льник живет на моей земле.
И ты прекрасно знаешь, кто я  такой,  поскольку  я  видел  тебя
среди  прочих  слуг  на похоронах своего отца. И если ты принес
какие-либо новости, касающиеся меня, то, полагаю, я имею  право
знать их. Иначе это будет нечестно.
     Высоко  подняв  подбородок  и широко расставив босые ноги,
Ричард с вызовом устремил на Гиацинта свои сине-зеленые глаза.
     Некоторое время Гиацинт смотрел на мальчика, раздумывая, а
затем сказал серьезно, как мужчина мужчине и без тени иронии:
     -- Верь мне, Ричард, я на твоей стороне. А  теперь  скажи,
где мы можем спокойно поговорить с глазу на глаз?
     Большой  двор  был и впрямь не самым подходящим местом для
сколько-нибудь  продолжительных  секретных  разговоров.   Сразу
сообразив,  что  этот незнакомец, без всякого сомнения, человек
мирской, и увидев, что речи его изысканны и приятны, не то  что
разговорчики  братьев-монахов,  Ричард  вознамерился немедленно
познакомиться с ним поближе, раз уж  ему  предоставилась  такая
возможность.   Кроме   того,   капитул   вот-вот   должен   был
закончиться, а в  сложившихся  обстоятельствах  вряд  ли  имело
смысл  привлекать  излишнее  внимание  приора Роберта или брата
Жерома.  Поэтому  Ричард  взял  Гиацинта  за  руку  и  поспешно
препроводил его к дальней калитке, откуда они прошли через весь
монастырь  прямо  к  мельнице. Там, на зеленом берегу пруда, их
никто не потревожит, -- позади только стена, под ногами  мягкая
травка,  полдневное  осеннее  солнце  все еще пригревало сквозь
полупрозрачную дымку.
     -- Теперь говори, -- выдохнул Ричард, беря быка  за  рога.
--  Мне  так нужно, чтобы хоть кто-нибудь сказал правду. Сейчас
многие  занимаются  решением  моей  судьбы  и  никак  не  могут
договориться. И мне трудно самостоятельно позаботиться о себе и
подготовиться  к  грядущим  событиям, если никто не поможет мне
проникнуть  в  их  суть.  Если  ты  на  моей  стороне,   помоги
разобраться. Поможешь?
     Гиацинт   прислонился   спиной  к  монастырской  стене,  с
удовольствием вытянул прямые, мускулистые ноги и  прикрыл  свои
ясные глаза.
     --  Вот  что  я  скажу  тебе,  Ричард.  Я смогу тебе лучше
помочь, если  буду  знать,  что,  собственно,  происходит.  Мне
известен  лишь конец этой истории, а ты знаешь ее начало. А вот
если мы соединим ниточки и посмотрим, что получится?
     -- Согласен! -- обрадовался Ричард.  --  Но  расскажи  мне
сперва, что за послание ты принес от Кутреда.
     Гиацинт  пересказал  мальчику  послание отшельника слово в
слово, точно так же как и в зале капитула, но  уже  не  изменяя
голоса.
     --  Так  я  и  знал!  -- воскликнул Ричард, в гневе ударив
кулаком по дерну. -- Я знал, что речь  идет  обо  мне!  Значит,
бабушка  даже  святого отшельника использует в своих целях! А о
событиях  в  лесничестве  я  слыхал,   но   ведь   такие   беды
приключаются   сплошь  и  рядом,  от  них  не  убережешься.  Ты
предупреди своего хозяина, чтобы  тот  не  особенно  поддавался
влиянию  моей  бабушки,  даром  что та предоставила ему жилье и
прочее. Растолкуй ему как следует, что она себе на уме.
     -- Обязательно растолкую, -- покивал головой Гиацинт.
     -- А тебе никто не рассказывал, почему она  хочет  забрать
меня домой? Даже твой отшельник?
     --  Видишь  ли,  парень,  я  у  него  на побегушках. Он не
говорит мне о своих делах.
