сно! Мне  нужен
кто-нибудь, кто простил бы меня...
   - Ты полностью прощена.
   - А ты, ты меня прощаешь?
   - Мне не за что тебя прощать.
   - Ты простишь меня от имени твоего брата?
   - Я убеждена, что он никогда и не сердился на тебя.
   Ведь это он, прежде чем уйти в мир иной, попросил у тебя прощения.
   Она задумчиво прошептала:
   - Это так!
   Но в ней все так же продолжали биться разные мысли -  то  черные,  то
чуть светлее, и от этого она выглядела как человек, пугливо  ищущий  вы-
ход. Свет надежды горел в ней лишь несколько мгновений и, погаснув,  ос-
тавил ее еще более подавленной, чем раньше.
   - Это потому, что Робер был хорошим человеком. Но я-то вовсе  не  та-
кая. Я пыталась. Я никогда не смогу. И поэтому не бросай меня, Жанна.  Я
не хочу одна оставаться в этом доме. Мне будет страшно от взглядов  сына
и дочери, когда они вернутся. Ты сама видела сегодня утром - у Алисы для
меня нет ни слова сострадания. Их для меня никогда ни у кого не было.
   О да, Робер! И он тоже устал. Вот что произошло, понимаешь ли ты?  Он
надеялся. Потом он понял, что ни к чему это не ведет, что  ничего  поде-
лать нельзя, и замкнулся. В течение многих лет я видела, как он  замыка-
ется в себе все больше и больше. Ему случалось еще и посмеяться и  пошу-
тить, но только когда у нас были посторонние или когда он думал, что на-
ходится с детьми один. А еще он, одеваясь, мог  невзначай  напевать,  но
стоило мне в этот момент войти в комнату, как он снова принимал  обычный
отсутствующий вид.
   - Ты просто вбила себе это в голову.
   - Я могу почти точно сказать, когда  это  началось.  Сразу  же  после
смерти его отца, вот уже десять лет. Дети были маленькие, дело процвета-
ло. Мы зарабатывали много денег и именно тогда с  радостью  решились  на
перестройку дома... Жанна!.. Прямо в мост!
   Но молния не попала в мост напротив дома, и снова послышался шум дож-
дя. Они были совсем одни в ярко освещенной белой кухне, все остальное  в
доме тонуло в темноте; ни одной ни другой не приходило в голову  перейти
из кухни в какую-нибудь комнату.
   - Раз уж я должна остаться здесь,  мне  нужно  позвонить  в  "Золотое
кольцо", чтобы их предупредить.
   - Только не звони, пока не кончится гроза. Это слишком опасно.
   - Я могла бы туда сбегать, когда все это кончится, и забрать свой че-
модан.
   Она сняла с крючка передник, который стал уже ее передником, и  завя-
зала его на себе.
   - Что ты собираешься делать?
   - Нужно приготовить обед.
   - Для кого?
   - Для тебя, для меня, для твоих детей, когда они вернутся.
   - А если они вернутся поздно ночью?
   Жанна не ответила и принялась за работу. Луиза продолжала стоять, об-
локотившись на раковину и  чувствуя  свою  бесполезность  перед  снующей
взад-вперед невесткой.
   - Я не знаю, как ты делаешь.
   - Как я делаю что?
   Чего ради объяснять? Жанна и так поняла. А объяснить было бы нелегко.
К тому же это заняло бы так много времени!
   - Еще чашку кофе?
   - Спасибо. Ты очень добра.
   - Я не нашла в доме одну вещь: ящика для отходов.
   Раньше он стоял во дворе, слева за дверью.
   Луиза сделала два шага и потянула выдвижной ящик, отчего  весьма  со-
вершенное устройство пришло в действие.
   - Чем я могу тебе помочь? - спросила Луиза без особого, впрочем,  эн-
тузиазма.
   - Ничем. Сиди. Гроза проходит.
   - Ты думаешь?
   - Она проходит. Я обещала служащему похоронного бюро позвонить сегод-
ня вечером по поводу писем с извещениями. Список адресов ему  нужен  как
можно раньше. Фамилии клиентов он возьмет завтра у бухгалтера. Этот слу-
жащий надеется получить у епископа разрешение на отпевание.
   Луиза поняла не сразу. В те мгновения, когда она становилась подозри-
тельной, ее зрачки сужались, как у кошки,  и  превращались  в  маленькие
блестящие точки.
   - А, да! Я и не подумала об этом.
   Они обе не замечали, что  мало-помалу  природа  успокаивалась  вокруг
них, ливень закончился, и только редкие капли дождя падали на землю; ве-
черняя тишина опускалась на кухню и весь дом.
