ы Кости Ерофеева, я бы
его возненавидела. Но он покосился на меня и не произнес лишнего  звука.
Неужели я ему действительно дорога? В  смысле,  если  секреты  Кости  за
рубеж не уплыли, то ради чего классную молодую  любовницу  терять?  Нет,
так нельзя, так был шанс возненавидеть и его, и себя. Надо ли  говорить,
что при допросе, по-другому  не  назовешь,  Зингеров  я  присутствовала?
Измайлов понял - отлучение меня от оного чревато дебошем.  Или  по  моей
горестной   простодушной   физиономии   проверял   степень   правдивости
испытуемых? С него станется. Однако вступать в диалог мне  дозволено  не
было. Поэтому, когда я брякнула: "Где деньги?",  полковник  подскочил  и
зарычал:
   - Какие деньги?
   - Любые. Лева избавился от квартиры, следовательно, сотни на такси  в
его бумажнике не исчерпывали наличности.
   - Ты спешишь, - укорил меня Измайлов.
   - Я устала ждать основной темы, - нахально уведомила я.
   А про себя добавила: "Не получится выдать убийцу Левы за Робин  Гуда.
Он обычный вор, представивший честного парня в наихудшем свете. Он  убог
и ограничен, если выбрал такой  вариант  дискредитации  жертвы".  Тут  я
несколько охолонула от слова "дискредитация" и прислушалась.
   Нинель  Михайловна  слабым   голосом   вдалбливала   Измайлову,   что
связываться с отечественными  банками  придет  в  голову  лишь  безумцу.
Разумеется, Лева вывез бы деньги наличными.
   - Задекларировал? - усмехнулся Измайлов.
   - О да, - опередил жену Давид Григорьевич.
   - Если в России можно успеть задекларировать хоть  что-нибудь,  -  не
сдалась на милость супруга Нинель Михайловна.
   Оказалось, квартиру Лева продал гораздо дешевле, чем удалось  бы  еще
пару  лет  назад.  Точной  суммы  мать  с   отцом   не   знали,   но   в
законопослушности сына не сомневались.
   Я ощущала, что мы втроем полковнику Измайлову в  тягость.  И  он  нам
тоже в радость не был. Поэтому, когда  Вик  отрядил  лейтенанта  Балкова
проводить нас на  квартиру  Зингеров,  все  испытали  облегчение.  Кроме
Сергея, наверное. Но он мужик флегматичный,  вида  не  подал.  Опять  же
опускаю встречу стариков со своим  домом.  Бродят  два  дрожащих  слепца
вдоль стен, беззвучно шевелят бледными губами, и глазницы  у  них  будто
выжжены и не затянулись еще гнойной пленкой...
   Я наивна до предела, разделяющего норму и патологию. Клянусь, думала,
что "опечатанная квартира" отличается от неопечатанной блямбами  сургуча
с вытисненным  на  них:  "Не  подходи,  убьет".  А  печатью  выставилась
тонюсенькая бумажонка. И когда Балков ее  сорвал,  я  испытала  странное
удовольствие. Старики Зингеры уже перебрали  вещи  Левы,  но  не  успели
коснуться каждого квадратика кафеля  в  кухне,  где  сам  хозяйничал  их
бедный сын, когда дверь неожиданно  распахнулась,  и  на  пороге  возник
бесформенный малый со стрижкой "не  хочу  лысины,  сам  побреюсь".  Наше
присутствие повергло его в судороги.
   - Левка, сволочь, жид, сдал каким-то  жидам  мою  квартиру,  -  ахнул
пришелец и звучно шлепнул себя по ягодицам. - Из воздуха деньги  делают!
Из воздуха!
   -  При  чем  тут  национальность?  -  механически  отозвалась  Нинель
Михайловна.
