ей о его истории:  о  его  обстреле  освободителями  из
Чили,  испанском  эскадроне  и  пиратах  из  Европы,  не  говоря  уже  о
землетрясениях и приливах. Мы стали на мертвый якорь у каменного пирса у
маяка; старые часы показывали шесть утра.
   Но как только Ле Мир узнала, что Лима недалеко, она  потеряла  всякий
интерес к Кальяо. Мы сели на дневной поезд и были в столице к обеду.
   И как раз там, в живописной Лиме, Ле Мир достигла пика своей карьеры.
В первый же вечер мы отправились на пикник, был прекрасный  день,  никто
из жителей не сидел дома.
   Вскоре глаза всей толпы уставились на Ле Мир. Потом я встретил своего
друга, который несколькими годами раньше был профессором климатологии  в
университете Сан-Маркоса. Он с важным видом  представил  нас  нескольким
группам модно одетых людей, а затем и самому президенту.  Той  ночью  мы
спали в роскошном и очаровательном особняке в Мирафлорес.
   Ле Мир взяла столицу штурмом. Ее тип красоты был как раз для них, так
как бледность считается красивой среди женщин Лимы. Но  только  этим  ее
триумф объяснить было нельзя. Было ли у меня предчувствие?
   Сам президент сидел с ней на опере. За неделю из-за нее случилось две
дуэли, но как это произошло без меня - бог знает.
   На празднике, во время боя быков,  Ле  Мир  давала  сигнал;  ее  рука
бросила  розу  матадору,  а  восемь  тысяч  зрителей  не   знали,   кому
аплодировать - ей или ему.
   Лима была завоевана; и за две недели было еще немало происшествий.
   Но Ле Мир вскоре все это надоело. Однажды утром она сказала мне:
   - Пол, давайте поедем в Серро-де-Паско. Там есть серебро -  тысячи  и
тысячи тонн - как вы их называете? Украшения.
   - А потом в Анды? - предложил я.
   - Почему бы и нет?
   - Но, моя дорогая Дезире, что мы будем делать с яхтой?
   - Но ведь есть же капитан! Могу я попросить?
   И мы отправились в Серро-де-Паско. Я написал капитану Гаррису,  чтобы
он нас ждал через месяц, и послал ему денег.
   Я уверен, что вся Лима пришла на вокзал провожать нас.
   В нашем купе было море цветов, я этому улыбнулся, а  Ле  Мир  они  не
нравились. Когда мы выехали из города, она выбросила их в  окно,  смеясь
над затратами тех, кто их подарил. Она была в великолепном настроении.
   Мы приехали в Орою ближе к  вечеру  и  отправились  в  Серро-де-Паско
поездом на следующее утро.
   Это путешествие в шестьдесят восемь миль не превзошло ничто  в  мире.
Покрытые  снегом  пики,  бездонные  пропасти,  огромные  массы  валунов,
которые вот-вот обвалятся на поезд с  обеих  сторон  и  находятся  везде
вокруг тебя.
   Ле Мир была глубоко потрясена; я и не предполагал, что в ней  столько
разума; что касается меня, я был ей очень  благодарен  за  идею  поехать
туда. Те, кто хорошо знаком со Скалистыми горами, Альпами  и  Гималаями,
должны посмотреть Анды. Там их ожидает сюрприз.
   Но вернемся к нашим баранам.
   Серро-де-Паско был интересным городом, но не оправдал наших ожиданий.
Это был город с шахтами, полный рабочих и спекулянтов, шумный, грязный и
грубый. Мы там пробыли меньше сорока восьми часов, когда я объявил Гарри
и Ле Мир, что надо возвращаться.
   - Но Анды! - сказала Ле Мир. - Разве мы их не увидим?
   - Ну, они там. - Я указал через окно отеля.
   - И вы называете себя путешественником? Смотрите! Снег!  Мой  дорогой
Пол, должна я просить об одолжении дважды?
