я  вообразила,  что
резервы  у  меня  имеются,  и  притворилась  больной.  Вик  никогда   не
сомневался в неполноценности  моих  мозгов,  хотя  прочие  детали  моего
организма привык считать здоровыми. Мужчина изводился,  пластался  между
любовью и долгом.  Пришлось  наскоро  смягчить  фантастические  симптомы
недомогания. Полковник повеселел и бессовестно выбрал долг. Я  с  трудом
сумела  скрыть  разочарование.  Что  ж,  боролась  и  напоролась.   Надо
продолжать в том же духе. Может, повезет?
   Нет, здравый смысл я вытравила из себя не до последней капли.  Потому
что в итоге мне захотелось сообщить Измайлову про смерть Алекса в том же
здании, где пришибли Леву. Связи - никакой.
   Представила себе реакцию полковника на мои "кретинские потуги связать
узлом две металлические трубы" - и сразу раздумала.
   Я выгадала себе достаточно  времени  для  дилетантских  глупостей.  Я
стремилась в гостиницу, надеясь зацепиться за случайный гвоздь, то  бишь
факт. Ведь скорее всего  Лева  спускался  в  номер  Алекса,  и  там  они
обсуждали будущий дворец обремененного валютой  господина.  Там  он  мог
сталкиваться с окружением миллионера. Значит, скучающему  обслуживающему
персоналу не возбранялось что-то  подсмотреть  и  подслушать.  От  этого
самого персонала и в сортире не скроешься.
   Мои действия, как и всегда, разнообразием не отличались.  Впаялась  в
телефон и принялась деловито опрашивать знакомых мужчин:
   - Статью пишу о  гостиничном  сервисе.  Нет  ли  у  тебя  на  примете
горничной? Дежурные и администраторы неразговорчивы...
   Сто лет так не выгибалась перед людьми. То меня смущало место  работы
предлагаемого "источника информации", то возраст, то трудовой  стаж.  От
балласта приходилось избавляться сразу, чтобы не быть  обязанной.  Таких
приятелей, которые свели бы меня с подружкой и не  потребовали  ответной
услуги - даже если бы я не  воспользовалась  их  рекомендацией,  -  было
маловато. Помнится, уфолог Игорь дал мне крохотную справку об НЛО; после
ему пригрезилось соавторство, и он изнамекался на дележ гонорара.  Затем
полгода занимал у меня, правда, понемногу, но часто.
   Почему я искала помощи у  мужчин?  Хитрющая  такая.  Дамы  охотнее  и
добросовестнее выполняют их просьбы о содействии, пусть и  другой  даме.
Порой чувствуется холодок, но я умею убеждать, что общий наш друг мне до
лампочки,  зато  знание  исследуемого  предмета  собеседницей  бесценно.
Действует почти безотказно. В разряд "почти", как правило,  попадают  не
самые умные и искушенные, а самые глупые и закомплексованные.
   Я  когда-то  развлекалась  кашмирским  квадратом.  Если  ему  верить,
упертости во мне больше, чем в Сталине. В общем, нашла я парня,  который
состыковал нас с горничной, обслуживавшей номер таинственного Алекса.  И
расплатилась за пять минут: зарифмовала ему приветственные  строчки  для
поздравления юбиляра шефа.
   Горничная  Алла  была  знаменита  удачливостью.  В  ту  пору,   когда
магазинные  полки  безнадежно  пустовали,   ей   казалось   унизительным
выуживать колготки с одной затяжкой из мусорных  корзин  мадам,  миссис,
сеньор, фрау и т. д. Она  запиралась  в  берлоге  интуристов,  принимала
ванну с французской пеной, мыла голову английским  шампунем,  натиралась
американским  кремом  постоялицы,  облачалась  в  ее   махровый   халат,
усаживалась в кресло, закуривала сигарету и  хлебала  виски  постояльца.
Всего час шика, и Аллочка рьяно принималась за уборку.