     Похоже, слуга отшельника вовсе не торопился возвращаться к
своему хозяину, он  устроился  поудобней  у  замшелой  стены  и
скрестил стройные ноги. Ричард придвинулся вплотную к Гиацинту,
и  тому  пришлось  чуть отстраниться, чтобы острые мальчишеские
локти не впивались ему в бок.
     -- Она хочет женить меня, чтобы заграбастать оба  соседних
манора,  --  тихо  вымолвил  Ричард.  --  А невеста, Хильтруда,
совсем старая, ей по меньшей мере года двадцать два...
     -- Возраст уже почтенный, -- мрачно согласился Гиацинт.
     -- Да будь она даже молода и хороша собой, не хочу  я  ее!
Не  надо  мне никаких женщин! Не люблю я их! Какая в них вообще
польза?
     -- В  таком  случае,  место  для  житья  ты  выбрал  самое
подходящее,  --  с  иронией заметил Гиацинт, и в его золотистых
глазах  сверкнули  веселые  искорки.  --   Стань   послушником,
откажись  от  мирской  суеты,  и в монастыре ты будешь в полной
безопасности.
     -- Нет, так я тоже не хочу. Слушай, я тебе  все  расскажу.
-- И Ричард поспешно, но во всех подробностях, изложил все, что
касалось  грозившей  ему  женитьбы  и  замыслов  своей  бабушки
расширить таким образом свои скромные владения. -- Ну  вот,  ты
все  теперь  знаешь,  а теперь раскрой мне глаза, скажи, к чему
готовиться. Мне так нужно, чтобы кто-нибудь рассказал  мне  все
без утайки и не видел во мне только малого ребенка.

-- Хорошо, -- согласился Гиацинт, улыбнувшись. -- Я готов быть
твоими глазами и ушами в Итоне, быть верным слугой вашей
милости.
     --  Растолковал бы ты все своему Кутреду. Не нравится мне,
что он плохо думает об аббате, ведь  тот  лишь  исполняет  волю
моего  отца.  И  еще ты не сказал мне своего имени! Должен же я
как-то тебя называть.
     -- Меня зовут Гиацинт. Говорят, так звали одного епископа,
но я не имею к нему никакого  отношения.  Твои  тайны  будут  в
большей  безопасности  у  грешника,  чем  у  святого. Поверь, я
надежнее исповедника, не бойся меня.
     Эти двое и сами не заметили, как быстро  нашли  они  общий
язык,  и  лишь урчание в животе напомнило Ричарду о наступлении
обеденного времени и необходимости, наконец, расстаться.
     Ричард бодро шагал рядом со своим новым другом. По дороге,
что огибала монастырь, он дошел с ним до самого  Форгейта,  где
они  и  расстались,  потом  он  еще  некоторое  время  провожал
взглядом удалявшуюся по тракту стройную фигуру Гиацинта,  после
чего  повернулся и, приплясывая, направился обратно к калитке в
монастырской стене.

     Первые несколько миль  обратного  пути  Гиацинт  преодолел
легким,  широким шагом, хотя вовсе и не спешил, а просто у него
было хорошее настроение и он получал  удовольствие  от  быстрой
ходьбы  и чувства легкости во всем теле. В Аттингеме он перешел
по мосту через  реку,  миновал  заливные  луга,  примыкавшие  к
речушке Терн, которая впадала в Северн, и от Рокстера свернул к
югу  в  сторону  Эйтона. Дойдя до опушки леса, он замедлил шаг,
поскольку в пути было так хорошо и Гиацинту вовсе  не  хотелось
возвращаться.  Чтобы  добраться  до  скита,  где жил отшельник,
нужно было пройти  по  монастырским  землям,  в  лесные  угодья
которых  вдавался  узкий  надел земель, принадлежавших Люделам.
