нском происхождении; непокорные рыжие вихры не подчиняются
гребенке и торчат во все стороны.

Неловкость и застенчивость сочетаются в этом юноше с мечтательной
восторженностью.

Мажорель, как я уже говорил, сотрудничал в передовых журналах, но не
пренебрегал и обычной газетной работой: засылал очерки, сказки и
фантастические рассказы в редакции всех парижских газет.

В сопроводительных письмах Мажорель подчеркивал:

"Я чувствую в себе призвание к большой газетной работе и готов, если Вы
окажете мне доверие, оставить занимаемую мной скромную должность и
предложить редакции свои услуги..."

Он получал лестные, но отрицательные ответы. А случалось, и вовсе не
получал никаких.

Пожалуй, это все, что я о нем знаю...

- Он арестован?

- Собственно говоря, его попросили не покидать стены лицея и даже нашли ему
замену-человека, который по четвергам водит школьников на прогулку.

- Мажорель отрицает свою вину?

- Категорически! Однако директор лицея обнаружил в его комнате среди
томиков стихов несколько научных работ Гросса и Рейсса о научных приемах и
методах сыска. Кроме того, школьная кухарка подтвердила, что по вечерам
классный руководитель часто посылал из своего окна световые сигналы
карманным электрическим фонариком. И, наконец, в деле имеется убийственное
для Мажореля показание одного из учеников лицея.

Этот ученик рассказал, что на большой перемене, как это бывает во всех
школах, классного руководителя окружали ученики, с которыми он беседовал
запросто! За несколько дней до кражи Анри Мажорель, держа в руке книгу
Рейсса "Техника сыска", объяснял своим юным друзьям, что ныне полиция для
разоблачения преступников располагает научными методами.

При этом Мажорель имел неосторожность добавить:

"И все-таки лично я сумел бы перехитрить сыщиков. Для этого достаточно лишь
изучить их приемы!"

Жозеф Леборнь закурил и мельком посмотрел на оба плана здания.

- Вам ясна подоплека? - продолжал он.- После этого показания никто больше
не сомневался в виновности Мажореля. Но за отсутствием улик никому не
хотелось браться за это дело. Еще надеялись обнаружить украденные деньги,
которые Мажорель безусловно не мог далеко запрятать.

Но для всех по-прежнему оставалось загадкой, как была совершена кража, то
есть каким образом две с лишним тысячи франков исчезли из запертого ящика.

Полиция, по своему обыкновению, арестовала всех бродяг и подвергла их
строгому допросу.

Директор лишился аппетита и смотрел на всех сотрудников исподлобья.

Жена умоляла его подать рапорт в министерство и раз навсегда выбросить из
головы это дело.

На переменах ученики больше не играли; разбившись на группы, они с жаром
рассказывали друг другу о действиях полиции, о следах, уличающих
преступников, о взломах и грабежах.

Между тем сам Мажорель оставался как бы в стороне от этой шумихи. В
классах, в столовой, во дворе он держался особняком, мрачный и унылый. В
городе Мажореля не любили: ему не прощали франтовских галстуков и
широкополых черных шляп. Вероятно, мужчины не могли простить ему
благосклонности, которую выказывали к нему женщины и молодые девушки.

Может быть, им нравилась его большая шляпа? А может быть, его стихи?
Известно лишь, что Мажорель имел у дам успех, которым, впрочем, никогда не
пытался воспользоваться. Ровно через неделю после кражи под одним из
платанов в школьном дворе нашли тысячефранковую ассигнацию. Дул мистраль.
Земля была усеяна листьями... Но господин Гроклод продолжал утверждать, что
вор, испугавшись наказания, решил подбросить украденные деньги и таким
образом замести следы. Директор даже надеялся, что на следующий день
возвратят и остальные. Утром он несколько раз обошел двор и тщательно
осмотрел землю у подножия каждого дерева. Но безрезультатно. Тогда директор
вызвал к себе в кабинет Анри Мажореля и заявил ему: "Если завтра в полдень
вор не вернет остальные украденные им 1380 франков 25 сантимов, вас
передадут в руки правосудия". Мажорель побледнел как полотно. Казалось, он
лишился дара речи. Но едва он ушел в свою комнату, как директор получил
письмо из Парижа... У меня есть копия этого письма, ибо писал его я. Чистая
случайность! Мне прислали с юга инжир, завернутый в газету, статью из
которой Вы только что прочли. Эта любопытная история заинтересовала меня...
Пари держу, что Вы все поняли, даже еще не читая копии письма...