   Изредка девушку заставали не вовремя  вернувшиеся  иностранцы.  И  ни
разу не выразили недовольства ни ей, ни ее начальству. Хотя скандалы  по
схожим  поводам  для  других   заканчивались   увольнением   с   жуткими
характеристиками или того хуже - по статье. Алла не  затевала  стриптиз.
Она сносно владела тремя языками и бойко  ими  пользовалась.  Доля  юной
образованной красотки, вынужденной дома  мылиться  хозяйственным  мылом,
питаться  дешевой  килькой,  почему-то  без  хлеба,  и  курить   папашин
"Беломор"   потрясала   иноземцев   до   заикания.   В   коридор    Алла
преимущественно выбиралась задаренной  средствами  гигиены,  косметикой,
жевательной резинкой и сигаретами. Потом "толкала" дары  не  без  пользы
для своего бюджета.
   Увиделись мы с ней в бельевой, и  я  мгновенно  смекнула,  как  важно
смолоду баловать тело дорогими шампунями и  кремами.  Сорокалетняя  Алла
смотрелась моей ровесницей.
   - Сказок не приемлю, выросла, - с лету нокаутировала она меня.
   - Идет, не будем отвлекаться  на  сервис.  Каково  живется  здесь  не
командированным, а своим бездомным богатеям?
   - Замечательно.
   - И Алексу не хуже?
   Неприветливая горничная расхохоталась:
   - Ох, бабы, ох, ненормальные, и в щелку  пролезут.  Сейчас  выпросишь
мой фартук и отнесешь ему цветочки? Сказала бы честно, что б...,  но  не
желаешь в этом качестве светиться. А то: "Журналистка, журналистка..."
   Я офонарела. В голове столкнулись два вопроса: "Какой  же  внешностью
меня  дрянь  природа  снабдила?"  и  "Что  подумает  устроивший  встречу
приятель, не опровергни я смелый вывод Аллы?" А  опровергать  смысла  не
было. Она выбрала для меня роль и лишь с проститутствующей  журналисткой
согласна была поболтать. Конечно, бытует такое мнение:  мол,  женщина  с
диктофоном берет интервью и сочиняет репортажи в чужих койках. Но готова
ли я соответствовать, честно сыграть эту роль?
   Меня выручила самоуверенность Аллы. Не дождавшись подтверждения своей
догадки, она, глядя на меня не без симпатии, сказала:
   - Да ты не стесняйся. На прошлой неделе у нас учителя со всей  страны
останавливались. Конференция всероссийская,  лучшие  представители.  Так
училки помоложе и посмазливее за трое суток  столько  баксов  насшибали,
что наши девчонки волчицами выли и сутенеров костерили матюгами.  А  кто
осудит? Они в школах мало получают.
   - Как насчет Алекса? - пискнула я каким-то чужим голоском.
   - На кладбище твой желанный,  смирись,  -  буркнула  Алла.  И  строго
добавила:
   - Не все везуха, ведь и козе понятно. Если ты очень нуждаешься,  могу
подогнать дядьку.  Ему  нравится,  когда  матерая  бабенка  гимназисткой
придуривается.
   От  предложенной   перспективы   меня,   вероятно,   слишком   сильно
передернуло.
   - Фу, ты не втюрилась в Алекса часом? - возмутилась чудо-горничная.
   И  Аллу  понесло.  Лучшая  подруга   не   услышала   бы   того,   что
предназначалось  странной  дурехе:  мол,   вознамерилась   небескорыстно
отдаться мужику, а против нее  судьба  ополчилась.  И  Алла  вдохновенно
смягчала удар. Дела наркомана Алекса меня  не  касались,  его  жизненный
путь было удобнее обсудить с Мишелихой. Я  решила  перевести  стрелки  и
направить поезд красноречия Аллы в сторону Левы при первой  возможности.
Однако покорно внимала - профессиональная привычка, не иначе.