   Время от времени Жанна подходила к приоткрытой  двери,  чтобы  послу-
шать, не плачет ли ребенок.
 
 
   IV
 
   До дня похорон, состоявшихся в среду, новых кризисов у Луизы не было.
Она, казалось, держалась настороже, как человек, принявший какое-то  ре-
шение, и Жанна обратила внимание на то, что Луиза убрала отовсюду бутыл-
ки с вином, включая и бутылку с мадерой.
   Когда дети в воскресенье вечером после грозы вернулись домой,  сестра
через полчаса после брата, их мать была  настолько  опустошена,  что  не
прореагировала на их приезд и лишь разыграла в своем углу роль  молчали-
вого наблюдателя.
   Анри приехал первым. Около десяти часов, открыв ключом дверь, он вор-
вался в дом как ветер, бросив освещенную  появившейся  луной  машину  на
улице. Его сразу же сбила с толку темнота во всем  доме  за  исключением
кухни, где друг против друга сидели две женщины. Шляпу Анри не носил.  У
него были густые светлые волосы и ясные, как у отца, глаза, но Анри  был
заметно мельче, хотя и широк в плечах, с решительной манерой держаться.
   Уже на пороге в глаза ему ударил яркий  свет,  он  нахмурился,  недо-
вольный - хотя, вероятно, не отдавая себе в этом отчета - тем, что в до-
ме царила совсем не та атмосфера, к которой он привык, тем,  что  увидел
свою мать сидящей в углу стола, где обычно сидела служанка,  а  рядом  с
матерью - толстую женщину с лунообразным лицом, которая спокойно разгля-
дывала его.
   Агрессивным, почти обвиняющим тоном он бросил:
   - Как это случилось?
   Поскольку он машинально обратился к тетке, ему пришлось повернуться к
матери:
   - Ты была при этом?
   Жанна поняла, что Луиза испугалась  вопроса  и  вся  сжалась,  словно
чувствуя за собой вину; отвечать пришлось Жанне:
   - Твоя мать ходила к мессе.
   - Дома никого не было?
   - Только Алиса, она занималась ребенком.
   - С ним случился приступ?
   Расставив ноги и тяжело дыша, он говорил очень громко - не оттого ли,
что с трудом держался, чтобы не упасть?
   - Лучше, чтобы тебя воспринимали как мужчину и ты  узнал  всю  правду
сразу, Анри. Не кричи. Не теряй самообладания. Твой отец повесился...
   Анри вошел в дом, раскрасневшись от переживаний и обдувавшего  его  в
пути ветра. Буквально за секунду, без всякого перехода,  он  стал  белым
как бумага, неподвижно застыл, и лишь его  кадык  судорожно  дернулся  в
горле.
   Его тетка, казалось, не двинувшаяся с места, очутилась рядом с ним  и
положила ему руку на плечо:
   - Ты ведь мужчина, не так ли, Анри?
   Он лишь мгновение выдержал это прикосновение, потом  яростным  жестом
оттолкнул руку и будто нырнул в темноту дома; Жанна  и  Луиза  услышали,
как он плашмя бросился на лестничные ступеньки и громко зарыдал.
   Его мать все это время сжавшись сидела на стуле, стиснув руки с такой
силой, что побелели суставы пальцев; когда  она  открыла  рот,  Жанна  -
предвидя, что сейчас раздастся крик, - сказала ей властно, почти грубо:
   - Ты-то хоть помолчи. А если не можешь взять себя в руки, иди в  свою
комнату.
   Она осталась, не двигаясь, не издавая ни звука, слушать рыдания юноши
- то неистовые, как крик, то тихие, как плач ребенка. Иногда эти рыдания
совсем затихали, чтобы, как это бывает у маленьких детей,  возобновиться
с новой силой; Луиза не отрывала взгляда от своей невестки, а та зашеве-
лилась лишь для того, чтобы поставить на огонь суп.
   Наконец Жанна вышла в коридор, откуда послышался щелчок электрическо-
го выключателя и мягкий, но непреклонный голос немолодой женщины:
   - Пойди посмотри сейчас на него. Он там, наверху.
   Постарайся не очень шуметь, чтобы не проснулся Боб.
   Один за другим щелкали выключатели, в то время как Луиза в одиночест-
ве дрожала на кухне, где никто больше не занимался ею.
   Голоса в глубине дома казались уже неясным бормотаньем.
   - Не бойся, Анри. Он не сердился на тебя. Он ни на кого не  сердился.
Перед тем как отбыть в мир иной, он попросил у вас прощения.