   Снова мы стали бросать монетку.
   Ах, если бы Ле Мир умела предвидеть! И даже тогда - отказалась бы она
от этой идеи? Так как эта женщина стремилась к новизне  и  приключениям,
игра была в ее крови от века, у нее был ее  опыт,  который  мы  с  Гарри
разделяли только частично.
   Эти  покрытые  снегом  пики!  Мы  совсем  не  догадывались,  что  они
приберегли для нас. Мы смеялись, как я помню, когда цивилизация  в  лице
Серро-де-Паско осталась позади.
   Мы не могли  найти  всего  нужного  в  шахтерском  городе  и  послали
человека в Лиму. Он вернулся через два дня с мулами, седлами, седельными
сумками, ботинками, кожаными гетрами, бриджами, шерстяными пончо  и  еще
сотней вещей, которые мы  считали  совершенно  необходимыми  для  нашего
комфорта. К моменту отправления в нашем распоряжении был целый обоз.
   Управляющий отелем  нашел  нам  проводника,  который  считался  самым
опытным в Андах - длинный, гибкий парень с безразличным выражением лица,
которое было очень мрачным и желтым. Ле  Мир  он  не  понравился,  но  я
скорее доверял опыту управляющего отелем и сразу же его нанял.
   Мы полностью собрались, все было готово, когда Гарри  вдруг  объявил,
что он не пойдет и не разрешит идти Ле Мир.
   - Мне это не нравится, - разволновался он. - Говорю  тебе,  Пол,  мне
это не нравится. Я разговаривал с  шахтерами  и  проводниками,  все  это
глупо и опасно. -  Потом,  видя  выражение  моего  лица,  он  запальчиво
продолжил:
   - Только не я. Ты меня знаешь; я сделаю многое, что не сделает никто,
если смогу. Но Дезире! Я тебе говорю, если с ней что-нибудь случится...
   Я оборвал его:
   - Мой милый мальчик, это была идея Дезире. И с ней  еще  говорить  об
опасности! Она над тобой посмеется.
   - Она и так смеется, - признался  Гарри  с  улыбкой,  но  находясь  в
сомнении.
   Я похлопал его по плечу:
   - Бодрее! Наш караван нас ждет... и, видишь,  фея  тоже.  Вы  готовы,
Дезире?
   Она вышла из задней комнаты  улыбчивая  и  радостная.  Я  никогда  не
забуду, как она выглядела. На ней  были  бриджи,  белый  жакет,  кожаные
ботинки, гетры и шляпа цвета хаки.
   Ее золотые волосы, выбившиеся на лоб и уши, мерцали на ярком  солнце;
ее глаза сияли; зубы блестели, а на губах играла счастливая улыбка.
   Мы помогли ей забраться на мула, потом сели на своих. Внезапно ко мне
пришло воспоминание, и я повернулся к Ле Мир:
   - Дезире, вы знаете, когда я в первый раз  вас  увидел?  Это  было  в
карете на Гар-дю-Норд. Как по-другому все сейчас!
   - И намного интереснее, - ответила она. - Вы  готовы?  Посмотрите  на
этого глупого проводника! Ах!
   Что ж, месье, вперед!
   Проводник, видя, что я кивнул, свистнул. Мулы навострили уши и  потом
пошли.
   - Адьё! Адьё, сеньора! Адьё, сеньоры!
   С криком нашего последнего хозяина в ушах  мы  отправились  по  узкой
улочке Серро-де-Паско к покрытым снегом вершинам Анд.

Глава 5
ПЕЩЕРА ДЬЯВОЛА

   Может быть, вы помните, что я упоминал о  трудности  подъема  на  пик
Пайка. Так это были просто детские игрушки, сравнивая  с  теми  тропами,
которые мы сами открыли в Кордильерах.
