диспепсии - Виктор Галкин.
   - Боже, на ком я женат!  Где  робкая,  застенчивая  женщина,  которая
беззаветно отдалась мне почти  год  тому  назад  на  берегу  безымянного
озера!
   - Беззаветно, безымянного... Что за стиль? Сплошные штампы!
   - Стилистом я могу не быть...
   - Но ванну принять обязан! Дуй в ванную! А ведь правда, Витька, почти
год прошел! - переключилась вдруг Лена.
   - Вот именно! Предлагаю отметить этот факт тяжелым развратом по месту
заключения. Жду вас в ванной, девушка!
   После изрядно затянувшейся водной процедуры супруги переместились  на
кухню. Елена, стоя у плиты в длинной футболке, жарила яичницу с  беконом
и помидорами. Виктор любовался ее стройными,  чуть  полноватыми  ногами,
влажными русыми волосами, сколотыми на затылке, спускавшимся  вдоль  шеи
завитком. Была у жены на затылке, у самой шеи, тонкая  вьющаяся  прядка,
которую Витюша особенно любил.
   -  Знаешь,  Алена,  жизнь  продолжается!  Стоит  выехать  за  пределы
привычного круга,  вдохнуть  запах  свежего  навоза  и  цветущих  садов,
увидеть вспаханные поля, младых пастушек, погоняющих отягощенное молоком
стадо, и поймешь, что... Да ты не слушаешь меня! - закончил он привычным
рефреном.
   - Да? Правда, Витька. Извини. Где ты нашел пастушек  в  Ленинградской
области? И чем они отягощены?
   - Ладно, что я все о себе? Ты-то как? Сударыня, как поживали  вы  все
эти дни? Только не говори, что чудно. Мне будет обидно.
   Елена выложила яичницу на тарелку, обернулась и сказала:
   - Я, Витюша, убийцу взялась защищать. Виктор вытаращился  на  подругу
жизни:
   - Нормально. Вот и оставь тебя на три дня.
   - На шесть. Знаешь что,  лопай  яичницу  и  пойдем  погуляем.  Погода
сказочная. И воскресенье к тому же. День все равно пропащий.
 
Глава 12 
 
"КРЕСТЫ" И КАНАЛЫ 
 
   Они  брели  по  песчаному  пляжу  Петропавловки.  Все  их  совместные
прогулки неизменно приводили сюда, к месту, где все началось. Это  место
было своего рода их исповедальней. Витюша кинул на песок прихваченное из
дома одеяло.
   - Ну, садись и рассказывай.
   - Не знаю, с чего и начать.
   - Начинай с начала.
   - Если с начала, то так: сижу в консультации, отбываю  присутственные
часы  и  вдруг  телефонный  звонок.  Звонит  женщина:  Елена  Андреевна,
защитите моего сына. Сын обвиняется в убийстве.
   - Почему она тебе звонит? Ты у нас вроде еще не Плевако.
   - Объясняю. Сын  -  он  же  Чернов  Леонид  Никандрович,  он  же  муж
Котькиной воспитательницы Светланы Николаевны. И он  же  вдовец,  потому
что Светлана умерла в  результате  той  вспышки,  когда  заболел  и  наш
Котька. На меня же ее вывел кто-то из родителей. Если  нужен  адвокат  -
его обычно ищут среди знакомых, которые имели дело с адвокатами. У  этой
семьи подобных знакомых нет. Так что я, можно сказать,  подвернулась  им
под руку.
   - Ценю твою самокритичность.
   - Я тоже. Так вот, со слов матери, Татьяны Борисовны,  ее  сын  очень
тяжело переживал смерть жены.
   - Я бы твою смерть тоже тяжело переживал, - глупо вставил Витюша.
   - Спасибо, родной. А потом утешился бы с пастушками.
   - Не трогай пастушек, это святое, - откликнулся  Галкин.  -  Пастушки
свыше нам даны, замена счастию они.