   Давид Григорьевич только вздохнул. И пожилые люди замкнулись  в  себе
наглухо. Но я полезла на живую амбразуру.  И  сие  сооружение,  будто  в
ужастике, бесстрастно сообщило мне, что бы оно хотело с нами, ублюдками,
делать. Фантазия парня явно составляла  полпроцента  от  его  тупости  и
жестокости. Оторвав от себя руки запсиховавшего Балкова, я  выбралась  в
коридор для конфиденциальных переговоров. И поняла, что вопрос  престижа
в  России   стоит   острее   и   прямее   всех   прочих.   После   моего
экзальтированного выступления о  шовинизме  лысый  пряник  поведал,  что
русских, татарских, грузинских, адыгейских и прочих  лишившихся  сыновей
супругов он выдворил бы  без  колебаний.  Завтра  в  шесть  утра  должна
прибыть бригада евроремонтников, а в доме посторонние. А если  бы  он  с
приятелями закатился или с девкой  запоролся?  Он  вообще  дал  квартире
отстояться четверо суток после прежнего владельца. Мало нам,  падали?  Я
плавно переходила с контральто на  визг,  но  вдруг  ощутила  ртом  вкус
вспотевшей мужской кожи.
   - Поль, заглохни, - попросил Сергей Балков.
   - Предатель, - вывернулась я, преодолев искушение вцепиться зубами  в
его ладонь.
   Лейтенант отшвырнул меня подальше от  грубого  типа  и  принялся  его
умасливать:
   - Не горячись. На  улице  льет  дождь.  Куда  пенсионеров  в  шоковом
состоянии гнать? Через десять минут друг заедет, уберемся.
   - Если не поторопитесь, мои телохранители из вас отбивных понаделают.
   - Понял...
   Как я презирала  труса  Балкова  в  эти  минуты.  О  несоблюдении  им
некоторых формальностей при проникновении в дом не подумала и  никак  не
могла взять в толк, почему он не  предъявляет  удостоверение.  А  Сергей
снял трубку, набрал номер и запричитал:
   - Боря, у нас такая непруха...
   Минут восемь канули в вечность, и в дверь позвонили.
   - На выход, народ, - бодренько пригласил Борис Юрьев. - Говорят,  вас
из оскверненной квартиры надо вызволять.
   - Боря, дай ему в морду, - потребовала я.
   - Сережке? - уточнил Юрьев с ехидцей.
   - Ему я сама врежу, чтобы не толкался.
   - Наслаждение получу при виде, - пообещал Борис и стал теснить меня к
выходу, шепча:
   - Проводи друзей,  Поля.  Там  Виктор  Николаевич  бугаев  в  "мерсе"
шерстит. Вспомнил, что ты здесь, и  захотел  помочь.  Но  его...м-м-м...
практическая  сметка  очень  пригодилась.  Я  за  Серегой   послежу.   Я
взорвалась:
   - Вдвоем на одного полезете?! Чем же вы лучше  гада,  грозившего  нам
расправой охранников?
   - Теперь,  когда  мои  подопечные  в  безопасности...  вот  теперь  и
посмотрим, чего ты стоишь без телохранителей, - услышала  я  предложение
кровожадного Балкова.
   Однако не сумела адекватно отреагировать, потому и испепеляла  Юрьева
взглядом.
   - Поля, - с непривычным спокойствием вдалбливал мне Борис, - Сергей у
нас парень основательный. Он всегда стремится к совершенству,  к  идеалу
стремится. Достал его этот мудак. Я  должен  проследить,  чтобы  коллега
бритоголового по стенке  не  размазал.  Мужик  ведь  и  впрямь  владелец
жилплощади.
   И тут до меня дошло. Балков не затевал потасовку при мне, при  Нинели
Михайловне и Давиде Григорьевиче. Зато сейчас отведет душеньку. А мне не
по нраву роль общественного контролера. Поэтому сообщила Борису:
   - Жду в машине. Но ты не сильно гаси Сережины инстинкты.
   - Злые, безжалостные создания эти бабы, - помрачнел Юрьев.