Я пожал плечами и благоразумно промолчал, боясь ошибиться, чем доставил бы
большое удовольствие Леборню. И вот что я прочел:

Господин директор!

Покорнейше прошу Вас вытащить из своего бюро верхний ящик, который, как я
полагаю, не запирается и, следовательно, служит для хранения бумаг, не
имеющих ценности.

Будьте любезны, просуньте руку в образовавшуюся щель и попытайтесь
дотянуться до дна второго, более глубокого и запертого на ключ ящика, где
лежали украденные деньги.

Именно так и была совершена эта кража. Как Вы сами понимаете, только тонкая
рука подростка могла дотянуться до дна второго ящика.

Классный руководитель повинен лишь в том, что, похваляясь своими
способностями детектива, дал толчок воображению вверенных ему
воспитанников. И они приняли вызов.

Я уверен, что Вам стоит лишь приказать - и школьники влезут на дерево и
принесут Вам остальные деньги, спрятанные ими среди ветвей.

Примите, господин директор, уверения в моем глубоком почтении.

- Несомненно так, - сказал я. - Ну, а световые сигналы?

- Подумайте сами, откуда их можно было лучше всего увидеть. Из комнаты
мадемуазель Гроклод, не так ли? Согласитесь, что с моей стороны было бы не
слишком тактично обратить внимание директора лицея на влюбленных... Мое
письмо пришло вовремя,- продолжал Леборнь.- Прочитав его, директор бросился
в комнату классного руководителя и увидел, что тот, привязав к огромному
кухонному ножу тонкую нитку, подвешивает этот нож к потолку над своей
кроватью. Мажорель объяснил, что по теории Рейсса такая нитка через три
часа двадцать минут неминуемо должна оборваться.

                      --------------------------------

[1] Эразм - он имеет в виду Эразма Роттердамского (1466-1536), выдающегося
голландского писателя и ученого эпохи Возрождения.

[2] Вольтер Франсуа Мари (1694-1778) - великий французский просветитель,
писатель и философ.

                      --------------------------------

OCR Красно

Жорж Сименон. Привидение на вилле мосье Марба.

                                  [Image]

Глава первая,
В КОТОРОЙ ИДЕТ РЕЧЬ О СТАРОМ ЧУДАКЕ, УТВЕРЖДАЮЩЕМ, ЧТО ОН НЕ ВЕРИТ В
ПРИВИДЕНИЯ, И В КОТОРОЙ МАЛЕНЬКИЙ ДОКТОР БЛИЗОК К ТОМУ, ЧТОБЫ ВОЗОМНИТЬ
СЕБЯ СЫЩИКОМ-ПРОФЕССИОНАЛОМ

Это случалось редко, но все-таки случалось - ни одного вызова за ночь. Ни
одного экстренного больного! И вот в восемь часов утра Маленький доктор
преспокойно сидел в постели; на коленях он держал поднос с завтраком, а
рядом лежали только что доставленные почтальоном письма.

Он блаженствовал!

Однако не успел он допить чашку кофе с молоком, как затрезвонил дверной
колокольчик - сколько раз доктор говорил себе, что надо непременно заменить
его звонком потише, но все забывал,- в коридоре послышались приглушенные
голоса и, наконец, неприятнейший звук-открылась и закрылась дверь в
приемную.

Так и есть: больной! И, видно, что-то срочное, раз Анна не уговорила его
подождать утреннего приема, в девять.

Маленький доктор поспешил распечатать последний, лежавший на одеяле конверт
и углубился в чтение. Почти тут же появилась Анна.

- Что там такое?

- Папаша Каню...

- Опять нализался и упал с велосипеда?

- У него весь нос раздуло...

- Пусть смажет йодом... Надоел он мне - заладил каждую неделю падать с
велосипеда и беспокоить меня из-за каких-то царапин... Скажите-ка, Анна...

- Чего вам?

- Как вы думаете, что у меня в руке?

- Почем я знаю! Какая-то бумажка...

- Ну-ка, посмотрите...

"Предъявителю выплатить..." - с трудом разбирала по складам Анна.

- Вы что, еще не поняли? Это же чек!.. А теперь прочтите, на какую сумму:
пять тысяч... пять тысяч франков, разумеется. А если вы желаете знать, что
думают люди о некоторых моих талантах, которые вы ни в грош не ставите,
прочтите это письмо, пока я принимаю душ...