   - Я тебя убью  сейчас  же,  если  ты  не  перестанешь  паясничать,  -
рявкнула на него Елена.
   - Молчу. Но ты начала первая.
   - Я была вчера в "Крестах". Разговаривала с подзащитным.
   - Ты была в тюрьме?
   - А что? У меня, между прочим,  на  юрфаке  следовательская  практика
была.
   - И как тебе "Кресты"?
   Лена пожала плечами:
   - "Кресты" как "Кресты".  Не  "Лефортово",  конечно.  Но  и  не  хуже
"Бутырки". На входе ошмонали, на выходе тоже. Все как положено.
   - О боже! - воздел руки Галкин.
   - Ты будешь слушать или нет?
   - Я весь внимание!
 
*** 
 
   Елена сидела  на  привинченном  стуле.  Лязгнула  железная  дверь,  в
комнату ввели невысокого щуплого молодого мужчину. Лицо его переливалось
многоцветием разной давности  кровоподтеков.  Чернов  сел  на  свободный
стул. Конвоир вышел, оставив адвоката наедине с подзащитным.
   Разговор не клеился. Чернов был зажат, угрюм, смотрел  в  пол  и  тер
глаза каким-то однообразно нервным движением левой руки.
   - Леонид Никандрович, вам не дают спать?  Вас  избивают?  -  спросила
Калинина.
   Ленчик вскинул на нее воспаленные глаза:
   - Ага, не дают!  Я  сам  боюсь  хоть  на  минуту  заснуть.  В  камере
пятнадцать человек, уголовники.  Только  глаза  прикроешь,  какая-нибудь
сволочь уже подбирается. Они меня "опустить" хотят, избивают.  Только  я
не дамся. Пусть лучше удавят!
   Лена спокойно произнесла:
   - Что ж, СИЗО - не санаторий. Давайте думать, как  вас  вызволять.  Я
подам ходатайство об изменении меры пресечения, но,  честно  говоря,  не
думаю,  что  его  удовлетворят.  Статью  вам  инкриминируют   не   самую
безобидную,  как   вы   понимаете.   Леонид   Никандрович,   расскажите,
пожалуйста, об обстоятельствах убийства.
   Ленчик дернулся, словно она произнесла  что-то  совсем  непереносимое
для его слуха, но потом начал рассказывать, с трудом подбирая слова.
   - Вы говорите, что действовали в  порядке  самообороны.  Но  на  теле
убитого зафиксировано семь ножевых ранений. Не многовато ли?
   - А откуда я знаю, сколько надо? - вскричал Ленчик. - Я в первый  раз
нож на человека поднял. Они меня не били, а убивали, понимаете? Один так
и крикнул: мы, мол, тебя убиваем. Что мне было  делать?  Я  поднял  нож,
закричал: не подходите, убью! А он снова попер. Здоровенный амбал. Я его
саданул, а он стоит. Я и не помню, сколько раз ударил.
   - Откуда у вас нож?
   - Привычка. На трассах всякое случается. Бандитов немерено. Но такого
со мной ни в одном рейсе не было. А нож... Я ведь  не  Шварценеггер,  не
каратист, чтобы кулаками отмахиваться. Вот  и  вожу  в  машине  средство
самообороны.
   - Это средство самообороны тянет на два года. Хотя на фоне  возможной
смертной казни это, конечно, ерунда.
   - Смертной казни? - побледнел Ленчик.
   - Да. Статья сто пять, часть вторая, пункт "д": убийство, совершенное
с особой жестокостью, наказывается лишением свободы на срок от восьми до
двадцати лет либо смертной казнью  или  пожизненным  заключением,  -  на
память процитировала  Елена.  -  А  вам  вполне  могут  вменить  "особую
жестокость".
   Ленчик подавленно молчал.
   - Почему на вас напали? У вас есть какие-нибудь соображения  на  этот
счет? Почему именно на вас?
   - Откуда вас мать нашла? - вместо ответа спросил Чернов.
