что версия с местью немножко надумана.

Вернулся Викулов.

- Ну что, убойщики? Поработаем? У вас тачка есть?

- Я предупредил Славку, чтоб не вздумал свалить. Сейчас позвоню в гараж,
пусть подъезжает. - - Казанцев протянул руку к телефону.

- Так, наших пятеро и вас трое. Справимся. А Петрович-то где?

- С гриппом свалился. На последней мокрухе просквозило, пока осмотр делали.

- Я сам с соплями третий день. Советник, кстати, капитально припух. В
камере назвал условный сигнал. Два длинных и короткий звонок. Иначе дверь
не откроют. Одного звать Валерой. Вот телефон. Пробиваем и по тачкам.
Окропим снежок красненьким...

Глава 12

Казанова протяжно зевнул. Сон на столе прошедшей ночью был чистой
условностью. Костя просто лежал, закрыв глаза, периодически переворачиваясь
и кряхтя от неудобства "постели". Принц без горошины.

- Попадалово. Сейчас бабу отобьем и спать. Иначе превращусь в зомби.

- Спать... Это не попадалово. Я вот футбол пропускаю. Такую игру! - Белкин
досадливо хлопнул ладонью по колену.

- В обозрении голы посмотришь.

- Это не то. Все равно что отрывки из спектакля. Тебе не понять. Славка, ты
вроде тоже болельщик, подтверди. Никакого кайфа. А так - берешь пивко
падаешь на диван...

Водитель кивнул.

- Помнишь ту игру, ну, когда бабу хапнули? Что Хаджи творил! Просто
волшебник! Рвал оборону по всем швам! И пенальти честно заработал, да
судья, видать, купленный, не дал ни фига. А Баджио! Только косичка
мелькала! А штрафной как положил - будто на тренировке. Второй гол,
помнишь, Славка?

- Да, красавец.

- Нашим на чемпионате Европы круглая баранка светит. А ты говоришь,
обозрение... Ты когда с бабами резвишься, не к одним же голам все сводишь -
один-ноль, два-ноль...

- Бывает и ничья. А бывает и ноль-один. Как повезет.

- Костик, а чем ты голы забиваешь? - засмеялся Гончаров.

- Твоей башкой.

- Мне тут человечек сказал, что на последнем бандитском сходняке
обсуждались два вопроса - кто станет новым мэром и какое место займут наши
да чемпионате Европы. Так что насчет баранки не торопись. Братва в обиду не
даст, либо всех купит, либо застращает. Свистнут у того же Баджио
сынка-дочку, так он в свои ворота красавцев будет лепить, а то и вообще на
чемпионат не приедет.

- Так, тихо. Вон Музыкант со своими. Славка, давай с торца тормози.
Оставайся в тачке, смотри за подъездом. Какой там этаж?

- Третий.

- Из окна не рискнут прыгать. Господи, помоги нам открыть дверь.

Команда собралась под козырьком темного подъезда. Единственная не
свинченная еще лампочка мерцала на последнем этаже.

- Это даже к лучшему. В глазок не разберут, - одобрил Музыкант. - Витька, с
телефончиком поколдуй.

Опер щелкнул фонариком, открыл щитовую и вырвал провода.

- Готово.

- Так, пошли. Ногами потише топаем, не на плацу. Два длинных, один короткий.

Музыкант осветил дверь. Дерево и картон. Если что, вылетит с двух ударов.

Белкин встал слева. Узкая площадка "хрущевки" не позволяла произвести
массированное вторжение. Только гуськом. Викулов выключил фонарик. Два
длинных, короткий. Скрип паркета. Возня у замка. Голос

- Кто?

- Валер, у вас с телефоном что-то. Не дозвониться. Срочное дело, открой.

Белкин поморщился. Музыкант переигрывает. А здесь не театр.

- Витек, ты, что ль?

- Ну а кто же?