Весело насвистывая, Гиацинт двигался  по  тропе,  что  тянулась
вдоль дренажной канавы, которая шла как раз по северной границе
лесничества  Эйлмунда.  Противоположный берег канавы, высокий и
обрывистый, являлся как бы естественной  преградой,  защищавшей
лесные  посадки.  Берег всегда был зелен и хорошо ухожен, нигде
ни одной промоины, да  и  не  было  в  канаве  такого  сильного
течения,  которое  могло  бы  подмыть  давным-давно устоявшиеся
берега.  И  тем  не  менее,   это   произошло.   Темные   пятна
обнажившейся,  недавно  оползшей  земли  Гиацинт  увидел еще на
подходе. Присмотревшись, он в задумчивости прикусил губу, затем
пожал плечами и усмехнулся.
     -- Чем хуже,  тем  лучше!  --  произнес  он  вполголоса  и
направился к тому месту, где берег был подмыт более всего.
     Он  не  прошел и нескольких шагов, как вдруг услыхал тихий
вскрик.  Казалось,  звук  исходил  прямо  из-под  земли.  Затем
раздался  шум  ожесточенной  борьбы  и  приглушенные проклятия.
Мгновенно перейдя на бег, Гиацинт оказался на краю канавы, воды
в ней было совсем мало  и  была  она  грязной.  Однако  Гиацинт
обратил внимание, что вода прибывает прямо на глазах. На другом
берегу зиял свежий оползень. В этом месте росла старая ива, но,
видимо,  корни  ее  подмыло,  она накренилась и рухнула поперек
канавы. Ветки дерева тряслись, потому что кто-то отчаянно бился
под ними, будучи наполовину уже  в  воде.  В  листве  мелькнула
рука,  пытавшаяся  отодвинуть  дерево в сторону, человек тяжело
стонал. И  тут  между  ветвей  Гиацинт  увидел  лицо  Эйлмунда,
перепачканное в грязи и искаженное гримасой боли.
     -- Держись! -- крикнул Гиацинт. -- Я сейчас спущусь!
     Он  полез  в  канаву,  воды в ней было уже по пояс, подсел
спиной под толстый сук и  попытался  приподнять  дерево,  чтобы
дать возможность выбраться из-под него придавленному лесничему.
Тяжело  дыша и постанывая, Эйлмунд уперся в землю руками, и ему
удалось частично выползти из-под дерева, которое придавило  ему
ноги. Однако при этом он сдавленно застонал, сжав зубы от боли.
     --  Ты  же  ранен!  --  крикнул  Гиацинт и, еще раз подсев
спиной под сук и ухватив обеими руками лесничего  за  подмышки,
попробовал перевернуть дерево. -- Ну! Наддали!
     Эйлмунд  поднатужился  еще  раз,  Гиацинт надавил вместе с
ним. По склону  на  них  повалились  комья  грязи,  но  дерево,
наконец, подалось и с громким всплеском перевернулось. Лесничий
остался  лежать,  он  тяжело  дышал, ноги его были наполовину в
воде. Гиацинт, с ног до головы в грязи и тине, встал подле него
на колени.
     -- Придется идти за помощью, -- сказал он. --  Одному  мне
тебя  не  вытащить.  А  ты пока не вставай на ноги, полежи тут,
пока я не приведу людей Джона Лонгвуда, что  работают  в  поле.
Придется звать нескольких человек, да с какими-нибудь носилками
или  жердями,  чтобы нести тебя. Или, может, с тобой что-нибудь
похуже стряслось, я не вижу только -- что?
     Впрочем,  и  того,  что   Гиацинт   видел,   было   вполне
достаточно,  его загорелое, перепачканное лицо было встревожено
и озабочено.
     -- Я сломал ногу, -- сказал Эйлмунд  и,  тяжело  вздохнув,
осторожно откинулся на спину. -- Мне еще сильно повезло, что ты
проходил  этой  дорогой.  Меня  прижало  намертво, а вода опять
стала подниматься. Я тут работал, пытался укрепить берег.  А  в
твоих  руках,  парень,  как  я  посмотрю, куда больше силы, чем
кажется с первого взгляда, -- вымолвил Эйлмунд и поморщился  от
боли.