- А папаша Каню?

- Пусть посидит. Ничего с ним не случится... А когда прочтете, надо будет
уложить чемодан: две смены белья, костюм...

- И позвонить доктору Магне, чтобы он принимал ваших больных... Если так и
дальше пойдет, лучше уж ему совсем перебраться сюда...

- Читайте, Анна! - потребовал он сквозь приотворенную дверь ванной.

И, стоя под душем, принялся напевать.

Милостивый государь!

Прошу извинить, что я, человек Вам вовсе не знакомый, обращаюсь к Вам и
беспокою по делу, которое не имеет никакого касательства к Вашей профессии.
Но, прочитав это письмо до конца. Вы поймете, почему я осмелился так
поступить.

Вот уже несколько лет, как я поселился в Гольф Жуане, между Каннами и
Жуан-ле-Пэном. На прошлой неделе я имел удовольствие встретить человека,
которого знавал в колониях, где он служил по судебному ведомству; сейчас он
прокурор в Невере, фамилия его Верделье.

Поскольку мы всегда были в наилучших отношениях, я рассказал ему о своих
неприятностях и пожаловался на местную полицию, которая не оказала мне
никакой помощи;

и тут-то он назвал Вас.

По его словам, он недавно наблюдал Вас за работой в Невере, где Ваше
содействие в проводимом следствии дало поразительные результаты.

Мой друг прокурор, правда, добавил, что Вы не профессиональный сыщик, а
врач, имеющий собственную практику в Марсильи возле Ла-Рошели, и лишь
удовольствия ради иногда интересуетесь каким-нибудь незаурядным делом.

Но я убежден, что мое дело Вас заинтересует, и поэтому осмеливаюсь просить
Вас приехать сюда как можно скорее.

Не подумайте, что я душевнобольной. Не скрою, местные жители считают меня
чудаком, но если у меня и есть странности, то они, по-моему, объясняются
тем, что я провел большую часть жизни в самых отдаленных уголках земного
шара и это не могло не повлиять на мой характер.

Вот уже несколько недель, как в построенной мною вилле происходят
невероятные вещи.

Полиция побывала у меня, но ничего не смогла раскрыть. Мне кажется, она
склоняется к тому, чтобы попросту считать меня психически ненормальным.

Но это не так. Мой друг, прокурор Верделье-, человек, спокойный и
уравновешенный, в случае необходимости может подтвердить Вам это.

Дважды в неделю в моей вилле появляется какой-то неизвестный,
переворачивает все вверх дном, и, однако, мне ни разу не удалось увидать
его.

Как это объяснить - не знаю.

В привидения я не верю.

И все же...

На месте вы лучше поймете мои страхи, и потому я позволил себе приложить к
письму небольшой чек на покрытие Ваших первых расходов.

Я на Вас рассчитываю. Мне говорили, что Вы любитель таких загадок.
Поверьте, эта - одна из самых таинственных.

Телеграфируйте час прибытия. Я встречу на "вокзале. В Гольф Жуане экспрессы
не останавливаются, но я приеду за Вами на машине в Канны.

Заранее приношу Вам свою глубокую благодарность и прошу принять уверения в
совершенном почтении.

Эварист Марб, бывший чиновник в колониях.

- Ну что, Анна?

- Ничего, мосье...

- Когда я уезжал в Невер, вы корили меня за то, что я даром трачу время...
На сей раз, кажется, мои таланты начинают приносить доход?

- Мало ли на свете сумасшедших! - презрительно отрезала Анна.-Так что же
мне все-таки сказать папаше Каню?

- Пусть мажет нос йодом и подбавляет в вино побольше воды...

...Он чуть не изменил своей старенькой Жестине - малолитражке в пять
лошадиных сил, но, узнав, что из Ла-Рошели на Лазурный Берег нет прямого
поезда, все же двинулся в путь на своей стрекотушке.

На следующий день, в субботу, поспав часа четыре в Марселе, он около десяти
был в Каннах и берегом моря, тихого и голубого, как таз с подсинькой,
добрался наконец до крохотного порта Гольф Жуан.

Стоял ноябрь. Курортная публика разъехалась. Но солнце еще припекало.

- Скажите, пожалуйста, где тут вилла мосье Марба?

