Бейся и кричи от ужаса и ярости! Забудь  о  вшивом
самолюбии: проси, моли, клянчи. Но, Бога ради не бросай на меня  взглядов  -
даже беглых. Еще лучше: забудь обо мне полностью. Иначе все погубишь.
   Мгновение-другое она молча глядела мне в глаза.
   - Хорошо... Хорошо, Мэтт...
   - А сейчас давай-ка перекатимся и побеседуем со старым приятелем.  Сделай
два оборота влево - и мы вполне сможем заняться l`amour  de  trois  !
   - Сволочь, - впервые ее времени выезда  из  Руидосо  улыбнулась  Гейл.  -
Похабная, развратная, жестокая, сообразительная, любимая сволочь!
   Я ухмыльнулся:
   - От развратной, двуличной, любимой, безмозглой сволочи слышу...
   Дабы неуклюже усесться втроем, спиною к спине, покорному слуге, Ромеро  и
Гейл потребовалось минут примерно  пять,  -  Ну-с,  милостивый  государь,  -
ядовито произнес я, - вы паршивый  актеришка  в  дешевом  смокинге,  велящий
девицам раздеваться донага и при этом целующийся  с  микрофоном.  Еще  вы  -
омерзительный шофер-лихач. А еще кто?
   - Слушай?.. - вскинулся было Ромеро. Но тут  же  осекся.  Ухмыльнулся.  И
негромко произнес некое словцо. Я уставился на распорядителя, ушам не  веря.
Не то, чтобы словцо было совсем уж волшебным. При таком изобилии специальных
служб  невозможно  установить  постоянный  общий  пароль:   его   кто-нибудь
где-нибудь неминуемо выдаст. Вдобавок, зачастую  лучше  и  безопаснее  иметь
дело с противником, нежели с соратником.
   Но временные пароли все-таки устанавливаются  и  даже  иногда  сообщаются
коллегам. Вероятно, тотчас делаются известны всем неприятельским агентам  от
Мэйна до Калифорнии. Повторяю: цена подобным паролям - грош. И все  же,  все
же... Кое-что прояснялось.  Я  дал  надлежащий  отзыв.  Глаза  распорядителя
слегка распахнулись.
   - Джим Ромеро? - представился он.
   - Мэтт Хелм.
   Сообщать кодовые имена посторонним воспрещается.
   - Какого черта не глядишь" куда едешь?
   - Какого черта не  глядишь,  куда  пинаешь?  -  скривился  Ромеро.  -  О,
Господи, ну и глупость! Повстречал Пейтона?
   - Ага.
   - Пейтон заведовал моей нынешней работой. Это  я  натравил  его  на  вас,
после неудачи у перевала.
   - Вряд ли удостоишься поощрения, - ухмыльнулся я. - Пейтону  в  некотором
роде не повезло.
   - Как?
   - В некотором роде Пейтона лечат.  Я,  в  некотором  роде,  прыгнул  ему,
лежачему, на спину обеими ногами.
   - Решил захватывать лично и собственноручно?.. Да, это на Пейтона похоже.
Отвести  себе  главную  роль,  выступить  несравненным  героем...  -  Ромеро
скривился вновь:
   - Однако ты малый не промах! А верный пейтоновский Пятница где был?
   - Бронкович? Пытался помочь начальнику придушить  меня,  да  своевременно
получил многочисленные удары тупым предметом по голове. От  Гейл,  вот  этой
дамы.
   - Бронкович - хороший человек. На  Пейтоне  можешь  хоть  сутки  напролет
выплясывать, мне безразлично. А Бронковича - жаль.
   - Чем ты занимался в Хуаресе?
   - Работал под отличной, непромокаемой  "крышей"!  Покуда  вы,  олухи,  не
ввязались и не перепаскудили всю затею!  Сам  подумай:  дешевый  конферансье
дешевейшего клуба. У всех на виду и поэтому никому не  приметен.  Украденное
письмо" читал?
   Я искренне рассмеялся и легонько боднул Ромеро головой в плечо.
