е знает, каким животным он был в
прежнем воплощении и в какое переселится душа при своем новом рождении.
   - Думаю, начальник уезда, вы были  некогда  свирепым  тигром,  -  свысока
заметила поэтесса, обращаясь к судье Ди.
   - Скорее, сторожевой собакой, сударыня, - ответил судья. И повернувшись к
могильщику: - Однажды я услышал от вас, что вы не буддист. Однако  верите  в
переселение душ?
   - Конечно!  Почему  некоторые  люди  от  рождения  и  до  гроба  живут  в
безвылазной  нищете?  Или   почему   дитя   умирает   мучительной   смертью?
Единственное объяснение: они искупают грехи своего прежнего воплощения.  Как
могут Высшие Силы ожидать от нас, что в течение всего лишь  одной  жизни  мы
успеем покаяться за все зло, что сотворили?
   - Нет-нет, Ло! - в их разговор ворвался голос академика. -  Я  настаиваю,
чтобы ты прочитал одно из своих веселых  любовных  стихотворений.  Подтверди
репутацию истинного любовника!
   - Ло - любовник любви, -  сухо  проговорила  поэтесса.  -  Он  играет  со
многими, но лишен дара любить одну.
   - Не слишком любезное  замечание  в  адрес  нашего  дорогого  хозяина,  -
отозвался придворный поэт. - Юлань, вместо штрафа вы прочтете одно из  ваших
стихотворений.
   - Не буду читать любовные стихи. Никогда больше. Но для вас одно напишу.
   Начальник Ло подозвал домоправителя и показал на приставной  столик,  где
были чернила и бумага. Судья Ди заметил, что  его  друг  побледнел.  Видимо,
замечание поэтессы задело его за живое. Домоправитель выбирал  лист  бумаги,
но тут академик воскликнул:
   - Наша великая Юлань не станет писать свои бессмертные  стихи  на  жалком
клочке бумаги. Пишите на этом столбе, чтобы ваше стихотворение было  врезано
в дерево, и им восхищались бы те, кто будет жить после нас.
   Поэтесса пожала плечами. Встав, она подошла к ближайшему столбу. Служанка
несла за ней квадратную чернильницу  и  кисточку.  Вторая  стояла  рядом  со
свечой. Юлань ощупала столб и  нашла  гладкую  поверхность.  И  вновь  судью
поразили ее тонкие, нервные пальцы. Она смочила  кисточку  в  чернильнице  и
написала четкими, изысканными иероглифами:
   Тщетно при свете лампы ищу я
   Для стихотворения точное слово. Бесконечна ночь без сна
   И отпугивает одинокое одеяло. А в соседнем саду
   Мягко шуршит осенняя листва. И через кисею на окне
   Уныло светит луна.
   - Ха! - воскликнул академик, - В четырех двустишиях - вся  грусть  осени.
Наша поэтесса прощена. Давайте за нее выпьем!
   Не раз еще они дружно пили, пока слуги разносили новые блюда  с  горячим.
Настала ночь, из ущелья поднимался сырой туман, на утесе  похолодало,  и  по
четырем углам зала были расставлены четыре большие медные жаровни с горящими
углями.  Темные  облака  затянули  луну.  Рассеянно  смотревший  на   сияние
светильников начальник Ло вдруг подался вперед.
   - Какого черта эти трое солдат разводят костер там, под деревьями?
   - Они - мои стражники, начальник уезда, - спокойно сказала ему поэтесса.
   - Наглые негодяи! - закричал Ло. - Я немедленно...
   - Ваше слово-приказ, лишь пока я  нахожусь  в  вашем  доме,  -  торопливо
напомнила она.
   - А-а-а... гм. Да, ясно, - запнулся  Ло.  И  с  раздражением  спросил:  -
Домоправитель, а где карп в кисло-сладком соусе?
   Судья Ди собственноручно налил Юлани вина и сказал ей:
   - Мой друг Ло дал мне свои заметки по делу, которое ведется  против  вас,
сударыня. Он думает, что мне  удастся  помочь  вам  подготовить  план  своей
защиты. Я не очень хорошо пишу, но специально изучал правовые документы и...
   Поэтесса ответила:
   - Я ценю ваши добрые намерения, сударь. Но шесть  недель,  проведенных  в
различных тюрьмах, дали мне  время,  чтобы  взвесить  сильные  стороны  моей
позиции. Хотя у меня и нет ваших обширных знаний правовой фразеологии, я все
же убеждена, что сумею самостоятельно подготовиться к защите. Позвольте  мне
налить вам!
