она будет вести себя, как другие. Всегда кажется, что с
сестрой будет поиному.
   - А по-иному не получилось, - медленно произнесла Жанна.
   - Нет. Мне было очень стыдно. Кое с кем из  моих  друзей  я  перестал
встречаться из-за этого. Ей тоже, я думаю, было стыдно, и она  предпочи-
тала гулять без меня. Через год я уже не мог сказать, чем она  занимает-
ся. Когда она приходила домой, она смотрела на меня с насмешкой. Иногда,
особенно по утрам, у меня возникало ощущение, что  она  меня  ненавидит.
Вот почему нельзя допустить, чтобы она ушла. Я во всем виноват. Если она
уйдет, я, может быть, поступлю как папа.
   - Скажи Анри, а знал ли твой отец...
   - О Мадлен?
   Он опять смешался.
   - Однажды в воскресенье утром, когда я не пошел к мессе, а Мад  вышла
из дома, я, спускаясь за чашкой кофе, увидел, что  дверь  в  ее  комнату
открыта. Там был отец, и, услышав мои шаги, он быстро закрыл шкаф, прит-
ворившись, будто ищет какую-то вещь, а мне со смущенным видом сказал  не
помню уж что. Я хорошо разглядел, какой ящик шкафа  он  закрыл,  и  чуть
позднее открыл его сам. Внизу, под бельем, я нашел такую штуку,  которую
женщины используют для интимного туалета.
   Он боялся встретиться с ней глазами.
   - Отец не говорил с ней?
   - Не знаю. Не думаю. Она продолжала уходить из дома.
   - С тобой он тоже не говорил?
   - О Мад?
   - О тебе.
   - Попытался было в самом начале.
   - А потом?
   - Вероятно, он понял, что толку не будет. Может быть...
   - Что "может быть"?
   Слезы наконец брызнули у него из глаз; он даже не стал их утирать,  и
они продолжали литься, облегчая его душу.
   - Сам не знаю. Я только об этом и думал последние дни. Я часто  спра-
шивал себя, почему он не был более строгим с  нами.  Я  хвастался  перед
своими товарищами, какой у меня шикарный папаша. Может, он  боялся,  что
мы навсегда уйдем из дома - Мад и я?.. Или даже... что мы его больше  не
любим?
   Он в первый раз посмотрел Жанне прямо в  глаза  сквозь  свои  горячие
слезы, и казалось, он готов броситься ей на грудь. Что промелькнуло в ее
зрачках - просто отражение или совсем маленькая искорка радости?
   Боясь совсем пасть духом он, разумеется, стал подшучивать.
   - Вот и я, - сказал он, - испугался теперь, что Мад уйдет! Из-за это-
го я спустился сюда и раскрыл вам наши секреты. Не очень-то это  хорошо,
верно? Если бы вы знали, как я сам себе противен! Вы  все  еще  думаете,
что ее удастся задержать?
   - Тихо.
   На втором этаже не таясь открыли двери. Скорее, наоборот, шума произ-
водилось много, потому что было слышно, как волокут дорожный чемодан  по
ковру, а потом спускают по ступенькам.
   Жанна оставила племянника, закрыла за собой дверь и встала у подножия
лестницы, глядя, как Мадлен в клетчатом плаще одной рукой держит сундук,
а другой - держится сама за перила,  чтобы  не  дать  сундуку  скатиться
вниз, и с короткими передышками преодолевает ступеньку за ступенькой.
   Мад тоже видела тетку, но на лице ее не отразилось ни  удивления,  ни
досады оттого, что Жанна стоит у нее на пути; Мад продолжала спускаться.
   Она не торопилась и, высунув кончик языка, старалась  изо  всех  сил.
Скоро должен был наступить момент, когда они окажутся рядом  и  одна  из
них должна будет уступить; Жанна закрыла дверь в кухню, как бы давая по-
нять, что во всем доме только им двоим придется мериться силой.
   Еще восемь, еще семь ступеней... Еще три, еще две...  Наконец  сундук
добрался до соломенного половика, и Мадлен, с усилием уперевшись в  сте-
ну, установила его внизу; тетка не сделала ни малейшего движения,  чтобы
ей помочь.
   Когда Мад оказалась рядом с Жанной,  губы  ее  чутьчуть  дрожали,  но
взгляд оставался твердым. Жанна же самым естественным голосом спросила:
   - Ты заказала такси по телефону?
   - В этом нет необходимости. Я возьму такси перед отелем.
   - Верно, сейчас его там можно найти.
