стка заболеет, я  устроила  бы  ее  на
втором этаже. Она сама выбрала эту комнату.
   Он опять не пошевелился. С такой скоростью они никогда не  перестанут
карабкаться по ступенькам. Сколько же лет может  быть  нотариусу  Бижуа?
Поначалу Жанна думала, что это сын того Бижуа, которого она когдато зна-
ла; в бытность ее ребенком он уже казался ей стариком,  но  это  был  не
сын, а отец. Его возраст приближался, вероятно, к девяноста годам,  если
уже не достиг их. Но держался он еще очень прямо, лицо его было розовым,
как у ребенка, что выглядело почти неестественным при стриженных  бобри-
ком седых волосах.
   - Можно ли войти нотариусу, Жанна?
   - Да, конечно.
   Он вошел с таким же видом, с таким же отсутствующим взглядом, с каким
посещал дома, подлежащие продаже, и через несколько мгновений  остановил
свой взор с чисто профессиональным любопытством  на  Жанне.  Создавалось
впечатление - настолько это было очевидно, - что он нарочно старался по-
казаться невежливым, нарочно использовал  лишь  самый  минимум  принятых
приличий. Вместо того чтобы поздороваться,  произнести  несколько  самых
общих и обычных фраз, справиться о здоровье, он произнес лишь одно  сло-
во, в котором, казалось, можно было ощутить свойственную некоторым  ста-
рикам радость при виде сраженного болезнью более молодого человека:
   - Водянка?
   Она вспомнила времена, когда была совсем маленькой  девочкой;  и  она
ответила ему почти как ребенок:
   - Ничего серьезного. Немного передышки, и я встану на ноги.
   - Так всегда говорят.
   - Со мной это уже случалось.
   Она видела, что Луиза чем-то озабочена, но это была не та смутная или
истерическая озабоченность последних дней; Луиза выглядела как  человек,
внезапно столкнувшийся с конкретными проблемами.
   - Месье Бижуа не хотел подниматься сюда. Но я настояла, чтобы он пов-
торил тебе то, что сейчас сказал мне.
   - Садитесь, месье Бижуа.
   Он не захотел воспользоваться низким стулом, стоявшим в ногах  крова-
ти, на который ему указала Жанна. Нотариус взял  другой  стул,  из  угла
комнаты, и, прежде чем усесться, внимательно осмотрел его, словно  желая
оценить или убедиться в его надежности.
   - Вы читали мое объявление, верно? - бросился он сразу же в атаку.
   И, не ожидая ответа, продолжал:
   - Насколько мне известно, по каким-то своим  причинам  вы  предпочли,
чтобы вас считали умершей. Вы пренебрегли наследством, думая, что никог-
да не вернетесь сюда, но сами видите, что в конце концов все-таки верну-
лись.
   - Но вовсе не за наследством, - поспешила возразить  она.  -  Если  я
попросила вас об одолжении подняться сюда...
   Она очень хотела объяснить ему, объяснить Луизе, что  она  совершенно
определенно была намерена окончательно отказаться от наследства, если, с
точки зрения закона, это все еще было необходимо, но нотариус прервал ее
на полуслове:
   - В связи с тем, как развернулись события, не имеет значения, что  вы
собирались или не собирались делать.
   Никто, вероятно, лучше него не знал местные семейства и  их  секреты.
Это касалось не только семьи Мартино, в которой нотариус был знаком и  с
родителями Жанны, и с родителями ее родителей; он наизусть знал  истории
самых неприметных домов города.
   За какую такую обиду он мстил, говоря ледяным голосом, в котором слы-
шалось что-то вроде смакования катастрофы, во  всяком  случае  любование
ею?
   Быть может, потому, что Жанна лежала в постели, а из-за опухшего лица
и заплывшего глаза вид у нее был довольно жалкий, Луиза попыталась смяг-
чить удар:
   - Нотариус Бижуа только что сообщил мне плохие новости.
   - Я знаю. У меня был долгий разговор с месье Сальнавом.
   Нотариус презрительно пожал плечами:
   - Малыш Сальнав совершенно ничего не знает.
   Жанна смущенно спросила:
   - Вы хотите рассказать о действиях, которые предпринимают Физоли?
   - Физоли не имеют никакого значения. Месье Физоль позвонил мне сегод-
ня утром в контору, чтобы потребовать от  меня  официально  объявить  об
открытии наследства, и я ответил, что это уже сделано.