   - Разумеется. Дальше...
   Дальнейший  рассказ  Ромеро  могу  прокомментировать   его   собственными
словами: "О" Господи, ну и глупость. Как выяснилось, две родственных  службы
охотились  на  Ковбоя  и  микропленку  одновременно  и  почти  независимо  -
благодаря неурядицам и раздорам на Олимпе. В итоге рядовые агенты  бросались
друг на друга, сами того не подозревая. Старая добрая история: свой своя  не
познаша...
   - ...Ты мне так испортил игру - там, на сцене! Склоняюсь, нахожу капсулу,
готовлюсь отобрать, и вдруг -  бац!  Валяюсь  чуть  ли  не  щека  к  щеке  с
актриской...
   - Она - моя сестра, - ледяным голосом сказала Гейл.
   - Извините... И слышу: "Вегманн... Кариньосо..." Имя ничего  не  значило"
но я должным образом сообщил его Пейтону. Тот вскипел и заорал: "Сам изгадил
работу - сам и поправляй! Вынюхивай!
   - А ты?
   - Начал вынюхивать чересчур усердно. И очутился здесь. Не слишком-то умно
с моей стороны...
   - Как тебя взяли?
   -  Вздумал  наведаться  на  бензоколонку...  И  сделал  одну-единственную
ошибку. Совсем крохотную. Неважно, какую... Но тотчас получил  по  голове...
Теперь выкладывай ты.
   Я поведал ровно столько, сколько можно поведать скороговоркой, беседуя  в
непрерывном  ожидании  Гунтера.  Вся   любопытная   повесть   отняла   минут
семь-восемь.
   - Гейл! Задери полы моей куртки... Нет, не так. Спереди...
   Немного развернувшись, я облегчил спутнице труды.
   - Расстегни пряжку  ремня.  Это  нетрудно,  там  простой  зацеп,  широкий
крючок... Теперь вы оба, выдергивайте ремень изо всех  петель  кроме  одной,
последней, со стороны Хайме...
   Я произнес имя "Джеймс" на испанский лад. Мексиканец по  происхождению  и
гражданин Соединенных Штатов по принадлежности, Ромеро изобиделся:
   - Джима! Со стороны Джима!
   - Господи! - вздохнул я.  -  Птичка  вылетает  в  десять,  а  сей  бравый
молодчик еще блюдет свое кастильское  самолюбие!  Ну,  хочешь,  назови  меня
"чертовым гринго"?
   - Отстань!.. Готово.
   - Теперь выдерните рубаху из брюк придайте мне самый неопрятный вид, -  и
протяните ремешок сквозь последнюю  петлю,  но  дюймов  десять  оставьте.  Я
должен вынуть его мгновенно, связанными руками.
   - Они же за спиной связаны! - вскинула брови Гейл.
   - Не рассуждай, просто повинуйся: время дорого.
   - Ракета,  -  сказал  я,  обращаясь  уже  к  Ромеро,  -  снабжена  боевой
головкой...
   - Знаю!
   - Откуда?
   - Сукин сын устроил мне подробную предварительную экскурсию и посвятил  в
свои планы, как и тебя, кстати. Случается  в  подобных  положениях.  Он  уже
мысленно расстрелял всех троих, а долгие годы проделывать подобную работу  и
под занавес не похвастать ею перед  противником,  видимо,  не  смог.  Знаешь
принцип настоящей мести? Не просто ударить или убить, а сперва  насладиться,
подробно сообщить, за что именно. Здесь -  немного  похожая  психологическая
загвоздка, но...
   - Понимаю!
   - Ничего не понимаешь! Я кое-что смыслю в электронике.  Учился,  пока  не
перешел на службу в... Короче...
   И Ромеро, покосившись на Гейл, быстро зашептал прямо в  мое  ухо.  Грохот
машин  едва  не  заглушил  его  речь,  но  я  все-таки  понял,  куда  клонит
прилизанный хлыщ из поганого "Чихуахуа", и покосился на  Джима  с  невольным
почтением.
