росил, поднявшись, начальник. - Нанес  визит  и
нашел волка, которого искали восемь лет. Спасибо.
   Все засмеялись и захлопали. Климов встал,  снова  занял  свое  место,
посмотрел в порозовевшее лицо Зайцева и тихо  рассмеялся,  заметив,  что
соседи заместителя сосут леденцы.
   - За Антоновым мы, естественно, установили наблюдение, выяснили место
стоянки  налетчиков  и  перекрыли  второй  выход.  Зайцев  в  это  время
арестовал Ржавина, изъял  из  его  подвалов  золото,  меха  и  остальное
награбленное добро, провел очную ставку со Шленовым, и старикан во  всем
признался. Сначала хотели брать налетчиков прямо  на  ограблении,  но  в
этом случае стрельба была неминуема, - Климов сделал паузу  и  посмотрел
на начальника. -  Мы  решили  не  рисковать  людьми  и  дали  налетчикам
вернуться в их логово. Зайцев с  группой  товарищей  подвели  Ржавина  к
дверям подвала. Условный стук и голос  старика  дали  возможность  войти
тихо. Я в это время прошел запасным входом. Повязали всех спокойно, один
лишь Рюмин-Цыган пытался оказать сопротивление.  Все,  -  Климов  сел  и
вскоре задремал.
   После боя или окончания сложной операции Климова неудержимо клонило в
сон, и он порой засыпал в самых неподходящих местах. Он  даже  жаловался
на это врачам, те долго его выслушивали,  щупали  и  объясняли,  что  он
отчаянно здоров, а спать надо, так  как  это,  видите  ли,  естественная
реакция организма. Сейчас реакция проходила особенно бурно, он то и дело
"нырял" головой и два раза подряд уронил трубку.
   - Климов, отправляйся домой, -  громко  сказал  начальник.  -  У  нас
совещание, а не мертвый час. Климов встал и оглянулся.
   - Давай, давай, - начальник вышел  из-за  стола.  -  Ребят  обними  и
скажи, что представлены к именному оружию.
   Климов махнул рукой Зайцеву и, подталкиваемый друзьями,  выбрался  из
душного кабинета. Потом долго тер упорно закрывающиеся глаза.  На  улице
ему  стало  легче,  а  когда  он  вспомнил,  что  Панин  и  Лавров   без
согласования с ним провели остроумную, но опасную комбинацию с  "кражей"
блокнота и "разоблачением полового", а он с ними еще не рассчитался, сон
как рукой сняло. Бормоча "оборву уши", Климов зашагал в отдел.
   Когда он, громко хлопнув дверью, вошел в кабинет,  ребята  прекратили
разговор и встали.
   - Так, голубчики, -  сказал  Климов,  пытаясь  придать  лицу  грозное
выражение, сел за стол и потер руки. - Сейчас я с вами поговорю.
   Лавров стоял, опустив голову и  потупив  глаза,  а  Панин,  наоборот,
выставил подбородок. Взгляд его был чист и невинен.
   -  Садитесь,  -  сказал  Климов  и  неловко  заворочался   на   своем
прокурорском месте. - Разве можно так?
   - Колька, оправдывайся! - зашептал Лавров.
   - Верно, я виноват, - горячо заговорил Панин.  -  Но  вы  выслушайте,
Василий Васильевич, - он  встал  и  начал  ходить  по  кабинету.  Видно,
деятельная  его  натура  не  могла  находиться  в  состоянии  покоя.   -
Подобрались мы к Серому вплотную, и заколодило. Он нас  чувствует  и  на
дело не идет. Тут еще Цыган Мишку узнал, и совсем  неважно  стало.  Надо
было или уходить, или атаковать. Здесь Михаил и придумал,  что  если  он
меня "выдаст", то и себя реабилитирует, и Серого успокоит,  мол,  сбежал
мент, и Цыгана прижмет.
   - А что ты здесь плел про Павла? - уже  не  скрывая  улыбки,  спросил
Климов.
   - Так ничего я не плел. Когда Мишка кончил  разговаривать  с  Павлом,
встал и поправил прическу, что означало "сматывайся", я кивнул и пошел к
выходу. Тут Павел подзывает, меня  аж  в  пот  бросило:  неужто,  думаю,
задержать хочет? А он мне мелочь за  пиво  сует  и  шепчет:  "Тебя  Серж
расколол, беги". Все так и было. Только, по замыслу Мишки, я должен  был
явиться к вам и все рассказать,  а  я  испугался.  Думаю,  наверняка  вы
догадаетесь, что дела  у  Михаила  плохи,  раз  мы  такой  ход  сделали.
