я  могу  такого  потребовать,
ой-ой-ой!
     А стерва эта, не на секунду не задумываясь:
     - Что угодно, куда угодно и сколько угодно!  -  и лезет
рукой мне в брюки. Этого еще не хватало!
     - Ты что же,  дорогая,  хочешь прямо здесь трахаться? -
спрашиваю напрямик.
     - А почему бы и нет? - отвечает.
     - Э, нет, так дело не пойдет! - решительно заявляю я. -
Я не привык заниматься этим среди кулинарных изделий. Поедем
по мне домой. На "би-би" поедем.
     - На красивой? - вопрошает малолетняя любительница тра-
ханья.
     - О, - отвечаю, - на шикарной! Иди и жди меня у входа.
     Та моментально слетает с моих колен и,  неимоверно вих-
ляя задом,  идет к дверям. Я, не теряя ни секунды, ретируюсь
через служебный выход. Поел, называется! Ну, да сам виноват.
Знал, где сижу.
     Вызываю по рации Машину и,  вкратце обрисовав ситуацию,
назначаю новое место встречи.

                             9

     После моего не совсем достойного ухода из  кафе  судьба
преподносит очередной сюрприз. Еще живо под брюками ощущение
шаловливо-настойчивой ручонки  карликовой  секс-бомбы,   как
из-за угла  с криком:  "Держи его!" на меня наезжает велико-
лепная тройка гениев сыска,  следствия и криминалистики. Та-
кой прыти  я  от  них никак не ожидал и,  честно признаться,
немного теряюсь.  Секундной растерянности им хватает на  то,
чтобы защелкнуть  на моих запястьях холодные наручники.  При
этом Икс злорадно приговаривает:  "Ну все, теперь ты у нас в
руках!", Игрек  неосмотрительно размахивает перед моим носом
пушкой, а Зет с идиотской ухмылкой козлит вокруг меня.
     - Убери  свою  пукалку,  кретин!  - пытаюсь я испортить
настроение этим налетчикам.  - Жену свою можешь ею стращать.
Со мной этот номер не пройдет. Она же у тебя горохом заряже-
на, мичуринец!
     Игрек на  мои слова реагирует совершенно неожиданно.  Я
думал, он обидится, а этот стрелок-любитель ликует:
     - Все слышали? Все? Оскорбление при исполнении!
     - И это тебе зачтется! Все зачтется! - не менее радост-
но замечает Зет,  продолжая скакать вокруг меня.  - О многом
придется тебе пожалеть...
     - Сейчас, разбежался, - отвечаю. - Майя Плисецкая недо-
траханная...
     Больше не успеваю сказать ничего обидного - эти парази-
ты затыкают мне рот моим же носовым  платком  (хоть  за  это
спасибо, у меня-то он чистый) и,  подбадривая пинками, воло-
кут в отделение.  Тащусь и  ничего  не  понимаю.  Неимоверно
стыдно перед  прохожими (ведут,  как какого-то матерого уго-
ловника), а самое главно - за что ведут-то?!
     В отделении,  куда меня не совсем самостоятельно доста-
вили, приходится пережить еще одно унижение.  Пока эти само-
деятельные артисты оформляли сцену для следующего действия ,
меня не совсем вежливо (точнее - совсем невежливо) усаживают
на деревянную  скамью  в коридоре.  Одиноким я себя не чувс-
твую, кроме меня,  на скамейке томятся ожиданием еще с пяток
задержанных. И как на грех, знакомые все лица. Все, в разное
время, имели дело со мной, как с инспектором. А теперь полу-
чается, я с ними одна компашка! Они ехидно ржут...
     Войдя в кабинет, я профессионально оцениваю обстановку.
Пеналообразная комната, зарешеченное окно. Дистрофичный стол
и геморроидальные стулья. Из достижений несовременной техни-
ки -  кассетный магнитофон местного производства да непонят-
ного дизайна настольная лампа.  На что она похожа,  и думать
неловко. В общем - серость под стать хозяевам кабинета. Свя-
тая троица садится на мягкие  стулья  (геморроя  не  боятся,
сволочи), меня  же усаживают на жесткий колченогий табурет в
самой середине комнаты.  Экзекуцию  начинает  Икс.  Шикарным
жестом он включает магнитофон и плебейски орет:
     - Фамилия? Имя? Отчество?
     Меня разбирает смех. Эти гении не удосужились дать сво-
боду хотя бы моему языку.  Ну, да бог с ними! Пусть сами ло-
мают головы над моим молчанием.
     Икс тем временем продолжает реветь быком:
     - Постоянное местожительство?  Место работы? Националь-
ность? Пол? Возраст? Принадлежность к какой партии?