   - Не будь дурой, Юлань, - с неожиданной резкостью вмешался могильщик, - У
Ди заслуженная репутация в этой области.
   - Меня удивило, - продолжал Ди, - почему никто не  придал  значения  тому
обстоятельству, что дело было возбуждено на основании анонимного письма. Мне
не удалось найти свидетельств тому, что кто-то задумывался над  вопросом:  а
как  анонимщик  узнал  о  закопанном  теле?   Письмо   сочинил   превосходно
образованный человек, и это исключает членов воровской  шайки.  Сударыня,  у
вас нет каких-либо предположений, кто он?
   - Если бы были, - бросила она, - я высказала бы  их  судьям.  Она  допила
свое вино и неожиданно прибавила: - А может быть, и нет.
   Наступило молчание. Его наконец прервал придворный поэт, сухо заметивший:
   - Непоследовательность - привилегия красивой и талантливой  женщины.  Пью
за вас, Юлань!
   - Присоединяюсь к тосту, - рявкнул академик. Все  рассмеялись,  но  судья
подумал, что звучал этот смех  фальшиво.  Гости  пили  много,  но  ему  было
известно их потрясающее умение пить и пока что ни один  из  них  не  утратил
выдержки. Только в глазах поэтессы вспыхивал лихорадочный  блеск;  казалось,
она на грани срыва. Судье нужно было разговорить Юлань,  ибо  ее  загадочное
замечание позволяло думать, что кого-то она все же подозревает и что  особа,
которую она подозревает, находится здесь, за этим столом.
   - Уличающая вас анонимка, сударыня, - не успокаивался Ди, - напомнила мне
письмо, написанное здесь,  в  Чинхуа,  восемнадцать  лет  назад.  То  письмо
привело к падению генерала Мо Телина.  И  оно  также  было  написано  весьма
образованным человеком.
   Она метнула в  него  настороженный  взгляд  и,  подняв  изогнутые  брови,
переспросила:
   - Восемнадцать лет назад? Это не звучит многообещающе.
   - Я столкнулся с лицом, причастным к делу генерала. Правда,  косвенно.  И
все же в ходе нашего разговора кое-что  забрезжило.  Выплыла  фигура  дочери
генерала от одной из наложниц. По фамилии Сун.
   Он оглянулся на могильщика. Но, похоже, толстяк монах  не  прислушивался.
Он  налегал  на  вегетарианское  блюдо  из  запеченных  побегов  бамбука.  И
академик, и придворный поэт  слушали,  но  на  их  лицах  был  написан  лишь
вежливый интерес. Уголком глаза он заметил изумление на лице сидевшей  рядом
поэтессы. Он произвел быстрый подсчет в уме: в то время ей  было  двенадцать
лет. По всей видимости, кто-то ей рассказывал об этом деле. Кто-то  знающий.
Могильщик положил на стол свои палочки.
   - Вы сказали: Сун? Не так ли звали студента, убитого здесь на днях?
   -  Именно  так,  сударь.  Занимаясь  этим  убийством,  мой  коллега  и  я
обратились к старому делу по обвинению в государственной измене генерала  Мо
Телина.
   К разговору присоединился академик.
   - Конечно, не представляю, что вы там ищете. Но если вы думаете, Ло,  что
приговор генерала был неправильным,  то  идете  по  ложному  следу!  Я,  как
советник  инспектора,  внимательно  следил  за  всем   процессом.   И   могу
поклясться, что вина генерала , бесспорна. Жаль, он был отважным  воином.  И
внешне - тип открытого парня. Но прогнил до мозга костей. Его  точила  обида
на то, что его обошли с повышением.
   Придворный поэт поддакнул. Он отхлебнул  вина  и  своим  внятным  голосом
заметил:
   - Ло, я почти  ничего  не  понимаю  в  судебных  делах,  но  меня  влекут
головоломки. Не объясните ли вы мне, что  может  быть  общего  между  давним
делом по делу о государственной измене и недавним убийством студента? I
   - Сударь, убитого студента звали Сун. Мы предполагаем, что он был сводным
братом дочери наложницы, о которой мой коллега Ди только что упомянул.
   Поэт возразил:
   - На мой взгляд, это всего лишь предположение! Юлань хотела вмешаться, но
судья Ди торопливо сказал:
   - Отнюдь нет, сударь. Видите ли, наложница генерала  бросила  свою  дочь,
потому что та была плодом незаконной  связи.  Мы  рассуждали,  что  студент,
узнав о проживании в Чинхуа своей сводной сестры, а также о том,  что  здесь
же и любовник его матери, мог приехать сюда,  чтобы  присмотреться  к  этому
человеку. Еще мой коллега и я выяснили, что  студент  посещал  архив  Ямыня,
чтобы узнать, с кем генерал был дружен и знаком.
