слятся
заместителями  заместителя  и   не   обременены   подчиненными.   Я   бы
развернулась и ретировалась сразу, если бы в дальнем  углу  не  заметила
еще кое-кого. Подумала лишь: возможности организма не беспредельны,  еще
раз глаза из орбит вылезут, назад не  вернутся.  Выслушав  сообщение  об
отсутствии  Федорова,  я  нахально  пересекла  комнату  по  диагонали  и
сказала:
   - Здравствуйте, Галя.
   - Здравствуйте, Полина, - встрепенулась  пресс-секретарь  куда  более
делового шефа фирмы "Во саду ли, в огороде". - Мир тесен.
   - Бесспорно, - согласилась я.
   И  уселась  бок  о  бок  с  Галиной  Кара-Ленской   для   продолжения
содержательной  беседы.  "Качки"  неласково  посмотрели  на   меня,   но
промолчали.
   - Вы собираетесь что-то рекламировать? - осведомилась Галя.
   - Нет. Впрочем, возможно, - ответила я.
   - Я коммерческий директор, - вступил в разговор блондин, который  так
и не отыскал искомого, но не расстроился. - Могу посодействовать?
   - Пока не знаю, - принужденно улыбнулась я.
   Он также изобразил нечто похожее на  улыбку.  Полчаса  мы  провели  в
молчании. Первой поднялась Галя:
   - Я ухожу. Если Юрий Васильевич появится, передайте, что ждала.
   - Передайте ему, что перезвоню, - присоединилась я и тоже вскочила.
   Но секретаршу неожиданно прорвало. Она принялась доказывать мне,  что
у Юрия Васильевича наверняка есть  веские  причины  для  пребывания  вне
офиса в полдень. Будто я спорила. Ему и после полудня нечего было  здесь
делать. Шесть человек молча побездельничали. После нашего с Галей  ухода
будут бездельничать четверо.
   Я вырвалась на улицу, намереваясь хоть что-нибудь выпытать у Гали про
загадочного Юрия Васильевича Федорова. Она переходила дорогу  на  желтый
свет. Зажегся красный, и я благоразумно  отступила  на  тротуар.  И  тут
случилось совершенно непонятное. Машины тронулись, от первой Галя  ловко
увернулась. Ей остался шаг до безопасной зоны, но она вдруг остановилась
столбом. Рассчитывая,  что  она  этот  шаг  сделает,  водитель  бордовой
"девятки" продолжал движение. И слегка задел ее. Кара-Ленская исчезла из
поля моего идеального  зрения.  Раздался  приглушенный  крик  нескольких
женщин. Весьма бестолково лавируя,  я  ломанулась  вперед,  добежала  до
противоположной стороны и увидела распростертую на асфальте Галю.  Рядом
причитала какая-то не  по  годам  экзальтированная  старушка.  При  моем
приближении она исчезла.
   Словно в дурном сне, я вызывала "Скорую", божилась милиционерам,  что
не заметила номера сбившего Галю автомобиля.  Это  было  сущей  правдой.
Зачем мне замечать номер,  если  я  узнала  сидевшего  за  рулем  Ивана,
владельца фирмы "Во саду ли, в огороде", и  притулившуюся  рядом  с  ним
Ленку Мишель? Кара-Ленская тем более не могла обознаться. Пусть Мишелиха
ей не знакома, на своего начальника, по моим прикидкам,  она  глядела  в
упор. Однако вымуштрованная служащая уверяла, будто ни марки,  ни  цвета
машины, ни лица водителя не помнит. Я не  стала  портить  ей  игру.  Мой
приятель "замороженную" докторскую защитил,  не  потребовав  больничный,
когда  на  него  на  работе  железная  болванка  свалилась.  Плюнул   на
существенную разницу  в  оплате  нетрудоспособности  (бытовая  травма  и
производственная), зато попал в фавор к  руководству.  Надо  отдать  ему
должное, он этим воспользовался. Наверняка  Галина  хотела  вытрясти  из
шефа компенсацию и за порушенное здоровье, и за язык на привязи.  Мешать
ей я не решилась.