   - Вы не  знаете?  Через  общих  знакомых.  Ваша  покойная  жена  была
воспитательницей моего сына.
   Ленчик поднял глаза. По лицу его поползли красные пятна.
   - Ваш сын болел? Когда Света умерла?
   - Да. К счастью, не тяжело. Я очень сочувствую вашему горю...
   - Вот! Куча народу переболела,  воспитательницы  в  больницах,  Света
умерла, а никому нет никакого дела! А я знаю...
   И  Ленчик  торопливо  начал  пересказывать  все,  что   передумал   и
предпринимал за время, прошедшее после смерти жены.
   - ...Я ведь куда в это утро ехал? На встречу с руководителем РУВД. Он
меня накануне возле прокуратуры подобрал. Я там, конечно,  вел  себя  не
лучшим образом, около  прокуратуры,  но  я  не  могу  смириться  с  этим
равнодушием, понимаете? Света для меня - все, вся моя жизнь! А там  ведь
явный криминал произошел, в этом детсаду! Кто такой  Миша?  Куда  делась
повариха Катерина? Что, в конце концов, произошло? Что за ампула была  в
супе?
   - Вы думаете, кто-то хотел  инфицировать  детский  сад  намеренно?  -
изумилась Елена.
   - Я этого не говорил. Может, и  случайно.  Может,  Миша  этот  ампулу
просто обронил, - с  неожиданной  прозорливостью  одержимого  проговорил
Ленчик. - Только мне от этого не легче. Если бы ваш  сын  умер,  вам  бы
легче было от того, что это случайность? Я вот  тоже  нечаянно  человека
зарезал. А мне за это, как вы говорите, "вышка" светит. А тому, кто  мою
Свету убил, ничего. Никакого наказания! - закричал Ленчик.
   - Что было у дверей прокуратуры? - постаралась переключить его Елена.
   - Ну, я кричал что-то, когда  меня  на  улицу  выперли,  а  полковник
Зверев подвез меня до дома,  обещал  выслушать.  Вот  я  к  нему  в  это
проклятое утро и направился...
   - Зверев? - переспросил Витюша, закуривая очередную сигарету.
   - Зверев, - подтвердила Елена,  щурясь  в  лучах  солнца.  -  Ты  его
знаешь?
   - Кого я только не знаю! Особенно в своем районе. Зверев - личность в
своем роде одиозная. Линейные отделы милиции  нашего  района  выделяются
своим беспределом даже на фоне общегородского, да будет  тебе  известно.
На территории района находится морская академия. Так вот, год тому назад
наряд милиции чуть не убил одного из  слушателей.  Героя  России,  между
прочим.
   - За что?
   -  Ни  за  что.  Бандитское  нападение  с  целью  ограбления.  Моряки
возвращались в общежитие, были слегка навеселе. Остановился  милицейский
"рафик", ребят схватили, избили,  обобрали.  В  протоколах  все  звучало
иначе: моряки якобы мочились прямо на улице. Стояли  дружными  рядами  и
справляли нужду.
   Герой России с сотрясением мозга месяц в  больнице  пролежал.  У  нас
целое журналистское расследование по этому поводу было. Куча публикаций.
Думали, слетит Зверев. Нет, куда там! Остался  при  своем  кабинете.  За
ним, как выяснилось, стоит очень большой человек.  Некто  Беседин.  Есть
такой нефтяной магнат, живущий в нашем городе. Сейчас он, правда, где-то
во Франции отдыхает.
   А тогда был в Питере и отмазал Зверева. Так отмазал, что моряки  сами
виноваты оказались. Вот такие деда. Что-то не похож полковник Зверев  на
доброго дядюшку из  Торонто,  провожающего  до  дома  дебошира,  который
скандалит у ворот прокуратуры. Не тот портрет.
   - Тем не менее.
   - А что ты думаешь по поводу ампулы?