   Алекс существовал праздно и разгульно. Пил, кололся, устраивал оргии.
Проститутки дрались за шанс получить деньги  с  беспамятного  импотента,
как с сексуального гиганта. Он не был  скуп.  Буен  -  да,  опасно  буен
бывал.
   Алекс вселился в "люкс" вместе с Юрой. Но  тертая  обслуга  даже  для
порядка не проехалась по парочке сорокапятилетних мужчин как по голубому
союзу. К Юре сразу прилепились две клички -  "гувернер"  и  "слуга".  Он
наливал Алексу сок, накидывал на плечи плащ, если барин норовил выйти  в
рубашке  под  апрельский  дождь,  заносил  в  номер  после  кутежей  вне
гостиницы, созывал шлюх и разгонял их, кормил с ложки, когда  у  патрона
дрожали руки... Сам спиртного в рот не брал, наркотики не  употреблял  и
не курил. Только растолстел заметно. Алекс почти ничего  не  ел,  а  Юра
старался за двоих. Вытребованные истеричным хозяином самые  замысловатые
блюда из ресторана объедками  на  кухню  не  возвращались  -  "гувернер"
хлебушком тарелки подчищал.
   Аллу вовсе не удивляло, что Алекс не работал в обычном смысле  слова.
Иногда его навещали лощеные  мужчины  с  охранниками,  остававшимися  за
дверью на время беседы. Иногда Юра с утра грузил чуть кайфующего  Алекса
в поданный к крыльцу лимузин и привозил за полночь в дымину пьяного, уже
на принадлежавшем Алексу "Мерседесе". Несмотря на внешний лоск, на порой
проскальзывавшую,  словно  солнечный  зайчик   по   обшарпанной   стене,
царственность Алекса, было ясно: он на белом свете доживает.  Его  никто
не жалел, не берег. Все стремились хоть что-то урвать,  пока  не  подох,
урвать хотя бы кроху. Эти долларовые бумажки,  которые  ему  радости  не
приносили, лишь мгновенное физическое  облегчение,  были  позарез  нужны
остальным. Незадолго до кончины к Алексу из  Тмутаракани  прибыла  дочь,
стервозная блеклая девица. Он  кричал  в  лифте,  что  воссоединяется  с
покинутой семьей. Он собирался отстроить дворец. Пожировав  недели  три,
обобрав, по свидетельству Юры, отца так, что у того ни копейки, ни цента
не завалялось, и выяснив максимум о правах родных детей  на  наследство,
малышка отбыла к маме.
   - Скажи, газетно-журнальная, кто прав, кто виноват? Кто темная  сила,
кто светлая? - затеребила меня Алла.
   На ответе не настаивала. Зачем он ей?
   Попадать в вены собственноручно Алекс, вероятно, уже  не  мог.  Когда
укол  ему  делал  Юра,  он  запирал  номер,  а  после  процедуры  прятал
использованный шприц и ампулы. Но  случалось,  хозяин  взбрыкивал  и  по
собственному почину усугублял ощущения какими-то капсулами. Так было и в
день смерти. Вызванная сменить заляпанное соусом постельное  белье  Алла
делала вид, будто оглохла и ослепла. Алекс орал на Юру:
   - Ты, "шестерка", мне мало, мало, мало!
   - Небогато опохмелился, - сказал Юра Алле, когда они вместе очутились
в коридоре.
   Чем опохмелялся Алекс, горничные и официанты  знали.  Надо  полагать,
сами же его наркотой и  обеспечивали.  "Гувернер"  отсутствовал  полдня.
Явился нагруженный коробками и свертками - барин менял гардероб. Сунулся
в спальню... Через полчаса носилки с пластиковым черным пакетом  стащили
по служебной лестнице  в  машину  "Скорой  помощи".  Юра  с  несколькими
невзрачными ребятами торопливо собрал манатки  Алекса,  кинул  последние
чаевые "на помин души" и исчез.