   Но  в  осененный  красным  крестом  фургончик  полезла,  потому   что
Кара-Ленская жалобным голосом проговорила:
   - Полина, проводите меня, пожалуйста. Мне больно и страшно.
   В приемном покое травматологии Галю не томили. Резво сделали  снимок,
ввели анальгин, а когда доктору-энтузиасту показалось,  что  рентгенолог
"дрыхнет на ходу", он сам  сгонял  за  изображением  фрагмента  Галиного
скелета. За время его отсутствия молодой врач, скорее всего  практикант,
самостоятельно  обследовал  правую   ногу   пострадавшей.   Кара-Ленская
извивалась, вопила и молила оставить ее спокойно =  умирать.  Начинающий
эскулап перепугался и вкатил ей внутривенно что-то сильнодействующее.  К
моменту возвращения главного специалиста мученица спала.
   - Ну-с, перелом лодыжки без смещения обломков. Сейчас наложим гипс  и
выпишем рецепт. Легко отделалась, красавица, - усмехнулся доктор.
   - Анестезия уже подействовала, - доложил чуткий юноша.
   Оказалось, ученик совершил ошибку. Учитель отчитал его от всей  души.
Душа оказалась на редкость широкой.
   - У нас не санаторий, а ей после наркоза надо  будет  отлежаться.  Мы
могли отправить ее домой с сопровождающей девушкой минут через сорок.  А
теперь кто за ней присмотрит? Ты?
   Парнишка склонил голову. "Так наказывают за доброту,  -  подумала  я,
неприязненно  глядя  на  главного.  -   Так   из   врачей   выколачивают
человеколюбие".
   - Присмотрю, о чем речь, - вызвалась я.
   -  Потом  такси  вызовете?  У  нас   перевозка   всегда   занята,   -
попользовался мной на полную катушку доктор.
   - Да.
   Я  не  произносила  фраз,  потому  что  глаголы   на   ум   приходили
нецензурные.
   - Тогда грузим на каталку, гипсуем и с каталки не снимаем. А  то  нас
вызовут к больному, а вы ее без навыка в кресло не пересадите.
   - Да...
   Через некоторое время каталку выкатили в коридор.  Сестра  милосердия
ткнула пальцем куда-то в сторону и пробурчала:
   - Устраивайтесь в шестой палате, там пока пусто.
   Я видела в  кино,  как  это  делается.  Почему  бы  не  управиться  с
элементарным  приспособлением?  Я  лихо  толкнула  каталку  и  едва   не
выпустила - средство передвижения было весьма мобильным. Зато развернуть
каталку поперек узкого коридора оказалось непросто,  почему-то  колесики
вертелись  вразнобой.  Кое-как   справившись,   я   поняла,   что   моей
изобретательности  тут  явно  недостаточно:  громоздкая   штуковина   не
впихивалась  в  дверной  проем,  как  бы  я  ни  ухищрялась.  Проем  был
стандартным, штуковина, вероятно, тоже. Я измерила  их  ширину.  Каталка
должна   была   пролезть!   Но   стоило   приступить   к   практическому
осуществлению, как какая-нибудь хромированная трубка цеплялась за косяк.
Я попыталась придержать самую длинную из них и едва не  сложила  каталку
вместе с Галей пополам. После чего перестала экспериментировать и  стала
ждать. Вскоре полная женщина  в  белом  халате  застряла  между  мною  и
стеной. В сердцах обозвав меня "неумехой", она  буквально  на  миллиметр
сдвинула пыточный агрегат, и  он  легко  влетел  в  предназначенное  для
отдыхающей Гали помещение.