     Настроение у  меня  поднимается еще выше.  Представляю,
что было бы с ними,  если бы я ляпнул,  что пол у меня женс-
кий. И  ведь  поверили  бы!  Потому как анкетам не лгут.  По
крайней мере,  в нашей стране. Даже для проверки пощупать бы
не полезли.  Ну,  про принадлежность и говорить нечего. Член
какой партии?  А может,  бракованной?..  Лично я предпочитаю
быть самим собой,  а член пусть остается членом, коим ему по
природе быть положено.
     Тем временем  Икс  выдыхается и в работу включается Иг-
рек. Ревет он потише,  зато каждую фразу подтверждает тычком
кулака в загривок.
     - Можете не отвечать на наши вопросы!  Мы и так все про
вас знаем! - И трясет перед моим носом папкой с моими иници-
алами на обложке.
     Ого, думаю, шустряки! Уже и дело успели сварганить!
     - И улик против вас предостаточно, - продолжает Игрек и
выставляет на  стол...  Что  бы вы думали?  Мои измазанные в
дерьме туфли!  Те,  что я выбросил вчера неподалеку от обде-
ланного киоска.
     - Улика номер один! - голосом базарной торговки включи-
лась в ихний ор Зет.  - И тебе не удастся доказать,  что это
не твоя обувка!  Экспертизой доказано, что эти туфли послед-
ние три дня носил ты.  А самое главно, испражнения на них по
химическому и  биологическому  составу  полностью  идентичны
испражнениям, найденным на месте происшествия!
     Эге! - думаю.  - Это ужа посерьезнее будет. Надо выкру-
чиваться, не то знаю я этих волков - пришьют все нераскрытые
дела за последние сто пятьдесят лет.  А как,  скажите на ми-
лость, выкручиваться,  если у меня рот заткнут?  Сижу, трясу
головой, мычу что-то нечленораздельное.
     - Ага!  -  хором заголосили все трое.  - И крыть нечем!
Ишь, как заюлил...
     Заюлишь тут,  тем более, Икс достает из стола пачку фо-
тографий, показывает мне и заявляет:
     - А на это что скажешь?
     Гляжу я на снимки и млею. Покойный Золотарь во всех ра-
курсах.
     - И учти, - добавляет Игрек, - у нас есть свидетельские
показания хозяина кемпинга.  А в них он, между прочим, прямо
заявляет, что последний, с кем он видел живого Золотаря, был
ты. И он же под присягой признался,  что и первый,  с кем он
видел мертвого Золотаря,  тоже был ты. Будешь продолжать иг-
рать в молчанку?
     Я сижу и тщетно пытаюсь вытолкнуть языком кляп. Челюсти
трещат, щеки рвутся!  Основательно законопатили, гады! Делаю
последнюю отчаянную попытку и (жив буду,  свечку  поставлю!)
чувствую, как кляп потихоньку начинает покидать мой рот. Еще
одно усилие и...  Фу-у-у!  Наконец-то! Потихоньку двигаю че-
люстями - целы вроде.  Делаю несколько глубоких вдохов и вы-
даю:
     - Ну,  вы, лапсердаки ушастые, даете! Я подозревал, что
с мозгами у вас не густо,  но не до такой же степени! Допра-
шивать битый час и ждать взаимности, не замечая кляпа в моем
рту? Это даже не идиотизм,  это что-то биологическое!  Уж не
обижайтесь, коллеги, на правду-матку!
     Вижу, смутились.  Смотрят оторопело на кляп, валяющийся
у моих ног,  потом друг на друга. А я сижу и думаю, что сле-
дующим их шагом будет отыскание виновного  в  этом  ляпсусе.
Так и случилось.  Жаль только,  спектакль был коротким.  Мое
присутствие не позволило им раскрыться во  всей  красе.  При
постороннем не очень-то дашь волю рукам и языку.  Финал этой
трагикомедии тоже был мне заранее известен.  Тройной  вополь
вызвал дежурившего за дверью сержанта и... Грех с души - го-
ра с плеч!
     А я  в  это время ускоренными темпами вырабатывал линию
поведения. Рассказать,  как все было на самом деле?  Едва ли
поможет. У этих волчар устойчивая аллергия к правдивым пока-
заниям. Чем правдивее им отвечаешь,  тем меньше они верят. С
другой стороны, чем нелепее ложь (лишь бы только в нее укла-
дывались все имеющиеся в распоряжении следствия факты),  тем
больше веры  твоим  показаниям.  Но  я находился в цейтноте,
времени на фантазирование не было.  Да и принципами  своими,
даже под  угрозой  потери свободы,  не хотелось поступаться.