   Нинель Михайловна и Давид Григорьевич запросились в гостиницу,  чтобы
побыть наедине с горем. Но в итоге остались у меня. Я спустилась к  Вику
и до утра ревела. Полковник утешал меня, как мог, - даже совестно  стало
за его бессонницу.
   - Я найду убийцу Зингера,  детка,  -  принялся  бредить  на  рассвете
Измайлов.
   - Я сама, будь я проклята, - ляпнула я.
   -  Умоляю,  не  вмешивайся.  И  главное  -  без   журналистов.   Дело
щекотливое, скандальное, его неимоверно раздуют, - занудил полковник.
   Я не стала спорить, а приготовила форшмак по  рецепту  матушки  Левы.
Сонный Измайлов отрезал чудовищной толщины ломти булки и  накладывал  на
них селедочный фарш в масштабе один к трем. И  правильно:  если  "боевая
подруга" не  дает  сомкнуть  глаз,  надо  наедаться  на  неделю  вперед.
Здоровый подход к жизни.
   Менты были не правы. Они упорно  подозревали  Леву  Зингера  в  краже
секретов Кости Ерофеева, что меня доконало. Если честно,  после  отъезда
Нинель  Михайловны  и  Давида  Григорьвича  с  гробом  Левушки  я  ждала
положительных результатов. Но милицейские уникумы дорассуждались лишь до
фальшивого алиби Ерофеева и  преступного  сговора  людей,  явившихся  на
работу первыми. Логично, конечно. Балков с  Юрьевым  замучились,  терзая
сотрудников проектного отдела архитектурной  мастерской.  Еще  бы!  Улик
никаких,  вся  надежда  на  неосторожное  слово.   И   парни   Измайлова
докопались:
   Лида Симонова  предлагала  Леве  фиктивный  брак,  чтобы  без  лишних
формальностей выехать из страны, а Костя  Ерофеев  просил  рекомендовать
себя в качестве гениального творца - вдруг контракт перепадет.
   Рассчитав примерно темп  дальнейшего  расследования,  я  решила,  что
настало мое время. Обзвонила человек двадцать и выяснила  подозрительную
подробность. Лева постепенно  рвал  связи  с  нашими  общими  знакомыми.
Кто-то не общался с ним  два  месяца,  кто-то  три.  Последний  номер  я
набрала с отчаяния и услышала:
   - Мишелиха на проводе.
   - Ленка, ты? - усомнилась я, потому что дама эта, по моим  сведениям,
пребывала в Ганновере.
   - Угу, не верьте клеветникам, я хорошая.
   Точно, Мишелиха, то  бишь  красивая  Елена  Павловна  Мишель,  бывшая
манекенщица, главбух, глава маленькой фирмы и еще бог знает кто.
   - Полинка, немедленно приезжай, - потребовала Ленка. - Иначе я  выжру
всю водку.
   -  Все  равно  выжрешь,  пока  добираюсь,  -  сказала  я.  -   Можешь
приканчивать остатки, привезу новую порцию.
   - Будет сделано, - подчинилась бедовая Мишелиха. - Но ты уж  побольше
вези.
   Теперь жуткая истина. Когда Елене Мишель хочется принять, она идет  в
баню под окнами. Там буфетчицы оповещены, что она чистит  собаку  смесью
водки и уксуса. Шикарная Ленка, не таясь, выносит семьдесят пять граммов
"Пшеничной" в баночке из-под кофе "Якобc" и называет дальнейшее:  "Выжру
всю водку". Словом, я купила шампанского и отправилась к ней.
   После заграничного житья мадам  начала  сдавать.  Во  всяком  случае,
пригубив мой принос, она раскисла до невообразимости.
   - Полинка, ты знакома с Алексом? - спросила Лена.
   - Нет, - отозвалась я.
   - Совсем-совсем?
   - Совсем.
   - А он сыграл в ящик.
   - И он тоже?