   Мы так и не свыклись с опасностями; не  прошло  и  двух  часов  после
того, как мы выехали из Серро-де-Паско, как мы очутились на такой  узкой
тропе, что копыта мулов еле помещались на ней, тропа шла  над  пропастью
глубиной в километр. И ко всему прочему нам было весьма неуютно.
   Нам не удавалось найти свободное пространство, а проводник  вел  нас,
как в сказке, к месту стоянки. Мы поднялись с края узкой долины вверх; в
тридцати метрах внизу ревел поток, с другой  стороны  была  стена  скал.
Тропинка сузилась настолько, что казалось, одна нога моего мула повисала
над пропастью.
   Но величественность, новизна и разнообразие пейзажа восполняли все. А
Ле Мир любила опасность саму по себе. Снова и снова она перегибалась над
седлом так, что ее тело оказывалось прямо над глубоким  ущельем,  а  она
поворачивала голову и весело смеялась над Гарри и надо мной.
   - Дезире! Если подпруга оборвется!
   - О нет, не оборвется.
   - Но вдруг?
   - Тра-ля-ля. Ну, поймайте меня!
   И она пыталась заставить мула пойти рысью - тщетная попытка, так  как
это животное намного больше дорожило своей шкурой, чем она своей. А  мул
проводника шел в нескольких метрах впереди.
   Так продолжалось день за днем, не знаю сколько.
   Во всем этом было необоримое притяжение, и, как только  мы  достигали
одной вершины, тут же стремились к другой, которая была еще выше.
   Убегающая тропа, ее сюрпризы, новая опасность, тут же забытая, за ней
другая, после невообразимого поворота по скату скалы, манила нас снова и
снова; и до сих пор не ясно, когда бы мы смогли  сказать:  "Все,  с  нас
хватит".
   Как-то днем, около трех часов, мы разбили лагерь на небольшой  поляне
в конце узкой долины. Наш проводник, остановивший  нас  рано,  объяснил,
что другого места для стоянки нет на  расстоянии  шести  часов  езды,  а
ближайшая гасиенда или деревня находится в восьмидесяти  километрах.  Мы
отреагировали на его объяснения как люди, для которых один день похож на
другой, и стали осматриваться, пока он готовил ужин и постели.
   Позади нас лежала тропа, по которой мы пришли, как змея, ползущая  по
скале. Слева, сразу над нами, был обрыв в километр  глубиной;  справа  -
группой массивных валунов из кварца и гранита, темные и уродливые.
   Там было три валуна, один к одному, как братья-гиганты, потом два или
три поменьше в ряд, и между ними другие,  разбросанные  повсюду,  иногда
очень близко, как бы выталкивая друг друга.
   Несколько дней до этого мы находились среди вечных снегов; вскоре  мы
собрались вокруг костра,  который  сложил  проводник.  Его  тепло  очень
помогло, хоть на нас и были пончо и шерстяная одежда.
   Ветер выл; жуткий, мертвящий звук доводил  до  умопомешательства.  Не
было ни крапинки зеленого цвета  травы  на  этом  белом  снегу  и  серых
скалах. Все это приводило нас в трепет и напоминало об одиночестве.
   Гарри пошел проверять копыта своего мула, который слегка  прихрамывал
последнее время; я и Ле Мир сидели рядом  у  огня,  вперившись  в  него,
наблюдая за игрой пламени. Несколько минут мы молчали.
   - Возможно, в Париже... - вдруг  начала  она,  потом  остановилась  и
замолкла.
   Но мной овладевала меланхолия, я хотел слышать ее голос и сказал:
   - Ну? В Париже...
   Она посмотрела на меня, глаза ее были мрачными, и ничего не  сказала.
Я настаивал:
   - Дезире, вы сказали: "В Париже"...
   Она неприятно рассмеялась:
   - Да. Мой друг, но это бесполезно. Я думала о вас.
   "Ах! Карточка. Мистер Пол Ламар. Пригласи его, Джиуи.