Будь что будет! Случаются же чудеса на белом свете!
     - Вечер вопросов и ответов объявляю открытым, - начинаю
я. - Позвольте представиться.  Ломов Николай Иванович.  Одна
тысяча девятьсот  шестьдесят пятого года рождения.  Русский.
Холост. Частный инспектор. Мужской. Не член, но с ним, - от-
вечаю на вопросы в порядке поступления.  - Далее: мои ли это
туфли? Ответ:  мои.  Далее:  я ли был тем человеком, который
видел живого  Золотаря  последним и мертвого первым?  Ответ:
да, этим человеком был я.  Чем очень горжусь. Уважаемая пуб-
лика имеет еще вопросы? Не имеет. Я кончил, господа!
     Ну и рожы у этой великолепной троицы!  Рты - хоть трам-
вай вкатывай.  Глаза у кого где.  Далее всех они укатились у
Зета. Куда-то в район ушей.  Да и сам я, признаться, не ожи-
дал от себя подобного монолога,  выдержанного в стиле наглой
правды. Смотри-ка ты,  оказывается, иногда полезно проводить
такие сеансы шоковой правдотерапии.  Потихоньку встаю и нап-
равляюсь к выходу.  Пинком открываю дверь,  при этом чуть не
сшибив с ног вахтенного сержанта,  и без слов протягиваю ему
скованные руки. На улице появляюсь уже без этих украшений.
     Первое, что вижу,  выйдя на крыльцо отделения - моя ми-
лая, ненаглядная Машина.  Мое появление она приветствует ра-
достным гудком  и гостеприимным распахиванием передней двер-
цы. Остальные три,  а также капот и багажник,  открываются и
закрываются, производя неимоверный лязг и стук.
     Похоже на аплодисменты,  думаю я и с криком:  "Я  люблю
тебя, дорогая!" падаю в зовущий комфорт салона.

                             10

     Тихо играет ненавязчивая музыка.  Что-то грустно-блюзо-
вое. Стекла потемнели (поляроид, тоже немало стоил), не про-
пуская ни  луча света извне.  Только с дисплея льется мягкой
цветовой гаммы потом. Воздух пропитан запахом моря и нежнос-
ти. Временами  возникает почти физическое ощущение прикосно-
вения к моему лицу чего-то эфемерного, но теплого и ласково-
го.
     Через десять минут уравновешиваюсь душевно и физически,
вхожу в полную боевую форму.
     - Знаешь, шеф, - с немалой долей уважения говорит Маши-
на, - ты меня приятно удивил.
     - Это чем же? - спрашиваю.
     - Да  тем,  что  ты выбрал самый беспроигрышный вариант
освобождения из плена.  Любой другой был изначально  обречен
на провал. Но не обольщайся. Скоро они выйдут из шока и уст-
роят на тебя настоящую охоту.  С борзыми и ружьями.  А также
книжной уголовного кодекса в лапах.
     - Сколько же, по твоим подсчетам, у нас осталось време-
ни до их расстолбнячивания? - интересуюсь я.
     - Укрыться в какой-нибудь норе хватит, - отвечает Маши-
на. -  Но  если ты решил расследовать это дело до конца,  то
ноль часов ноль минут. Правда, это если не предпринимать ни-
каких ответных шагов,  а сидеть,  сложа руки,  как китайский
болванчик.
     - Что же мы можем сделать? Ведь сейчас на нас целая ар-
мия фараонов попрет. Сама же говорила!
     - Говорила. И от слов своих не отказываюсь. Что касает-
ся наших возможностей - есть у меня одна  мысль.  В  случае,
если эта  небольшая импровизация пройдет - времени у нас бу-
дет вагон и маленькая тележка.  Сейчас увидишь игру  высшего
класса.
     Наступает тишина,  прерываемая редкими щелчками и теле-
фонным гудением. На дисплее загорается сообщение: "Подключа-
юсь к городской телефонной сети.  Ищу номер данного  отделе-
ния". Неожиданно раздается громкий всхрюк, и голосом, полным
металлическо-командных нот, Машина выдает:
     - Тринадцатое  отделение  милиции?  С  вами  говорят из
центра.
     Это феноменально.  Голос, смодулированный Машиной, нас-
только властен и непререкаем,  что даже  мне,  человеку,  не
признающему, в принципе,  никакого диктата над личностью,  и
то хочется вытянуть руки по швам и встать  стрункой.  Предс-
тавляю, что творится в отделении. Ведь у них чинопочитание и
раболепство в крови!