   - Кто еще?
   - Лева Зингер.
   Вой Ленки был сравним разве что с мартовскими рыданиями котов. Лет  в
десять я искала выброшенного в  палисадник  несчастного  младенца,  пока
какая-то тетка не окатила меня из окна водой  и  матом.  Призванные  уже
моими  воплями  на  подмогу  родители  объяснили,  что  я   слышала   не
грудничковыq плач, а свадебные кошачьи хоры.  Я  еще  много  лет  им  не
верила.
   Мишелиха пинала стоявший на полу компьютер и,  захлебываясь  слезами,
орала:
   - Вот он, вот он!
   - Ты сунула в компьютер урну с прахом Алекса? - изумилась я.
   - Дура, это подарок Алекса. Леве, Алекс подарил.
   - Стоять, сидеть,  лежать...  На  собачниц  такие  команды  действуют
безотказно. Мишелиха перестала голосить, угомонилась и попросила:
   - Подналяг на шкаф справа, Поль.
   - Опять? - застонала я. - Ты еще делаешь это?
   - А что прикажешь мне сейчас делать?! - взвилась Ленка.
   Я пофантазировала с минуту - все не то. Прижалась плечом к  шкафу  и,
обреченно вздохнув, доложила:
   - Готова к подвигам. Куда будем двигать?
   -  На  меня,  -  призвала  Мишелиха  и  ухватила  массивный   предмет
обстановки снизу.
   Почему ее не придавило неожиданно легко поддавшимся шкафом -  понятия
не имею. Мигом протрезвевшая Ленка подула на пальцы, потом  прикатила  в
образовавшийся свободный угол кресло, отбежала и полюбовалась  на  него.
После чего вбила гвоздь над подголовником, повесила на него офорт, а  на
место офорта  -  нечто  среднее  между  подсвечником,  бра  и  резиновой
дубинкой. Вымученно улыбнувшись, пояснила:
   - Мне необходимо уединение за шкафом, чтобы мертвецы, Лева  и  Алекс,
не толпились за спиной...
   Люди  подвержены  маниям:   курят,   пьют,   употребляют   наркотики,
занимаются спортом, лечатся, лечат, учатся, преподают, изобретают, копят
деньги, транжирят их и  прочая.  Если  чья-то  мания  мешает  окружающим
предаваться своим маниям, она  объявляется  вредной,  разрушительной,  и
тогда общество стремится избавиться от "не правильного" маньяка.
   У  Елены  Мишель  тоже  был  свой  пунктик.  Вполне  безобидный.  Она
переставляла мебель. Ее угнетало однообразие. Случалось, уйдешь  вечером
из квартиры, а утром вернешься - будто бы в совсем  другую:  обуреваемая
творческим порывом  хозяйка  за  ночь  переиначила  интерьер.  То  ли  в
Мишелихе рождался дизайнер, то ли на тяжелую атлетику тянуло. Как бы  то
ни было, барышня намастрячилась  ворочать  неподъемности  в  одиночку  -
ловко, быстро и почти бесшумно. Жилище Лены сулило потрясающие  сюрпризы
каждому, кто не навещал его хотя бы  месяц.  Самые  азартные  из  друзей
прикидывали на калькуляторах возможные варианты  передвижек,  исходя  из
метража квартиры и количества стульев. Пари заключали. Но Мишелиха  всех
обставляла.   Прикупит   какую-нибудь   напольную   вазу,   и   извольте
пересчитывать по новой.
   На сей раз удрученная смертями приятелей Мишелиха выдохлась сразу.  Я
мысленно возблагодарила небо за то, что не пришлось возиться со  стенкой
и дубовым столом. Она плюхнулась в кресло под  офорт,  а  я  уселась  на
паласе  напротив  и  принялась  выспрашивать  про  Леву.  Но   сумбурное
повествование хозяйки почти ничего не прояснило.