Наказывайте, - Панин развел руками.
   - А у меня все было просто, - сказал Лавров и смущенно  улыбнулся.  -
Николай принял огонь на себя и скрылся, дальше все  было,  так  сказать,
делом   несложной   техники.   Я   полностью   реабилитировал   себя   и
скомпрометировал Рюмина, то есть Цыгана. Но Серый оказался не так  прост
и мне до конца не доверял, играя на нашей с Рюминым обоюдной  ненависти,
он связал мне руки. Когда явился  Павел,  стало  ясно,  что  вы  за  ним
проследили  и  адрес  вам  известен.  Моей  единственной  задачей  стало
удержать Рюмина до возвращения налетчиков и ждать вас.
   -  Не  удалось  Рюмину  осуществить  свою  мечту:  стать  главарем  и
повернуть банду с уголовщины на политику, - сказал Панин, встал и  пожал
Михаилу руку.
   Решив прижать ребят к стене  и  поубавить  им  спеси,  Климов  тяжело
вздохнул и сказал:
   -  Все  это,  конечно,  хорошо,  начальство   даже   вас   награждать
собирается, но мне-то что с того? - открыл лежащую на столе папку и взял
первый подвернувшийся листок. - Вот заявление о том, что пятого  августа
в пьяной  ссоре  убит  гражданин  Кирюшин,  известный  вам  под  кличкой
Свисток. Заявление зарегистрировано,  и  уже  звонили  из  управления  и
спрашивали, что  предпринято  для  розыска  преступника.  Что  прикажете
делать?
   - Я выстрелил в порядке самозащиты, - быстро сказал Лавров.
   - Точно, - вмешался Панин. - Могу официально  свидетельствовать,  что
гражданин Лавров говорит в данном случае только правду.
   - Разберемся, - угрожающе пробормотал Климов и спрятал "заявление"  в
стол.
   - Правильно,  товарищ  начальник,  разберитесь.  Раньше  решите  этот
вопрос принципиально, тем более и заявление у вас есть.
   Климов посмотрел на говорившего Панина, не  выдержал  и  вышел  из-за
стола.
   - Да я тебе, постреленок... - начал  он,  засучивая  рукава,  перевел
взгляд на Лаврова и замолчал.
   Лавров сидел, запрокинув голову, и держал у  носа  какую-то  склянку.
Глаза у него были закрыты, ноздри раздувались, а на лице  было  написано
блаженство. Климов вспомнил страшные крики наркоманов, когда они мечутся
по камере, лишенные своего зелья, на секунду опешил, потом  подскочил  к
Лаврову и залепил ему пощечину. Лавров качнулся, склянка вылетела у него
из рук, ударилась об стену и разбилась.
   - Опять меня за Кольку бьют, - сказал Лавров, потирая пылающую  щеку.
- И погибли мои вещественные доказательства, - он вынул из кармана точно
такую же склянку и протянул ее Климову.
   Климов взял ее, посмотрел на хохочущего Панина и взорвался.
   - Объясните мне наконец, что вы вытворяете? Что это такое? - он сунул
склянку Лаврову под нос.
   - Кокаин,  естественно,  -  сказал  Лавров,  отстраняясь  и  протирая
платком слезящиеся глаза. - Ну и ручка у вас, Василий Васильевич.
   - Кокаин? Так я тебе сейчас совсем башку оторву!
   - Это моя выдумка, Василий Васильевич, - быстро  проговорил  Панин  и
схватил Климова за рукав.
   - Выдумка его, а физиономия моя, - сказал Лавров  и,  прикрывая  лицо
платком, вышел из кабинета.
   - Все  объясню,  -  Панин  театрально  взмахнул  руками  перед  лицом
недоумевающего Климова. - Трубочки были две: в одной - кокаин, в  другой
- ваниль. Понимаете? Мишка нюхал ваниль, а когда у него просили нюхнуть,
давал настоящий кокаин.
   - Вот черти! - смущенно пробормотал Климов и  потер  щеку.  -  Сходи,
узнай, как он там, -  Климов  забегал  по  кабинету.  -  У  меня  где-то
свинцовая примочка есть...