     Они ж там,  наверняка,  кипятком от страха писаются!  А
Машина продолжает:
     - Как нам стало известно,  вы по собственной инициативе
завели дело против нашего лучшего внештатного сотрудника Ло-
мова? Вам что,  погоны тяжелы стали?  Или по службе рядового
соскучились? Вы мне это прекратите!  Такими кадрами, как Ло-
мов, гордиться надо,  опыт у них перенимать...  Короче, если
еще раз вмешаетесь в действия Ломова или попадетесь  ему  на
глаза - пеняйте на себя! Второго предупреждения не будет!..
     Щелчок. Голос смолкает.
     - Ну и как?  - спрашивает Машина нормальным голосом.  -
Как тебе исполнение?
     - Высший класс! - восторгаюсь я.
     - Учись,  пока я цела, - снисходительно говорит Машина.
- Я думаю,  неделю передышки мы получили. А дальше видно бу-
дет. Итак, на чем мы прервали наши игры?
     А в самом деле,  на чем? Я за всеми этими нервотрепками
совсем выключился из дела.  Куда я направлялся в момент  за-
держания? Вот  черт,  у  меня же встреча с иногражданином на
два часа назначена!  Гляжу на часы - тю-тю!  Поезд ушел! Уже
три часа дня. Вот невезуха!
     - Шеф,  напрасно тратишь нервную энергию, - успокаивает
меня Машина.  -  Даю  дисплей на отсечение,  этот забугорный
бомбист не только не являлся на рандеву,  но и на глаза тебе
больше не попадется. Можешь забыть о нем навсегда.
     А ведь она права,  родная моя!  Мысленно ставлю себя на
место этого взрывника - ну,  конечно же, нет никакого смысла
в свидании. Так, что у нас там дальше по плану? Ага, необхо-
димо встретиться с тремя отсутствовавшими спортсменами-гэтэ-
ошниками. Вот этим мы и займемся.
     - Шеф, ты забыл самое главное! - предостерегает Машина.
- Подумай и вспомни,  что тебе не удается сделать  с  самого
утра?
     Озадачила она меня,  честно признаться. Сижу и напрягаю
мозги... Ничего  главнее встречи со спортсменами в голову не
идет.
     - Милый,  а кормиться кто за тебя будет?  С утра у тебя
маковой росинки во рту не было.  Но только позволь  на  этот
раз кормовую базу выбрать мне.  Не то опять попрешься на ка-
кую-нибудь "малину"...  Столовая "Бухенвальд"!  - сама  себе
командует Машина...

                             11

     В шесть  вечера,  после  того,  как  мне третьей подряд
клизмой вымыли из желудка "бухенвальдский" обед (вымывали  в
городском травмобщепитпункте,  куда  я попал после обильнор-
вотного приступа),  я, наконец-то, вплотную занялся делом. К
этому времени очередной день соревнований на стадионе завер-
шился и, после небольшого военного совета с Машиной, я решил
прощупать единственные оставшиеся у меня в руках нити - тро-
ицу не совсем дисциплинированных спортсменов.  В сложившейся
ситуации меня  волновало  только  одно  - отсутствие четкого
плана их отыскания. Но Машина несколько успокоила.
     - Шеф,  - сказала она,  - раз уж это дело началось бар-
дачно, пусть так же и продолжается.  Положись на интуицию  и
вдохновение. Нехай!
     А что,  подумал я, бардачить так бардачить! И скомандо-
вал:
     - Отель "Националь"!
     Директор "Националя"  произвел  замену.  В  воротах (то
есть, дверях) вместо  вчерашнего  обгалуненного  мордоворота
стоял какой-то дикоплеший сморщенный старикан. Неравноценная
замена, думаю,  этого голкипера я сшибу  одним  щелчком.  Но
щелкать не пришлось.  Дедок был не только плешив до невероя-
тия, но слеп,  как крот,  и глух, как тетерев. Танцующей по-
ходкой я продефилировал мимо него. Но скушна, господа, жизнь
без проказ! На цыпочках подкрадываюсь к этому пескоструйному
стражу (хотя можно и строевым рубануть, этот лысый пенек все
равно бы ничего не услышал),  встаю за спиной и гаркаю в за-
росшее волосами ухо:
     - Хенде хох, бригаденфюрер!
     Реакция самая неожиданная.  С быстротой, достойной вос-
хищения, он лапает правой рукой свой же  правый  бок.  Смысл
этих телодвижений предельно ясен:  дедок заполошно ищет шпа-
лер. Хотелось бы только знать: вальтер или наган? Ай да ста-
рый кадр!  Полюбовавшись немного на этого рукоблуда, вспоми-
наю, что меня ждет встреча с противником куда более сероьез-
ным. С противником, который броском бутылки укладывает чело-
века замертво. И я шагаю в прохладу гостиничного холла.
