ся, этакой  маленькой  Серой  Мышкой,
дочерью чудаковатого врача, интересовавшегося всем чем угодно, но только
не своими больными.
   Внезапно разразившаяся после смерти отца война и деньги, которые  по-
текли рекой, давали возможность все разрушить и все возвести заново,  да
хотя бы чтонибудь сделать, наконец!
   - Бедный Робер, - сказала Жанна.
   - Да, - эхом отозвался нотариус. - У него не было мужества.
   Он не объяснил, что хотел этим сказать: имел ли он в  виду  мужество,
необходимое на то, чтобы вырваться и освободиться от всего навалившегося
на него, от нагромождения забот, разочарований и злобы; все это со  вре-
менем нависло таким тяжким грузом, что он не мог дальше нести его.
   Говоря это, месье Бижуа смотрел на Луизу, а Жанна вспомнила ту сцену,
которую ее невестка закатила в воскресенье, и которая  была  всего  лишь
повторением многочисленных предшествовавших сцен,  вспомнила  телефонный
звонок Анри из деревушки в Нормандии, такой же, как его звонки из других
мест, силуэт Мадлен, в мокрых шортах стыдливо  крадущейся  по  коридору,
Алису, принимающуюся кричать громче своего ребенка и намеревающуюся раз-
бить ему голову о стену.
   - Полагаю, - сказала Жанна, - что моя невестка не может  рассчитывать
ни на какие деньги?
   - Абсолютно ни на какие. У нее есть лишь право  забрать  только  свои
личные вещи, односпальную кровать, в крайнем случае - стол  и  несколько
стульев.
   - Когда?
   - Решение суда о наложении ареста на имущество будет объявлено  завт-
ра, а судебный исполнитель явится на следующий день,  чтобы  все  опеча-
тать. Я буду здесь. Анри со смертью отца  почти  автоматически  получает
юридическую свободу, но остается вопрос о Мад, которой еще нет восемнад-
цати и которой необходимо назначить опекуна. Мадам Мартино расскажет вам
все подробно, потому что, как мне кажется, мы рассмотрели все заслужива-
ющие внимания стороны дела.
   Он поднялся, поклонился в сторону кровати, и, когда снова поднял  го-
лову, Жанна с удивлением увидела в его глазах слабую искру - без  сомне-
ния, искру иронии.
   - Желаю вам доброго здоровья.
   - Я провожу вас, - предложила Луиза.
   - Если вам угодно, хотя я знаю этот дом дольше, чем вы.
   - Я сразу же поднимусь, Жанна.
   - Спасибо.
   Дезире с тарелкой зеленой фасоли поднялась наверх раньше нее.
   - Ну, вы покидаете дом?
   - Кто тебе это сказал?
   - Я слышала часть разговора и не жду, что мне заплатят.
   - Извини меня. Я ничего не знала.
   - Не имеет значения. Я же не говорю, что это твоя вина. Только теперь
мне придется искать новое место, Хозяева "Золотого кольца" назад меня не
возьмут, особенно теперь, когда сезон близится к концу, то же самое  бу-
дет и во всех прочих отелях. Мне всегда не очень-то  нравилось  работать
на хозяев.
   Она продолжала прислушиваться:
   - Твоя невестка поднимается. Я тебя оставляю. И  что  ты  собираешься
делать во всей этой бестолковшине? Ты, по крайней  мере,  отложила  хоть
немного денег на черный день? Тес!.. Я скоро вернусь...
   Она не смогла удержаться, чтобы не бросить  хоть  и  со  смешком,  но
все-таки не без злобы:
   - А ты-то еще настояла, чтобы мы полночи вычищали дом,  словно  перед
свадьбой! Да и мне еще сегодня утром велела действовать с такими предос-
торожностями!
   На лестнице она столкнулась с Луизой; та, усевшись на  стул,  который
прежде занимал нотариус, стала молча смотреть, как ест ее невестка.  Она
уже миновала тот предел, когда еще волнуются, суетятся.
   В сущности, все упростилось. Осталось лишь несколько четких линий,  с
жестоким ликованием, словно черным по белому начерченных нотариусом  Би-
жуа.
   - Дети знают?
   - Нет еще. Анри только что вернулся из конторы. Он озабочен  не  знаю
уж каким заказом, который, как ему кажется, не стоит выполнять, спросил,
не пора ли есть, потому что месье Сальнав ждет его в два часа.
   - А Мад?
   - Она играет с малышом. Не знаю, что ты с ней сделала, но она кажется
почти веселой. Она настаивала на том, чтобы дать рожок  Бобу.  Что  тебе
сказал доктор?