В прихожей света не было. То ли лампочка сгорела, то ли не включили. На
фоне черного проема застыла маленькая красная точка. Огонек сигареты.

Викулову, однако, этого оказалось вполне достаточно. Отмерив на глаз пару
сантиметров вверх и произнеся: "В жизни всегда есть место подвигу", - он
изящно щелкнул кулаком в запеленгованную точку, демонстрируя боевое
искусство бить морду. Бум! - А-а-а! Что за на... Бум! Больше не бум.

Вторым встречающим оказался толстокожий боец, облаченный в синие трусы а-ля
"50 лет советскому футболу" и вооруженный пивной банкой. Он возник из
боковой комнаты, но тут же улетел назад. "Бум" сделал Белкин - Вовчик не
зря играл в нападении. Сейчас он немного нарушил правила. Опасная игра.
Штрафной удар.

Последний не сопротивлялся. Увидев столько "бумов", сразу рухнул на пол и
прикрыл голову руками. - Где девчонка?! Быстро! Удавлю, пидор!

Музыкант приподнял лежащего за волосы. Тот, морщась от боли, указал на
дверь в последнюю комнату.

Женька лежала на грязной тахте лицом вниз. Рядом сидела маленькая девочка и
гладила ее по спине. При появлении Белкина она прижала голову к спине
лежащей и закрыла глаза руками.

- Куколка, Куколка, они опять пришли. Опять будут тебя раздевать и бить.
Дядя, не надо, пожалуйста. Куколке очень плохо.

Вовчик заскрипел зубами. На свисающей с тахты Женькиной руке чернели три
точки - ожоги от сигарет.

Женька не двигалась. Он нагнулся над ее лицом.

- Извини, старушка. Лоханулись немного. Больше не будем.

Затем бросился назад:

- Убью, суки!

- Остынь, Вовчик! Только отписываться зря. Мы им после прессинг устроим. В
"Крестах" или на зоне. Подруга жива?

Гончаров дотронулся до Женьки.

- Нормально. Эй, как ты?

Он перевернул ее на спину. Женька застонала и закрыла лицо руками. На тахте
осталось пятно - совсем еще свежая кровь.

- Да, здорово тебя. Мужики, полотенце принесите мокрое. Не дрейфь, заживет.
Ну, а ты у нас кто? Катерина? Кто ж тебя сюда привел?

- Мы с тетей Шурой сидели. Дядька в дверь позвонил, тетю Шуру стукнул, а
меня забрал. А сегодня Куколка пришла. А они стали ее бить. А Куколка
плакала.

Женька села, взяла полотенце, стала вытирать кровь с лица.

- Вы этого урода поймали?

- Которого?

- Спикера.

- Не знаю, сейчас уточним. Вовчик, уточни-ка. Белкин ушел в большую
комнату, где на диване сидели задержанные.

- Эй, толстомясый, ты не Спикер? А вы? Тоже мне парламентская республика.
Ты где такой трусняк оторвал, чемпион? Ну что, кто Спикер-то?

- Его здесь нет. - Женька наконец смогла встать и подойти к двери. -
Сволочи...

- Так, мужички, - Музыкант щелкнул пальцем, - чтоб нам тридцать седьмой год
не устраивать, быстренько поясняем товарищам, кто такой Спикер и где его
искать. Толстяк, ты первый.

- Я не знаю. Серьезно. Меня вон Валерка сдернул, баб покараулить. А Спикер
час назад уехал. Я вообще его первый раз видел.

- Что скажет Валерик?

Валерик был в откровенном подпитии.

- Пошел ты в сраку! Да, сейчас! Во тебе, а не Спикер. Ха-ха, песок ты
обоссанный!

- Как плохо все-таки наш народ думает о милиции, - тяжело вздохнул Серега.

- Да никуда они не денутся. Одевайтесь, пингвины. Мужики, комнаты осмотрите
пока.