   - В такой грязи тебе не терпелось вываляться? -  вопрошала  праведная
Алла.
   - Нет-нет, - заверила я. И полюбопытствовала:
   - Разве после смерти постояльца не принято вызывать милицию?
   - Шизанулась? Всех, кого положено, вызвали, все, что надо и как надо,
оформили. Ты из деревни вчера приехала или из Парижа?
   Меня утомило ее высокомерие, и я проворчала:
   - Угадай с трех раз.
   Но  тотчас  же  опомнилась  и  ввернула  парочку   любезностей.   Мне
необходимо было хоть что-нибудь разнюхать про Леву.
   - Архитектор? Носился тут Алекс с каким-то Зингером. Когда о семье  в
коттедже грозил, - усмехнулась  Алла.  -  Точно,  переключись-ка  ты  на
чистюлю парня, если получится.  Я  блевотину  выгребала,  а  Юра  умывал
нашего пай-мальчика. Он перед  свиданием  с  унитазом  заплатил  Зингеру
гонорар. У "слуги" обычно рот на замке, но не  выдержал,  разнылся:  "На
кой ляд я институт бросил? Сейчас культурно выбивал бы деньги из  всяких
Алексов". И осекся. Я ему: "Не дрейфь, сама иняз не  кончила".  Он:  "Ты
свой человек, Аллочка".
   Я поблагодарила за информацию и поторопилась проститься с Аллой.  Мне
стало страшно. Очевидно, что Алекса  содержал  криминалитет.  Юру  не  в
"Бюро добрых услуг"  наняли.  Алла  тоже  еще  та  штучка.  Горничная  и
"гувернер"... Им было известно об ушедшем с наличными Леве.  Вместе  или
порознь - они могли задумать грабеж и подключить сообщников.  Горе  мне!
Почему я решила, будто Лева накануне отъезда таскал банкноты с собой?  А
если убийца добивался от него признания, требовал указать место хранения
баксов? Добился,  умертвил  и  преспокойно  взял  деньги  из  указанного
тайника?   Вопросы,   вопросы,   вопросы    -    ни    одного    ответа.
Учительницы-делегатки легко превращаются в проституток. Весьма вероятно,
что аналогичное падение нравов наблюдается в  архитектурных  рядах.  Три
дамы-проектировщицы... И у каждой раз в полтора  месяца  были  ключи  от
отдела. Скопировать же образцы  за  ночь,  пока  какая-нибудь  голубушка
подрабатывала с  Алексом,  тому  же  шустрому  Юре  наверняка  труда  не
составило. Получалось, Леву  вызвали  в  гостиницу,  к  примеру,  мелочь
скорректировать в проекте Алекса. Чертежные  и  прочие  причиндалы  -  в
мастерской. Лева поднялся туда... И все равно - без человека  из  отдела
не смогли бы обойтись.  Суть  замысла  -  представить  Леву  вором.  Ему
необходимо было подсунуть ключи Лиды Симоновой. Но прежде убедить в том,
что дверь отопрут. Кто? Не бандиты же... Лида! Она им  и  о  прощании  с
Зингером поведала. Подгадаешь ли лучше? Лева собрал абсолютно  все  свои
деньги...
   "Иди сдавайся полковнику Измайлову, Полина, - напутствовала я себя. -
Он от души посмеется, поржет над смычкой Лида - Юра,  градостроительство
- оргпреступность. И извинится за то, что два дня не  укладывал  тебя  к
себе в  постель,  так  что  ты  свихнулась  от  неудовлетворенности.  Он
разорится  на  ужин  с  шампанским  и  будет  воспевать   твои   таланты
рекламщицы, любовницы, матери, поварихи, прачки и уборщицы. В заключение
Вик ласково упрекнет: "Я прошу тебя  не  изменять  мне  и  не  играть  в
частного детектива. Неужели много прошу? Неужели трудно?"  Или  взревет:
"Я ведь поклялся найти убийцу Зингера! Сомневаешься? Не веришь?.."