   Хотя нет, пусть подождет - меня нет дома". Это. мой друг, было  бы  в
Париже.
   Я уставился на нее:
   - О господи, Дезире, что за чепуха?
   Она не обратила внимания на мой вопрос и продолжала:
   - Да, так бы это и было. Почему я говорю?  Горы  гипнотизируют  меня.
Снег, одиночество - я совершенно одна. Ваш брат, что он  за  человек?  А
вы, Пол, не обращаете  на  меня  ни  малейшего  внимания.  У  меня  была
возможность - относительно вас, и я посмеялась над ней. А  что  касается
будущего - смотрите! Видите эту груду снега и  льда,  которая  сверкает,
холодная и беспощадная? Это моя могила.
   Я старался думать, что она таким образом развлекает себя, но ее глаза
блестели не от веселья. Я посмотрел туда, куда был обращен ее взор, - на
груду снега - и, вздрогнув, спросил:
   - Что за нездоровая тема, Дезире? Это малоприятно.
   Она поднялась и подошла ко мне. Ее глаза были надо мной, и я не  смог
выдержать ее взгляд. Потом она заговорила, голос  был  тихим,  но  очень
четким:
   - Пол, я люблю вас.
   - Милая Дезире!
   - Я люблю вас.
   Я был сам собой в секунду, спокойный и улыбающийся. Я был уверен, что
она играла, а я не люблю портить хорошие сцены. Поэтому я просто сказал:
   - Я польщен, сеньора.
   Она вздохнула, положила руку мне на плечо:
   - Вы смеетесь надо мной. Вы не правы. Разве я выбрала это  место  для
флирта? Раньше я не могла говорить, теперь вы должны знать. В моей жизни
было много мужчин, Пол; какие-то дураки, какие-то не совсем  нормальные,
но не такие, как вы. Я никогда не говорила "я люблю вас"  и  говорю  это
сейчас. Как-то вы держали мою руку - вы никогда не целовали меня.
   Я встал, улыбаясь, весь какой-то глупый, и обвил ее рукой.
   - Поцеловать? И это все, Дезире? Что ж...
   Но я ее не правильно понял и обманулся. На ее  лице  не  двинулся  ни
мускул, я стоял, как перед стальным барьером. Она  стояла  выпрямившись,
смотря на меня таким взглядом, что вся беспечность и цинизм  испарились,
и наконец сладким голосом, но с болью она сказала:
   - Зачем убивать меня словами, Пол? Я не имела в виду  сейчас.  Теперь
слишком поздно.
   Потом она быстро повернулась и пошла к Гарри, который  бежал  к  ней,
чтобы  услышать  какую-то  тривиальную  просьбу,  а  минутой  позже  наш
проводник объявил, что ужин готов.
   Думаю, инцидент был исчерпан между нами;  я  и  не  догадывался,  как
глубоко ранил ее.
   А  когда  я  понял  это  некоторое  время   спустя   и   при   других
обстоятельствах, моя ошибка чуть было не стоила мне жизни, а в придачу и
Гарри тоже.
   Во время еды Ле  Мир  была  очень  весела.  Она  пересказала  историю
героини  Бальзака,  которая  пересекла  Анды,   переодевшись   испанским
офицером,  совершая  дивные  подвиги  со  своей   шпагой   и   производя
опустошение в сердцах милых дам, которые считали ее мужчиной.
   История сильно  развлекла  Гарри,  который  просил  рассказать  ее  в
подробностях, потом Дезире решила дать отдых памяти и волю  воображению.
И ее импровизация была не хуже самой истории.
   Мы закончили ужин еще засветло. До сна оставалось три часа.  Так  как
больше делать было нечего, я позвал проводника и попросил  рассказать  о
скалах, серых и твердых, которые неясно вырисовывались справа от нас.
   Он, как обычно, с безразличием кивнул, и через  пятнадцать  минут  мы
отправились в путь. Проводник шел впереди, за ним Гарри, потом Дезире, я
замыкал шествие.