     Бармен при  моем  появлении  лихорадочно трясет башкой.
Оригинальная манера здороваться, отмечаю про себя. Подхожу к
стойке администратора.  Администратор  -  дебело-царственная
кобыла - на меня ноль внимания. Но я не привык, чтобы на мою
персону смотрели,  как на пустое место. Шоколадки, конфетки,
шампуни и прочая парфюмерия!..  Сейчас я тебе  покажу  набор
косметики! Вежливо так отрываю барьер от пола, вытаскиваю на
крыльцо и прислоняю к старому пню швейцару.  Потом возвраща-
юсь в холл, берусь за спинку стула, на котором восседает эта
копилка сладостей, и, подражая работе мотора - би-би! - качу
его по  мраморному  полу.  С  грохотом вкатываю в лифт,  даю
обалдевшему лифтеру указание никого не впускать,  а сам беру
книгу регистрации  и  устраиваюсь в баре.  Ага!  Вот они все
трое, голубчики!  Номера 344, 433 и 562. Третий, четвертый и
пятый этаж. Ну что ж, приступим.
     Пешком поднимаюсь на третий этаж (пусть эта макака кос-
метическая еще посидит в лифте), подхожу к двери с табличкой
344. Прислушиваюсь.  Под дверь выползают хриплый мужской хо-
хот и двойной женский визг. Развлекается, паразит! Ну, ниче-
го, я ему всю малину испорчу. Стучу.
     - Входи,  входи,  халява!  Третьей будешь...  - несется
из-за двери.
     Гм, за  халяву  можно  и схлопотать.  Пинком распахиваю
дверь, вхожу в номер и столбенею.
     На ковре  посреди номера лежит здоровенный голый мужик.
Верхом на нем сидит недурного сложения девица. А рядом с ней
на четвереньках, выставив в мою сторону далеко не циркульно-
го вида зад,  - дама солидного возраста. И молодуха, и смор-
щенная наги, как черви. Хохот, визг, страсти. Подхожу ближе,
сажусь по свободную сторону этого полового амбала на ковер и
спрашиваю:
     - Эй, друг, у меня к тебе один вопрос!
     Сморщенная неожиданно падает на спину, раскорячиваясь в
мою сторону всеми своими органами, и орет:
     - Молодой человек,  обратите внимание... Можете пользо-
ваться... Бесплатно!
     Молодуха, тем временем,  продолжает галоп,  обратившись
лицом ко мне. Черт побери, совсем недурна! Гэтэошник, не ме-
няя позы,  берет стоящую рядом бутылку "Наполеона" и пьет из
горла. Остатки выливает на укатившуюся под мышки грудь  ста-
рой стервы.  Та верещит от восторга. Похоже, здесь все ясно.
У этого блудливого козла одна лишь случка на уме. Вряд ли он
способен на что-либо другое.  Тем более, на убийство. Скорее
всего, этими же играми он и вчера занимался.  И позавчера...
Данную линию  можно  считать  отработанной.  Встаю с ковра и
направляюсь к двери.
     Поднимаюсь этажом выше.
     Номер 433.  Распопов Викентий Павлович.  Ну, что ты мне
скажешь, товарищ Распопов? Стучу.
     На этот  раз  дверь  не  откликается.  Секунду  выжидаю
(вдруг готовится удар по голове?) и вхожу в номер.
     Все та же старая песня... Да чтоб вы все провалились!
     Как и в предыдущий раз, на таком же старом ковре раско-
рячилась парочка обнаженных любителей  дневного  траханья...
Хотя нет. Песня старая, да на новый лад. Внимательно пригля-
дываюсь и обнаруживаю существенную разницу в  составе  дейс-
твующих лиц.  На этой сцене баб не наблюдается. Какой-то те-
атр "Кабуки".  Педерасты,  одним словом.  На одном  напялены
женские чулки  с  подвязками и сомнительных размеров лифчик.
Интересно знать,  чего он в чересседельник наторкал? 0 мель-
кает в  голове.  Сажусь  поближе и окончательно теряю веру в
средние эшелоны власти.  Мужик в лифчике - председатель  Го-
рисполкома. Собственной персоной. Ну и семейка! Внизу дочь с
мамашей долбятся за бесплатно,  а  чуть  выше  -  папуленька
подставляется. Где уж тут Городом управлять,  успеть бы нат-
рахаться вволю. Жизнь коротка!
     Побарываю брезгливость и обращаюсь к гэтэошнику:
     - Продолжай,  продолжай,  друг,  но ответь мне