   Все еще мертвенно-бледный, юноша словно приклеился к порогу  комнаты,
не осмеливаясь войти.
   - Поцелуй его.
   Она дошла вместе с Анри до кровати, легонько придерживая его; он при-
коснулся губами ко лбу отца, и Жанна, почувствовав, как  напрягся  Анри,
обхватила его за плечи и стала подталкивать к выходу:
   - Иди.
   На лестничной площадке он запротестовал:
   - Я не хочу спускаться.
   - Иди, нельзя же здесь разговаривать.
   Он все-таки пошел, спускаясь по лестнице первым, и первым же вошел  в
кухню, избегая глядеть на мать.
   - Я уверена, что ты не ел.
   - Я не буду есть.
   - Съешь хотя бы тарелку супа. Завтра ты будешь нужен. Ты  теперь  бу-
дешь очень нужен.
   Казалось, что из-за присутствия матери, смущавшей его,  он  не  хотел
смягчиться. Он повторил, как капризный ребенок:
   - И все-таки я не стану есть.
   Жанна, не обращая внимания на его слова, накрывала на стол, и все это
время Анри с любопытством разглядывал эту  женщину,  которую  совсем  не
знал и которую увидел удобно расположившейся в их  доме.  Она  деятельно
крутилась, говорила с ним так, словно всегда была здесь, а его мать,  не
возражая против такого развития событий, сидела удивительно спокойная  и
притихшая, хотя Анри ожидал увидеть ее в страшном волнении.
   - Ешь.
   Минутное колебание, слабая попытка бунта закончилась тем, что он нак-
лонился над своей тарелкой.
   Он все еще машинально ел, когда его сестра, не имевшая ключа, скромно
постучала молотком у входной двери; в ночи затихал звук удаляющейся  ма-
шины, затормозившей перед домом лишь на мгновение.
   - Я открою! - сказал он, поднимаясь рывком. - Это Мад.
   Он бросился к сводчатому входу, ему не мешали.
   Какое-то время брат с сестрой разговаривали тихими голосами,  надолго
замолкая в темном вестибюле. Потом чья-то светлая фигура, длинные  голые
ноги промелькнули в пятне света, и быстрые шаги застучали по лестнице.
   Анри вернулся один и, снова усаживаясь, заявил:
   - Она знала.
   Луиза хотела было спросить его о чем-то, но  замолчала  под  взглядом
невестки; Анри, испытывая потребность говорить, объяснил все сам:
   - Их при въезде в город остановила полиция  за  превышение  скорости.
Полицейский потребовал у них документы. Он узнал Мад и удивился, что она
тут, перед ним, хотя ее отец умер.
   - Она спустится сюда?
   - Думаю, да. Она пошла переодеться.
   - Но...
   Жанна вдруг подумала о том, что в комнате девушки сейчас лежит покой-
ник. Анри понял:
   - Я сказал ей об этом. Она все равно пошла туда.
   Чуть позже он спросил:
   - Алисы дома нет?
   - Она ушла и вернется только в день похорон.
   Это слово чуть было не заставило его снова разрыдаться, но он ограни-
чился лишь несколькими всхлипываниями. Теперь,  когда  он  поел,  он  не
знал, чем заняться, как держать себя.
   - Может быть, лучше, чтобы ты поставил машину на место?
   - Верно. Я и забыл.
   - А ты оставайся здесь, - сказала она Луизе.
   Мадлен была наверху уже больше десяти минут, и Жанне пришлось еще раз
подняться по лестнице. Она увидела свет в голубой  комнате  и  осторожно
толкнула дверь.
   Девушка надела темно-синее платье, мокрые шорты и  блузка  из  белого
хлопка валялись на полу.
   Она сидела на стуле в самом дальнем от кровати углу, подтянув к  себе
колени, опершись на них  локтями  и  уткнувшись  подбородком  в  ладони;
взгляд ее неподвижно уставился на отца.
   Она не плакала. Она не вздрогнула, не шелохнулась, услышав, как  отк-
рывается дверь, и, казалось, даже не догадывалась  о  присутствии  тетки
вплоть до того момента, когда та, так же как и с Анри, захотела положить
ей руку на плечо. Тогда быстрым грубым жестом Мадлен стряхнула  руку,  и
Жанне показалось даже, что девушка хотела ее ударить.
   - Нужно спуститься вниз.
   Ни слова. Ни взгляда.
   - Ты не можешь оставаться здесь, Мадлен. Я Жанна, твоя тетя. Твои ма-
ма и брат внизу.
   Шипящим голосом она спросила:
   - Я что, не имею права остаться здесь с моим отцом?