   - Что я и взаправду из-за своей беспомощности должна лежать в  посте-
ли. Хотя, поскольку моей доли в наследстве больше нет, я не  имею  права
на кровать.
   - Как ты можешь шутить!
   - Прошу прощения. Это получилось неумышленно. Но я,  видишь  ли,  так
много испортила себе крови!
   - Из-за нас?
   - Из-за вас, из-за себя, из-за кучи вещей. Сама  не  знаю,  почему  я
вбила себе в голову, едва очутившись в доме, что я должна сыграть  некую
роль.
   - Ты ее сыграла.
   Поняла ли Луиза, каких немыслимых трудов с воскресенья  стоило  Жанне
поддерживать в доме относительное спокойствие, и что  потребовались  все
ее усилия, чтобы этим утром каждый оказался у себя?
   - Я хотела играть, но потом стала действовать всерьез По необъяснимым
мне самой причинам я исходила из какого-то своего представления о  доме.
Мне казалось, что, пока стоят стены, пока жизнь  идет  своим  ежедневным
чередом, несчастье будет предотвращено. Это было глупо, и  я,  вероятно,
ничего не достигла. Я, казалось, забыла, что именно из-за этого дома я и
уехала отсюда когда-то.
   - А Робер? Ты тоже думаешь, что...
   - Что он тебе сказал?
   - Когда?
   - Когда ты сказала ему о рецепте и о ребенке.
   - Он принялся мне лгать, утверждать, что это  не  более  чем  случай-
ность, ничего не значащее похождение, которое плохо закончилось, что  он
даже не уверен в своем отцовстве, но был вынужден исполнить свой долг.
   - Ты поверила в это?
   - Да. Я не представляла, как может быть что-то иное. И только  тогда,
когда я потребовала, чтобы в Пуатье он больше не ступал ни ногой,  чтобы
посылал этой девочке каждый месяц деньги по почте, он взорвался.
   - Он признался тебе, что любил ее?
   - Да! И если бы он признался мне только в этом! Все выглядело - после
стольких-то лет! - словно отвратительное извержение, можно сказать,  что
из его рта наконец-то выплеснулся долго сдерживаемый поток ненависти. Он
кричал, что никогда меня не любил, что женился на мне только потому, что
его отец хотел иметь женщину в доме, и добавил, что выбрал меня  как  бы
из протеста, потому что я была женщиной именно того  типа,  который  его
отец выносить не мог.
   - Он говорил о детях?
   - Да, но я уже больше не слушала, это было невозможно,  я,  вероятно,
сошла бы с ума; у меня сложилось впечатление, что он меня всегда ненави-
дел и всегда считал меня ответственной за все, что  происходило  в  доме
плохого.
   - Когда же произошла эта сцена?
   - Первая - три месяца назад. Несколько других было потом.
   - Жизнь продолжалась, как и раньше?
   - А что я могла поделать?
   - Ну, конечно, - прошептала Жанна, внимательно глядя на свою  невест-
ку.
   - Мне удалось добиться, чтобы он обещал никогда не покидать нас.
   - Он обещал это?
   - Он поклялся.
   - Почему?
   - Из-за детей.
   - А другой?
   - Что "другой"?
   - Другой ребенок.
   - Эго не моя вина, что он сделал ребенка этой  девочке.  Ты  на  меня
сейчас вдруг посмотрела, как  твой  брат  в  последнее  время.  Нотариус
только что держал себя почти невежливо, казалось, он,  приходил  в  вос-
торг, сообщая мне плохие новости. Так я была женой Робера, да или нет?
   - С определенной точки зрения - очевидно.
   - Разве я не мать его детей? Жанна вздохнула:
   - Ну да! Ну да, Луиза! Не будем спорить. Не знаю, зачем мы говорим об
этом.
   - Признайся, что ты злишься на меня.
   - За что же?
   - За все, за то, что ты знаешь, за мой образ жизни, за то, как  ведут
себя Анри и Мад. Я чувствую, что ты во всем винишь меня.
   - Что ты собираешься делать?
   - А что я могу сделать, кроме того, что сказал нотариус? У тебя  есть
какие-то идеи? Здесь даже нет денег, чтобы каждому из нас  мог  покинуть
этот город. Может быть, я имею право продать драгоценности, но у меня их
совсем нет. В крайнем случае, моя кузина даст мне несколько тысяч  фран-
ков, вынудив меня выслушать длинную речь и заставив подписать  какие-ни-
будь бумаги. Ты ее знаешь. Она была вчера на  похоронах.  Она  столь  же
скупа, сколь и богата.