   Трижды я пытался заговорить с ней, но каждый раз она трясла головой и
не поворачивалась. Ее поведение и  слова  часом  раньше  были  для  меня
загадкой; была ли это очередная выходка Ле Мир или...
   Мне было интересно разгадывать эту  загадку;  но  я  выбросил  ее  из
головы, решив, что получу ответ позже, и стал разглядывать то, что  было
вокруг.
   Мы проходили через расщелину между двумя валунами длиной  триста  или
четыреста метров. Впереди, в конце прохода, был такой же валун.
   Наши шаги отдавались эхом от стены к стене; ветер выл,  и  этот  звук
достигал наших ушей, доводя до дурноты.  Кругом  были  довольно  большие
щели, в них могла бы пройти лошадь, края валунов осыпались.
   Я думал, помнится, что эта порода была известняком, - то тут, то  там
виднелись слои кварца. Вдруг я услышал крик Гарри.
   Я подошел. Гарри с Дезире и  Филип,  наш  проводник,  остановились  и
смотрели на скалу, в которой был проход. Проследив  взглядом,  куда  они
смотрели, я увидел линии, выдолбленные на стене, - явно  грубую  попытку
изобразить животное.
   Они были в двенадцати метрах над нами, и видеть рисунок было трудно.
   - Это лама, - сказал Гарри, а я отступил в сторону.
   - Мой мальчик, - отозвалась Дезире, - не думаешь ли ты, что я не могу
отличить лошадь от ламы?
   - Когда это действительно лошадь, конечно,  -  саркастически  заметил
Гарри. - Но где вы видели лошадь с такой шеей?
   Мне  было  очень  интересно,  и  я   повернулся   к   проводнику   за
разъяснениями.
   - Да, сеньор, - сказал Филип, - это кабалло.
   - Но кто выбил его?
   Филип пожал плечами.
   - Он новый - испанский?
   Снова пожатие плечами. Мне стало невтерпеж.
   - У вас что, нет языка? - вопрошал я. - Говорите! Если вы  не  знаете
автора, так и скажите.
   - Я знаю, сеньор.
   - Знаете?
   - Да, сеньор.
   - В таком случае, ради бога, скажите нам.
   - Его историю? - Он указал на фигуру на скале.
   - Да, идиот!
   Безо всякого интереса  Филип  дважды  обернулся  вокруг  себя,  нашел
удобный валун, сел, скатал сигарету, закурил и  начал  рассказывать.  Он
говорил на испанском диалекте, я  попытаюсь  передать  стиль,  насколько
позволит перевод.
   Много-много лет назад, сеньор, Атахуальпа, инка,  сын  Хуфина-Капаки,
был взят в плен в  Каджамарко.  Это  было  четыре-пять  столетий  назад.
Великим Писарро. А в Кузко было золото, на юге, и  Атахуальпа  приказал,
чтобы золото принесли Писарро как выкуп. Гонцы как ветер  несли  приказ,
так быстро, что через пять дней священники солнца несли свое  золото  из
храмов, чтобы спасти жизнь Атахуальпы. - Филип остановился,  дымя  своей
сигаретой, посмотрел на своих слушателей и продолжил:
   - Там были храмы, и золото, и священники, и солдаты. Но  когда  воины
инков увидели лошадей испанцев и услышали  выстрелы,  они  испугались  и
убежали, как маленькие дети, вместе со своим золотом. Раньше они никогда
не  видели  белых  людей,  и  оружие,  и  лошадей.  С  ними  ушло  много
священников и женщин, все они ушли в снега  гор.  И  после  многих  дней
мытарств они пришли к пещере, там они пропали,  и  никто  их  больше  не
видел, а Эрнандо Писарро и двадцать его всадников не  смогли  найти  их,
чтобы достать свое золото. А перед  тем  как  исчезнуть  в  пещере,  они
выдолбили над ней изображение лошади, чтобы предупредить  своих  братьев
инков об опасных испанцах, которые выгнали их  из  Хуануко.  Вот  и  вся
история.