   - Мои поздравления, Ло! - выкрикнул академик, - Столь щедро  нас  угощая,
вы еще нашли время выполнять свои официальные обязанности! И так  тихо,  что
мы этого даже не заметили. Никаких сведений о личности убийцы студента?
   - Всю работу проделал мой коллега Ди, сударь. Он может рассказать вам и о
последних событиях.
   - По чистой случайности, - сказал судья,  -  мне  удалось  найти  сводную
сестру Суна. Она хранительница кумирни Черного Лиса  у  Южных  ворот.  Не  в
своем уме, но...
   - Показания душевнобольного человека не принимаются судом во внимание,  -
прервал придворный  поэт,  -  Даже  я  настолько  разбираюсь  в  юридических
законах!
   Могильщик  повернулся  кругом  в  своем  кресле.  Уставившись  на   судью
выпуклыми глазами, он спросил:
   - Так вы знаете Шафран, Ди?
   Глава 18
   Могильщик Лу облизал толстые губы и задумчиво проговорил:
   - Однажды я тоже посетил ту девушку. Интересовался  ею,  потому  что  она
явно чем-то объединена с лисами. Их там тьма! Ее продали в дешевый публичный
дом, но  она  откусила  кончик  языка  своему  первому  клиенту.  Это  очень
смахивает на лисью манеру! Несчастный чуть не истек кровью. В  суматохе  она
выпрыгнула из окна и бросилась к лисьей кумирне на пустыре. С  тех  пор  она
там и живет.
   - Когда вы ее видели в последний раз, сударь? - мимоходом спросил Ди.
   - Когда? Наверное, год с тех пор прошел или около тоге.  Вернувшись  сюда
третьего  дня,  я  хотел  побыть  с  ней  подольше  ,  чтобы  установить  ее
родственность с лисами.
   Он покачал крупной головой.
   - Я отправлялся туда несколько раз, но всегда поворачивал назад  у  входа
на пустырь. Из-за большой толпы призраков в тех местах.
   Он налил еще вина. Повернувшись к начальнику Ло, продолжал:
   - У девушки, которую вы наняли  танцевать  перед  нами,  тоже  был  лисий
облик. Как ее нога, Ло?
   Начальник уезда вопрошающе взглянул на судью  Ди,  и  когда  тот  кивнул,
сказал, обращаясь ко всем гостям:
   - Прошлой ночью нам не хотелось вас расстраивать, поэтому мы объявили вам
о несчастном случае. На самом деле она была убита.
   - Я догадывался! - пробормотал могильщик. -  И  ее  мертвое  тело  лежало
поблизости от нас,  пока  мы  пили  и  болтали.  Придворный  поэт  изумленно
посмотрел на Юлань.
   - Убита? - переспросил он. - И вы увидели ее мертвой? Поэтесса кивнула, а
академик недовольно сказал:
   - Ло, следовало  бы  нам  сказать.  Нас,  знаете  ли,  не  так-то  быстро
расстроишь. А с моим долгим опытом  следователя  я  могу  вам  и  подсказать
что-нибудь полезное. Ну что ,же, у вас на руках два убийства, да? И  никаких
следов негодяя, который прикончил танцовщицу?
   Увидев колебания коллеги, судья Ди ответил вместо него:
   - Сударь, оба дела  взаимосвязаны.  Что  касается  студента  Суна  и  его
здешних розысков, то я нисколько не спорю с вами, что его отец был виновен в
государственной измене и что в  этом  отношении  студент  ошибался.  Но  мой
коллега и я думаем, что студент был  близок  к  разоблачению  лица,  которое
донесло на его отца, причем  руководствуясь  не  патриотическими,  а  самыми
эгоистическими побуждениями, а именно...
   Его остановило взволнованное восклицание поэтессы.
   - Нужно ли идти дальше в вашем жутком рассказе? - спросила  она  дрожащим
голосом, - С этим коварным подступом к жертве, когда вы приближаетесь к  ней
все сужающимися кругами... Не забывайте, что я тоже  обвиняемая,  с  висящим
над моей головой смертным приговором! Как вы можете...
   - Спокойно, Юлань! - вмешался академик. - Вам не о чем  тревожиться!  Нет
ни малейшего сомнения в том, что вас оправдают! Судьи императорского суда  -
превосходные люди, я всех их знаю. Могу  вас  заверить,  что  они  формально
заслушают ваше дело, а потом сразу же его закроют.