   - Когда ты рассчитываешь поговорить с Анри и Мадлен?
   - Не знаю. Я хотела попросить тебя сделать это. Кажется, они доверяют
тебе больше, чем мне. Анри сегодня утром  из-за  того,  что  ты,  должно
быть, ему сказала, был почти вежлив со мной, а Мад стала совсем  другой,
спустившись из твоей комнаты. Не знаю только, как быть с Дезире.
   - Не беспокойся. Она уйдет сегодня вечером или завтра утром.  Она  не
ждет, что ей заплатят.
   - А что будешь делать ты?
   - Ты же слышала приговор месье Бижуа. Продолжать, поскольку я к этому
привыкла.
   - Продолжать - что? Почему бы тебе не остаться с нами? Именно к этому
она и клонила, и ей удалось притвориться, что она ждет ответа Жанны  без
тревоги.
   - А ты не боишься еще одного лишнего рта на заработок твоих детей?
   - Я тоже рассчитываю пойти работать.
   - Кем?
   - Не знаю. Компаньонкой или кассиршей, не важно кем. Ты будешь  вести
хозяйство.
   - А мои ноги?
   - Ты сама говорила, что это пройдет через несколько дней.
   - А если это случится снова?
   - О тебе будут заботиться.
   - Я подумаю об этом, Луиза, обещаю тебе. Я уже думала об этом. Немыс-
лимо и представить себе, о чем я только не думала с самого утра.
   - Ты вдруг заговорила как Мад.
   - Что ты этим хочешь сказать?
   - Как Мад, когда она спустилась от тебя. Она, казалось,  освободилась
от всех своих забот и вдруг почувствовала себя очень легко. То немногое,
что она мне сказала, она произнесла играючи, словно это больше не  имеет
никакого значения. Ты тоже выглядишь так, будто теперь не принимаешь ве-
щи всерьез. Ты словно забавляешься.
   - Я не забавляюсь, Луиза. Только вот возможности выбора, как и у  те-
бя, у меня весьма сузились. Скоро, без  сомнения,  останется  лишь  один
путь, и его волей-неволей придется принять. Лицо ее  омрачилось  в  этот
момент, потому что вопрос выбора напомнил Жанне три решения нотариуса  и
то, которое выбрал ее брат, а особенно то, которое он отверг.
   - Иди есть. Дети, должно быть, ждут тебя. Ты мне их сейчас пришлешь?
   - Обоих сразу? Она задумалась на мгновение:
   - Почему бы и нет? В той ситуации, в которой мы оказались...
   Ходить на цыпочках смысла больше не было.
 
 
   IX
 
   Когда в половине девятого пришел доктор Бернар, ему  пришлось  пройти
через двор и кухню, потому что никто не слышал стука  молотка  у  двери,
настолько весь дом был охвачен нервным возбуждением, напоминавшим отъезд
на каникулы. Все окна были открыты, словно  являя  собой  некий  символ,
двери хлопали, от сквозняков разлетались бумаги; сундуки и чемоданы  во-
локли по комнатам и лестницам, не заботясь о коврах, а голоса отзывались
эхом, как будто дом был уже пуст. Луиза, еще в халате и домашних туфлях,
тоже принимала участие в этом ажиотаже, походившем  на  какую-то  буйную
резню.
   Еще чуть-чуть - и, веселясь, они бы принялись за битье посуды.
   Все это началось накануне после полудня,  сразу  же  после  разговора
Жанны с племянником и племянницей. И даже этот разговор был отмечен  на-
летом веселости, по крайней мере - облегчения. Луиза зря пугалась  зара-
нее, она пугалась всего. Жанна-то знала, что любая новость об  изменени-
ях, какой бы она ни была, будет воспринята подобно удачной находке, если
не сказать - освобождению.
   - Дом будет продан, - начала она разговор, разглядывая Анри и Мад.
   - И где мы будем жить?
   Мад тут же спросила:
   - Вы едете с нами?
   Но вопрос был задан не потому, что ей этого хотелось. Может быть, она
испытывала теперь некоторую боязнь иметь рядом с собой свидетеля - после
того, что она наговорила.
   - Я еще не знаю.
   - Когда мы съезжаем?
   - Вероятно, завтра. Это будет зависеть от вашей матери.
   Дело в том, что Луиза, облачившись в глубокий траур, только что  ушла
из дома, чтобы нанести визит престарелой кузине, жившей недалеко от  го-
рода.
   - Мы никогда уже сюда не вернемся?