     --  Ты  можешь  полежать тут некоторое время? -- Гиацинт с
опаской поглядел на высокий берег, но оттуда  скатывались  лишь
небольшие   комья   грязи  да  свешивались  обнажившиеся  корни
деревьев и трава. Ничего  опасного  вроде  бы  не  было.  --  Я
сбегаю, это недолго!
     И  Гиацинт  припустил  бегом  прямо  на  Итонские поля. Он
окликнул  первого  же  встреченного  им  работника.  Помощь  не
заставила  себя долго ждать. Люди пришли с жердями, выломанными
из загородки от овец. На  этих-то  жердях  Эйлмунда  осторожно,
даром  что  тот  все-таки чертыхался сквозь зубы, понесли в его
сторожку, находившуюся в полумиле отсюда.  Зная,  что  лесничий
живет   вместе   со   своей  дочерью,  Гиацинт  побежал  вперед
предупредить девушку и  дать  ей  время  приготовить  ложе  для
покалеченного отца.
     Сторожка  Эйлмунда  стояла  на  небольшой  просеке в лесу,
рядом был разбит огород. Подбежав поближе,  Гиацинт  обнаружил,
что дверь распахнута, а из дома доносится нежное пение. Видимо,
девушка  напевала  за  работой. Сам не понимая отчего, Гиацинт,
который так спешил добежать до сторожки, теперь замешкался и не
торопился ни постучать у порога, ни  войти  в  дом  без  стука.
Покуда  он  пребывал  в замешательстве, песня в доме смолкла, и
девушка вышла на крыльцо, желая посмотреть, чьи это легкие шаги
она только что слышала на покрытой гравием дорожке.
     Ростом она была невысока, но что называется, ладно скроена
и крепко сшита, -- прямой  взгляд  голубых  глаз,  румянец  как
маков цвет, аккуратно заплетенные каштановые волосы, отливавшие
на  солнце,  как полированная древесина дуба. Девушка взглянула
на Гиацинта с  искренним  любопытством  и  дружелюбием.  От  ее
взгляда  тот  на  мгновение  онемел,  так  что, несмотря на всю
срочность его дела, первой заговорила девушка.
     -- Ищешь моего отца? Он ушел на делянку. Ты найдешь его  у
канавы,  где обвалился берег. -- Она не сводила глаз с Гиацинта
и было видно, что тот явно пришелся  ей  по  нраву.  --  А  ты,
наверное,  тот  юноша,  что  пришел  от  леди Дионисии вместе с
отшельником? Я видела, как ты работал у него на огороде.
     Гиацинт пришел, наконец, в себя и  с  горечью  вспомнил  о
цели своего визита.
     --  Все  так, госпожа. Меня зовут Гиацинт. Твой отец скоро
появится, но, увы, я  должен  сообщить,  что  с  ним  случилось
несчастье и, боюсь, какое-то время ему нельзя будет выходить из
дому.  Я  поспешил вперед, чтобы предупредить тебя до того, как
его принесут. О, не пугайся так! Он  жив,  и  скоро,  наверное,
поправится.  У него сломана нога. Случился еще один оползень, и
на Эйлмунда упало дерево. Но ты не беспокойся,  он  обязательно
поправится.
     По лицу девушки пробежала тень тревоги, она побледнела, но
ничего   не   ответила.   Осознав  суть  случившегося,  девушка
стряхнула с себя оцепенение и сразу  принялась  за  работу,  --
распахнула пошире все двери, чтобы люди могли пронести носилки,
приготовила  ложе для отца, а затем поставила на огонь горшок с
водой. Не отрываясь от дела, девушка разговаривала с Гиацинтом,
спокойно и рассудительно.
