоже не был в  восторге  от  компании,  в  которой
пришлось путешествовать. Он тихо мяукнул. Я взял кота и сунул под мышку.
   - Дьявольщина, - сказал я, - это  же  кот.  Наверное,  вскочил,  пока  мы
грузились. Он любит ездить. Привет, Тигр.
   Тина сдавленно сказала из темноты:
   - А как бы тебе  понравилось  запереться  с  трупом  и  увидеть  такое?..
Терпеть их не могу! От них, гадин, мурашки по коже бегают!
   - Прогоним мурашек, - правда, парень? Ну-ну, едем домой.
   Я поскреб кота за ухом. Говоря по чести, я тоже не люблю  кошек  -  Тигра
завели только потому, что дети хотели иметь животное, а собака лает и мешает
работать, - но для Тигра я стал кошачьим богом. Мы были родственными душами,
и в доказательство кот урчал, словно влюбленный чайник.
   Тина отодвинулась в глубь кузова - не без труда. Распрямиться было негде,
а для передвижения на четвереньках она оделась неподходяще.
   - Что ты намерен с ним делать?
   - Отвезти домой, - сказал я. - Конечно, если не захочешь вернуть парня  к
себе.
   - Домой? Ты спятил! Разве нельзя...
   - ...Выкинуть его прямо здесь? За пять миль от жилья? Да  он  собственную
миску с молоком отыскать не в  состоянии,  когда  ее  передвинут.  Сразу  же
попадет под колеса, а дети его любят.
   - Ты сентиментальный болван. Я запрещаю...
   Я ухмыльнулся: "Слушаюсь, дорогая!"  И  захлопнул  дверцу.  Тина  вовремя
отпрянула - дверца ни обо что не ударилась. Уронив задвижку на место, я  сел
за руль, пропустил  одинокий  автомобиль  и  развернулся  по  направлению  к
городу.
   Внезапно пришло облегчение. Волноваться можно только определенное  время.
Это время кончилось. Я делал десятимильный крюк, везя в кузове покойника,  -
и все лишь для того, чтобы доставить домой  никчемного  полубродячего  кота.
Именно глупости в подобном  роде  недоставало,  дабы  выйти  из  панического
состояния. Я протянул руку и почесал Тигру  живот.  На  руле  осталась  одна
рука. Зверюга восторженно плюхнулся  на  спину,  размахивая  всеми  четырьмя
лапами. Он, видимо, отродясь не слыхивал, что кошки,  в  отличие  от  собак,
очень замкнутые и надменные животные.
   Я высадил его на углу, за  полквартала  от  дома.  Крюк  не  был  простой
потерей времени. Я нашел выход из положения. Включил передачу  и  выехал  из
города по иной дороге, уже  не  крадучись,  обращая  на  зеркало  не  больше
внимания, чем обычно. Если за  нами  следят  -  нас  перехватят.  Не  стоило
беспокоиться о том, чего нельзя было предотвратить.