   - Не сейчас, Мад. Нужно спуститься.
   Она пошла за Жанной, но было совершенно очевидно, что сделала она так
скорее в виде вызова, чем подчинившись. В ее согласии чувствовалось неч-
то высокомерное, презрительное.
   В кухне она обратилась не к тетке, а к матери, и ее голос от этого не
стал мягче или почтительней:
   - Это правда, что я тебе нужна?
   - Ты могла бы говорить со мной по-другому, Мад.
   - Тихо, - вмешалась Жанна. - Ты должна поесть, Мадлен. А потом  пойти
спать в комнату брата. Анри устроится на третьем этаже,  если,  конечно,
ты сама не захочешь туда подняться.
   Губы девушки дрожали, она жестко смотрела на  тетку;  вернувшийся  со
двора с сигаретой в зубах Анри был поражен ее видом.
   - В чем дело, Мад? - спросил он.
   - Ни в чем. Мне сказали, что я тут нужна, и  я  спустилась.  Но  пос-
кольку это не так...
   Он сделал слабую попытку удержать ее, но не настаивал,  и  она  снова
ушла наверх.
   Жанна этим вечером так и не нашла времени  ни  предупредить  служащих
отеля, ни забрать свой чемодан. Ей пришлось снять  платье  и  улечься  в
комбинации на освободившуюся постель Алисы, рядом с малышом; Жанна долго
прислушивалась к его дыханию, прежде чем уснуть.
   Боб разбудил ее около шести утра, когда бледное  после  дождя  солнце
проникло сквозь шторы в комнату. Чтобы не разбудить других, она сразу же
спустилась в кухню с ребенком на руках,  приготовила  еду  ему,  сварила
чашку кофе себе, а в семь часов, опять же с малышом  на  руках,  перейдя
через мост, вошла в гостиницу "Золотое кольцо".
   Хозяева, как и каждое воскресенье, накануне легли спать очень поздно,
поэтому еще не спускались вниз. В кафетерии небритый Рафаэль  был  занят
подметанием древесных опилок между столами, на которых стояли переверну-
тые стулья.
   - Дезире уже здесь? - спросила у него Жанна.
   - В это время она, должно быть, ест, ведь очень скоро клиенты  начнут
заказывать первый завтрак. В понедельник всегда бывают те,  кто  уезжает
очень рано.
   - Не передадите ли вы ей, что Жанна хотела бы перекинуться с ней сло-
вом-другим?
   Вокруг банкеток повсюду были развешаны  зеркала,  и  Жанна  вместе  с
удивленным малышом увидели себя в них. Улыбки у Жанны это не вызвало,  и
если ее лицо и выражало какие-нибудь чувства, то это было  чувство  спо-
койной покорности судьбе.
   - Жанна! - закричала Дезире, увидев ее среди столов и с  любопытством
уставившись на незнакомого малыша.
   - Это мой внучатый племянник, сын Жюльена, - объяснила Жанна.  -  Мне
не с кем было его оставить, и я взяла его  с  собой.  Они  все  там  еще
спят...
   - Я слышала о том, что произошло! Это ужасно, Жанна! Бедная  ты  моя!
Ты ведь специально приехала повидать брата! Ты же  была  здесь  накануне
вечером...
   Жанна отдавала себе отчет, что, вероятно, не  права,  действуя  таким
образом, что когда-то это приведет к осложнениям, если не конфликтам, но
она делала то, что казалось ей самым срочным.
   - Я пришла, чтобы попросить тебя об одной услуге, Дезире. Не согласи-
лась бы ты хоть на какое-то время поработать у моей невестки? Я тебе чем
смогу, помогу. Но я не в силах в одиночку тащить весь дом и...
   - Я знаю. Я понимаю. Но...
   Она колебалась. Они еще несколько минут поболтали  вполголоса,  в  то
время как Рафаэль с метлой крутился вокруг них, потом Дезире  исчезла  в
кухне, надеясь, что хозяйка уже спустилась. Когда  она  вернулась  -  не
меньше чем через четверть часа, - то издалека подала своей  подруге  ус-
ловный знак, и Жанна поняла, что все идет хорошо: такими знаками они об-
менивались еще в монастырской школе.
   - Мать-настоятельница, - так Дезире назвала свою хозяйку, -  в  конце
концов согласилась. Я уговорила одну девчонку, приехавшую сюда на выход-
ные и уже собравшуюся уезжать, занять мое место. Меня здесь не  очень-то
любят, поэтому особенно и не удерживали. Если  все  будет  нормально,  я
приду туда еще до десяти часов. А пока Рафаэль сходит с тобой и  поможет
отнести чемодан. Я сказала, что ты вернешься, чтобы оплатить  счет.  Те-
перь, когда они знают, кто ты такая...