   Я перевела дух и опустилась на край  кровати.  Полосатый  матрас  был
чудовищно грязным, иначе я улеглась бы. Галя  что-то  залопотала,  я  не
разобрала  слов.  На  всякий  случай  встала.  Заодно  полюбовалась   ее
колечком.  И  почувствовала  удовлетворение:  даже  вблизи  подделка  не
слишком бросалась в глаза.
   Дело в том, что в "Скорой" Галина разрыдалась. Мы решили,  ее  сильно
тряхнуло. Но она оплакивала свое кольцо. Дешевый  серебряный  обруч  был
украшен тремя отполированными кусочками бирюзы. Вернее,  двумя  мелкими;
третий, крупный, выбился при падении и ударе.
   - Оно мне дороже жизни, - скулила Галина. - Давайте  съездим,  поищем
камешек, я заплачу.
   Зрелище было жалкое и трогательное. Глядя на нее, я поняла, что такое
"убиваться". В моей сумке вечно валяется куча ненужного хлама. Измайлова
в жар бросает, когда я в нее лезу. Однажды пообещала достать ему носовой
платок - у полковника в кино ни с того,  ни  с  сего  начался  проливной
насморк. Пока  я  его  выуживала,  Вик  то  и  дело  сморкался  в  шарф,
постанывал, ругал меня и подтверждал нелестные эпитеты чиханием.  Больше
он утиралок не забывал. А на  предложение  снабдить  его  чем-нибудь  из
дамской сумочки вежливо отзывался: "Премного  благодарен,  Поленька,  не
трудись". Но вот что удивительно: на сей  раз  мне  понадобился  огрызок
старого синего ластика,  и  нашелся  таковой  моментально.  Я  отщипнула
округленный, сглаженный частыми соприкосновениями с бумагой угол,  взяла
у Гали ее драгоценность и довольно скоро вставила резинку в  углубление.
Будто век она там пребывала.
   - Это, чтобы пустота вас не пугала, не раздражала,  -  сказала  я.  -
Поправитесь, отнесете ювелиру, заменит на настоящую бирюзу.
   - Спасибо, - прошептала Галя и немного успокоилась.
   Но окончательно ее горестные всхлипы стихли только в больнице.
   Представления не имею, как долго я тасовала известные мне сведения  о
Мишелихе. Надо же было ей очутиться в машине, сбившей Галю.  Что  теперь
делать? Что? Раньше я и предположить бы не рискнула, что Ленка  позволит
человеку скрыться с места дорожно-транспортного происшествия. Может,  до
нее не дошло, что они задели Кара-Ленскую? Но ведь человек ногу  сломал.
Может...
   Раздался какой-то тонко воющий звук.  Я  кинулась  к  каталке.  Галя,
похоже, пела песню. Действительно, она просветленно улыбалась и... пела.
Потом подняла  набрякшие  веки  и  уставилась  куда-то  сквозь  меня.  Я
оробела. Думала, очнется, спросит: "Где я? Почему  так  долго  и  крепко
спала? Который час?" Но она была невменяемой, галлюцинировала. Причем  я
в ее видениях была не я, и пробудившаяся  вместе  с  Галей  говорливость
предназначалась не мне. Порыв броситься к медикам я преодолела.  Выйдешь
из палаты, она свалится со своего ложа и доломает руки-ноги, а то и  шею
свернет. Поискала кнопку вызова персонала.  Дохлый  номер.  Я  попала  в
незавидное положение. Галину несло в дебри интимных подробностей. Зажать
уши? Читать вслух стихи? Я бы осуществила это. Если бы не услышала:
   - Юра, Юра, твердила же тебе:
   "Алекс  негодяй".  Ты  лучше,  порядочнее,  чище.  Почему   ты   меня
игнорируешь?
   Последнее, возможно, относилось ко мне.
   - Не игнорирую. Но перед тобой  не  Юра,  а  Полина,  -  вразумила  я
Кара-Ленскую, надеясь, что мой голос приведет ее в чувство.
   Какое там.