   Лена вернулась в  родные  пенаты  пять  месяцев  назад.  В  ресторане
столкнулась со старинным другом Алексом.
   Тот  тоже  недавно  прибыл  из-за  бугра  и   искал   здравомыслящего
архитектора.  "Здравомыслие"  этот   господин   трактовал   своеобразно.
Проектировщику надлежало "нарисовать" его бред. А каким образом в  форму
одной виденной им в Европе виллы втиснется внутренняя планировка замка и
другой  виллы,  заказчика  не  касалось.  Лева,  приведенный  Мишелихой,
справился. Если несколько заскоков и не удовлетворил,  то  доказал,  что
Алексу  приснился,  например,  коридор,  в  котором  под  окном  топился
облицованный мрамором камин. Донельзя довольный  богач  помимо  гонорара
преподнес мастеру компьютер.
   Две недели  назад  Мишелиха  заарканила  Леву  в  холле  гостиницы  и
пожаловалась:
   - Не дается мне честный кусок хлеба. Могла бы кормиться  компьютерным
набором, да не на чем строчить.
   И Левушка привез ей "орудие производства" в упаковке. Признался,  что
уезжает, компьютер продавать хлопотно, с собой везти незачем, так  пусть
Ленка владеет и вспоминает его добром. Судя  по  пребыванию  агрегата  в
неподключенном виде, Мишелиха начинать трудиться не спешила...
   - Лен, а в какой гостинице живет, прости, жил твой Алекс? И отчего он
умер? - полюбопытствовала я.
   Оказалось, миллионер обитал несколькими  этажами  ниже  архитектурной
мастерской, где трудился Лева Зингер. Покинул он сей  мир  позавчера  по
причине передозировки героина. Мишелиха посетовала, дескать, будь  Алекс
ее Алексом,  он  бы  так  рано  и  так  печально  не  кончил.  Но  разве
проститутки  уберегут?  Уж  как   за   ним   друг   Юра   ходил!   Лучше
дипломированной няньки! И то недоглядел.
   Выяснить, почему надзор за взрослым мужчиной осуществлял взрослый  же
мужчина, мне не удалось. Ленка вдруг  заявила  о  непреодолимом  желании
отключиться и осуществила его прямо в кресле. Подождав полчаса, я вымыла
стаканы и убралась.

Глава 6

   Мишелиха растворилась, будто кофейный порошок. Чуть окрасила  кипяток
моей любознательности, придала ему вкус, но не более. Я ей звонила, я  к
ней ездила - бесполезно. С Ленкой такое часто случается. Она и намерения
свои... ворочает, как мебель.
   Полковник Измайлов взялся докладывать мне  о  расследовании  убийства
Ивана Савельевича Некорнюка каждый вечер. Лишь  бы  не  сболтнуть  слова
вольного про гибель Левы. Сначала я собралась ругаться, дать ему понять,
что его происки для меня не загадка.  Насквозь,  дескать,  тебя,  аспид,
вижу, не старайся. Но изредка у меня получается не  поддаваться  порыву.
Скажем, когда я очень устала или ленюсь. Вот и на этот раз я удосужилась
поразмышлять. Зачем бесить Вика,  если  его  можно  перехитрить?  Честно
говоря, я занималась  объегориванием  умного  и  напичканного  интуицией
полковника и раньше. Но Измайлов привлекателен тем, что с ним все всегда
- будто впервые. Естественно, разоблачение грозило осложнить наши далеко
не простые отношения. Однако ждать,  когда  Вик  соизволит  назвать  имя
убийцы Левы, было невыносимо.
   Подумаешь,  свозили  они  заказчика  к  архитектурной  мастерской   и
показали ему из машины Евгению Альбертовну Енину. Он признал в ней  свою
давешнюю утреннюю  мучительницу.  Подумаешь,  погнали  Бориса  Юрьева  в
магазин, где зодчие приобрели двери. Он выяснил, что теоретически  любой
высокоразрядный токарь в состоянии выточить на приличном станке хваленые
уникальные ключи. Следовательно, и любой ключник мог владеть собственным
комплектом и застукать Леву. Вот только с какой целью он сам ни свет  ни
заря притащился на работу с самопальными отмычками? В общем,  количество
подозреваемых возросло до семи  корпящих  в  проектном  отделе  человек.