   - Все намного серьезнее, чем ты предполагаешь, Жанна.
   Луиза держалась спокойнее, значительнее, чем в прочие дни. Чувствова-
лось, что она сражена, но не хочет плыть по воле волн.
   - Мы будем вынуждены продать...
   - Продать дом?
   - Да, мадам, - прервал старик. - Дом со всем содержимым, винные скла-
ды и само торговое предприятие. И все равно дыра,  которую  нужно  затк-
нуть, останется слишком большой, так что Робер  Мартино,  будь  он  жив,
оказался бы лицом к лицу с серьезными трудностями. Я не собираюсь ни оп-
равдывать его, ни осуждать; уже давно я ничего больше не жду  от  людей.
Зная его так, как я его знал, я предвидел, когда он ушел от меня в  суб-
боту, какое решение он примет.
   - Вы думаете, это было самое легкое?
   Нотариус надменно промолчал. Во взгляде, которым он окидывал  лежащую
перед ним толстую женщину, надменности было не меньше. Какое-то время он
покашливал, вытаскивая из кармана носовой платок, а затем произнес таким
тоном, будто смысл слов был понятен только ему одному:
   - Я Знал его деда, я знал его отца, я знал его братьев и я знал  его.
Я знаю его детей.
   - Зачем он приходил к вам?
   - А зачем приходят вечером в субботу, после закрытия конторы?
   Жанна не знала, был ли он с Луизой внизу более человечным или многос-
ловным. Во всяком случае, их разговор длился очень долго. Должно быть, к
этой второй встрече, на которую его вынудили пойти, он относился  как  к
ненужной и расплачиваться за это заставил Жанну.
   - Я знаю, что моему брату были нужны деньги. В  понедельник  утром  в
кассе не было ни сантима.
   - Но в понедельник месье Сальнав принес мне деньги! -  вскричала  все
вдруг понявшая Луиза и со смущенным видом уставилась на свою невестку.
   - В общем, - сказал нотариус, - потребность в деньгах, говорят, - это
та потребность, которая, в крайнем  случае,  может  быть  удовлетворена.
Достаточно перейти какую-то черту, какую-то цифру, определенное  соотно-
шение между тем, чего не хватает, и тем, что можно было бы получить;  не
знаю, как это называется, сами подберите слово,  которое  вам  нравится.
Бухгалтер ломает голову над мелкими суммами и  ужасается,  как  ребенок.
Он, впрочем, еще ребенок и есть; я вспоминаю его деда, когда он,  торгуя
овощами, ходил от дома к дому. Вы приехали в  плохое  время,  мадмуазель
Мартино, для вас, без сомнения, было бы лучше остаться там, где вы жили.
   Он специально нажал на слове "мадмуазель",  а  не  назвал  ее  "мадам
Лоэ", зная, очевидно, что она никогда не была замужем. Жанна  вспомнила,
что он был нотариусом и другом Франсуа Лоэ.
   - Я ждал только похорон, чтобы выполнить свои обязанности.  Я  толком
не понимаю, зачем мадам Мартино настаивала на том, чтобы я поднялся сюда
и повторил вам то, что сказал ей.
   - Что говорил вам Робер в субботу?
   - То, что всегда говорят в таком случае. Он  очень  упал  духом,  как
обычно и бывает. Он не видел никакого выхода,  и,  логически  рассуждая,
выхода и не было, но он упрямо все-таки хотел найти его - с таким видом,
будто я (поскольку я был его нотариусом, и особенно потому,  что  я  был
нотариусом его отца) могу сотворить чудо.
   - Сколько ему было нужно?
   - Несколько миллионов. Если ликвидировать активы по самой высокой це-
не, с максимальной удачей, то хватит почти на  половину  долгов.  Именно
поэтому я недавно ответил месье Физолю, что, по-моему, о наследстве  не-
чего и говорить. Наследники имеют лишь одну возможность - отказаться  от
своих прав, иначе они столкнутся с ошеломляющим долгом и всей  их  жизни
не хватит, чтобы с ним расплатиться.
   - Как он дошел до этого?
   - Я ждал этого вопроса. Ваша невестка тоже задала его  мне.  Мне  его
задают каждый раз. Люди живут в одном доме, спят в одной постели или  же
их разделяет только стенка, видятся три раза в день за столом  и  бывают
весьма удивлены, когда однажды понимают, что ничего друг о друге не зна-
ют.