   - Он приговорил меня. И бросил валяться связанным,  а  это  -  неразумно.
Следовало прикончить сразу... - Ромеро усмехнулся:
   - Впрочем, пожалуй, он и прав. Ума не приложу, как быть...
   - Ах ты, сука! - заорал  я  во  весь  голос.  -  Подслушивать  приползла,
вонючка? Вон отсюда!
   И всем весом, изо всех сил  оттолкнул  от  себя  Гейл  Хэндрикс.  Женщина
опрокинулась, перепачкав лицо, перевернулась и с ужасом уставилась на меня.

Глава 25

   Разумеется,  не  следовало  забывать  о  грохоте   проклятой   машинерии.
Надлежало следить за дверью. Но в моем деле привыкаешь  полагаться  на  слух
наравне со зрением, привычка становится  второй  натурой  и  подводит,  если
увлекся разговором, а вокруг царят лязг и гром.
   Гунтер вступил  в  хижину,  картинно  поигрывая  револьвером  -  огромной
никелированной игрушкой" той самой, из которой он застрелил Пата Ле-Барона.
   Мы сидели рядком, болтали ладком и вообще  смахивали  на  статуэтку  "Три
обезьяны" - знаменитый шпионский талисман. Пришлось действовать  быстро,  не
рассуждая и не миндальничая. С одной стороны, я жалел ушибленную и обиженную
Гейл, а с другой - она  получала  великолепный  трамплин  для  впечатляющего
прыжка в глубины истерики. Мигом поздней, когда миновало  первое  изумление,
Гейл и сама поняла это. Вознамерилась было оглянуться,  вовремя  осеклась  и
завизжала, проливая потоки слез - то ли подлинных, то ли выжатых намеренно.
   Гунтер уже возвышался прямо над нами.
   - Чудная картинка! - рявкнул он, пытаясь перекрыть  завывание  дизеля.  -
Ну-ка веревочки проверим!
   Убедившись,  что  наши  с  Ромеро  веревочки  остаются   в   первозданной
нетронутости, он склонился над Гейл, у  которой  хватило  разума  свернуться
маленьким  несчастным  комочком  и  орошать  слезами  тошнотворно   грязный,
скользкий от масла и горючего пол. На бывшей любовнице  бравый  ковбой  тоже
проверил веревочки, а потом пнул женщину в бок.
   - Краник-то завинти, милая! Это Сэм, дорогуша? И Сэм тебя знает наизусть,
вдоль и поперек!
   За  точность  не  ручаюсь;  ибо  передавать  полоумный  жаргон  техасских
ублюдков не берусь, но смысл  его  тирады  был  приблизительно  таков.  Меня
подмывало крикнуть Гунтеру, что  он  уже,  в  сущности,  покойник"  мертвец,
которому Вегманн лишь по соображениям практической пользы  дозволяет  покуда
попирать сорокадолларовыми сапожищами заснеженную землю.  Скотина  полагала,
будто  получила   очередное   наиважнейшее   задание   -   благодаря   своим
исключительным и несравненным способностям. Но  его  натаскивали  только  на
одну-единственную  второстепенную  роль,  а   спектакль   уже   изымали   из
репертуара...
   Я, конечно же, промолчал. Будь Гунтер чуток умнее,  может,  и  стоило  бы
заорать нечто подобное. Толика правды  в  известных  обстоятельствах  иногда
решает все. Но существует железная и нерушимая заповедь: ни за  что,  нигде,
никогда - и уж, тем паче,  в  критические  минуты  -  не  пытайся  вразумить
остолопа. Это чистый перевод сил и времени. А время нынче стоило дорого. Сэм
Гунтер  наверняка  хохотал  бы,  слушая,  как  связанный  пленник   пытается
перессорить его с наилучшими друзьями...
   Я предоставил действовать Гейл.
   - Сэм, - жалобно проныла женщина, - Сэм, я же знаю: ты не такой...  Ты  -
добрый и хороший...