     -- Не впервые отец что-нибудь себе ломает.  Но  вот  ногу,
такого  еще  не было. Дерево, говоришь, упало, да? Наверное, та
старая ива. Накренилась-то она давно, но  поди  знай,  что  она
рухнет.  Это  ты  нашел  отца?  И  помог  ему? -- Голубые глаза
девушки смотрели на Гиацинта по-доброму, она улыбалась.
     -- Поблизости оказались Итонские работники, тоже чистившие
дренажную канаву. Они несут сейчас твоего отца.
     Тем временем и впрямь принесли Эйлмунда, люди спешили  как
могли.  Девушка с Гиацинтом вышли встречать их. Казалось, юноша
хотел сказать ей что-то еще, что-то совсем другое, но,  похоже,
упустил  время, поскольку та занялась своим отцом. Его внесли в
дом, уложили, осторожно стащили с него мокрые башмаки и одежду,
-- осторожно, однако без сдавленных проклятий и стонов  все  же
не  обошлось.  Левая нога Эйлмунда была сломана ниже колена, но
перелом был закрытый, кости не торчали наружу.
     -- Больше часа я лежал в канаве, -- говорил Эйлмунд сквозь
зубы. -- И валялся бы там по сию пору, кабы не этот парень. Сам
бы я ни за что не выбрался,  придавило  крепко,  а  позвать  на
помощь  было  некого. Бог свидетель, в этом парне такая силища,
хоть с виду и не скажешь. Видели бы  вы,  как  он  отвалил  это
проклятое дерево!
     Трудно  поверить,  но  Гиацинта  в  эту  минуту  бросило в
краску.  Для  его  загорелого  лица  это  казалось   совершенно
невозможным, -- и тем не менее, юноша покраснел до ушей.
     --  Быть может, я могу сделать для тебя еще что-нибудь? --
скромно спросил Гиацинт. -- Я бы с радостью! Тебе надо хорошего
костоправа. Я-то на это  не  гожусь,  а  вот  если  сбегать  за
помощью -- я готов. Это как раз по мне.
     На  минуту  девушка  отвернулась  от  отца  и подняла свои
большие ясные глаза на юношу.
     -- Что  ж,  если  ты  будешь  так  добр  и  позволишь  нам
увеличить  свой  долг перед тобой, то сообщи в аббатство, чтобы
срочно пришел брат Кадфаэль.
     -- Конечно сообщу! -- горячо  согласился  Гиацинт,  словно
человек,   получивший  самую  желанную  награду.  Однако,  едва
девушка снова повернулась к отцу, Гиацинт, помедлив, потянул ее
за рукав и быстро шепнул ей на ухо: -- Я  должен  тебе  кое-что
сказать,  но  потом,  с глазу на глаз, когда твоему отцу окажут
помощь и ему полегчает.
     И прежде чем  та  успела  что-либо  ответить  --  хотя  по
выражению  лица Гиацинт понял, что девушка не отказывает ему --
он уже исчез за деревьями, бегом устремившись  в  долгий  путь,
обратно в Шрусбери.

     Глава Четвертая

     В  полдень  в  аббатство приехал Хью, чтобы повидать брата
Кадфаэля и сообщить ему кое-какие новости из  Оксфорда,  первые
со времени начала осады.
     --  Роберт Глостерский вновь в Англии, -- доложил он. -- Я
получил эти сведения от одного  из  воинов,  который  сообразил
вовремя  убраться  из города. Правда, таких счастливчиков, кого
успели предупредить, оказалось не так уж и много.  Он  говорит,
что  Роберт  высадился  в  Варегеме,  причем  выбил королевский
гарнизон, не потеряв ни одного из своих кораблей. Сам город  он
занял,  но  замок  пока  еще  держится,  Роберт  осаждает  его.
Разумеется, помощи от Джеффри он так и не дождался,  разве  что
горстку рыцарей.
