до
полуночи.
   Для нее Питер всегда начинался именно так, и виделся в этом случайном
вроде бы повороте железнодорожного расписания какой-то особый смысл.
   Город, любимый с детства, с детства же и поныне был  для  нее  всегда
овеян флером какого-то  волшебства,  остро  ощутимым  привкусом  великих
тайн, еще не раскрытых, странных явлений и загадочных событий.
   Поездки в Питер - частые в детстве,  летом,  на  каникулы,  в  разгар
белых ночей  -  были  всегда  праздником,  который  начинался,  согласно
классической сказочной традиции, за две минуты до полуночи.
   Теперь, однако, было не до флера.
   Правда, тайна наконец была близка, как никогда.
   Страшная,  неразгаданная  тайна,  в  одночасье  переломившая   судьбу
хорошего человека.
   Да что там хорошего - любимого.
   И стало быть, разобраться этой дьявольской шараде Лизе было не просто
интересно и важно - необходимо.
   А иначе - никак.
   Иначе - не жить, потеряв его снова, после стольких лет разлуки.
   И надо было спешить.
   Потому, совершив короткий  перелет  из  московского  Шереметьево-2  в
питерское Пулково, на такси она довольно быстро  добралась  до  большого
мрачного дома на Гороховой, где жила знаменитая Вера Дмитриевна Шелест.
   Проникнуть в подъезд удалось сразу и неожиданно легко - ни  домофона,
ни бдительной консьержки.  Пустой  и  гулкий,  правда,  довольно  чистый
вестибюль. Допотопный лифт в узкой проволочной шахте. Неимоверно высокие
лестничные пролеты, огражденные литым узором перил.  Типичный  питерский
дом, построенный до переворота.
   Лиза,  однако,  подумала  о  тех  сокровищах,  что   хранились,   как
рассказывал Игорь, в "академической" квартире на третьем этаже.
   Хотя почему, собственно, хранились?
   Вера Дмитриевна просто жила среди своих привычных вещей,  не  слишком
часто задумываясь об их подлинной стоимости.
   Массивная - настоящее дерево, не дешевый, легонький пластик - кабинка
лифта, дребезжа и раскачиваясь, черепашьим ходом ползла на третий  этаж.
И Лиза была даже рада этой старомодной неспешности.
   Только теперь - непростительное легкомыслие! -  она  поняла,  что  не
знает, с чего начать  разговор  с  великой  старухой.  Как,  собственно,
представиться?
   Неожиданно испуганной птахой вспорхнула в сознании мысль о  том,  что
разговоры в доме Веры Дмитриевны  могут  прослушивать,  за  квартирой  -
неприметно приглядывать те, кому  поручено  охранять  будущее  городское
наследство. Слишком уж нарочито был доступен этот подъезд.
   Лиза похолодела - в этом случае говорить про Игоря напрямую нельзя. О
чем же или о ком в таком случае говорить?
   Лифт между тем, хоть и дал передышку, дополз до третьего этажа.
   На просторной лестничной площадке было всего  две  двери,  обращенные
друг к другу.
   Двери были разными, словно существовали в разных эпохах.
   Собственно, так и было.
   Одна, аккуратно обтянутая новенькой кожей, под  которой  и  не  думал
скрываться прочный металл,  была  снабжена  множеством  сложных  -  даже
внешне   -   замков,   глазком   видеокамеры,   маленьким   переговорным
устройством. Все, как положено ныне.
   Другая состояла из  двух  деревянных  створок,  покрытых  несколькими
слоями темно-коричневой краски, местами облупившейся, так что  слои  при
желании можно было перечесть. Тяжелая бронзовая ручка. Ей  под  стать  -
потемневшая табличка с витиеватой  гравировкой  "Шелест  В.Д.".  Ниже  -
узкая, прикрытая тяжелой бронзовой пластинкой  щель  для  почты.  Черная
кнопка звонка.
   Некоторое  время  Лиза  топталась   в   замешательстве,   лихорадочно
соображая,  какие  заветные  слова  следует   произнести,   чтобы   Вера
Дмитриевна хотя бы приоткрыла дверь, не откинув цепочки.