Глава 13

   На последнем крутом подъеме к шахте я включил первую скорость. Даже этого
оказалось мало, я потянул рычаг и  привел  в  действие  все  четыре  колеса.
Коробка  не  синхронизирована,  включаться  таким  образом  на  ходу  весьма
затруднительно. Для разнообразия рычаг встал на место без единого перебоя, и
мы поползли по горной дороге в полной темноте; мотор  гудел,  занимаясь  той
самой  работой,  для  которой  назначался.  Люблю  пользоваться  шестернями,
способными сворачивать утесы, ощущать, как  они  вгрызаются  друг  в  друга,
используя  всю  мощь,  сосредоточенную  под  капотом,   заставляя   рифленые
всепогодные покрышки трудиться без устали...
   Наверное, в этом и все дело, подумалось мне. Просто дьявольски  долго  не
удавалось работать в полную мощность.
   Я остановился на укатанной площадке прямо у входа в шахту. Большая  часть
дороги и сооружений размылась и выветрилась, когда  шахту  забросили  -  Бог
знает, как давно. Я  встал  на  ровном  киле  рядом  с  небольшим  ручейком,
бежавшим по площадке после недавнего ливня. Дальше фары  высвечивали  только
голый склон и  отверстие  шахты  -  черную  дыру,  обрамленную  источенными,
трухлявыми бревнами. У меня, как выражалась Тина, мурашки по коже бегали при
мысли, что предстоит войти туда ночью, - хотя не могу сказать, почему  ночью
страшнее, чем днем. Пятьдесят футов вглубь - и время суток (да и время года)
не играет ни малейшей роля. Для нашего груза место выглядело идеальным.
   Я потушил фары, достал фонарь из отделения для перчаток и пошел открывать
дверцу фургона. Тина задвигалась внутри, добралась до борта,  свесила  ноги;
что-то зацепилось и лопнуло - пришлось выпутывать каблук-шпильку из  подола.
Я помог Тине спрыгнуть, она размахнулась и что было сил отвесила оплеуху.
   Тина, разумеется, состарилась на  пятнадцати  лет"  однако  ее  мышцы  не
выказывали старческой немощи.
   - Шуточки шутишь! - выдохнула она. - Сидишь на  мягкой  подушке,  нарочно
едешь по кочкам и смеешься? Да я тебя...
   Рука взлетела опять.
   Я отшатнулся и поспешно сказал:
   - Извини, Тина. Я не подумал, иначе пересадил бы тебя в кабину  сразу  же
за городом.
   Она сверкнула глазами. Затем сорвала шляпку с вуалью, сбившуюся на  левое
ухо, и швырнула в кузов.
   - Скотина! Я знаю, о чем  ты  думал!  "Ах,  Тина  стала  большой  шишкой?
Проучу, поставлю на место эту  дрянь  со  всеми  ее  мехами  и  здоровенными
любовниками! Я научу ее строить козни, встряхну, как коктейль, размажу,  как
пюре!" - Она задохнулась, бережно сняла меховую пелерину и уложила в фургон,
от греха подальше. Чисто по-женски поправила  подвязки  и  одернула  платье.
Тихо засмеялась во тьме. - Ладно, черт с тобой. Где мы?
   Я потер челюсть. Честно говоря, я не пытался осложнять ей поездку,  но  и
не скорбел, представляя, как Тину  мотало  и  швыряло  в  кузове.  С  такими
субъектами деликатничать не стоит.
   - Если скажу, что мы  в  Ортисовых  горах  или  в  холмах  Серрильос,  ты
что-нибудь поймешь? Мы снова  на  тропе  войны,  в  двадцати  пяти  милях  к
юго-востоку от Санта-Фе.
   - Но где именно?
   - Это заброшенная шахта. Туннель ведет прямо в глубь горы, а насколько  -
не знаю. Обнаружил ее, работая над очерком, года два назад.  В  этих  местах
бушевала первая золотая лихорадка,  и  холмы  раскапывают  по  сей  день.  Я
фотографировал старые шахты. Их  сотни.  Нашу  найти  нелегко,  вряд  ли  ее
посещают раз в пять лет. Я не  знал,  обойдемся  ли  без  джипа,  но  сейчас
довольно сухо и стоило попробовать.
   - Да.
   Она поглядела на зубчатые очертания окружающих гор, видневшиеся  на  фоне
звездного  полночного  неба,  я  вздрогнула.  Подтянула  длинные   перчатки,
обхватила себя за плечи, спасаясь от холода.
   - За работу.
   - На войне было хорошо, - сказал я, - можно было бросать их там  же,  где
свалились.
   В  шахту  пришлось  ходить  дважды...  Мы  отъехали  прочь  и  пару  миль
помалкивали.  Потом  Тина  повернула  к  себе  обзорное  зеркальце  и  стала
вычесывать из волос паутину и пыль при  тусклом  свете  приборной  доски.  Я
повернул голову. Тина смеялась.
   - Что тебя веселит?
   - Мак уверял, что ты отыщешь выход. Смешным это не казалось.
   - Ценю доверие. Когда он такое сказал?
   - Мы не надеялись на легкий и скорый контакт.  Я  позвонила  и  попросила
распоряжений. Вот почему и не стала ждать в  студии.  Кроме  того,  пришлось
надеть ее плащ и править ее машиной.
   - Что еще сказал Мак? Она улыбнулась:
   - Что ты - местный  старожил  и  подберешь  место  для  славной  глубокой
могилки.
   - Пускай приедет и сам попробует выкопать могилку в нашей земле. Адобовая
глина - чистый камень; именно поэтому я и решил использовать готовую  шахту.
Какой глубины требуется могила?
   - Двухнедельной, - ответила Тина. - Возможно, трех,  но  двухнедельной  -
определенно.
   - А потом?
   - Все утрясется, к полному удовлетворению полиции.
   - Интересно поглядеть. Как насчет убитых в мирное время?
   - В мирное время, дорогой? Как тихо и славно вы живете здесь, в  западных
штатах, - просто с марлей на глазах и ватой в ушах!
   Она пошарила в сумочке, вынула небольшую картонку и протянула ее мне:
   - Обнаружена среди вещей Эрреры. Подтверждает  уже  известное,  но  я  ее
сохранила  нарочно,  чтобы  показать  тебе.  Останови  машину,  cheri.  Пора
поговорить.

Глава 14

   Это было удостоверение женщины, носившей кодовое имя Долорес. Прилагались
отпечатки пальцев, описание внешности и распоряжение всячески  содействовать
выполнению операции. Характер операции не указывался. Я вернул карточку.
   - И?..
   Тина удивилась.
   - Ах, правильно, -  сказала  она.  -  Я  забыла,  ты  не  знаком  с  этим
противником. В твое время  они  были  благоро