   - Нет.
   - Мы поедем в Париж?
   - В Париж или Пуатье. Сегодня утром нотариус принес  плохие  новости.
Вы разорены.
   - А!
   Это слово еще не означало для них что-то ощутимое.
   - Все будет продано, кроме ваших личных вещей.
   - Машина тоже?
   - Машина тоже.
   - Как мы будем переезжать?
   - На поезде.
   Они слушали ее с относительным интересом, когда она говорила им о на-
ложении ареста на имущество, и, когда она уточнила, что у них больше нет
денег, Анри сразу же заявил:
   - Я пойду работать.
   - Твоя мать рассчитывает на тебя. На Мад тоже.
   - Я попытаюсь устроиться репортером. Можно собирать вещи?
   Именно это их увлекало. Перерезать нить. Уехать. Они без всяких угры-
зений совести разорили бы этот дом в своем нетерпении тут же начать  но-
вую жизнь и ничего не оставить в старой.
   - Мад, ты мне поможешь спустить сундуки?
   - Спускайте их, если хотите, но оставьте в них место и для вещей  ва-
шей матери.
   Возвратившаяся Луиза застала их за работой, и они,  словно  Луиза  не
знала этого, весело бросили ей:
   - Мы уезжаем!
   Анри стал настаивать:
   - Едем в Париж, мама. Я хочу стать репортером, а в Париже у меня есть
шанс попасть в газету.
   - Мы едем в Пуатье.
   - Почему?
   - Потому что именно в Пуатье у нас будет жилье.
   Она поднялась наверх, чтобы поставить в известность Жанну; Луиза  то-
же, казалось, порвала все связи с домом, по которому она уже  разгулива-
ла, как по чужому.
   - В конце концов, видишь ли, мне повезло в том, что моя кузина  Марта
в глубине души восторгается тем, что произошло. Она  никогда  не  любила
Мартино. Это какаято старая распря между ним и ей, и она ощущает себя  в
некоторой степени победителем. "Я всегда это  говорила  твоему  отцу!  -
повторяла она. - Я знала, что все  кончится  таким  образом".  Благодаря
этому я добилась даже большего, чем  могла  надеяться.  Особенно  тогда,
когда я рассказала ей о второй семье Робера.
   - Ты ей это рассказала?
   Жанна понимала, что тут был свой расчет, своя дипломатия - именно для
того, чтобы доставить дополнительное удовольствие старой даме и привести
ее в наиболее благоприятное состояние духа.
   - Она предложила мне квартиру, которая как раз свободна, в  одном  из
принадлежащих ей в Пуатье домов. Она владеет почти целой улицей.  Это  в
рабочем квартале, около железнодорожного пути, но это лучше, чем ничего,
а больше всего я боюсь остаться на улице.
   - Ты должна будешь платить за квартиру?
   - Лишь тогда, очевидно, когда я буду в состоянии это сделать.
   - Она дала тебе денег?
   - Немного.
   Она не стала уточнять сколько, предпочтя оставить Жанну в  неведении,
и это значило, что она раздобыла больше, чем те несколько тысяч франков,
на которые рассчитывала сегодня утром. Теперь это  были  ее  собственные
деньги, и она начинала их охранять.
   - Дети, похоже, воспринимают все это почти весело.
   - Они воображают, что это будет увеселительная прогулка, что-то вроде
пикника. Анри жалеет только о машине.
   - Ты приняла решение?
   - Сначала нужно поговорить с доктором Бернаром.
   - Когда он придет?
   - Завтра утром.
   - Я заявила кузине, что мы уедем завтра до полудня,  чтобы  не  нахо-
диться здесь, когда придут ставить печати и пока новость не стала досто-
янием всего города. Пойду собирать вещи. Тебе ничего не нужно? Они  тру-
дились допоздна, и с улицы, вероятно, странно было видеть свет  во  всех
окнах. Дезире уходила из дома на час по одному адресу,  где  требовалась
кухарка; Дезире уже начала читать объявления.
   - На новом месте я приступаю к работе послезавтра. Думаю, там не  бу-
дет очень уж тяжело, хотя хозяйка почти глухая. Ты едешь с ними?
   - Я не знаю, Дезире. Сейчас-то все горят энтузиазмом. Через два  дня,
когда придется чистить новое жилье, готовить еду, мыть посуду, они  нач-
нут смотреть друг на друга с презрением и ссориться. Я что-то не  видела
Алису и ее малыша.