   - Верно, - сказал дворцовый поэт. Ди торопливо продолжил:
   - У меня есть для вас, сударыня, хорошие новости. Несколько минут назад я
сказал, что  донос  на  генерала  Мо  и  письмо,  обвиняющее  вас,  написаны
высокообразованным человеком. Нам удалось доказать, что это  одно  и  то  же
лицо, что позволяет по-новому подойти к вашему делу, сударыня.
   Академик и придворный поэт удивленно посмотрели на судью.
   -  Расскажите  подробнее  об  убийстве  лисьей  танцовщицы,  -  прохрипел
могильщик, - В конце концов, это случилось в соседней с нами комнате!
   -   Верно,   сударь.   Вы,   конечно,   знакомы   с   историей   лестницы
соправительницы. И с тем, что соправительница  Девятого  князя  использовала
дверь за ширмой в зале приемов для...
   Рядом с судьей Ди раздался грохот.
   Вскочившая поэтесса перевернула кресло. Горящими глазами глядя на  судьи,
она крикнула ему:
   - Глупец! Со своими далеко смотрящими, неуклюжими  соображениями!  Ты  не
можешь разглядеть правды у себя под носом!
   Она прижала руки к вздымающейся груди в тщетной попытке сдержать  тяжелое
дыхание.
   - Скажу вам, что меня тошнит и я устала от этого  мелкого  сутяжничества.
Вот уже почти два месяца, как оно тянется! Больше я не вынесу. Хватит!
   Ударив кулаком об стол, она взвизгнула:
   - Шантажистку убила я! Глупец!  Она  сама  этого  добивалась!  Я  вонзила
ножницы в ее тощую шею и, отправившись к вам, сыграла свою роль до конца!
   Воцарилась мертвая тишина. Пылающим взглядом окинула она сидевших вокруг.
Судья Ди потрясение смотрел на нее.
   Ло пробормотал:
   - Это конец!
   Поэтесса опустила глаза и стала рассказывать более спокойным голосом:
   - Студент Сун был моим любовником. Знаю, его ослепляла  мысль,  что  отца
ложно обвинили. Танцовщица рассказала мне, что студент  Сун  пошел  повидать
Шафран. Бедная дурочка, страдающая эротическими  галлюцинациями.  Держит  за
любовника завернутый в саван скелет. Страдая  от  того,  что  она  подкидыш,
выдумала отца, который якобы ее посещает. Маленькая Феникс  рассказала  мне,
что поддерживала эту фантазию. И только для того,  чтобы  она  радовалась  и
учила ее своим невероятным песням. Скажу  вам,  что  Маленькая  Феникс  была
коварной, хитрой сучкой, заслужившей смерть. У Суна она ловко разнюхала  мою
тайну. Как я уяснила вчера пополудни, этим секретом она  и  собиралась  меня
шантажировать. Сначала она собиралась  станцевать  "Пурпурные  облака",  но,
встретив меня, передумала и решила  исполнить  "Логово  Черного  Лиса".  Как
тонкий намек мне на то, что она встречала Суна там, в развалинах храма.
   Юлань говорила с такой  быстротой,  что  снова  стала  задыхаться,  и  ей
пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание. Судья Ди лихорадочно пытался
понять ее путаную речь. Его тщательно выстроенная концепция  рассыпалась  на
куски еще до того, как он, собрался ее  сформулировать.  Раздалось  бряцание
оружия. В беседку вступили трое солдат, привлеченных шумом упавшего кресла и
криком поэтессы. Стоя у колонны, офицер  наблюдал  за  сценой  нерешительным
взглядом. Все глаза были устремлены на поэтессу, которая стояла, положив  на
стол ладони. И тут судья спросил у нее голосом, который сам едва узнавал:
   - А что за тайну узнала танцовщица от студента Суна?
   Поэтесса обернулась и подозвала командира конвоя:
   - Подойдите сюда. Вы по-человечески  обращались  со  мной  и  вправе  это
услышать!
   Когда тот подошел, бросив озабоченный  взгляд  на  начальника  уезда  Ло,
поэтесса продолжала:
   - Сун был моим любовником, но скоро надоел мне, и  я  его  прогнала.  Да,
прошлой осенью. Шесть недель назад он провел несколько дней в Озерном уезде.
Пришел повидать меня и умолял принять его у себя. Я отказала. Мне опротивели
любовники.  Я  стала   ненавидеть   мужчин,   сохранила   только   несколько
девушек-приятельниц. Служанка обманывала меня с кули, и я ее уволила. Тем же
вечером она вернулась, думая, что я отправилась на свою вечернюю прогулку. Я
застала ее, когда она вытаскивала из шкатулки мои драгоценности.