     --  Ты  говоришь, он благополучно высадился и занял город,
-- сказал Кадфаэль. -- Но зачем ему осаждать замок? Я думал, он
сразу двинется к  Оксфорду,  чтобы  вызволить  свою  сестру  из
ловушки.
     --  Наверняка  он  хочет подразнить Стефана, заставить его
бросить осаду Оксфорда, хочет выманить его войска на себя.  Тот
воин  сказал  мне,  что  королевский гарнизон в Варегеме весьма
слаб и уже ведутся переговоры о его сдаче,  и  послал  гонца  к
королю  с  известием,  что  если  тот  не  придет  на выручку к
назначенному сроку, -- а воин, хоть и знал  многое,  но  точной
даты назвать не мог, -- то гарнизону придется сдаться. Это лишь
на  руку Роберту. Он-то знает, какой это дерзкий вызов Стефану.
Однако я думаю, что на сей раз  король  устоит.  Он  не  станет
упускать такую возможность.
     --  Нет предела человеческой глупости, -- заметил Кадфаэль
со смирением. -- однако надо отдать  королю  должное.  Все  его
промахи  происходят от великодушия, чего никак не скажешь о его
кузине. Я так надеялся, что осада Оксфорда положит всему конец.
Ведь если король  возьмет  замок  и  пленит  императрицу  с  ее
присными,  жизни Матильды ничего не угрожает, скорее сам Стефан
окажется в опасности. Какие еще новости с юга?
     -- Говорят, что в лесу, у  дороги  на  Валлингфорд,  нашли
оседланную лошадь без седока. Это случилось уже давно, еще в то
время,  когда  были  перекрыты все дороги в Оксфорд и город был
подожжен. У той лошади седло было  все  в  крови,  а  седельные
сумки  кто-то  раскрыл и опустошил. Один грум, которому удалось
вырваться из кольца окружения, признал, что и лошадь, и  упряжь
принадлежат   некоему   Рено   Буршье,   рыцарю   из  окружения
императрицы, причем  он  был  ее  доверенным  лицом.  Мои  люди
толкуют, мол, та послала его из гарнизона на прорыв королевских
кордонов с каким-то посланием в Валлингфорд.
     Кадфаэль, неторопливо обрабатывающий междугрядье, перестал
тюкать своей мотыгой и повернулся к Хью Берингару.
     --   Ты   хочешь  сказать,  она  послала  гонца  к  Бриану
Фиц-Каунту?

Лорд Валлингфорда был одним из самых стойких приверженцев
императрицы и ближайшим соратником, за исключением разве
что ее брата, графа Роберта. Его замок по сути дела являлся
восточным форпостом владений императрицы и неизменно
находился на ее стороне, независимо от того, сопутствовала
ей удача или нет.
     -- Как же вышло, что он теперь не  в  Оксфорде?  --  задал
новый вопрос Кадфаэль. -- Едва ли он мог переметнуться в другой
стан.
     --  Все  дело в том, что никто не ожидал от короля Стефана
такой прыти. Он просто успел отрезать Валлингфорд от  Оксфорда.
Однако  Бриан  нужен  императрице как раз в своем Валлингфорде.
Ведь потеряй она  этот  замок,  у  нее  останется  лишь  жалкий
островок  на  западе. Это отрежет ее от Лондона. Видно, попав в
отчаянное  положение,  она  в  самый  последний  момент  успела
послать гонца. Поговаривают, что Буршье повез Бриану сокровища,
причем не золото, а драгоценные камни. Очень может статься, что
так  оно  и  есть,  поскольку  тому  нужно чем-то платить своим
людям. Бескорыстная преданность, разумеется, хороша,  но  людям
нужно есть и пить, а сам Бриан давным-давно разорился на службе
у императрицы.
     --  Ходят  слухи,  что  этой  осенью  сэр  Генри,  епископ
Винчестерский, пытался переманить Бриана на сторону короля,  --
хмуро  заметил  Кадфаэль. -- Денег у епископа достаточно. Может
любого  купить  с  потрохами,  но  я  сильно