   - Не знаю, что и думать. Может, у Чернова на  фоне  стресса  развился
острый психоз с навязчивым состоянием? Хочется найти виновного в  гибели
любимой жены? Может, это как-то облегчает  страдание?  Впрочем,  надо  с
персоналом детского сада поговорить. Я еще не успела - едва за это  дело
взялась, как еще одно добавилось - бракоразводный процесс. То пусто,  то
густо. Ну, и надо думать, как строить защиту Чернова.
   - И что придумала?
   - Пойдем, Витька, в кафе посидим. Я уже расплавилась.
   Они поднялись и направились в сторону Иоанновского мостика.
   -  Что  придумала?  Познакомилась  с  материалами  дела.  К  счастью,
задержание Чернова произвел милиционер из охраны  метрополитена.  Леонид
выскочил из двора с окровавленным ножом в руке. Рядом -  станция  метро.
Сержант стоял возле входа. Чернов сам к  нему  подбежал  и  сам  сдался.
Опрос  на  месте  происшествия  проводил  этот   же   милиционер.   Была
свидетельница, женщина из дома, где живет Чернов. Она  видела,  как  его
избивали, и слышала все, что при этом говорилось. И угрозы нападавших, и
предупреждающий  крик  Чернова.  Ее  показания  есть  в  деле.   Я   это
зафиксировала. Заявила ходатайство о вызове  ее  в  качестве  свидетеля,
привела цитаты из ее объяснений. Это  на  тот  случай,  чтобы  листки  с
показаниями  не  пропали.  Речь  может  идти   о   превышении   пределов
необходимой обороны. Но это совсем другая статья - сто восьмая.  Лишение
свободы на срок до трех лет. Проведена  судебно-медицинская  экспертиза.
Есть заключение о наличии на теле Чернова  телесных  повреждений.  Нужно
будет  еще  судебно-психиатрическую   экспертизу   провести.   Хотя   на
невменяемого он все-таки  не  тянет.  И  сыграть  не  сумеет  -  слишком
бесхитростный парень.
   И знаешь... Я все  время  наталкиваюсь  на  маскируемое,  но  жесткое
сопротивление. Дознание проводит районный отдел милиции.  Там  же  будет
проводиться  следствие.  Свидания  с  подзащитным  добилась  с   трудом.
Материалы дела еле выцарапала. Я, между прочим, заявила  ходатайство  об
изменении меры пресечения - но это так, для проформы. Никто его из  СИЗО
не выпустит. А в камере его явно прессуют. Кому-то он все-таки  помешал.
Может быть, все же есть в его словах сермяжная правда? Вот  только  кому
было нужно травить детей и взрослых - ума не приложу... Предположим, что
это террористический акт. Только предположим.  Тогда  логичнее  было  бы
расправиться с детьми - так страшнее. Но  дети  пострадали  меньше,  чем
взрослые. Бред какой-то! Случайность? Но у кого в кармане может случайно
оказаться возбудитель брюшного тифа? Бред какой-то!
   На берегу Кронверкского канала, возле моста, шла оживленная торговля.
   Предлагалась военная  форма  всех  образцов,  фуражки  и  бескозырки,
ордена и медали. Несметное количество матрешек с лицами  государственных
деятелей.
   Внимание Елены привлекла молодая девушка, торговавшая акварелями.  На
этих акварелях жил Петербург. Уголок Летнего сада  с  мраморной  женской
фигурой, проступающей сквозь новорожденную кружевную зелень. Ледоход  на
Неве.
   Заснеженная Петропавловка и розово-молочные заиндевевшие  деревья  на
заднем плане. Неведомый Елене  горбатый  мостик,  отраженный  в  водяной
глади чуть зыбким полукругом, и слегка размытые в образовавшемся  черном
овале, тоже отраженные окна стоящего рядом терракотового здания.
   - Нравится? - спросил Витюша.
   -  Да.  Особенно  эта.  -  Лена  указала  на  мостик.  -   Интересная
композиция.
   Мир реальный и мир отраженный. Где это?
   - Это канал Грибоедова, - охотно объяснила девушка. - Каменный мост.