   Звучало до тошноты слащаво, но  Гейл  знала  Гунтера  лучше  и  о  выборе
выражений  судила  вернее.  Продолжение  мольбы  потонуло  в  грохоте,   ибо
разбирать   слова   можно   было   только   всецело   сосредоточась,   а   я
сосредоточивался на совершенно ином. Я, как и Джим Ромеро, после  учиненного
Гунтером досмотра валялся на боку. Обладая несуразно длинными  конечностями,
покорный слуга способен протиснуть ноги сквозь кольцо  связанных  за  спиною
рук, - и не единожды отрабатывал сей полезный прием, на всякий,  случай"  Но
отрабатывал в легкой одежде и теннисных туфлях!  Сейчас  на  мне  обретались
толстая куртка и увесистые, почти лыжные, ботинки. Труды предстояли бешеные,
с неопределенным "исходом. Трудиться доводилось беззвучно  и  незаметно,  То
есть, незаметным я мог оставаться ровно столько времени, сколько сумеет Гейл
забавлять несравненного псевдоковбоя.
   Упершись в стену лопатками, извиваясь, точно уж, я складывался  на  манер
лежащего в материнской утробе зародыша, буквально скатывал себя в клубок - и
не мог добиться ничего. Не хватало каких-то жалких полутора или двух  дюймов
- однако не хватало. Второго упора не было...
   - ...Мне внушали: это ты велел убить  Дженни.  только  я  не  верила,  не
верила! Ты не способен! Ты - добрый!..
   Беседа опять уплыла куда-то вдаль. Потом возвратилась.
   - ...Да эта шлюшка с руки моей жрала! Влюбилась, как дикая кошка,  и  все
эти годы любить продолжала! Сама твердила... Дура  похлеще  доктора  Нальди!
Ах, атомная зима, ах, погибель мира! А на сцене хороша была, хороша,  ничего
не скажу.
   - Сэм, пожалуйста, .Сэм, дорогой, ну ради того хорошего, что  было  между
нами, Сэм, ну помоги-и-и же мне-е-е-е-е-е!..
   Я ощутил внезапный  упор  -  податливый,  но  достаточно  упругий,  чтобы
использовать его с толком. Покосился. Джим Ромеро понял, куда клонятся  чаши
весов, и, незаметно переместившись, подставил  мне  собственный  живот...  У
хрупкого с виду, а  к  тому  же  голодного,  избитого,  обессиленного  парня
оказались на диво неплохие брюшные мышцы.
   Дело пошло  немного  быстрей.  Правда,  легковесный  Джим  несколько  раз
попросту скользил прочь по маслянистому полу, но упорно придвигался опять  и
сам сосредоточенно искал связанными руками хоть малейший выступ в досках, за
который можно было бы уцепиться.
   - ...а-аешь? Неужели не понима-а-аешь? Он же убивать  ехал  тебя!  Как  я
могла оставить это чудовище, выпустить из виду? Я же  ради  тебя  старалась,
милый!
   Боги бессмертные! Неужели Гунтер и впрямь настолько туп?
   Оказалось, да. Самодовольно  ухмыляясь,  ковбой  прошествовал  к  дизелю.
Придвинул себе шаткий  стул,  уселся.  Я  сказал  бы,  в  позе  роденовского
Мыслителя - но, во-первых, у Мыслителя в свисающей руке  нет  револьвера,  а
во-вторых, на  умственных  способностях  Гунтера  приличествовало  поставить
крест.
   Ромеро и покорный слуга замерли не шевелясь, однако,  все  внимание  Сэма
поглотило зрелище, равного  коему  он  еще,  пожалуй,  не  видал.  И  ковбой
наслаждался. О, как наслаждалась  эта  несчастная  тварь  своим  вожделенным
торжеством!
   - Сэм! - душераздирающе кричала Гейл.  -  Сэм,  поверь  мне,  поверь,  ты
должен пове-е-ери-и-ить!
   Он расхохотался и указал пальцем на ухо, давая понять: ни шиша не слышно,
любезная. Покосился в нашу с Джимом сторону. Мы по-прежнему лежали недвижно.