- Сразу за рестораном "Камбала", в саду... Но прежде чем Маленький доктор
доехал до ограды виллы, из ресторана выскочила довольно странная личность.
Очень маленький, очень худенький старичок, казавшийся еще более тщедушным
от того, что на нем болталась слишком просторная пижама. Под расстегнутой
курткой виднелась густо заросшая седой шерстью загорелая грудь.

Он был в домашних туфлях на босу ногу, а голову его украшал сильно помятый
и донельзя засаленный колониальный шлем.

- Эй... эй! - крикнул он вслед автомобилисту и припустился за ним вдогонку.

- Простите, если я ошибся... Вы, случайно, не доктор Жан Доллан? Мой друг
прокурор говорил мне, что у вас презабавная малолитражка... Я как раз
завтракал, когда...

- Мосье Марб? - спросил Маленький доктор, не любивший подобных намеков в
адрес Жестины.

- Я самый... Очень рад, что вы приехали. Но вы не телеграфировали и вот
застаете меня в утреннем туалете...

Мосье Марб страшно нервничал. Разговаривая, он беспрестанно дергался,
гримасничал, щурил глаза, вытягивал губы, шевелил пальцами...

- Я, как встану, сразу иду перекусить чего-нибудь в "Камбалу", запросто,
знаете, по-соседски... С хозяином Титаном мы приятели. Может, пропустим
рюмочку черносмородинной под анчоусы? А потом пройдем ко мне, и я вам все
расскажу...

Все это, по правде сказать, не слишком обнадежило Маленького доктора. Спору
нет, он обнаружил в себе особый нюх на преступления. Дважды, когда полиция
оказалась бессильна что-либо понять, он нашел разгадку. А в Невере, кроме
одного просчета, собственными силами восстановил всю картину сложнейшего
преступления.

Но сейчас ему платят деньги. И поскольку чек на пять тысяч пришелся весьма
кстати, у него не было ни малейшей охоты его возвращать.

Однако как быть, если Анна права и мосье Марб сумасшедший или, мягко
выражаясь, большой оригинал?

- Титэн! Разреши тебе представить: мой старый приятель...- Знак глазами
Доллану.- Знаем друг друга сто лет... Вот, приехал погостить ко мне на
несколько деньков. Поболтать... Как положено добрым друзьям...

Новый взгляд, говоривший:

"Видите! Я храню ваше инкогнито! Вовсе не к чему, чтоб вся округа знала,
зачем вы сюда пожаловали..."

- Анчоусы, Титэн! И оливок! Да бутылочку черно-смородинной похолодней...

Прямо рок какой-то! Стоило Маленькому доктору приступить к расследованию,
как непременно по той или иной причине приходилось выпивать. А на сей раз
вино оказалось особенно коварным: пьется как лимонад, зато через несколько
минут ударяет в голову.

- Пойдемте... Сестра наверняка еще не встала, но это ничего не значит. Вот
и поболтаем до завтрака. Не обращайте внимания на мой костюм. Я столько
натерпелся от жары в колониях, что чувствую себя хорошо только в пижаме...

Дом точь-в-точь походил на своего владельца! Спустя час доктор уже изучил
его вдоль и поперек. Это была вилла, каких множество на Лазурном Берегу,-
мешанина самых разных стилей; тут можно найти и некое подобие минарета, и
внутренний дворик с фонтаном, как в Северной Африке.

А удобств - никаких!

Правда, ванная комната имелась, но ванна была забита шляпными картонками и
всяким старьем, а колонка, видно, уже давным-давно не действовала.

В столовой - сырость. Обои отстали. Мебель до того разнокалиберная, что
казалось, находишься в аукционном зале, а не в жилых комнатах.

- Когда-нибудь,- уверял Марб,- я все это приведу в порядок... здесь ведь у
меня настоящий музей! Тут собраны вещи, вывезенные со всех концов света.
Службу я начал на Мадагаскаре... В холле на втором этаже вы, вероятно,
обратили внимание на туземное оружие. Потом Индокитай... Видели мои
малайские кинжалы с узором? Там есть редчайшие экземпляры. Ну конечно,
кое-что из Северной Америки, как у всех... Затем Гебриды и Таити...

При виде этого хлама, до того загромоздившего комнаты, что трудно было
пройти, становилось понятно, почему мосье Марб предпочитает столоваться в
соседнем бистро...