Сделали, Вовчик. На кухне пакет с "соломой". Тянет на кило и пять лет.
Сейчас оформим. Эй, наркоманы, пакет чей?

Валерик опять забуянил:

- Ага! Задница вспотеет! Сами принесли, а теперь дело шьете? Знаем,
плавали. А за то, что ты мне нос сломал, сядешь, бля буду, сядешь. Завтра
же в прокуратуру пойду, а сегодня в "травму" за справкой.

Казанцев вернулся в комнату, где держали Женьку и Катю.

- Как ты?

- Ничего. Этот псих крикливый... Козел.

- Что они от тебя хотели?

- Куколка, Куколка, мне больно, Куколка. Как тогда, дома, помнишь? Меня в
больницу увозили... Ку...

Девочка упала на пол. Живот ходил вверх-вниз, лицо посинело, широко
открытый рот хватал воздух.

- Боже мой, Катька! - Женька бросила полотенце и переложила девочку на
тахту. - Катька! Ей же не давали лекарств. У нее астма, скорее, скорее
"скорую"!

- Понял. Тьфу, телефон вырубили! Гончар, давай к соседям. Что-нибудь
пострашнее придумай, быстрее приедут.

- Куда уж страшнее, последний раз еле откачали, а сейчас даже ингалятора
нет. Смотрите, смотрите! Она почти не дышит! Катька, Катька! Ты что,
Ка-тенька?!

- Может, уснула?

- Она еще два часа назад жаловалась, я думала пройдет. Эти еще накурили
тут. Катенька, погоди Катенька...

- Окно открыть? - Костя мог предложить только этот рецепт.

- А-а!!! Она не дышит! Ка-а-а-тька!!! Женька принялась трясти обмякшее тело
девочки. Все замерли в полной растерянности. Медицинские познания ментов
сводились в основном к умению успокаивать буйных больных методом резиновой
палки или веревки. Ну, в крайнем случае, могли наложить жгут для остановки
кровотечения. Остальному не учили.

- Ка-а-а-тька!!!

- У нее бронхи не пропускают воздух. Она задыхается.

Все повернулись на голос. Последний из задержанных, тот, что сдался без
боя, смотрел через приоткрытую дверь на девочку.

- Ты откуда знаешь? - удивился Музыкант.

- С четвертого курса первого меда ушел.

- В бандиты?!

- А жить как?! Сам до сих пор удивляюсь.

- Что делать с девчонкой? Она уже не дышит.

- Надо легкие продувать. До "скорой" не дотянет.

- Умеешь? Давай!!! Продувай! Зуб даю, три года скостят. Сам на суд пойду!
Или вообще отмажем!

- Руки отстегните. Быстрее.

Ключик, как назло, проворачивался вхолостую. "Браслеты" были старые,
изношенные, а новых не давали - дефицит.

- Ладно, я так...

Парень склонился над Катькой, разжал девочке рот.

- Смотрите, чтобы грудь поднималась. Будет подниматься живот, скажите.

Затем он прильнул к губам ребенка и начал с силой вгонять в легкие воздух.

Женька плакала.

- Катенька, ну, дыши, дыши! По-жа-луй-ста... Экс-врач перевел дыхание.

- Как грудь?

- Пока никак.

- Ч-черт!

Он удвоил усилия.

- Давай, Гиппократ, давай... Даже Валерик прекратил свое "бакланство" и
обалдело смотрел на происходящее.

- Есть! Есть! Грудь движется!

Зашедший через пять мину врач "скорой" никогда раньше не видел, да и вряд
ли увидит более странную картину.

В грязной маленькой комнате, в окружении вооруженных людей, облаченных в
бронежилеты, человек в наручниках довольно профессионально делал
искусственное дыхание маленькой девочке.

Катька жила.

Когда девочку уносили, врач спросил у Женьки:

- Мамаша, вы едете? И что у вас с лицом?

- Да, да, еду. Конечно... Подождите.