   - Сядь, - приказала она. - И хоть раз отнесись серьезно к тому, что я
скажу.
   Я села. И сразу же начала ерзать.  Алекс...  Юра...  Юрий  Васильевич
Федоров... Слуга... Гувернер... Гостиница... Лева! Все, круг  замкнулся.
Отныне я не помышляла  о  порядочности.  Я  сохраню  все  тайны  госпожи
Кара-Ленской и господина Федорова, я забуду их напрочь, но то, что  хотя
бы косвенно касается Левы Зингера, впитаю в себя и перескажу  полковнику
Измайлову. Прости, Галюша, Вик не  в  состоянии  выведать  твои  секреты
таким вот способом. Он и его ребята, конечно, могут спросить. Но вы ведь
постоянно   лжете.   Все-таки   как   путано...   Только   я   собралась
сосредоточиться на архитектурной мастерской,  и  вдруг  вновь  замаячила
служба доктора наук Некорнюка. Покойного, убитого, между прочим.
   Я напрягла слух. А одурманенная  Галина  неустанно  песочила  Юру.  В
кои-то веки он под моей личиной внимал ей, затаив хрипловатое дыхание.
   Повесть Галины Кара-Ленской не была ни складной, ни ладной. Наверное,
непричастный к сочинительству человек не разобрался бы. Кокетничаю. Если
бы не беседы с  Мишелихой  и  Аллой,  я  бы  тоже  не  врубилась  в  эту
галиматью. Каков "обрывочек воспоминаний"?
   - Знал бы ты, Юра, что я испытывала, когда Алекс  велел  тебе  купить
других овощей и фруктов, другой букет. Ты ушел будто побитая  собака.  Я
протестовала, я доказывала Алексу, что он не прав. Тогда этот  король  и
процедил впервые: "Не заботься о "шестерке". И из дому  он  удалил  тебя
напрасно: ничего между нами не было. Но он  сказал:  "Шестерки"  гуляют,
когда я общаюсь". "Шестерка!" После банкета по поводу его  дня  рождения
он  уехал  и  забыл  меня  в  вестибюле,  как   шляпу.   Не   вырви   ты
несовершеннолетнюю девчонку из лап тех пьяных скотов, не отвези домой...
Для меня ты был рыцарем, спасителем, а не "шестеркой" Алекса.
   Сложно для восприятия? Ничуть. Теневики  только-только  выбрались  из
подполья, пооформляли свою деятельность как официальную, кооперативную и
слегка расслабились. Шикарный великовозрастный Алекс прихватил  в  кабак
влюбленную в него девочку. Сейчас его тогдашние крутые гости догнивают в
могилах: заказуха, разборки, все то, что  сопутствует  дележу  власти  и
денег. Но в те времена они были  молоды  и  всесильны.  После  ресторана
собрались  продолжить  на  даче.   Разумеется,   задаренный   подарками,
превознесенный тостами до небес и обвешанный путанами, Алекс не  обратил
внимания на ждущую его  Галю.  Зато  разгоряченные  парни  из  тех,  кто
уезжает последними, дожрав и допив до упора, вознамерились прихватить  с
собой малышку. Бывший на подхвате у Алекса  Юра  обязан  был  "зачистить
территорию", убедиться, что место гульбища опустело, официанты  довольны
и  "за  все  заплачено".  Он-то  и  пожалел  растерявшуюся  девочку,  не
сообразившую вовремя убраться на троллейбусе. Выволок  из  машины,  мол,
нечего   вас   стеснять,   мужики,   догоняйте    остальных,    доставлю
приглянувшуюся вам курочку в лучшем виде. И  транспортировал  к  маме  и
папе.
   Есть люди, которые не входят дважды в одну реку. А есть  те,  которые
сотни раз  садятся  в  одну  лужу.  Через  некоторое  время  Галя  вновь
поддалась очарованию Алекса и намылилась  осматривать  его  новую  дачу.