   Она позволила ей пройти, сняла передник и пошла  вслед  за  ней;  Мад
слышала, что не одни ее шаги стучат по плиткам в передней.
   Но только открыв застекленную дверь сводчатого входа, она обернулась:
   - А вы-то куда идете?
   И, словно это было само собой разумеющимся, Жанна ответила:
   - С тобой. Искать такси.
 
 
   VI
 
   Ей приснился сон, который она уже видела однажды - в одиннадцать  или
двенадцать лет, когда у нее была свинка; в  тот  год  она  с  матерью  и
братьями провела каникулы в семейном пансионе на берегу океана. Ей  при-
виделось, что она внезапно чудовищно разбухла - до того,  что  заполнила
собой всю комнату; самое же мучительное заключалось в том, что  тело  ее
стало дряблым и губчатым, словно шляпка гриба, и таким легким, что могло
парить в пространстве.
   Это был не совсем обычный сон, потому что, как и в  тот,  первый  раз
она понимала, что находится в своей комнате, в постели. Она  знала,  что
жила в этой комнате в детстве, хотя обоев с голубыми и розовыми  цветами
теперь не было, вместо них висели современные, нейтральных тонов. Не бы-
ло больше и ее огромной кровати красного дерева, ровную  спинку  которой
она так любила гладить; вместо кровати теперь  стоял  низкий  диван  без
всякой отделки деревом. Из прежней обстановки чудом остался только  сов-
сем простой, безыскусный, с подклеенными ножками комод - на прежнем мес-
те между окнами.
   Без сомнения, всю старую мебель выставили на продажу,  и  Бог  знает,
чего там только не было! Кто, интересно, купил маленький столик, из  ко-
торого она когдато сделала трельяж? Совсем маленькой она мечтала о таком
туалетном столике, и, поскольку ей не хотели его  покупать,  она  лет  в
пятнадцать застелила белый деревянный столик ниспадающим до пола  крето-
ном с оборками и укрепила на нем трехстворчатое зеркало  в  бледно-серой
раме. Ее братья прозвали этот трельяж  "кринолином".  Сейчас-то  она  не
могла заболеть свинкой, поскольку уже болела ею. В ее годы это  было  бы
так же смешно, как когда старая мадам Дюбуа, продавщица зонтиков,  забо-
лела в шестьдесят восемь лет коклюшем и умерла. Тогда нарочно спрашивали
у ее мужа:
   - От чего она умерла?
   - От коклюша [2].
   Это казалось настолько забавным, что спрашивавший кусал губы,  стара-
ясь не засмеяться.
   Жанна завела будильник на шесть утра и помнила об этом  во  сне;  она
слышала тиканье часов и знала, что необходимо, чтобы они зазвонили  вов-
ремя, знала, что впереди ответственный день, и  поэтому  ее  так  мучило
собственное разбухание во сне.
   Но припомнить, почему предстоит столь важный день, она  не  могла  до
самого пробуждения. Но Боже, только бы ей не заболеть!
   Она на время погружалась в полное забытье, затем оказывалась в полус-
не, и к ней возвращалось представление о текущем времени,  о  тянущейся,
нескончаемой ночи, о бесконечном стуке часов.
   Еще до того как наконец будильник зазвонил и освободил ее от кошмара,
она знала, что наступило утро, и могла с точностью почти до секунды ска-
зать, когда раздастся звон.