- Мамаша не едет, - поправил Белкин.

- Пустите, пустите! Я поеду с вами.

- Успокойся! Хочешь снова куда-нибудь вляпаться?! Нет уж, с Катькой
порядок, будем звонить в больницу каждые полчаса, если захочешь.

- Вы долго будете спорить?

- Езжайте, езжайте, - махнул рукой Вовчик. ~ Мамаша остается.

В отдел, куда вернулись через час, один из местных оперов притащил
настоящий арбуз. Большой, с ярко-зеленой коркой, сочный.

- Черный один подарил. Я ему справку сделал, что паспорт свистнули. Где в
декабре в Питере можно достать арбуз?

Они сидели в кабинете отделенческого зама, выдвинув к центру стол, ели
арбуз, пили водку и беспрерывно рассказывали друг другу какие-то небылицы
из собственной жизни, искренне, во все горло, смеялись и прикалывались сами
над собой. Женька многого не понимала из их милицейских шуточек, никак не
могла взять в толк, над чем они так заразительно гогочут и по какому поводу
они устроили эти посиделки, да еще оставив ее с собой. Но неожиданно она
поймала себя на том, что впервые за последний месяц искренне смеется.


Зелинский ужасно не любил деловых разговоров у себя дома. Здесь был его
маленький мир, в котором он мог скрыться на несколько часов, оставив за
толстыми двойными дверьми суету, нервотрепки и переживания. Иногда он
отключал и телефон, пресекая попытки нарушения вечернего покоя. Перед боем
необходимы отдых и расслабление. Он давно заметил, что, если вечером хоть
на пару часов полностью не отключиться, следующий день принесет лишь
неудачи и промахи.

Но вылезать сейчас, на ночь глядя, из удобного спортивного костюма,
вызывать охрану, машину, прогонять сидящую в кресле напротив длинноногую
телочку... Ладно, поговорю здесь. Можно, конечно, перенести разговор на
завтра, но тогда придется всю ночь гадать, что такое там стряслось.
Неподдельное волнение Спикера наводило на самые тревожные мысли. Спикер
обычно спокоен.

Зелинский дал добро на визит. Девочка пока посмотрит видик. Видик... Тьфу!

Спустя пятнадцать минут Спикер позвонил в дверь условным сигналом.
Зелинский впустил его, кивнул на кухню.

- Выпьешь?

- Да, немного.

Зелинский плеснул в широкий фужер коллекционного коньяку, затем налил себе.

- Ну?

- Кассета в ментовке. Мы захватили бабу, перебазарили. Ее работа. Шериф
склеил ее на Невском, притащил домой, она, сучка, склофелинила его. Взяла
цепочку, видак, штук пять кассет, бабки. Сдала через ларек кое-что. Кассету
не успела, оставила в Дарьке. Я - пулей туда. Тряхнул продавщицу. Шиздец!
Менты забрали несколько дней назад. Обыск делали. Баба сейчас у меня в
Дачном. Что делать, Михалыч?

Зелинский поставил фужер.

- Ты сильно возбужден. Не суетись. Сколько кассета лежит в ментовской?

- С неделю где-то.

- И до сих пор никаких неприятностей у меня не возникло. Думаю, даже
уверен, что они не смотрели кассету. Это ж не порнуха, не боевик - "Ну,
погоди!". Так и будет валяться в каком-нибудь кабинете. Ты не спрашивал
бабу впрямую про кассету?

- Нет, я оптом. Где, мол, вещички? Да если б и спросил, ничего страшного.
Баба у нас, мужики с ней сейчас. Она меня засветила в тот вечер в лифте,
так что отпускать я ее не собираюсь. Абсолютно лишний свидетель.

- Хорошо. Только без лишних декораций. Ты любишь никому не нужные
инсценировки.

- Я просто привык работать профессионально.

- Оно и видно...