   - Отойдет. Мишке только на пользу, а то он в самые герои забрался.  А
изображал он здорово, - Панин сел  на  стул,  вытянул  ноги,  запрокинул
голову и стал похож на изображающего покойника  клоуна.  -  Не  выходит,
ноги у меня  коротковаты,  -  он  вскочил.  -  Понимаете,  как  я  точно
рассчитал, Василий Васильевич. Если все поверят, что Мишка наркоман,  то
автоматически  отпадают  все  подозрения.  До  ужаса  тонко,   -   Панин
сокрушенно вздохнул.
   - Уже можно? - Лавров, открывая дверь, остановился на пороге.
   - Входи, я все урегулировал, - покровительственно ответил Панин.
   - Только, пожалуйста, не извиняйтесь, Василий  Васильевич,  -  быстро
сказал Лавров. - Оплеуха была необходима, только выдана, как всегда,  не
по адресу. Но мне не привыкать, а в  Киеве  я  трое  суток  под  арестом
вместо Николая сидел.
   - Вот мелочный человек, - Панин тяжело вздохнул и сел рядом с другом.
   Климов молчал, поглядывая на ребят, и прикидывал, как бы их  оставить
в Москве. Раздался телефонный звонок, и Климов машинально переспросил:
   - Какой Киев?
   - Самый обыкновенный, - зарокотал в трубке знакомый бас.  -  Ты  свои
штучки брось, я тебя за тыщу верст насквозь вижу. Дай хлопцам трубку.
   Вырывая друг у друга трубку и повернувшись к Климову спиной, Лавров и
Панин разговаривали с "батей". Чтобы не стеснять ребят, Климов  встал  у
окна, а когда в кабинет вошел Зайцев, он улыбнулся и  приложил  палец  к
губам.
   - Шленов хочет поговорить с вами, - шепотом сказал Зайцев. Они  вышли
из кабинета.
   - Ты уж прости меня, Владимир Николаевич, но я  с  этим...  -  Климов
замялся, подыскивая подходящее слово, - разговаривать не буду.
   - Это почему же?
   Климов услышал в голосе заместителя презрительные скрипучие  нотки  и
остановился.
   - Давай не  ссориться.  Хотя  бы  пару  дней,  что  ли.  Не  могу  я,
понимаешь! Не могу видеть этого гада! - Климов расстегнул ворот  рубашки
и провел рукой по шее. - Сделай одолжение, допроси сам.
   - Допрос я провел, - сказал Зайцев и, открыв дверь  своего  кабинета,
жестом пригласил Климова войти. - Шленов дал исчерпывающие показания.
   - Да куда же ему деваться, - проходя в кабинет, ответил Климов. - Гад
он, во всем гад. Теперь небось валит на других, свою шкуру спасает.
   - Какой ты правильный, Василий! Как судишь легко! Главное, всегда  ты
уверен в своей правоте, - Зайцев бросил папку, которую держал в руке,  и
ударил кулаком по столу.
   Климов смотрел на заместителя, открыв рот.  Это  был  первый  случай,
чтобы Зайцев повысил голос и говорил кому-нибудь "ты".
   - А вот не валит на других Шленов, берет всю вину на себя.  И  знает,
что расстрелять могут, а все берет на себя.
   - Так что же нам теперь, его пожалеть и отпустить? - спросил Климов.
   - Осудить! Оправдать!  Посадить!  Отпустить!  -  закричал  Зайцев.  -
Понять! Понять надо! Почему Шленов  предатель?  Почему?  Не  подумал?  И
думать не хочешь, для тебя он отрезанный ломоть.  В  тюрьму  его  или  к
стенке, - Зайцев быстро ходил по кабинету и говорил, будто рубил сплеча.
- А я не могу так. Ты с первого дня революции шагаешь в ногу, и тебе все
ясно. Ты узнал, что Зайцев окончил академию и служил в белой армии, -  и
Зайцев на мушке. Осталось только спустить курок.  А  вот  осечка,  -  он
остановился перед Климовым. - Осечка, дорогой товарищ.  Меня  судить  за
академию все равно, что судить за цвет лица. Я еще не  родился,  а  меня
уже ждали в этой чертовой академии. Я с молоком матери  всасывал  чуждые
для тебя идеи, а сейчас мы рядом. А почему? Думаешь, я сразу разобрался,
извинился  за  происхождение  и  зашагал  в  ногу?  Черта  с  два!  Меня
большевики спасли. Настоящие большевики, тебе до них еще сто лет расти и
разума набираться.
