вас выгонят, Володя.
     - Плевать. Уйду. Я уже решил!
     - Куда? Чем станете заниматься?
     - Пойду на курсы автослесарей, устроюсь куда-нибудь на сервисную. Дам
бабки - возьмут. Там тоже можно хорошо жить, правда,  вкалывать  придется.
Ну, вот, все, доктор, - он встал. - Заговорил я вас.
     - Ничего, Володя, спасибо...
     После ухода Покатило Костюкович минут десять что-то обдумывал,  затем
крикнул сестре:
     - Ира, я поднимусь ненадолго к Левиным.
     - Хорошо. Захлопни дверь и возьми ключ, - отозвалась сестра из другой
комнаты...
     На звонок открыл сын Левина Виталик.
     - Отец дома? - спросил Костюкович.
     - Дома. Заходи.
     Левин сидел в старой полосатой пижаме, в  тапочках  на  босу  ногу  и
вырезал что-то из бумаги, на столе перед ним лежало еще несколько  листков
и стоял пузырек с клеем.
     - Садись, Марк, - поверх очков глянул Левин на Костюковича.
     - Чем это вы заняты? - спросил Костюкович.
     - Виталик купил Сашке модельки самолетов, а клеить поручено  мне.  Но
моего интеллекта что-то на это не хватает. Либо я дурак,  либо  инструкция
дурацкая, а внук требует, - он отложил ножницы, снял очки. - Чем кончилась
история с жалобой на тебя? Был в прокуратуре?
     - Да. Обошлось, все в порядке.
     - Ну и слава Богу.
     - Ефим Захарович, если можно доказать,  что  тренер  и  врач  команды
пичкали спортсмена допинговым препаратом, в результате - поражение  стенок
кровеносных сосудов,  а  в  итоге  -  смерть  от  инсульта,  скажите,  это
подсудное дело?
     - В общем-то, конечно.  Разумеется,  сперва  следствие,  нужны  очень
веские доказательства... Что они давали спортсмену, какой допинг?
     - Анаболический стероид. Это  хорошее  лекарство,  если  в  умеренных
дозах и определенный срок, оговоренный  врачами,  -  Костюкович  рассказал
все, что приключилось с Зиминым и о своем касательстве к этому. -  Я  хочу
обратиться в прокуратуру. Как вы считаете?
     -  Это,  разумеется,  твое  право  и,  если  говорить  красиво,  твой
врачебный долг.  Негодяев,  конечно,  полезно  бы  проучить,  чтоб  другим
неповадно было. Но... Понимаешь, Марк, не любят следователи такие дела,  -
Левин поскреб щеку.
     - Почему? Тут все ясно!
     -  Кому?  Тебе?  Тут  много  косвенного,  нужны  солидные  экспертные
заключения, возня большая. Да и прецедентов  таких  я  что-то  не  слышал.
Боюсь, что и результата не даст. Милиция и прокуратура будут нос воротить.
Тянуть резину. Да и ты выглядишь тут, вроде как лицо заинтересованное и  в
ином смысле: жалобы на тебя были, что смортсмен этот умер по твоей вине. И
хотя жалобы  закрыты,  как  полная  чушь,  адвокат  противной  стороны  не
преминет представить тебя, как мстителя обидчика. Вот какая картина  может
получиться. Ты ведь даже не знаешь, какой анаболик они давали.
     - Знаю. Вот это. Узнаете?  -  Костюкович  вынул  из  кармана  зеленый
маленький туб.
     - Где ты его взял? - удивился Левин.
     - Один спортсмен принес. Тренеру и  врачу  команды  это  досталось  с
помощью таможни. У них там есть свой человек. Некий Ягныш.
     - Ягныш?! - подхватился Левин. - Это ты мне приятную новость  принес!
Ну-ка посиди, -  он  встал  и,  шаркая  шлепанцами,  подошел  к  телефону,
завертел диск.
     - Иван? Это я, - сказал Левин. - Чем занят?
     - Пылесосю ковер, - отозвался Михальченко.
     - Оторвись на минутку. Картонную  коробку  с  "Фармации"  помнишь?  А
Ягныша с таможни не забыл? Так вот это его рук дело на "Фармации".
     - Чего это вы вдруг решили?
     - А я, Иван, даже в клозете думаю. Вот и придумал. А  если  серьезно,
есть у меня хороший сосед, он и надоумил. Сделай вот что,  пожалуйста:  ты
начальника таможни Борового знаешь?
     - Кима Петровича? Конечно, знаю!
     - Позвони ему, может, он еще на работе, а нет - домой. Попроси,  чтоб
он выяснил по своим талмудам, у кого была изъята эта коробка.  Скажи,  что
это в его интересах. Передай от меня привет. И перезвони потом мне.
     - Добро...
     Левин вернулся к Костюковичу.
     - Слышал? - спросил он.
     - Да, но ничего не понял, - ответил Костюкович.
     - Некоторое  время  назад  на  таможне  была  конфискована  картонная
коробка с упаковками этих анаболиков,  -  указал  он  на  зеленый  туб.  -
Поскольку именно это лекарство не  значится  в  разрешительном  перечне  и
реализации  через  аптечную  сеть  не  подлежало,  но  должно  было   быть
актировано,  т.е.  уничтожено  в  присутствии  представителей  объединения
"Фармации", налоговых органов и таможни. Но за день или за два, не  помню,
коробка была похищена с одного из складов "Фармации"... Может,  поужинаешь
с нами? Выпьем по сто граммов. У меня есть спирт, настоянный на  облепихе,
еще с прошлого года.
     - С удовольствием.
     - Виталик,  -  позвал  Левин  сына.  -  Скажи  маме,  пусть  поставит
картошечку в мундирах, сварит сосиски,  ты  открой  банку  сайры  и  банку
баклажан по-армянски. Хлеб в доме есть? Может, Иру позовем? - спросил он у
Костюковича. Она давно у нас не была.
     - У нее настроение плохое, не пойдет...
     Минут через двадцать позвонил Михальченко:
     - Ефим Захарович? Борового  я  поймал  еще  на  работе.  Он  как  раз
собирался уходить. Немножко кочевряжился, мол, поздно  уже,  устал,  жрать
хочет. Но когда я ему сказал, что дело важное для них, а не  для  нас,  да
еще связано с Ягнышем, согласился. В  общем  коробка  с  лекарствами  была
задержана  до  выяснения  у  врача  команды   пловцов   Туровского   Олега
Константиновича.
     - Ясно, -  сказал  Левин.  -  Завтра  утром  я  поеду  к  Боровому  с
подробностями насчет Ягныша. Пусть добивают его. Он  и  в  этом  деле  был
наводчиком. А шоферюга с "Фармации", который развозил в тот день лекарства
с этого склада по аптекам, наверное, за хорошую взятку согласился  упереть
ящик для господ спортсменов... Теперь все в порядке. Будь здоров,  прости,
у меня гость...
     - Коробку из-за границы вез Туровский, - сказал Левин Костюковичу.  -
Остальное, надеюсь, ты понял...
     Через полчаса они сели ужинать, все еще обсуждая происшедшее.
     - Бардак, - сказал Костюкович, очищая кожуру от картофелины и дуя  на
пальцы.
     -  Бардак,  -  согласился  Левин.  -  Причем  плохой  бардак.  Но,  к
сожалению, это тот случай, когда бандершу не уволишь... Что ж, поехали!  -
он поднес свою рюмку с разбавленным спиртом к рюмке Костюковича, чокнулся,
выпил, крякнул. - Хорошо!..

                                                            1993 г.