   Мне надлежало отступить. Положиться на Измайлова. Терпеть. Вести себя
благоразумно, то есть холить и лелеять полковника милиции, ограждать  от
отрицательных эмоций и молиться за его успех.
   О богоугодные мысли, о гармоничное распределение  обязанностей  между
полами, о жажда покоя!... Вы не про и не для меня.
   В  холле  о  мою  ногу  споткнулся  русый  крепыш.   Выровнявшись   и
пробормотав  "пардон",  он  устремился  за  тонкой   высокой   брюнеткой
бальзаковского возраста - явно пытался продолжить диалог:
   - Евгения Альбертовна, я настаиваю...
   - Константин Александрович, завтра, - отрезала она.
   И вышла на улицу. Мужчина уныло поплелся к бару. Енина и Ерофеев!
   Я  заметалась,  не  зная,  за  кем  броситься.  Наконец  рванула   за
руководительницей мастерской. Оставаться в  гостинице  было  небезопасно
для моей расхристанной нервной системы.

Глава 7

   Пока Алла учила  меня  уму-разуму,  небо  насупилось,  словно  старая
кокетка: расплакаться бы, да слез  нет.  Я  терзалась  выбором  в  холле
несколько минут, которых Евгении Альбертовне  хватило,  чтобы  дойти  до
ближайшей остановки. Шаги у нее были мелкие и какие-то  осторожные.  Мне
пришлось бежать,  чертыхаясь  и  наталкиваясь  на  прохожих,  изведенных
духотой до потери  рефлексов.  Я  успела  протиснуться  в  заднюю  дверь
раскаленного, воняющего плавленой резиной автобуса. Евгения  Альбертовна
не слишком комфортно, но надежно поместила себя  на  передней  площадке.
Пробиться к ней в  тесноте  было  нереально,  даже  если  бы  жизнь  моя
зависела от соседства с шефиней Левушки. Номера автобуса я не видела,  и
маршрут Ениной  некоторое  время  оставался  ее  секретом.  Минут  через
пятнадцать, впрочем, все прояснилось. Мы ехали за город.
   Я пользовалась транспортом в основном в центре,  поэтому  отвыкла  от
лузгающих семечки парнишек, матерящихся через  букву  пьяных  мужиков  и
толстых  старух  с  ведрами.  Народ  потел  и,  похоже,   обалдевал   от
собственных ароматов. Я не брезглива, терпима к естеству, но  постепенно
начала завидовать Евгении Альбертовне - там, где она стояла,  люди  были
явно почище. Потом я принялась мысленно торопить ее - дескать, стоит  ли
в дали дальние забираться, не  выйти  ли  нам  на  следующей?  И  тут  я
сообразила, что  представления  не  имею,  зачем  преследую  Енину.  Что
собираюсь у нее спросить? Много  ли  поводов  дал  Лева  сослуживцам  не
удивиться подделке ключа от сейфа и крахе  конкурсных  материалов  Кости
Ерофеева? Енина, конечно, поинтересуется, откуда у меня  сведения  о  ее
мастерской. А я еще ничего не придумала на этот счет...
   "Прекрати корчить из себя барыню в свинарнике и  сочини  какую-нибудь
достойную причину привязаться к женщине", - понукала я свою стремительно
скудеющую фантазию. Тщетно. Воображения хватало на вопрос "Который час?"
- не более. Подобное со мной случается  редко  и  доводит  до  отчаяния.