   Луиза спустилась вниз только в половине  девятого,  более  усталая  и
бледная, чем накануне.
   - Ты не видела детей?
   - Нет еще. Думаю, они спят.
   - Ты куда-то ходила? Мне казалось, я слышала, как хлопнула дверь.
   - Я ходила в отель и договорилась с Дезире, которая была в монастырс-
кой школе одновременно со мной" чтобы она пришла нам тут  помочь,  всего
лишь на несколько дней. Она официантка из "Золотого кольца". Она догово-
рилась с хозяйкой.
   - Она согласилась? - с удивлением спросила Луиза. - Уже  давным-давно
местные девицы отказываются работать у нас.
   Она не стала возражать против инициативы своей невестки. Подобный ход
событий устроил ее. Она соглашалась на все, что Жанна предлагала или ре-
шала, полностью положившись на нее.
   - Я не знаю даже, где спала Мад.
   - Около двух часов ночи она еще стояла у окна  на  третьем  этаже.  Я
заснула раньше, чем она легла.
   - А Анри?
   - Не думаю, чтобы он не спал ночью.
   - Вчера вечером он попытался было поговорить с сестрой,  но  она  его
прогнала.
   По телефону звонили комиссар полиции и служащий похоронного бюро, по-
том заявился единственный репортер местной газеты, отсутствовавший вчера
в городе. Дезире явилась как раз вовремя, чтобы освободить Жанну от  ма-
лыша, которого она так и не спускала с рук.
   - Если я не освобожусь через полчаса, попробуй уложить его спать, хо-
тя я не думаю, что это будет очень легко.
   Несмотря на солнце день в доме казался сероватым.  Каждый  чувствовал
себя разбитым, с пустой головой, как чувствуют себя долго плакавшие  лю-
ди, но вообще-то слез было очень мало; Луиза, против  всякого  ожидания,
держалась бодро, старалась быть полезной и иногда  пыталась  даже  улыб-
нуться Жанне.
   Ей хотелось быть любезной - как совсем недавно ей хотелось быть хоро-
шей! Может быть, она осознавала, что в ставшем внезапно столь  спокойном
доме любого неосторожного слова, неловкого жеста хватило бы, чтобы  выз-
вать новое возбуждение, новые скандалы.
   Она ходила осторожно, размеренно, мягко ступая, как  передвигаются  в
больнице или в комнате больного.
   Жанна не видела, спустились ли дети. Какой-то незнакомый человек  лет
тридцати вошел в кухню и спросил Луизу; Жанна угадала в нем бухгалтера.
   Он говорил с Луизой в одной из комнат первого этажа довольно долго.
   - Жанна! Ты не занята? Можно тебя на минутку?
   Служащий похоронного бюро - очень чопорный, со шляпой в руке  -  стоя
ожидал списка в первой комнате.
   - Познакомься, это месье Сальнав, наш бухгалтер, Робер ему  полностью
доверял. Он сообщил мне плохие новости, и я не знаю,  что  делать.  Я  в
этом ничего не понимаю. Я перестала понимать даже, где я нахожусь. Я вас
покидаю. Не думай, Жанна, что я хотела бы все переложить на твои  плечи.
Но мне кажется, будет лучше, если ты поговоришь с ним в конторе.
   И, повернувшись к бухгалтеру, она сказала:
   - Вы можете ввести мою невестку в курс дела, месье  Сальнав.  Она  из
нашей семьи, и она сильнее меня. Может быть, ей удастся найти решение.
   Перед тем как выйти во двор, Жанна напомнила:
   - Не забудь список, Луиза!
   - Я сейчас им займусь.
   - Слушаю вас, месье Сальнав, хотя, несмотря на то,  что  вам  сказала
моя невестка, дела моего брата меня не касаются.
   Во всем доме только контора и винные склады не изменились; между ком-
натой, где еще позавчера работал Робер, и комнатой, которую всегда зани-
мал бухгалтер, так и стояла застекленная перегородка. Более того, сохра-
нилась и та же самая, знакомая Жанне с детства, угольная печь, на  кото-
рой, когда дед бывал в разъездах, ей случалось жарить каштаны. На  крюч-
ках черной деревянной этажерки висели те же  самые  бутылочки  чеканного
серебра; их снимали, когда нужно было предложить клиентам  продегустиро-
вать вино или спирт.
   - Подозреваю, что ситуация очень