Удостоверившись в полном послушании подопечных, Гунтер опять перевел взор на
бывшую любовницу и уж больше не отрывал его ни на миг.
   Ибо не  всякому  -  не  всякому,  ребятки!  -  дано  увидать  прелестную,
заплаканную донельзя, по рукам и ногам связанную женщину ползущей к тебе  по
тошнотворному полу.
   Существует лишь три возможных способа перемещаться, если связаны  руки  и
ноги. Можно катиться, подобно бревну. Можно извиваться  на  змеиный  лад.  И
можно сесть и ерзать, протирая брюки, но перемещаясь в  нужном  направлении.
Ни единый из этих способов невозможно созерцать в действии, когда речь  идет
о хорошеньком, зареванном, несчастном существе женского пола...
   Если вы, разумеется, не Homo Gunterus - не  человек  гунтерообразный.  За
точность латинского падежа не ручаюсь.
   Револьверный ствол поник полностью. Сэм чуть ли не слюни  пускал,  следя,
как надменная н благовоспитанная миссис Хэндрикс ползет  к  нему,  взывая  о
пощаде  и  помощи,  напрочь  позабыв  о  самолюбии,   чувстве   собственного
достоинства и прочей подобной галиматье...

Глава 26

   Но чуть ли не в тот самый миг, когда  мне,  наконец,  удалось  выпростать
руки, достойный ковбой поймал краем глаза какую-то непонятную возню.
   Слюноотделение разом  прекратилось.  Гунтер  нахмурился,  шагнул  в  нашу
сторону.
   Я перекатился  ничком,  стараясь  укрыть  собственным  телом  очутившиеся
впереди кисти, одновременно ухватывая ремень и  понимая:  справляться  будет
нелегко - или вообще невозможно. Рассчитывать на Ромеро, в его-то состоянии,
да еще и связанного, не стоило. Правда, он был прекрасным  парнем,  если  не
сидел за баранкой автомобиля, но я вообще не склонен особо  рассчитывать  на
сотрудников Федерального Бюро.
   Гунтер приближался, держа револьвер стволом  вниз,  не  ожидая  серьезных
неприятностей; намереваясь, по-видимому, отвесить нам по дружелюбному  пинку
- дабы лежали смирно. Приблизился. Гейл  отчаянно,  пронзительно  завизжала.
Должно быть, уже от настоящего, искреннего ужаса.
   По счастью. Гунтер был всего-навсего шелудивым любителем. Он, конечно  же
обернулся и - я так думаю, - осклабился в ликующей ухмылке. Мгновение спустя
Ромеро стоял на связанных ногах и, словно кенгуру, прыгал к нашему ковбою.
   Револьвер поднялся,  но  Джим  и  не  подумал  останавливаться.  Отважный
субъект,  ничего  не  скажешь,  но  созерцать  представление  было  недосуг.
Следовало вскакивать самому. Что я и сделал - не без труда.
   Грохнул выстрел. Я выпрямился и взмахнул ремнем, который,  спасибо  Маку,
насчитывал не менее полутора погонных ярдов длины. Говорю "спасибо",  потому
что, как правило, этими пряжками пользуются на манер кастета. Но  из  них  и
боевые цепы, сиречь кистени, могут получиться отличные.
   Джима отбросило, опрокинуло, покатило.  Подобно  всем  убийцам-любителям,
Гунтер должен был хоть полсекунды полюбоваться на свершенное.  Эти  недоучки
просто не умеют немедленно палить по другой мишени. Я не хочу сказать, будто
виною тому исключительно тупость. Просто природное побуждение толкает любого
из нас проследить, куда и как рухнул подстреленный  противник...  Ничего  не
попишешь, инстинкт. Который  прилежно  искореняют  у  всех,  принимаемых  на
службу к Маку.
   Покуда Гунтер  любовался,  я  ударил.  Наотмашь.  И,  разумеется,  обеими
руками.