Наверное, сыскари Измайлова теперь были не прочь двинуть по стопам якобы
вороватого  Левы  Зингера  и  спереть   чью-нибудь   идею   относительно
следующего хода. Так им и надо.
   Подбадривая себя этаким образом, я мужественно вникала в  милицейские
заботы Вика. Его ребята разыскали водителя последнего автобуса,  который
в ту роковую пятницу обратил внимание на  Некорнюка  -  из-за  склочного
нрава последнего. Иван Савельевич отчитывал тинэйджеров за неуважение  к
его сединам и задерживал посадку. Потом  расспросы  обогатили  Юрьева  и
Балкова предположением, что ученый на ночь глядя отправился на озеро  не
купаться, а что где-то поблизости было у него обиталище. Нашли и  его  -
бревенчатую избушку покойных родителей, стоявшую на околице единственной
сохранившейся  в  тех  местах  деревни.  И  столкнулись  с   великолепно
организованной кем-то чертовщиной. Соседи сказали:
   - Иван Савельич часов в девять - полдесятого  гулял,  верно,  к  воде
шел, полотенце у него через плечо висело.
   Как обратно вернулся, не видели, но свет  в  доме  и  после  полуночи
горел... Не-а, больше он на глаза не попадался. И электричество не жег.
   Вломились  в  жилище  и  обнаружили...  аккуратно  сложенную   одежду
Некорнюка,  упомянутое  полотенце,  сандалии,  бумажник,  ключ  от   уже
вскрытой и обшаренной ментами  городской  квартиры  и  протухшие  запасы
провизии дня на  три.  Наглость  преступника  всех  озадачила.  Задушить
человека, запихать под корягу и принести  вещи  ему  на  дом!  Версии  о
местном либо знакомом химику городском душегубе  никого  не  обрадовали:
возни много, результаты сомнительны.
   Деревенские Ивана Савельевича хвалили. Характер его их  не  волновал,
тяга  к  земле  удостаивалась  одобрения.  На  приусадебном  участке  он
экспериментировал с продаваемыми фирмой  препаратами.  Огород  Некорнюка
назывался "джунглями" и являлся местом паломничества. Кстати,  и  личная
торговлишка со скромной наценкой процветала. Но в  этом  году  "Мичурин"
ничего не сажал, решил отдохнуть и не гнуться  над  грядками.  Созданный
авторитет батрачил на него - окрестный люд по-прежнему покупал удобрения
и средства от вредителей у доктора наук.
   - Крутимся, как белки в колесе, - пожаловался Измайлов.
   - Бедняги, - искренне пожалела я. - Но сделайте милость, не  забудьте
про убитого Леву Зингера.
   - Ни в коем случае, - вскинулся Вик и удрал в ванную.
   Последующие день и ночь я  подогревала  вдохновение  чем  придется  и
выполнила четыре рекламных заказа.  Пахала  словно  одержимая.  А  когда
одержима мечтой, не  связанной  с  тем,  что  практически  делаешь,  оно
отменно  получается,   будто   само   собой.   Принцип   сосредоточенной
отстраненности. Я мечтала отмыть от грязи доброе имя Левы.
   Потом я выдраила две квартиры  и  забила  морозилку  полуфабрикатами.
Измайлов возвращался из управления поздно, жевал тупо и  вяло  -  вот  и
решила: авось не рискнет придираться к суррогатам быстрого приготовления
со вкусом лежалой (под скотиной) соломы.
   Но это не было пределом морального падения.  Изучив  в  зеркале  свое
отражение без признаков  ведьмаческого  косоглазия,