- Баба пропадет без вести. Она детдомовка, родичей нет, никто не заявит.

- А затем займись кассетой. Пока какой-нибудь мудила не впал в детство и не
решил вспомнить мультипликацию застойных лет. У тебя ведь есть подходы в
том районе - выудить кассету из стола не велика проблема. Бабок не жалей.
Самая дорогая вещь на свете - нервы. Это и все, о чем ты хотел поставить
меня в известность?

- Да.

Спикер умышленно посвятил Зелинского в свои планы относительно бабы. Его
согласие теперь можно воспринимать как приказ.

- Стоило меня отвлекать. Ладно, все равно приехал. Как решился вопрос с
Тюленем? Сегодня был суд, я не успел узнать.

- Да в общем-то нормально. Заменили арест на подписку. Тюлень тут же под
лед нырнул. Правда, небольшой конфуз получился.

- Что такое?

- Ты понимаешь, просто так судья отпустить не может, надо какую-нибудь
серьезную причину - болезнь там, голодных детей. Голодных детей у Тюленя
нет, решили, пусть болеет. Справочку раздобыли, диагноз... эндометриоз.
Одним словом, нуждается в постоянном уходе и постельном режиме. Все
нормально, судья удовлетворился, выпустил.

- Ну, в чем же конфуз?

- Эндометриоз - болезнь, вызывающая женское бесплодие. Тюлень, бедняга,
родить не сможет.

- К-хм. - Зелинский поперхнулся второй порцией коньяку.

- Но вроде пронесло, никто не въехал. Мужики врачу завтра объяснят насчет
таких шуточек.

- А ты займись кассетой. Все, отваливай, я хочу спать. С десяти буду в
офисе. После трех - на встрече с избирателями. Опять придется кривляться
перед микрофоном. Вечером - прямой эфир. Если что, звони на пейджер, на
трубку не надо. Ступай.

Глава 13

Белкин перевез Женьку в убойный отдел и отпустил Славу. Несколько раз
звонили в больницу. Кате лучше. Женька перезвонила Ольге, уговорила сестру
позвать ее к трубке. Соврала подруге, что Катька с ней, сейчас спит, все в
порядке.

Женьке очень хотелось домой, в их маленькую квартирку. Запереться, включить
телевизор, посмотреть какую-нибудь муру, забыть весь этот кошмар. -
Останешься у нас. Тем более, не привыкать. Вовчику спать не хотелось, кроме
того, он сегодня дежурил. Остальные разлетелись - на часах первый час ночи.
Задержанные в Дачном Валерик и "футболист" теперь караулили друг друга в
камере отдела. Третьего, врача, Музыкант, как и обещал, выпустил,
предварительно вытащив из него максимум информации и наставив на путь
истинный:

"Смотри, Гиппократ, если лишнего ляпнешь... Похищение человека поимеешь с
ходу". - "Что вы, я все понимаю. Сегодня же свалю на дачу и носа оттуда не
высуну".

Сергея Витальевича Бермудина тоже выпустили Белкин не слышал, о чем говорил
с ним Викулов и на какой ноте они расстались. Здесь право Музыканта. В том,
что Женька сейчас сидела перед Вовчиком живой, заслуга прежде всего Сереги.
Вне всяких сомнений. Сегодня дирижировал он. Убойщики были только на
подхвате. - Ну что, устала? Женька закрыла глаза.

- Ладно, не долго осталось. Что там, в Пассаже случилось?

- Меня вытолкали... Я не хотела, упиралась. На выходе ударили в живот, чтоб
не кричала, руку вывернули. Быстро все - глазом не успела моргнуть.

- Сколько их было?

- В универмаге двое. Не те, что вы поймали. Здоровые такие. Сунули в тачку
и на газ. В тачке этот Спикер сидел. Рожа - как у гориллы в зоопарке. Я его
тогда в лифте видела, ну, когда... Зачем, спрашивает, ментов привела? Я
давай отпираться: никого не приводила, одна пришла, как велено. Отдайте
Катьку. Он не отвечает. Приехали в этот клоповник, там троица уже ждет. Те,
из универмага, отвалили.