   - Надо же, - удивился Виктор. -  Сколько  там  перехожено,  а  такого
места не помню. Цена? Что ж, заверните.
   Виктор вручил Елене небольшой сверток:
   - Это тебе в ознаменование начала адвокатской деятельности.
   - Спасибо, - рассеянно улыбнулась Лена.
   - О чем ты все думаешь?
   - Думаю, что связывает обычного милицейского  полковника  и  крупного
нефтяного магната, этого, как его...
   - Беседина.
   - Беседина, - повторила Лена.
   - Тайна сия велика есть, - пожал плечами Витюша.
 
Глава 13 
 
ДОЖИВЕМ ДО ПОНЕДЕЛЬНИКА 
 
   Утром в понедельник Зверев сидел в рабочем кабинете и  слушал  доклад
следователя  Иконова.  Вернее,  делал  вид,   что   слушает,   обдумывая
сложившуюся ситуацию. Чертов е... Мишка такие круги по воде пустил,  что
тошно. Впрочем, о мертвых или хорошо... А ведь фактически и впрямь круги
пустил, усмехнулся про себя Зверев, вспомнив,  что  трупы  незадачливого
любовника и его подруги покоятся на дне Волхова.
   М-да, он там покоится, а здесь отдувайся! Слава богу, что только один
смертный  случай  в  детском  саду  зарегистрирован.  А  если  бы  погиб
кто-нибудь из детей? Таких сумасшедших, как Чернов, толпы бы ходили. Что
такое гнев убитых горем родителей, он, Зверев, помнил прекрасно.  С  тех
самых времен... Со времен Солнцегорска Чернова необходимо убирать. А  то
любят у нас печаловаться о заточенных.
   Девки-воспитательницы начнут тему мусолить:  за  что?  да  почему?  а
помните, он говорил? И так далее. Нет человека, нет проблемы.  Не  будет
Чернова, забудут и ампулу и болезнь свою. Значит - убирать!  Собственно,
такая команда и была дана Степанычу. Но его ребятишки  прокололись.  Кто
мог подумать, что этот плаксивый неврастеник применит нож?  А  раз  так,
поди угадай, что он может на суде  выкинуть!  Опять  начнет  про  ампулу
орать, страстотерпец хренов!
   - Адвокат имела с ним свидание.
   - Кто? - встрепенулся Зверев.
   - Я же вам  докладывал,  -  подняв  домиком  тонкие  брови,  напомнил
следователь. - У него адвокат. Весьма настырная дама.
   Ну вот! Теперь у  нас  еще  и  адвокат  есть,  которая  имела  с  ним
свидание!
   И чего он ей наплел, интересно?  Пока  он  в  "Крестах"  -  мало  что
узнаешь.
   - Его там прессуют?
   - Ну да. Он с уголовниками сидит. Чтоб  особо  не  выкаблучивался,  -
откликнулся Иконов.
   Понятно. Хрен он кому чего в камере скажет!
   - Вот что, Коля. Ты переведи  его  к  нам  в  ИВС  на  день-два.  Для
проведения следственного эксперимента.  Отсюда,  дескать,  везти  ближе.
Понял?
   - Есть, товарищ полковник!
   - А кто у него адвокат?
   - Некто Калинина, - Ладно, ступай.
   Отпустив Иконова, Зверев сделал еще пару звонков,  побарабанил  рукой
по поверхности стола. Чертов Мишка! Такую зачистку территории  проводить
пришлось.
   Сам Мишаня, девчонка его, мать девчонки, мать  Мишани,  которую  тоже
пришлось  отправить  к   праотцам   в   результате   "острой   сердечной
недостаточности"! А что делать? Она бы  тоже  воду  мутить  начала:  где
единственный сынок, надежда и опора старости?
   Теперь вот с Черновым разбирайся. Как будто дел других нет!