   Ей было хорошо в постели, и это была ее комната. Солнце светило  там,
за желтой шторой. На вокзале пыхтел поезд. Но это  чувство  освобождения
почти сразу же исчезло, и Жанна отбросила в сторону одеяло, чтобы взгля-
нуть на свои отяжелевшие и натруженные ноги. Она должна была предвидеть,
что это случится. Врачи предупреждали ее об этом, уже давно, потому  что
так уже было - менее сильно, не столь внезапно, если не считать  первого
раза. Ее ноги так распухли за ночь, что даже коленей нельзя было  разли-
чить; из-за отека кожа стала блестящей и по цвету напоминала свечу. Жан-
на давила пальцем на кожу, и в плоти, которую она перестала ощущать сво-
ей собственной, оставалась вмятина, а белое пятно в этом месте долго  не
исчезало. Самое же главное заключалось в том, что теперь-то  она  знала,
почему наступающему дню предстоит стать таким важным,  почему  накануне,
несмотря на все-таки прорвавшееся плохое настроение Дезире, она  считала
столь необходимым навести в доме чистоту и порядок, прежде чем подняться
в комнату и лечь спать. Сейчас же требовалось встать,  хотя  ступни  ее,
как и ноги целиком, тоже отекли, просто спуститься  с  кровати,  раз  уж
можно сделать только это, и сесть в кресло; даже домашние туфли не  уда-
лось бы надеть. С осторожностью, заклиная  судьбу,  она  нащупала  ногой
коврик, немного приподнялась, помогая себе руками, и, превозмогая  боль,
сумела встать. Она понимала, что стоит ей сделать хоть один шаг,  и  она
упадет, поэтому даже не попыталась пройти, представив, как она лежит  на
полу, совсем одна в комнате, в ночной рубашке, с распущенными  по  спине
волосами, и как ей придется кричать, чтобы позвать на помощь кого-нибудь
в доме. Усевшись на краю кровати, она чуть было не заплакала,  вспомнив,
какая она старая дуреха. На втором этаже все еще спали, но, может  быть,
на счастье, Дезире еще не спускалась вниз? По давней деревенской привыч-
ке она вставала рано, на свой туалет тратила очень мало  времени,  торо-
пясь выпить чашку кофе с молоком. Что Жанна будет делать, если ее давняя
одноклассница уже спустилась вниз? Кнопки звонка на третьем этаже не бы-
ло. Может пройти несколько часов, прежде чем о ней начнут  беспокоиться,
поскольку все знали, что она вчера вечером очень устала и легла  поздно.
Жанна пыталась услышать шум шагов. Комната Дезире была с другой  стороны
коридора: она сама выбрала эту комнату - в мансарде, с окнами, выходящи-
ми во двор. Не менее десяти тягостных минут она не слышала ничего; боясь
не услышать шагов, Жанна не шевелилась. Она мучилась вопросом, не благо-
разумнее ли добраться до двери хоть на четвереньках, чтобы наверняка  не
упустить проходящую мимо Дезире.
   К счастью, они обе легли поздно, далеко заполночь. Наконец  до  Жанны
донеслись шум льющейся из крана воды, мягкие шаги,  и  она  поняла,  что
ждать осталось недолго.
   - Дезире! - позвала она приглушенным голосом, услышав, как открывает-
ся дверь.
   Она взяла в руку туфлю, чтобы бросить ее в дверь и привлечь  внимание
Дезире, если та случайно не услышит ее голоса.
   - Дезире!
   Шаги затихли, потом раздались снова.
   - Дезире!
   Та наконец повернулась и приложила ухо к двери, не уверенная, что  ее
окликнули.
   - Войди. Дверь не заперта.
   Дезире смотрела с любопытством и даже с  некоторой  оторопью,  словно
менее всего на свете ожидала увидеть здесь Жанну.
   - Что с тобой? Плохо себя чувствуешь?
   Подруга не обратила внимания на ее ноги, а Жанна,  сидевшая  на  краю
кровати, из стыдливости быстро скользнула под простыню.
   - Войди и закрой дверь. Не говори  слишком  громко.  Со  мной  ничего
страшного. У меня это было несколько раз в последние годы,  все  пройдет
через несколько дней. Нужно только, чтобы ты сейчас, скажем, часов в во-
семь, позвонила доктору Бернару, пока он не начал визиты  к  больным,  и
попросила прийти. Попроси его не задерживаться внизу и  сразу  подняться
сюда; если ты сможешь провести его так, чтобы этого  никто  не  заметил,
будет лучше всего.
   - Я предупреждала тебя, что ты слишком много крутишься!
   - Да. Не будем больше об этом, ладно? Так было нужно, и,  к  счастью,
все сделано. Только вот что, моя бедняжка Дезире, ты мне будешь  страшно
нужна, и не знаю даже, сколько раз твоим несчастным ногам предстоит  се-
годня побегать по лестнице вверх-вниз.
   - Я позабочусь о тебе самым лучшим образом.  Мне  не  привыкать.  Мой
муж...
   - Речь идет не о том, чтобы заботиться обо мне.  Доктор  выпишет  мне
лекарство, и останется только ждать, чтобы  оно  подействовало.  Гораздо
важнее, чтобы я была полностью в курсе того, что происходит внизу.  Ведь
это, по сути, их первый день, понимаешь? От него зависит будущее.
   - Думаю, что понимаю, но мне кажется, что ты слишком уж  беспокоишься
об этих людях, которые...
   - Пожалуйста, окажи мне такую услугу и делай все, о чем я тебя попро-
шу, с особым вниманием.
   - Разумеется, я все для тебя сделаю.