Потеря  способности  к  импровизации   равносильна   гибели.   Серьезно,
вообразить себя составляющей планы и не отступающей от них  мне  удается
только в ночном кошмаре, после слишком плотного  ужина  с  раздражающими
сотрапезниками.  Замечали?  Стоит  признаться  в   слабости,   как   рок
принимается издеваться напропалую. Лишь с одним человеком он жестоко  не
шутит - с полковником Измайловым. Потому  что  Вик  его,  рока,  остроты
понимает и ни одобрения,  ни  порицания  не  выражает.  Этак  нейтрально
хмыкнет, и все. При чем тут Измайлов?  А  просто  мне  очень  захотелось
вызвать милицию, когда рядом взвизгнула расписанная под  Хохлому  девица
лет пятнадцати:
   - Перестанешь меня щупать, ты, падаль?!
   В роли  падали  выступал  опрятный  с  одутловатым  лицом  тип,  явно
находящийся  на  сексуальном  взводе.  Обратившиеся  на   него   взгляды
сделались  сначала  сальными,  потом  брезгливыми,  потом  равнодушными.
Девчонке же досталось. Ее поносили, что называется,  последними  словами
за провоцирующую коротенькую юбчонку. И стало  ясно,  почему  она  долго
терпела, отдирая потные руки мужчины от своих ляжек, и молча долбила его
локтями.
   - Да плюнь ты на общественное мнение, защищайся, - вмешалась я.
   И, проявив инициативу, врезала  скотствующему  гражданину  сумкой  по
башке. Он омерзительно затрясся, и  окружающие  отвели  от  него  глаза.
Жертва маньяка расхрабрилась и влепила ему пощечину, больше напоминавшую
боксерский удар. Допек, верно.
   Беда в  том,  что  мою  сумку  кто-то  загодя  исхитрился  открыть  и
обшарить.
   Стоило использовать ее в качестве оружия, и на пол посыпались  ручки,
блокноты, сигареты, зажигалка, дезодорант, монеты... Хорошо, что кошелек
я кладу в карман. Вернуть потери не было никакой возможности, но все  же
я действовала: рубила ладонями чащу чьих-то ног, щипалась, если  честно.
В итоге  крупные  вещи  общими  усилиями  собрали.  На  мелкие  я  и  не
претендовала. Выпрямившись, я посмотрела в сторону Евгении  Альбертовны.
Енина исчезла. Выбралась на предыдущей  остановке?  Стоило  тащиться  за
ней!
   Автобус остановился, я выскочила и нос к носу столкнулась с ценителем
девичьих прелестей. Озираться было бесполезно, среди распоротого  чертой
шоссе леса мы оказались вдвоем.
   - Вы мне кончить не дали, - вежливо сказал он.  -  Девушке  нравились
мои ласки, она слегка кокетничала, издавала звуки от возбуждения.  Зачем
вы вмешались?
   Вот  именно:  зачем?  Дорога  была  пустынной,  хоть  бы   автомобиль
какой-нибудь прошуршал. А неразряженный псих уже штаны расстегивал. И из
них вылезло нечто до такой степени разбухшее, густо переплетенное  сетью
фиолетовых сосудов, что я поняла:  остановить  его  словом  не  удастся.
"Основной инстинкт" во всей красе и отвратности. Я прикинула: чего мне в
себе жальче? И тотчас же  пришла  к  определенному  выводу.  Отступив  к
великолепным зарослям крапивы, я вырвала пучок  жгучей  спасительницы  и
первая атаковала неприятеля. Чем невыносимее становилось моей коже,  тем
азартнее я лупцевала его по оголенным интимным - и не очень  интимным  -
участкам тела. Поначалу он хихикал. Потом стал пятиться.  Потом  натянул
портки и  кинулся  прочь  -  напролом  через  кусты.  Конечно,  будь  он
поагрессивнее, не елозь по бокам девушек в транспорте, я вряд ли  с  ним
справилась бы. Но не упрекать же судьбу в том,  что  противник  оказался
слабее, чем ожидалось.
   Я тоже за героизм дорого заплатила.
   Правая рука превратилась в  сплошной  зудящий  волдырь.  Подвывая  от
боли, безобразно корчась и дуя на  страдающу