   И ведь все денег стоит! Ничего бесплатно не делается! Чертов,  чертов
Мишка, еще раз подумал полковник. Что ж, пять лет работали без проколов,
когда-то должно было стукнуть. Вот и стукнуло.
   - Вызывали, товарищ полковник? - На  пороге  кабинета  стоял  молодой
круглолицый сержант.
   - Да, Кириллов, заходи, садись. Как жизнь?
   - Нормально, - четко отрапортовал Кириллов, заискивающе глядя в  лицо
Зверева.
   - Я вот что тебя вызвал... Нам тут место одно выделяют на юрфаке. Я о
тебе подумал. Ты у нас уже три года. Зарекомендовал себя хорошо.  Думаю,
можно отправить тебя учиться дальше.
   - Спасибо,товарищ полковник! - Кириллов вскочил.
   - Да ты сиди, я еще ничего не решил. И кроме тебя кандидаты есть.
   Улыбка сползла с круглого лица сержанта.
   - Да, кстати.  Сегодня  вечером  в  отделение  преступника  привезут.
Убийцу.
   Завтра утром следственный эксперимент будем проводить  на  территории
района. Ты ночью дежуришь, так? Учти, преступник очень опасный. В случае
чего применяй табельное оружие, понял?
   Сержант глянул в глаза полковника:
   - Понял, товарищ полковник. Только у нас ведь как? Применишь, а потом
тебя же за эту сволочь уголовную по прокурорам затаскают.
   - А отец командир на что? Ладно, это я так, на всякий случай.  Может,
Иванову путевку на юрфак дать, как думаешь? Парень старательный...
   - Я все понял, товарищ полковник!
   - Ладно, иди. Я еще подумаю.
   Кириллов исчез.
   Ничего, переживем, подумал  Зверев.  Если  уж  тогда  в  Солнцегорске
пережили, то в сегодняшнем бардаке и подавно! Против  той  эпидемии  эта
вспышка - тьфу, плюнуть и растереть!
 
*** 
 
   Чернова впихнули в маленькую полутемную комнатенку -  метров  десять,
не  более.  Перечерченное  металлической  решеткой  окно  вдобавок  было
закрыто глухим  "намордником",  вдоль  оштукатуренных  под  "шубу"  стен
тянулись  гладко  отполированные  доски.  В  камере  ИВС   -   изолятора
временного содержания - находился  еще  один  человек.  Подождав,  когда
глаза привыкнут к полумраку. Ленчик нерешительно шагнул к нарам.
   - Здорово, - напряженно поздоровался он.
   - Здорово, браток! - приветливо откликнулся сокамерник.
   Был он лет сорока пяти, с крупным, картофелиной, носом и  добродушным
выражением лица. Типичный деревенский мужичок-простачок. Мужичок  достал
"беломорину", закурил. Ленчик завистливо вдыхал  дым.  Его  вытащили  из
СИЗО так стремительно, что сигареты остались  в  камере.  Можно  на  них
крест поставить.
   - За что тебя? - спросил сосед.
   - А тебя?
   - А чего ты вопросом на вопрос? Нехорошо. Ладно, я не обидчивый. Меня
по ерунде. С ментом на улице скубанулся. Не глянулся я ему. Пристал  как
банный лист - давай документы. А я стоял, пиво пил.  Никого  не  трогал.
Чего, говорю, ты лезешь? Нет у  меня  с  собой  документов.  Эх,  старый
дурак, знаю ведь законы, молчал бы себе в тряпочку, ан  нет,  огрызаться
стал. Ну слово за слово, х...  по  столу.  И  вот  я  среди  вас.  Утром
загребли, а вон уже вечер на дворе. Ни  фига,  выпустят.  Баба  моя  уже
приезжала  с  документами.  И  свояченица  у  меня  в   суде   работает.
Секретарем. Они уже тут шороху навели. А ты чего?
   - А я человека убил, - брякнул Ленчик. Мужичок чуть отодвинулся.
   - А и не скажешь про тебя... - испуганно проговорил он.
   - Я бы и сам про себя н