   - Вы забываете, что я ушла из дома тридцать семь лет назад.
   - Я очень хорошо об этом помню. Именно я посоветовал вашему отцу  ни-
чего не предпринимать, чтобы отыскать вас, - впрочем, это было в его ха-
рактере. Был я уверен и в том, что объявление, которое я, как того  тре-
бует закон, дал позднее, останется без последствий.
   - Вы знали, где я была?
   Не отвечая, он посмотрел на нее; когда он смотрел на кого-нибудь, его
взгляд словно приходил из другого мира - ледяной, неподвижный, черно-бе-
лый, без оттенков.
   Он терпеливо ждал неизбежных вопросов, вытащил  из  кармана  огромных
размеров хронометр, завел его.
   - Вы не хотите сказать что-нибудь именно мне?
   Это, казалось, удивило его:
   - Почему? Все, что было нужно, я сказал его жене.
   - Вы могли ее пощадить.
   Его демонстративная реакция на это необычайное предположение застави-
ла Жанну смиренно покраснеть:
   - Приношу вам свои извинения. Теперь я сожалею, что  вынудила  вас  к
этой неприятной обязанности и утомила подъемом по лестнице на два этажа.
Мы сейчас переживаем разгар семейной драмы, и я сделаю все, что  в  моих
силах, чтобы...
   - Нет никакой семейной драмы.
   - Ладно! - холодно произнесла она.
   - Просто есть люди, которые преуспевают, а есть - которые терпят неу-
дачу. Есть такие, кто идет вверх, а есть и такие, кто идет вниз. Вот  та
невзрачная супружеская пара напротив, что взялась за  "Золотое  кольцо",
сейчас поднимается. Мальчишка был гарсоном в кафе, а  его  жена  -  дочь
бедняков-итальянцев. Через десять лет они купят два-три дома в городе  и
ферму в деревне. Если бы это случилось чуть раньше, они приобрели  бы  и
этот дом, который, вероятно, присоединили бы к своей гостинице.
   Тема, должно быть, ему нравилась, потому что теперь не было необходи-
мости побуждать его говорить.
   - Ваш дед тоже был человеком, который шел вверх.
   В альбоме сохранились две его фотографии. На одной из них он предста-
вал в охотничьей куртке с бронзовыми пуговицами,  в  кожаных  гетрах,  с
ружьем в руке, с собакой у ног; лицо, как бы перечеркнутое темными усами
с подкрученными кончиками, придавало ему вид браконьера, готового биться
с жандармами.
   В те времена именно он владел "Золотым кольцом"; мост тогда был дере-
вянным, береговые откосы не были покрыты щебнем, да и сама гостиница еще
представляла собой постоялый двор, где останавливались ломовые  извозчи-
ки. Он не умел ни читать, ни писать. Скотобойни тогда построены не были,
быков и телят приходилось забивать в каретном сарае, а шкуры потом отмы-
вали в реке.
   На этой фотографии, отпечатанной на тонкой красновато-коричневой  ме-
таллической пластинке, ему было лет сорок; на другой фотографии это  был
уже старик с лицом в белых бакенбардах и кожей, покрытой мелкими  морщи-
нами, но вполне еще  с  твердым  выражением,  в  котором  явно  читалось
чувство собственного достоинства.
   В эти годы он уже купил участок земли, на котором стоял нынешний дом,
и построил первые винные склады.
   Его сын, отец Жанны, взялся за торговлю вином, отказавшись от постоя-
лого двора, который в чужих руках стал современной гостиницей.
   Луи был крупным и сильным мужчиной, сангвиником,  пившим  напропалую,
но пьяным его Жанна никогда не видела. Ее мать умерла, рожая Робера, са-
мого младшего из мальчиков, и вдовец прекрасно утешался со служанками.
   - Ваш отец тоже шел в гору, - продолжал нотариус невыразительным  го-
лосом. - Может быть, были бы и еще Мартино с хорошими задатками, если бы
ваши старшие братья, Жерар и Эмиль, не погибли  в  войне  четырнадцатого
года.
   Он знал историю семьи как свои пять пальцев и был не  прочь  показать
это.