- Никто не называл этого Спикера по имени?

- Нет, я и кличку-то его случайно услышала. Первый раз от Медведева, когда
он по телефону с ним о встрече договаривался, второй - сегодня. В машине
один назвал. Спикер в ответ пальцем у виска покрутил.

- Да, скрытный малый. Продолжай. - В квартире Катька была. Крик подняла,
когда меня увидела. Меня Спикер в другую комнату увел, Давай расспрашивать,
как у Медведева оказалась. Я Рассказала - что скрывать-то? Я уже тогда
поняла, зачем ему понадобилась. Я ж свидетель. Так и так, Говорю, на
Невском познакомились, он меня приглашал. Дома выпили, он уснул. Я взяла
кое-что. Видик, деньги, кассеты, золото. Спикер про вещи давай выпытывать,
куда, мол, дела? Зачем, думаю, какая теперь разница? Ответила, что видик
Борьке толкнула, кассеты в ларьке. Пару купили, три еще лежат говорит -
кассеты меня не интересуют, мне цепочка нужна. Память о друге. Тоже,
отвечаю, Борьке загнала. Он у нас все время в ларьке вещички скупает.

Спикер спрашивает - где ларек? Я объяснила. Вот и все. Шляпу надел и уехал.
А эти... Ублюдки отмороженные...

- Врач тоже?

- Нет, он не бил, ржал просто. Женька поправила бинт на обожженной
сигаретами руке.

- Я об одном только думала - лишь бы Катьку в живых оставили. Себя-то уже
похоронила. Кто ж меня оттуда живой бы выпустил?

- Это верно. Такой свидетель - сплошная головная боль. Странно. Он сказал,
что цепочка - память об убитом друге. Выходит, Спикер его не убивал?

Женька испуганно заморгала.

- Я тоже.

- Да я не о том. Там мужик работал. С одного удара. Но ты тоже хороша,
сунулась.

- У нас с Ольгой выхода не было...

- Ой, только не лепи. Выхода не было - не воруй, и будет выход. Знаешь, во
сколько обошлось твое освобождение? Хоть примерно? Во вполне конкретную
сумму - в десять миллиардов государственных рублей. Которые теперь
останутся в карманах не очень симпатичных ребят. Так что в следующий раз
соображай, прежде чем в криминал вписываться будешь.

- Десять миллиардов? - Женька горько усмехнулась. - Это очень много.
Знаете, сколько на самом деле стоит моя жизнь? Тоже конкретная цифра, даже
не сумма - цифра. Меньше некуда - копейку я стою. Всего-навсего. Ее не
хватало одному парню на опохмелку. Он полез в помойку бутылки искать, а
нашел меня.

Женька произнесла этот монолог без всяких эмоций, будто рассказала о походе
в парикмахерскую.

Вовчик взглянул на Женьку и тихо спросил:

- Ты жалеешь об этом?

- Разве можно об этом жалеть? Иногда мне было очень плохо. В детдоме так и
дразнили - помойкой. Только Ольга не дразнила. А так - даже некоторые
воспитатели, между собой.

- Не обращай внимания. Меня как только в детстве не обзывали. - Разговор
изменил русло. - За маленький рост. Ничего, пережил. Хотя, конечно, обидно
было, до слез. Я что, виноват? А потом жизнь все по местам расставила. Те,
кто обзывал, спились да на зонах сдохли...

Я в ментуру знаешь как попал? Ну, в смысле работы. Через камеру. В
семнадцать влетел по глупости. Что-то отмечали с пацанами, на танцульки
пошли в ДК. То-се, заводка, махаловка. Обычное, в общем, дело. Разберись
потом, кто прав, кто не прав. У кого-то нож бы