Доехали до рынка,  король  послал  "слугу"  за  букетом  и  снедью.  Тот
выполнил  поручение.  Алекс  закапризничал  и  повелел  повторить.   Юра
подчинился, Галя возмутилась и получила некоторые разъяснения по вопросу
"кто в доме хозяин". Поскольку Алекс на юниц не западал, на даче  он  ее
не тронул. Побахвалился под выпивку, видимо, настроение такое  выдалось.
Но Юру он отослал. И барином себя  почувствовал,  и  "слугу"  унизил,  и
девчонке  репутацию  подпортил.  Юра,  по-моему,  так  и  не  поверил  в
платонические отношения  Гали  и  Алекса.  После  они  уехали  в  город,
высадили склонную к приключениям пассажирку и были таковы.
   Чтобы впредь не разбираться в  хитросплетениях,  изложу  все  связно.
Галина Кара-Ленская любила Юру и ненавидела Алекса. Характер: чем больше
при ней король оскорблял вассала, тем роднее ей становился  оскорбленный
и отвратительнее казался оскорбляющий. Кроме того, Галю терзали мысли  о
материальном неравенстве. Юра дни напролет находился при Алексе,  терпел
поношения, а тот раскатывал на иномарке, жил в  пятикомнатной  квартире,
шикарно одевался и проигрывал в карты целые состояния. Сподвижник же еле
наскреб на подержанные "Жигули", ютился в коммуналке  и  довольствовался
нищенским тряпьем. А ведь до того, как Алекс  произнес  "шестерка",  Юра
утверждал, что они - лучшие друзья, что  неприхотливость  -  его  стиль.
Последней каплей стало одно откровение Юры.  Галя  к  тому  моменту  уже
давненько не  встречала  привереду  Алекса,  но  его,  попросту  говоря,
прихвостень к ней наведывался. Девушка полагала, что по приказу  барина.
Постепенно Юра повадился вести сентиментальные разговоры и сообщил,  что
"взял на себя все" и отсидел за благодетеля пять лет.
   Другая, узнав, с какой парочкой связалась, немедленно испарилась  бы.
А Галя влюбилась в Юру. И тогда подоспело новое испытание - подпорченная
автокатастрофой внешность его жены. Спать с Кара-Ленской Юра  не  мог  -
девчонка хозяина, Алекса, хоть она и пыталась переубедить его,  что  это
не так; к этому еще плюсовался комплекс вины перед  покалеченной  женой.
Любовь, короче говоря, не складывалась.
   Алекс собрался в далекий вояж - по странам и континентам.  Звал  Юру.
Даже купил ему трехкомнатную квартиру, чтобы было, где  оставить  семью.
Пошел на то, что оплатил жертве  автокатастрофы  несколько  пластических
операций. Но, получив  все  это,  Юра  отказался  сопровождать  хозяина.
Сказал: "Не могу из-за жены". Алекс понял. Простились по-людски.
   После отъезда Алекса Юра пропал с Галиного горизонта почти на год. Но
однажды ветреной мартовской ночью приволокся. От  кого-то  скрывался.  С
какой стати на него охотились и  кто  именно,  Кара-Ленская  не  поняла.
Однако  приютила.  Они  стали  любовниками.  Даже  больше  -  они  стали
друзьями. Одного Юра не желал взять в толк: почему Галя  психует,  когда
он заговаривает об Алексе? "Слуга" на сомнительном покое с  наслаждением
предавался воспоминаниям о блестящих аферах их  молодости.  О  выкинутых
Алексом на чай "четвертных". О том, как милиционеры в закатную советскую
эпоху  наткнулись  в  "бардачке"  пьяного  короля  на  такое  количество
долларов, что не поверили в их подлинность. "Парни,  это  же  баксы",  -
шумел Алекс. Они сказали: "Проезжайте,  шутники.  Ксероксом  баловались?
Учтите только, чувство юмора есть не у каждого из наших..."