- Все это мне очень дорого как память. После моей смерти коллекция перейдет
по завещанию колониальному музею.

На чердаке среди всевозможных туземных сувениров Маленький доктор заметил
детские игрушки.

- Вы были женаты? - спросил он, закуривая, чтобы отогнать запах всей этой
рухляди...

- Тес... На Таити... На дочери вождя округа... Она умерла, но я привез
сына. Сейчас он учитель плавания в Ницце. Я еще не рассказал, почему вас
вызвал... Пройдемте сюда, чтоб нас не услышали,- я не доверяю даже Элоизе...

- Элоизе?

- Моей сестре... Она живет со мной. Она вдова, бездетная... Когда я
путешествовал, Элоиза жила с мужем,- он был начальником станции в Сансере.
Сейчас сестра перебралась сюда. Она слабого здоровья... Пройдемте ко мне в
кабинет.

Кабинет был заставлен всякой всячиной, даже больше, чем остальные комнаты.

- Представьте, что четыре года назад... Быть может, потому, что доктору
платили впервые, он решил взять нахальством и разыграть из себя настоящего
сыщика.

С апломбом, который придала ему выпитая черно-смородинная, он перебил:

- Если позволите, сначала я задам вам несколько вопросов...

Записной книжки у него никогда не водилось, если не считать блокнота для
рецептов. Его-то Маленький доктор и извлек из кармана с уверенным видом
поседевшего на службе полицейского комиссара.

- Когда вы вышли в отставку?

- Шесть лет назад... Я вам объясню...

- Позвольте! После вы мне дадите какие угодно объяснения. Итак, вы вышли в
отставку шесть лет назад (он записал в блокноте: "шесть лет") и сразу
обосновались здесь?..

- Простите! Я этого не говорил. Когда я вернулся с Таити шесть лет назад, я
еще не знал, где поселюсь. Сначала я поехал к сестре,- у нее был свой домик
в Сансере...

- И сколько вы там прожили?

- Два года. Я не знал, какой климат мне лучше подойдет. Я успел отвыкнуть
от Европы... В блокноте появилась запись:

"Сансер: два года".

- Затем?

- Я купил этот участок довольно-таки дешево...

- Сколько?

- Двадцать две тысячи франков... Земля стоила тогда дешевле, чем теперь.
Мне просто повезло...

- И вы построили?

- Скромную виллу для сестры и себя.

- У вашей сестры было какое-то состояние?

- Она получает пенсию за мужа - тысячу восемьсот франков в месяц.

- А вы?

- Три тысячи пять. Я был чиновником первого класса. Перехожу к фактам...

- Давайте!

- Вот уже три месяца...

- А до этих последних трех месяцев?

- Ничего... Мы преспокойно тут жили с сестрой. Каждое утро к нам приходит
убирать женщина... Обеды и ужины мы берем на дом от Титэна - ведь мы же
добрые соседи... Я тут завел знакомства, играю в белэт... Гуляю...

- А ваша сестра?

- Спит... Шьет... Вышивает... Сидит в саду...

- Так! Ну, и что же эти три месяца?

- Дважды в неделю, по ночам, я слышу, как в доме кто-то ходит.

- И вы ни разу никого не видели?

- Я пытался. Вставал. Выскакивал с электрическим фонариком, но все впустую.
Если б я один слышал шаги...

- Ваша сестра... Напомните мне ее имя!

- Элоиза... Несколько старомодное, но...

- Она тоже слышала?

- Как и я. Особенно на чердаке... К тому же утром видишь, что вещи в
беспорядке, разбросаны где попало...

- Кроме вас с сестрой, никто не живет на вилле?

- Никто!

- И двери каждый вечер запираются?

- Не только двери, но и жалюзи. Об этом-то как раз я и говорил своему другу
прокурору. Знаете, доктор Доллан... Я человек не суеверный, но меня
начинает одолевать страх. Где только я не жил!.. Я знаком с верованиями
туземцев всех пяти частей света... Мне приходилось заниматься делами по
обвинению в колдовстве, в частности в Габоне... Так что вы сами понимаете,
меня не легко напугать... Стаканчик чего-нибудь? Нет? Да вы не
стесняйтесь!.. Так вот... Меня не легко напугать. Я всегда смеялся над
англичанами с их привидениями. И все же есть одно обстоятельство, с которым
вас надо познакомить, раз мы хотим раскрыть истину...

"Тороп