   Она остановилась, нетерпеливо сбрасывая со лба прядь волос.
   - Я задала ей хорошую порку. Но... каждый удар ремня приходился  по  мне,
по моей непроходимой глупости! Когда я пришла в себя и осознала, что  творю,
она была уже мертва. Я выволокла ее тело в сад, а Сун стоял в  это  время  у
ворот. Не говоря ни слова, он помог мне отнести ее к вишневому дереву и  там
закопать. Когда он заровнял землю, то заговорил. Сказал мне, что  мы  вместе
будем хранить тайну. Я ответила, что, помогая мне  спрятать  тело,  он  стал
соучастником убийства и что пусть он не мелькает  перед  моими  глазами.  Он
ушел прочь. Я задумалась  над  тем,  как  защитить  себя,  если  тело  будет
найдено, и сломала замок на воротах. Под алтарем  в  кумирне  я  зарыла  два
серебряных подсвечника.
   Она прерывисто вздохнула и, снова обернувшись к командиру  конвоя,  мягко
сказала:
   - Приношу мои извинения. Вы деликатно остались ждать меня снаружи,  когда
я три дня назад зашла к торговцу серебряными изделиями. А там я  столкнулась
с Суном. Он прошептал мне, что раз анонимного письма оказалось недостаточно,
чтобы отправить меня на эшафот, он примет теперь новые меры. Но, может быть,
я предпочла бы сначала обсудить это дело с ним? Я обещала, что  до  полуночи
приду к нему. Из уважения ко мне, начальник, вы не поставили охраны  у  моих
дверей. Я убежала с постоялого двора и пришла в дом к Суну. После того,  как
он впустил меня, я его убила. Пилкой, которую  подобрала  в  куче  мусора  в
переулке. Ну, вот и все.
   - Сударыня, очень прошу извинить  меня,  -  сказал  конвоир,  невозмутимо
снимая с пояса тонкую цепочку.
   - Твои мгновенные импровизации всегда бывали хороши, - произнес бархатный
голос. Голос академика. Он  поднялся,  и  его  крупная  фигура  в  свободном
парчовом халате была величественной. Свет со свисающих  со  стропил  фонарей
падал на его застывшее, высокомерное  лицо  с  огромными  зрачками  бегающих
глаз. Он тщательно расправил халат и небрежно произнес:
   - И все же я не хочу ничем быть обязанным шлюхе.
   Без видимой спешки он переступил через балюстраду.  Поэтесса  взвизгнула,
тонко, высоко. Вскочивший Ди бросился к балюстраде, вслед  за  ним  -  Ло  и
командир стражи. Из мрака далеко внизу доносился лишь рокот потока, бегущего
по ущелью.
   Когда судья Ди  вернулся,  крики  Юлани  прекратились.  Потрясенная,  она
стояла рядом с  придворным  поэтом.  Начальник  уезда  Ло  отдавал  короткие
приказания домоправителю. Старик  кивнул  и  бросился  вниз  по  ступенькам.
Поэтесса подошла к столу. Опускаясь, почти падая в  кресло,  она  произнесла
бесцветным голосом:
   - Это был единственный человек, которого я любила в своей жизни.  Давайте
в последний раз выпьем вместе. Вскоре я прощусь  с  вами.  Посмотрите,  луна
вышла из-за туч!
   Когда все снова расселись вокруг стола, командир конвоя отошел и встал  у
самой дальней колонны. Там к нему присоединились двое его людей. Пока  судья
Ди молча наливал Юлани вино, начальник уезда Ло сказал:
   - По словам моего домоправителя, чуть в стороне  есть  тропинка,  ведущая
вниз, в пропасть. Несколько моих людей сейчас отправятся туда,  чтобы  найти
тело. Но, вероятно, его унесло вниз по течению.
   Поэтесса положила локти на стол. С бледной улыбкой она сказала:
   - Еще годы назад он приказал сделать детальнейшие  чертежи  великолепного
мавзолея для воздвижения на родине после его кончины. А теперь его прах...
   Она  закрыла  лицо  руками.  Ло  и  могильщик  молча   смотрели   на   ее
вздрагивающие плечи. Придворный поэт отвернулся и не  отрываясь  смотрел  на
залитый лунным светом горный кряж. И тут руки ее упали.
   - Да, он был единственным мужчиной, которого я любила. Мне нравился  поэт
Вэнь Тунян. Он был щедр, хорош в компании. .  И  некоторые  другие.  Но  Шао
Фанвэнь покорил меня, он у меня под кожей. Я  полюбила  его  в  восемнадцать
лет. Шао Фанвэнь отказался выкупить меня, но заста