   В том, что дверная цепочка,  тяжелая,  потемневшая  от  времени,  как
бронза снаружи, существует внутри, Лиза отчего-то не сомневалась.
   Открой Вера Дмитриевна дверь, через цепочку можно было бы  прошептать
имя Игоря и сказать хотя бы пару слов о его сегодняшнем положении.
   И его просьбе.
   Это был возможный выход.
   К тому же  тянуть  дальше  было  небезопасно.  Показалось,  крохотный
окуляр камеры на соседей двери еле заметно  дрогнул,  возможно,  выбирая
лучший ракурс.
   Сделано это было автоматически - умной охранной  сигнализацией,  либо
кто-то внимательно наблюдал за  ней  из-за  чужой  бронированной  двери,
либо, в конце концов, просто почудилось - значения в принципе не имело.
   Надо было действовать.
   Лиза решительно нажала кнопку звонка.
   Он отозвался немедленно, хрипло и громко.
   Потом настала тишина.
   Лиза знала -  ожидание  сейчас  искорежит  чувство  времени,  секунды
покажутся минутами, а минуты сложатся в бесконечность. Правда,  на  этот
случай был у нее в запасе приемчик. Мысленно Лиза стала считать.
   Медленно, с расстановкой, пытаясь попасть в ритм уходящих секунд.
   "Раз, два, три, четыре, пять..."
   Она досчитала до девяти, когда за дверью отчетливо зашуршало и низкий
с хрипотцой голос без всяких эмоций поинтересовался:
   - Это кто же?
   - Вера Дмитриевна?
   - Допустим. Кто вы?
   - Елизавета. Я из Москвы.
   - Поздравляю. И что же?"
   - Видите ли, Вера Дмитриевна, некоторое время назад мне  рассказал  о
вас Игорь Всеволодович Непомнящий. Я постоянная его  клиентка  и  хотела
проконсультироваться  относительно  одной  вещицы,  а  он  сказал,   что
по-настоящему оценить ее сможете только вы.  Мы  собирались  приехать  к
вам. Честное  слово!  Но  потом  с  Игорем  Всеволодовичем  приключилось
несчастье.
   - Какое такое несчастье?
   - Его ограбили и разгромили магазин, а позже...
   Позже он вообще куда-то пропал. Я  по  крайней  мере  не  смогла  его
разыскать... Вот.  А  времени  больше  нет.  Понимаете?  Я  должна  дать
ответ... - За  дверью  была  тишина.  Медленно  впадая  в  панику,  Лиза
добавила:
   - Мы собирались ехать к вам сразу после салона в Москве. Я  на  салон
не успела, но он сказал, что говорил с вами и вы обещали помочь.
   - Кому это помочь?
   - Ему в первую очередь, относительно какого-то  залога...  Но  его-то
теперь нет...
   Это был последний аргумент.
   За дверью лязгнуло - была все  же  пресловутая  цепочка!  -  негромко
щелкнул замок. Одна из створок распахнулась. Сразу  -  довольно  широко.
Вера Дмитриевна отчего-то не стала рассматривать посетительницу.
   - Проходи...
   Она повернулась и пошла по широкому  коридору,  уводящему  куда-то  в
недра ее хранилища, без слов, приглашая гостью следовать за ней.
   Лиза замешкалась, закрывая за собой дверь. И пока тяжелые створки  не
сомкнулись   окончательно,    хозяйка,    будто    специально,    громко
поинтересовалась:
   - Что за вещица?
   - Фаберже! -  Интуитивно  уловив  игру  и  принимая  ее,  Лиза  почти
выкрикнула знаменитое имя.
   Дверь наконец захлопнулась.
   За ней - через крохотный тамбур - плотно закрылась вторая.
   Здесь были вторые двери - похожие на одеяла, пышные, стеганые, обитые
старым лоснящимся дерматином.