   - Остался только Робер, который делал, что мог, держался на  плаву  с
грехом пополам и в какой-то момент благодаря  обстоятельствам  решил,  в
свою очередь, что он тоже способен идти вперед. Я могу рассказать вам  с
полсотни таких историй, случавшихся отсюда не  далее  чем  километрах  в
двадцати пяти. Некие шансы еще оставались. Не хотелось бы ничего утверж-
дать наверняка. Жюльен, может быть, что-нибудь и сделал бы. У него  было
честолюбие. По крайней мере, он стал бы адвокатом в Пуатье,  если  не  в
Париже, или даже судьей.
   Он положил на язык маленькую белую таблетку, развернул носовой платок
и, с шумом высморкавшись, с интересом стал его рассматривать.
   - Ваша невестка спросила мое мнение относительно  будущего  тех,  кто
остался, и я изложил его. Не думаю, что, продав дом, следует по-прежнему
жить где-нибудь здесь. Анри дважды провалил  экзамены  на  бакалавра,  и
больше не может их сдавать. Поскольку у него нет никакого ремесла, ника-
кого специального образования, поскольку он, вероятно, будет только воз-
мущен, если ему предложат наняться работником на ферму, он в конце  кон-
цов неизбежно устроится в какую-нибудь контору. Это будет в Пуатье или в
каком-то другом большом городе.
   Полагаю, что его мать захочет уехать вместе с ним.
   Мадлен будет зарабатывать немного денег продавщицей в магазине, мани-
кюршей, да неважно кем.
   Что касается вас, то вы до сих пор проявляли стойкость и, без  сомне-
ния, не будете испытывать затруднений.
   Остается еще одна...
   Только в этот момент Жанну охватило подозрение, что,  вероятно,  есть
особые веские основания для стариковской суровости, что на грубость  его
толкала не только садистская извращенность.
   - Кто такая?
   Она посмотрела на Луизу, которая уже все знала,  потому  что  сидела,
повернув голову в сторону.
   - Мать другого ребенка, - сказал он, довольный произведенным  впечат-
лением. - Вот уже некоторое время ваш брат имел вторую семью, в пригоро-
де Пуатье, в маленьком доме, но он его не купил, а, к несчастью для той,
которая там живет, всего лишь снял.
   - Кто она?
   - Вы ее не знаете. Она не из местных. Это какая-то девчонка, из прос-
тых, она продавала перчатки в одном из магазинов Пуатье.
   - Она молодая?
   - Двадцать два года.
   Повернувшись к невестке, Жанна спросила:
   - Робер часто ее навещал?
   - Каждый раз, когда говорил, что отправляется в служебную поездку.
   - Ты об этом знала?
   - Однажды я нашла в кармане его пальто детскую погремушку и подумала,
что это для Боба, просто он забыл ему ее отдать. Но позднее я обнаружила
в его портфеле рецепт от незнакомого нам педиатра в Пуатье.
   - Ты говорила с ним об этом?
   - Да, - призналась Луиза и, указав на нотариуса,  взглядом  попросила
Жанну не настаивать на дальнейших ответах в его присутствии. -  Это  уже
старая история.
   - Сколько лет ребенку, месье Бижуа?
   - Два года, мадмуазель. Его зовут Люсьен, потому что мать  его  зовут
Люсьеной. Но не думайте, что это из-за них Робер наделал глупостей. Если
один из двух домов дорого ему обходился и причинял много хлопот, так это
не тот дом - там всего три комнаты и жизнь в нем  ведут  скромную,  -  а
этот. К тому же, когда он встретил эту девушку, падение уже началось, и,
вероятно, потому, что ваш брат пребывал в состоянии неуверенности и тре-
воги, ему захотелось ощутить немного покоя около нее.
   - Думаю, что я поняла.
   Неопределенным жестом он дал понять, что в его глазах не имеет  ника-
кого значения, поняла или нет эта толстая, похожая на привидение лунооб-
разная женщина то, что творилось в душе ее брата.
   - Ваша невестка только что спрашивала меня, как ее муж  мог  оставить
семью в такой драматической ситуации. Подозреваю, что вы  тоже  собирае-
тесь задать мне тот же вопрос?
   - Нет.
   - А я бы вам ответил, спросив в свою  очередь:  кто  хоть  что-нибудь
сделал для него, чтобы его ноша не была такой тяжелой,  чтобы  облегчить
ему проблемы?
   - Я знаю.
   - Эта женщина ни о чем не спрашивала.
   - Она продолжала работать?
   - Ваш брат не позволил ей этого, отчасти из-за ребенка, отчасти пото-
му, что чаще всего он к ней приезжал неожиданно. В  субботу  вечером  он
говорил со мной главным образом о ней.