   - Кто это все вам рассказал, Филип?
   Проводник пожал плечами и стал оглядываться,  как  бы  говоря:  "Идея
носилась в воздухе".
   - Но пещера?! - закричала Дезире. - Где же пещера?
   - Вот там, сеньора. --Филип показал на проход справа от нас.
   Дезире захотела увидеть пещеру. Проводник сказал ей, что туда  трудно
пройти, но она презрительно отвергла все его  аргументы  и  скомандовала
вести нас к пещере.
   Гарри, конечно, пошел с ней, а я, как-то нехотя, поплелся сзади: хоть
история  Филипа  была  очень  подробной,  я  смотрел  на  нее   как   на
традиционный рассказ горцев.
   Он был прав - тропа к пещере оказалась не из легких. То там,  то  тут
были глубокие расщелины, и мы сильно рисковали, обходя их над кручей.
   Наконец мы пришли к небольшой площадке,  которая  была  больше  всего
похожа на дно огромного колодца, а в центре одной  из  крутых  стен  был
десятиметровый проход, черный и неровный, приводящий в ужас.
   Это был вход в пещеру.
   Тут Филип остановился:
   - Вот, сеньор. Сюда вошли инки из Хуануко со своим золотом.
   Его пробрала дрожь, и лицо побелело.
   - Посмотрим, что там! - закричала Дезире, рванувшись вперед.
   - Нет, сеньора! - Проводник весь трясся. - Нет!
   Сеньор, не разрешайте ей идти внутрь! Много людей отправлялись туда в
поисках золота, в их числе и американцы, и они никогда не  возвращались.
Это пещера дьявола, сеньор. Он прячется в темноте,  и  никто,  кто  туда
вошел, не может избежать его.
   Дезире весело смеялась.
   Тогда я пойду навещу дьявола! - воскликнула она, и  не  успели  мы  с
Гарри дойти до нее, как она забежала в пещеру и исчезла внутри.
   Мы бросились за ней, а Филип орал как резаный нам вслед.
   - Дезире! - кричал Гарри. - Вернитесь, Дезире!
   Ответа не было, но до нас доносилось эхо шагов.
   Что это была за  глупость!  Я  думал,  она  хотела  напугать  бедного
Филипа, а теперь...
   - Дезире! - снова звал Гарри, он кричал изо всех сил. - Дезире!
   Снова ответа не было. И мы вместе вошли в пещеру.  Я  помню,  заходя,
видел бледное как смерть лицо Филипа и его расширенные от ужаса глаза.
   Пройдя тридцать метров, мы очутились в полной темноте. Я пробормотал:
"Это глупо; нам нужен свет" - и попытался  увести  Гарри  назад.  Но  он
оттолкнул меня и закричал:
   - Дезире! Вернитесь, Дезире!
   Что я мог сделать? Я шел за ним.
   Вдруг по всей пещере разнесся крик. Усиленный эхом и черными стенами,
он прозвучал как нечеловеческий вопль, совершенно ужасный.
   Я весь содрогнулся; Гарри от страха ловил ртом  воздух.  В  следующее
мгновение мы бросились вперед, в темноту.
   Я не знаю, сколько мы бежали, -  наверное,  несколько  секунд,  может
быть, минут.
   Мы слепо неслись вперед, помня об  этом  жутком  вопле,  бок  о  бок,
испуганные и задыхающиеся. И потом...
   Шаг в воздух - неимоверная попытка найти почву под ногами  -  секунда
отчаяния и бессильной агонии.
   Темнота и забытье.

Глава 6
В ПЛЕНУ

   Падение - было три метра или тысяча? Этого я так никогда и не  узнаю.
Несясь вниз головой через пр