   Климов  исподлобья  смотрел  на  Зайцева,  чувствовал,  что  медленно
краснеет, и молчал.
   - А Шленов? Был рабочим человеком. Знаешь, как он увяз? Был  когда-то
оружейником у Махно. Скрыл этот факт и попался в лапы  Ржавина.  Запутал
его старик, запугал. Мы с тобой отчасти виноваты в этом. Мы должны  были
узнать первыми о его прошлом.  И  надо,  чтобы  он  доверял  нам,  а  не
ржавиным,  верил  в  нашу  доброту,  в  нашу  справедливость,  -  Зайцев
успокоился и устало провел ладонью по глазам. - Что может  быть  сложнее
человеческой  судьбы?  Возьми  Лаврова  а  Рюмина.   Одинаковые   семьи,
одинаковое воспитание, а  Лавров  становится  комсомольцем  и  совершает
подвиг, Рюмин же вырастает в Цыгана и мечтает  о  мести.  Почему?  Люди,
люди, вставшие или оказавшиеся на их пути, решали  их  судьбы,  вели  за
собой.
   - Тебя послушать, так человек к собственной  судьбе  и  отношения  не
имеет, - вставил наконец Климов. - Все, мол, от других зависит.
   - Лавров с Рюминым и зависели, что они в  одиннадцать-двенадцать  лет
понимали? Даже смешно, что тебе  объясняю.  Все  теперь  от  большевиков
зависит.  Дорогу  проложили,  теперь  на  нее  людей  выталкивать  надо.
Воспитывать. Много людей  рядом  топчется,  так  их  не  отталкивать,  а
вытаскивать надо, и каждого отдельно.
   - А ты почему в партию не вступаешь? - неожиданно спросил Климов.
 
*** 
 
   Пашка толкнул дверь, но она оказалась заперта. Это был первый случай,
чтобы, вернувшись домой, он  не  застал  Аленку  дома.  Пашка  нагнулся,
пошарил под половиком, нашел ключ  и  открыл  дверь.  Комната  встретила
холодно, голые облезлые стены смотрели, как на  чужого,  и  Пашка  зябко
повел плечами. Куда вдруг смоталась девчонка? Он сунул руки в карманы  и
засвистел, но сразу сфальшивил, потом часто заморгал глазами  и  шмыгнул
носом.
   "Неужели ушла? - подумал  Пашка  и  заглянул  под  кровать:  плетеной
корзинки на месте не было. - Ушла. Столько дней сидела  здесь,  молчала,
ждала  чего-то,  а  теперь  ушла".  Пашка  плюнул,  но  даже  плевка  не
получилось, и он, тускло выругавшись, вытер подбородок  и  опустился  на
стул. Девчонка  как  девчонка,  таких  двенадцать  на  дюжину  по  улице
шастает. А любит его. Пашка точно знает, что любит. Другие на деньги его
зарились или пофасонить хотелось: смотрите, мол, какой у меня кавалер  -
самый фартовый карманник в округе, Пашка Америка! А эта -  любит,  Пашка
точно знает.
   Он опустил руки между колен и поморщился, словно от физической  боли.
Кончился Америка. И не сгорел, и не менты повязали, а  просто  кончился.
Когда в подвале рыжий повис на шее у Сержа, Пашка понял, в какую  "игру"
эта пара играла, закружилась у него голова, и  дух  захватило.  А  когда
Серж, то есть Михаил, посмотрел на Пашку, улыбнулся смущенно  и  сказал:
"Извини меня, Павлик", - у него аж искры из глаз посыпались. А эти  двое
смотрят на него жалостливо, словно на  щенка,  который  хочет  по-волчьи
оскалиться, и улыбаются. Увидел он себя со стороны, и кончился,  и  нету
Америки, а есть Пашка - маленький такой, словно вправду щенок.
   Пашка закурил и с тоской  оглядел  грязную  комнату.  Он  потер  лоб,
пытаясь  вспомнить,   какая   она   была,   Аленка.   Неожиданно   дверь
распахнулась, и вошла Аленка, глаза в пол-лица, рот до ушей, - самая что
ни на есть настоящая Аленка.