   - Прежде всего, очень важно, чтобы ты была в хорошем настроении. Нео-
бязательно петь и смеяться, но мне хотелось бы, чтобы, спустившись,  они
ощутили бы некую разрядку, чтобы стол был накрыт красиво, чтобы кофе был
вкусным. Попробуй достать горячие рогалики. Ты успеешь сходить за ними в
булочную.
   - Ты полагаешь, что они сядут за стол всей семьей?
   - Это не важно. Но стол пусть будет накрыт на всех, чтобы каждый  мог
сразу определить свое место, свою салфетку. Наверное, нужно поставить  и
мой прибор.
   - Если эти твои идеи...
   Все это, очевидно, было слишком сложно для нее.
   - Ребенок, разумеется, будет плакать; не важно, что ты думаешь о  его
матери, но постарайся его успокоить, потому что от этого крика все в до-
ме скоро на стенку полезут. Ты можешь принести малыша ко мне сюда,  если
не будешь знать, что с ним делать. Я не могу встать, но я поиграю с  ним
на кровати, да и не вижу причин, почему бы мне не покормить его.
   - Это все?
   - Нет. Когда придет месье Сальнав - обычно он приходит в половине де-
вятого, - ты выполнишь одно мое поручение, но только убедившись, что  он
в конторе один.
   - Что я должна ему сказать? Чтобы он пришел тебя повидать?
   - Напротив, надо избежать этого,  разве  только  возникнет  необходи-
мость. Но еще утром, вскоре после того как Анри позавтракает,  я  хотела
бы, чтобы бухгалтер пошел к нему и сказал самым естественным тоном,  что
тот ему нужен по делу. Совершенно не важно, что это будет за дело. Прос-
то неплохо, если он спросит мнение Анри по  какому-нибудь  малозначащему
вопросу. Но главное, чтобы Анри сел на место своего отца.
   - Ладно, я поняла, хотя и сомневаюсь, что это  получится;  могу  лишь
повторить, что ты портишь себе кровь из-за...
   - Это не все. Нужно будет еще позвонить по телефону, но позднее, ког-
да моя невестка придет меня проведать.
   - Ты надеешься, что она придет?
   - Может быть. Ты уведомишь мэтра Бижуа, нотариуса, что сестра  Робера
Мартино хотела бы поговорить с ним, но, к сожалению, не может  прийти  к
нему сама.
   - Это все?
   - Да.
   - Что ты будешь есть?
   - Все равно. Мне лучше ничего не есть, потому что мне теперь запреще-
на соль.
   - Я сделаю тебе еду без соли.
   - Это ты здорово придумала! Как будто у тебя уже никаких  дел  больше
нет! А теперь иди, бедняжка Дезире. Надеюсь, это не  затянется  надолго.
Но сегодня я прошу тебя подыматься сюда как можно чаще. Завтра  они  уже
привыкнут. Я беспокоюсь и о твоих ногах; иди! Дай только  мою  расческу,
влажную салфетку и бутылочку одеколона она на комоде. Комната уже пахнет
болезнью. Когда я оказываюсь в таком вот состоянии, мой запах  даже  мне
противен, и я могу представить, каково должно быть другим!
   Это был самый странный день среди прочих. Накануне,  прежде  чем  ус-
нуть, она долго размышляла, стараясь предусмотреть любую  случайность  и
заранее продумать, что делать в том или ином случае.  Жанна  знала,  что
проснутся они немного пристыженными, будут чувствовать себя не  в  своей
тарелке, испытывать досаду на собственное поведение, будто на  следующий
день после разгула; в такой ситуации многое становилось трудным, опасным
- слова, обычные поступки, то, как сесть за стол  и  на  чем  остановить
взгляд.
   Именно поэтому Жанна так старалась, чтобы все было в  порядке,  чтобы
дом имел приветливый вид; она рассчитывала быть вместе с ними, чтобы, не
показывая виду, сглаживать возможные трения.
   Однако она находилась в заточении в своей комнате, не имея  связи  со
всем остальным миром, кроме как через Дезире, а Дезире предпочитала  де-
монстрировать там, внизу, свою недовольную физиономию, чтобы хоть  чемто
отплатить за усталость предыдущего дня.
   Далеко, в районе вокзала, начал просыпаться город,  потом,  в  восемь
часов, служащий винных погребов, как и каждое утро, с грохотом распахнул
главные ворота склада, и сразу же по мощеному двору со стуком покатились
пустые бочки.
   К этому времени Дезире один раз уже поднялась наверх,  принеся  Жанне
кофе с молоком и тартинку, от которой та отказалась.