   Луиза не возражала; она сидела, уставив взгляд в  изножье  кровати  и
опершись подбородком на руку.
   - Я ничего не мог сделать ни для нее, ни для ребенка, ни для кого. Со
вторника, на следующий день после моего визита к ней...
   - Вы ездили к ней в понедельник?
   Жанна спросила себя: не открылся ли ей этот человек с новой стороны?
   - А кто взял бы на себя труд сообщить ей новость?
   - Брат просил вас сделать это?
   - Он просил меня, если с ним когда-нибудь  что-то  случится,  поехать
туда и постараться сделать так, чтобы его не поминали  очень  уж  дурным
словом. С утра вторника, как я сказал, она принялась искать работу.  Ве-
чером во вторник она позвонила мне, что работу нашла.  Что  же  касается
способа, которым ваш брат потерял деньги и много больше, чем деньги,  то
слишком долго и бесполезно объяснять детали. Вместо того чтобы  покупать
вино и продавать его своим клиентам, что и составляло  его  ремесло,  он
спекулировал, полагая, что это единственный способ  исправить  ситуацию,
испорченную его распрями с налоговой инспекцией.
   Он покупал с условием оплаты через определенный срок - не знаю, пони-
маете ли вы, что это означает, - по векселю и всегда в очень больших ко-
личествах, в конце он так покупал почти все, в этом и  состояла  внешняя
сторона аферы, о которой юный Сальнав по своей наивности никогда не  по-
дозревал, потому что сделки осуществлялись через посредничество биржево-
го маклера в Пуатье и не проходили через бумажонки бухгалтера.
   Палата депутатов в прошлом месяце проголосовала за новый закон о  ви-
не, и курс буквально за час рухнул; для Робера это стало внезапным разг-
ромом, который все равно произошел бы рано или поздно,  но  который  он,
может быть, оттянул бы на месяцы или годы.
   Завтра на имущество будет наложен арест и будут предъявлены иски;  он
знал об этом с субботы. Вы сами видите, что возможных решений мало. Два,
на мой взгляд. Три, если хотите, но третье он даже не рассматривал.
   - Что же это за третье решение?
   - Покориться судьбе. Быть готовым ко всему и, вероятно, отправиться в
тюрьму.
   - А два других?
   - Он выбрал одно из них.
   - Остается то, которое он отверг.
   - Да. И до тех пор, пока малыш Бернар не позвонил  мне  незадолго  до
полудня в воскресенье...
   - Доктор звонил вам?
   - Я давно предупредил его.
   - О том, что должно было произойти?
   - О том, что могло произойти. Доктор Бернар уже  давно  был  в  курсе
дел. Он был врачом вашего брата, и, когда у него должен был родиться ре-
бенок, именно Бернар обследовал его, чтобы убедиться в  отсутствии  нас-
ледственных болезней. Еще ваш брат боялся быть слишком старым.
   - Доктор Бернар знал! - рассеянно повторила она.
   Может быть, в воскресенье утром он нарочно остался ожидать у себя до-
ма?
   Она снова вернулась к той точке, где они находились, пока не  загово-
рили о докторе.
   - Каково же последнее решение?
   - Я думал, что он, вероятно, уедет с молодой женой и ребенком за гра-
ницу и начнет все заново; в его жизни еще оставалась такая возможность.
   Внезапно Жанну охватило ощущение, что она все поняла. В  ее  сознании
картина еще не была четкой, в голове мелькали расплывчатые образы,  а  у
нее не было времени привести их в порядок, придать им определенность.
   Напротив, на месте здания "Золотого кольца" из розового кирпича, ког-
да-то стоял кабачок для проезжающих возчиков, а рядом, у края воды - до-
щатый сарай, где дважды в неделю забивали скот.
   На фоне голубого неба, с другой стороны моста, позднее появился  зна-
комый ей дом, построенный этими самыми Мартино.
   Но после смерти Луи уже нечего было делать в этом доме, который Робер
еще ребенком считал тюрьмой, где, казалось, невозможно  хоть  что-нибудь
изменить.
   Может быть, она сбежала отчасти из-за этого, а Робер остался. И спус-
тя сорок лет в этих с самого детства знакомых комнатах он  все  еще  был
ребенком, трепетавшим перед своим отцом. Луиза же была невесткой,  кото-
рую терпят и к которой приглядывают