   - Мадам Серая Мышка тоже их искала. Алиса позвонила своему отцу.  Он,
должно быть, взял такси или нашел друга с машиной, потому что я  слышала
шум мотора. Он наверх не поднимался, ни с кем не говорил, и ждал  у  во-
рот, пока его дочка сама таскала свои вещи. Не думаю, чтобы она  сказала
кому-нибудь "до свидания". Одной меньше! Что тебе принести  поесть?  За-
кончив мыть посуду, Дезире снова  пришла  посидеть  у  изголовья  Жанны,
прежде чем улечься спать.
   - Ноги очень болят?
   - Когда они вытянуты и в тепле - нет. Я только чувствую  их  излишнюю
тяжесть.
   - Видать, раз у тебя нет сбережений или пенсии, тебе ничего не  оста-
ется, кроме как ехать с ними. Но мне жаль тебя! Ты будешь хуже, чем слу-
жанка. Едва они оправятся, они повесят на тебя всю работу по дому, а ес-
ли тебе случится опять заболеть, то заботиться о тебе никто не будет. Не
говоря уж о том - насколько я смогла их понять, - что у них не задержит-
ся начать попрекать тебя каждым съеденным куском хлеба. Впрочем, так бы-
вает всегда. Моя свекровь" прятавшая банкноты чуть ли не повсюду, знала,
что делает: она не хотела зависеть ни от кого, и я не знаю, что бы с ней
стало, не имей она приличную кубышку, поскольку ее муж все проел до сво-
ей смерти. Теперь она чувствовала себя с Жанной на равных и пользовалась
этим. Они даже поменялись ролями, потому что более или менее  обеспечен-
ное будущее было у Дезире.
   - Ты заплатила в отеле по счету?
   - Нет еще; признаюсь, забыла об этом.
   - Думаю, что на твоем месте я попробовала бы в конце концов попасть в
какое-нибудь заведение. Есть ведь и такие, в которых очень неплохо.  Де-
зире предпочла не произносить слова "приют".
   - Там, по крайней мере, никому ничего не должна. Я не представляю те-
бя, работающей на других.
   - Я подумаю об этом, Дезире.
   - У тебя, должно быть, была необыкновенная жизнь, тебе довелось пови-
дать виды.
   - Да.
   - Это правда, что Лоэ не был на тебе женат?
   - Кто тебе это сказал?
   - Я слышала, как об этом говорили дети, и была очень  удивлена.  Они,
вероятно, узнали это от матери.
   - А та узнала от нотариуса Бижуа! - закончила Жанна. - Новости  расп-
ространяются быстро. Это правда.
   - Почему? Он не любил тебя? Я думала, вы жили  вместе  до  самой  его
смерти.
   - Мы жили вместе. Только он был уже женат.
   - Он бросил свою жену? Почему?
   - Он утверждал, что его женитьба была ошибкой. Он не придавал особого
значения супружеству. Я тоже. Я убежала отсюда не для того, чтобы  выйти
замуж.
   - Но, убегая, ты знала, что будешь жить с ним?
   - Я убежала бы в любом случае.
   - И чем ты занималась?
   - Не имеет значения чем. Я хотела быть  свободной  женщиной.  Я  была
гордой.
   - Ты такая и сейчас, разве не так?
   - Думаешь? Возможно. Гордая или смиренная. Может быть, это сводится к
одному и тому же? Я встретила Лоэ, когда он проводил отпуск у своей тет-
ки.
   - Разве он не был намного старше тебя?
   - Не намного. На десять лет. Он писал в газетах, интересовался  кучей
вещей. Он действительно был очень умным и образованным.
   - А зачем вы уехали в Южную Америку?
   - Это был отчаянный поступок. Как-то вечером в баре кто-то  предложил
ему поехать туда и взять на  себя  руководство  газетой,  которую  некая
группа экспортеров собиралась основать. Он ответил "да". Мы сели на  па-
роход через неделю, имея денег только на то, чтобы заплатить за  проезд,
а должны мы были добраться до БуэносАйреса. Это тебя забавляет?
   - Я представляла твою жизнь иначе.
   - Было и хорошее и плохое. Эта газета так никогда и не  появилась  на
свет, и мы какое-то время жили в грязном отеле, задаваясь  вопросом,  не
должен ли консул вернуть нас на родину, потом Лоэ все-таки основал газе-
ту, политическую газету, а потом была  история  с  пятнадцатью  тысячами
винтовок. Это прекрасная история, но было бы слишком долго  рассказывать
ее тебе во всех подробностях. В то время страны Южной Америки, а в  каж-
дой стране - различные партии, постоянно находились  в  поисках