   - Что мне говорить, если меня спросят, что с тобой случилось?
   - Что я устала, неважно себя чувствую, но позднее спущусь.
   - Но ведь это не так!
   - Не имеет значения. Говори именно это. Как так получилось, что я  не
слышала плачущего Боба?
   - Его мать с ним на руках спустилась погреть ему бутылочку. Я предло-
жила ей оставить малыша у меня, но она с решительным видом  стала  зани-
маться им сама. Сейчас она напевает ему песенки.
   Безусловно, Алиса поступила так по совету родителей, которые  предви-
дели схватку и не хотели, чтобы их дочь дала к ней повод.
   - Ты должна установить детский манеж, но не в  малой  гостиной,  куда
никто не заходит и где ребенок сидит, словно наказанный. Поставь манеж в
столовой.
   - Но он займет много места.
   - Вот именно. Зато ребенок будет на виду.
   - Ну, раз ты так считаешь...
   Против всяких ожиданий первой спустилась Луиза, и Жанна,  попросившая
Дезире оставить дверь открытой, поняла, что ее невестка прислушивается к
чему-то, прежде чем отважиться спуститься по лестнице вниз.
   Чуть позднее настала очередь Анри войти в столовую, наконец  раздался
стук дверного молотка в ворота: это пришел доктор. Провести его к  Жанне
незамеченным в этот момент было невозможно. Он с кем-то говорил  некото-
рое время на первом этаже - Жанна не поняла с кем, - затем она  услышала
на лестнице его размеренные шаги. Прежде чем показаться в проеме  откры-
той Двери, он на мгновение из вежливости остановился:
   - Можно войти?
   - Прошу вас, доктор.
   Он был так же спокоен, так же холоден, как и  в  воскресное  утро.  С
шести часов утра у Жанны успело заболело левое веко. Эта лишняя  болячка
напоминала укус пчелы, но доктора она в заблуждение не ввела, и, придви-
нув стул, он сразу же приготовился измерить Жанне кровяное давление.
   - Это уже не в первый раз?
   - Нет. Впервые это случилось в Египте десять лет  назад,  но  не  так
сильно. Потом три или четыре раза в Стамбуле.
   - Покажите ноги. Он потрогал их, заставил пошевелить пальцами,  затем
снова накинул одеяло.
   - Вы давно проверяли сердце?
   - Два месяца назад, незадолго до того, как я уехала. Кажется, оно  не
в таком уж плохом состоянии, и с этой стороны сейчас  опасаться  нечего.
Невестка говорила с вами?
   - Я не видел ее. Я встретил только ее сына.
   - Он знает, что вы пришли ко мне?
   - Это было бы трудно утаить.
   - Ну и как он?
   - Спокоен, лицо немного осунулось.
   - Он вам ничего не сказал?
   - Попросил меня не уходить, не поговорив с ним. Он  вздохнул,  убирая
стетоскоп в футляр:
   - Вам известны режим и диета?
   - Никакой соли. Немного мяса. Никаких пряностей.  Ни  кофе,  ни  чая.
Каждые два часа стаканом воды запить одну из тех  таблеток,  которые  вы
мне выпишете. Она улыбнулась ему:
   - Верно?
   - Вы забыли главное.
   - Не двигаться, я знаю.
   - Рецепт отдать прислуге? Или вы предпочитаете, чтобы я  прислал  ле-
карства прямо из аптеки?
   - Так было бы лучше, если вас не затруднит. У  Дезире  сегодня  много
дел, да еще и я в придачу. Скажите, доктор, как вы думаете, сколько вре-
мени...
   - А сколько времени вам пришлось лежать в прошлый раз?
   - Неделю, но...
   - Значит, теперь две недели. Может, чуть меньше. Он  продолжал  прис-
матриваться к ней, как и в то воскресенье, но на этот раз у Жанны  скла-
дывалось впечатление, что он вот-вот сбросит свою маску  холодной  сдер-
жанности. Вдобавок, направляясь к двери, он  было  обернулся,  но  потом
снова пошел к выходу, сказав лишь:
   - Я зайду проведать вас завтра днем.
   В течение всего времени, что доктор был у нее  в  комнате,  Жанна  не
могла прислушиваться к звукам дома так, как ей хотелось бы, но  все-таки
прислушивалась - доктор, во всяком случае, заметил это, как поняла  Жан-
на, и, может быть, именно в этот момент он был более всего склонен пого-
ворить с ней. Внизу доктор не задержался, входная дверь закрылась за ним
почти сразу же; за