   Огромная стальная пряжка задела  в  воздухе,  точно  бешеный  шершень.  С
неменьшим успехом я мог бы приложить Гунтеру  по  физиономии  кортиком  либо
мачете. Края пряжек затачиваются до бритвенной остроты, а чтобы  вы,  часом,
не учинили себе харакири, подымая оброненную монетку,  обтягиваются  Пястной
фольгой. Каковую покорный слуга и успел отодрать, пока Сэм Гунтер скалился в
сторону Гейл Хэндрикс...
   Сэм выронил револьвер,  завыл,  отшатнулся,  прижимая  к  физиономии  обе
ладони. Любитель... Драться надо было, а не телесные повреждения  холить.  Я
тоже прыгнул на манер кенгуру и ударил сызнова, раскроив Гунтеру обе  кисти.
Ковбой упал.
   ...Кажется, я избивал его  пряжкой  еще  долгое  время  после  того,  как
наступила  бесславная  и  несомненная  кончина.  Что,   вынужден   признать,
попахивало бессмысленным и никчемным любительством. * * *  Я  склонился  над
маленьким, связанным, очень храбрым и очень простреленным навылет  человеком
с черными усиками.
   - Как дела, рыба-пила? - задал я вопрос, которому обучился  лет  в  шесть
или семь.
   Ромеро с трудом приподнял голову.
   - Царапнуло, сдается...
   - Ага. Я знаю царапины тридцать второго калибра... Ну-ка, давай лапы...
   Себя самого я освободил при помощи Маковой пряжки  минуту  назад.  Пришел
черед Ромеро.
   Я возвратился к Сэму Гунтеру, поднял револьвер. В  барабане,  разумеется,
было патроном меньше, но ковбой не был бы ковбоем, не таская на  себе  целый
склад боеприпасов, Я вышиб гильзу, вложил свежий заряд. А, подойдя к Ромеро,
застал его в сидячем положении.  Он  выглядел  еще  бледнее,  чем  на  сцене
"Чихуахуа" где разгуливал напудренный, словно Пьеро.
   - Который час? - проорал Ромеро неожиданно громким голосом, - Если верить
моему хронометру - без десяти десять. Но я не очень-то ему верю  после  всех
передряг.
   - Значит, у нас только десять минут.
   - У нас? - полюбопытствовал я. - Видишь ли" твой покорный слуга явился за
головой Гунтера. И вот он валяется. А врываться в церкви не по моей части. Я
не средневековый ландскнехт-мародер.
   Для начала Джим изумился.  Затем  разозлился,  потом  рассвирепел  не  на
шутку.
   - Сукин сын! Тебе полностью наплевать на то, что погибнут сотни безвинных
людей? Не говоря уже о паршивых сенаторах, конгрессменах и докторах?
   - Покойный доктор Нальди уверял, что ядерные испытания  куда  опаснее,  и
Ренненкампфа надлежит  со  всевозможным  проворством  вывести  в  расход,  -
ухмыльнулся я. - Стрелять умеешь? Прости, сначала скажи: подняться можешь?
   - Не изволь тревожиться, - процедил Ромеро и, шатаясь не  хуже  мертвецки
пьяного забулдыги, поднялся.
   - Amigo, - сказал я,  -  коэффициент  моей  заботы  о  людях,  пытавшихся
сталкивать Мэтта Хелма с горной дороги, равняется  нулю.  Через  пять  минут
имеешь полнейшее право лечь и помереть. Букета на могилу не обещаю, но ежели
за эти пять минут успеешь снять с колокольни стрелка, так и быть, принесу.
   Несколько мгновений Ромеро недоуменно глядел на меня, потом осклабился:
   - Образование? Твое образование?
   - Средняя школа и газетная работа.
   - Неуч, - вздохнул Ромеро. - Ты стреляешь, я  бегу.  Иначе  толку  ни  на
грош.
   - Да  ты  же  стоишь  еле-еле!  И  в  снегу  потонешь,  недомерок.  Будем
надеяться, ублюдок не умеет палить по бегу