   - Ждешь? - весело спросила она и закружилась по комнате. - Молодец, -
потом, видимо, заметила, что с Пашкой творится неладное, схватила его за
волосы, подняла голову и долго смотрела в лицо. -  Ты  моей  записки  не
читал? - Аленка взяла со стола какой-то листок и снова заглянула  в  его
слепые глаза. - Дурачок. Какой ты дурачок, Павлик!  Разве  я  могу  тебя
бросить?
   Пашка молчал, он ничего не понимал и не чувствовал. Все его силы были
сосредоточены лишь на одном: не плакать, только не плакать.
   - Давай поднимайся, Павлик, - говорила Аленка,  -  опоздаем.  Остался
всего час.
   Пашка встал и пошел к дверям. Дорогой он молчал, все пытался  понять,
зачем он уезжает. На вокзале Аленка бежала впереди, тянула Пашку за руку
и говорила:
   - Быстрей, Павлик, быстрей.  Шестой  вагон,  десятое  и  одиннадцатое
место.
   Они проскочили мимо проводницы и,  перешагивая  через  многочисленные
чемоданы и узлы, добрались до своих мест.
   Лавров, Панин и Климов были уже в купе. Они молча пожали Пашке руку и
продолжали свой разговор.
   - Я на филологический пойду,  -  говорил  Лавров.  -  На  французское
отделение. В кадровые сыщики у нас Колька собирается,  а  я  -  нет.  Да
через год все жулики переведутся,  а  если  кто  останется  -  без  меня
добьете.
   - Это Мишка под свое дезертирство политическую платформу подводит,  -
перебил друга Панин. - Он известный захребетник,  всю  жизнь  ищет,  где
полегче. Повесит на стенку именное оружие, которое ему за мои дела дали,
и будет до седых волос хвастаться, что  когда-то  чего-то  один  раз  не
испугался.
   - Ты зачем надулся? - спросила шепотом  Аленка  и  дернула  Пашку  за
рукав. - Скажи чего-нибудь.
   - А чего говорить-то? - ответил Пашка.
   - Минуточку, бабуся, - громко сказал Панин, останавливая  проходившую
нищенку, и повернулся к Пашке. - Быстрее, бабусе ждать невмоготу.
   Пашка удивленно взглянул на Николая и вынул горсть мелочи.
   - Вот чудак, - Панин встал и ловко вывернул все  Пашкины  карманы.  -
Все, все выкладывай. Ничего не осталось? Вот и лады, - он  протянул  все
деньги причитающей старухе. - Бери, бери, бабуся. У моего друга  сегодня
день рождения.
   - Ты что, ошалел? - воскликнул пришедший в себя Пашка. - Это  же  мои
последние деньги!
   Панин вышел в проход и подтолкнул испуганную старуху в спину.
   - Топай, топай, бабуся, он шутит. Мой друг страшный шутник,  -  Панин
взял Пашку за локоть, пересадил к окну, сел рядом. - Не твои это деньги,
Павлик. Не могу я  тебя,  родной,  с  ворованными  деньгами,  извини  за
выражение, в Киев привозить. Никак не могу.
   Вагон вздрогнул, и Климов стал прощаться, потом выбрался на платформу
и встал против окна. Пашка увидел, как к нему подошел  худой  остроносый
мужчина, что-то сказал и встал рядом, а Климов обнял его за плечи.
   - Мишка, Зайцев пришел, - зашептал рядом
   Панин.
   - Вижу, не слепой, - тоже шепотом ответил
   Лавров и замахал рукой.
   Пашка тоже замахал и вдруг вспомнил.
   - Забыл, забыл, сука! - закричал он и стал рвать окно.
   - Напишешь.
   - Да нельзя, опоздаю, - Пашка рванул  ремни  изо  всех  сил,  и  окно
подалось.
   Климов увидел, что ему хотят что-то сказать,  подтолкнул  Зайцева,  и
они пошли рядом с медленно ползущим вагоном.
   Наконец окно открылось, и Пашка высунулся.
   - Начальник, - от волнения он забыл отчество Климова и повторил:
   - Начальник, на  углу  Пятницкой  и  Климентовского  пацан  маленький
папиросами торгует, - говорил Пашка, захлебываясь и пугаясь, что  Климов
не поймет, как это важно. - Не знаю, как  зовут  его.  Маленький  такой,
курносый. Он  еще  повторяет:  "гражданин-товарищ-барин".  Подбери  его,
начальник! - кричал Пашка, совсем высовываясь из окна. - Скажи,  Америка
велел!