   Медленно, но верно Галя связывала обрывки  фраз  любовника  в  единую
цепь. Жалуясь на мотовку жену, Юра говорил: "Откуда у меня  "лимоны",  я
не Алекс".  На  призыв  любовницы  каким-то  образом  легализовать  свое
существование отвечал: "У нас только  Алекс  такие  способы  тысячами  в
минуту  выдает".  Алекс,   Алекс,   Алекс...   И   Галина   Кара-Ленская
постановила: надо заменить короля  собой.  Ей  тогда  было  чуть  больше
двадцати, простительно.
   Она стала вникать в детали криминальных хроник и придумывать  способы
обогащения. Юра оживлялся, заговаривал о людях, которые могли  бы  им  с
Галей помочь, обещал завтра же приступить. И исчезал сначала  на  месяц,
потом на два, на три, на полгода.
   Упрямая Галя распутала и этот клубок. Те, кого упоминал Юра,  были  в
свое время друзьями  Алекса,  их  давным-давно  перестреляли.  Чем  чаще
оставлял ее на произвол судьбы Юра,  чем  опытнее  и  умнее  становилась
Галина, тем  спокойнее  она  относилась  к  бредням  любовника.  Девушка
устроилась на денежную работу, преуспевала, научилась изменять  Юре  без
самоедства. Наверное, она вышла бы замуж в следующую длительную  отлучку
жившего прошлым по  годам  почти  вдвое  ее  старше  любовника.  Но  тут
появился Алекс, и совершенно обалдевший  от  счастья  Юра  преобразился.
Сразу прекратились его неудачи,  будто  и  не  было  их.  Преследователи
превратились в попутчиков, враги в приятелей. О том, во что  превратился
Алекс в  ходе  вояжа,  Юра  рассказал  Гале,  когда  король  умер.  Зато
"гувернер" по мановению чьей-то  дрессированной  на  волшебство  палочки
получил в распоряжение готовую фирму.
   И ошеломил Галину: ведь  она  годами  засыпала  под  его  исповеди  и
полагала, что готова поручиться за приверженного идеалам умеренности Юру
с чистой совестью. Перво-наперво он взял себе  в  заместители  парня  по
имени  Саша,  того  самого  стройного  блондина,  что  представился  мне
коммерческим директором. Он звал его Александром,  нет,  АЛЕКС-андром  и
всячески  подчеркивал  зависимость  сотрудника  от  своего   величества,
особенно на людях. В болтовне с Галей  Юра  именовал  Сашу  "шестеркой".
Потом этот певец скромности  и  самоограничения  купил  себе  печатку  с
бриллиантом, несколько суперкостюмов,  гору  дорогих  ботинок,  рубашек,
галстуков. Нанял "Мерседес" а с  шофером.  При  этом  Гале  от  него  не
перепало ничего, а семье - чуть больше, чем Гале. Словом, Юра дорвался.
   Разошелся.  Галя  не   сдалась.   Написала   в   газету   письмо   об
автокатастрофе от имени Юры, Ю. В. Федорова. Изложила факты,  не  скрыла
его фамилию, указала телефон. Полагала, что сумеет доказать: сигнал  SOS
обществу послала его жена. Ей с ним плохо. Она-де ищет повод расстаться.
Немного Галочка не рассчитала, поговори  она  с  самой  супругой  -  все
представила бы куда натуральнее.
   - Полина уже приходила, - продолжала бредить Галина. - Этот удав  вас
придушит,  -  с  угрозой  проговорила  она.  -  Недоумевайте,   спорьте,
ссорьтесь с ней. Мне ты, Юрка, не нужен. -  Кара-Ленская  заметалась  на
каталке.
   - Низкий поклон тебе, Галюша, - откликнулась я. И, вообразив  реакцию
Федорова на мою персону, добавила:
   - Чужими руками с человеком ничего нельзя сделать, потому  что  никто
никого по-