   Хозяйка немедленно остановилась посреди широкого коридора, обернулась
к Лизе и негромко, с усмешкой обронила:
   - Finita la comedia! Можешь больше не поминать великих всуе. Хотя ты,
матушка, по-моему, на самом деле собираешь Фаберже.  Посуду  и  столовое
серебро.
   Не так ли?
   - Посуду. Но откуда...
   - От верблюда. От него, конечно же! Ну, не дуйся!
   Не думай, Игорь никогда не хвалился тобой. Никому.
   Хотя скажу без лести... Что за прок мне - тебе,  голубушка,  льстить?
Есть чем похвалиться. Есть. Хороша.
   Но он про тебя не болтал, можешь не сомневаться. Только мне  однажды,
и то по большому секрету. Я так поняла - душа уж  очень  болела.  Ну  да
ладно, это дело прошлое. И неважное - по теперешней беде. Говори  сразу:
он прислал?
   - Он.
   - Слава тебе, Господи! Стало быть - жив. Я ведь грешна - дурные мысли
в душу пустила. Ну, рассказывай, детка...

***

   Они давно уже сидели в просторной комнате, больше похожей на музейный
зал, фрагмент композиции дворцового интерьера.
   Все, как рассказывал Игорь.
   И все равно - неожиданно.
   Потрясающе.
   И даже страшновато слегка - будто время не властно в этих стенах.
   И время, и страшные катаклизмы, сотрясавшие мир.
   Ощущение было такое.
   Но чувства - чувствами, а разум был начеку.
   Прежде чем начать рассказ, Лиза выразительно оглянулась по сторонам.
   - Здесь чисто. Не беспокойся.  Проверяю.  Хотя  молодец  -  бдишь.  И
правильно делаешь. Вот на площадке по соседству  ребята  обосновались  -
почти официально приставлены охранять меня. А вернее, все это сторожить,
дожидаясь моей смерти. И что тут рассуждать - дело у  них  такое.  Пусть
сторожат! Мне на самом деле спокойней. А визитерши вроде тебя -  большая
редкость. Впрочем,  историю  ты  им  поведала  вполне  правдоподобно.  А
вдуматься - так и вовсе одну только правду. Пусть проверят.
   - Плохо, если проверят. Игорь у меня сейчас.
   - Это что ж он, безумец, в бега пустился?
   - Именно что в бега, Вера Дмитриевна...
   Она старалась говорить сжато и самую суть, почти не  притрагиваясь  к
прозрачной чашке настоящего китайского фарфора. Чай остыл, и сладости на
невесомых китайских тарелочках остались не тронутыми.
   Вера  Дмитриевна  слушала  внимательно.  Не  отвлекалась  на  обычные
хозяйские восклицания - дескать, чай стынет и печенье - такая  прелесть,
нынче такого не пекут.
   Лишь когда Лиза закончила, позвала пожилую горничную.
   - Принеси, Любаша, свежего чаю. Или ты, девочка,  может,  чего-нибудь
покрепче выпьешь? В  твоем  положении  не  возбраняется,  даже  полезно.
Коньяку хочешь? Хороший, французский - прямиком из Парижа, как  суп  для
Хлестакова.
   - Пожалуй, Вера Дмитриевна. Внутри такая тряска.
   - Не рассказывай - знаю я, что у тебя  сейчас  внутри.  Люба,  коньяк
захвати и две рюмки! Мне тоже не возбраняется, пожалуй.  Не  чужой  ведь
Игорь - с младенчества знаю.

***

   Пока обстоятельная Любаша  заново  накрывала  стол,  Вера  Дмитриевна
закурила.
   Тонкая папироска красиво разместилась в длинном нефритовом мундштуке,
искусно украшенном витиеватым узором мелких алмазов.
   Лиза невольно залюбовалась вещицей.
   - Нравится? Вижу, глазки блеснули. Знаешь толк.
   Не ошиблась - твой любимый. Карл Фаберже.
   - Разве такое может не нравиться?
   - Все может, девочка. Есть у меня одна редкостная вещица  -  гарнитур
из  черных  бриллиантов.  Изготовлен  Морозовым  по  эскизу  самой  Зины
Юсуповой. Вкус у нее - уж поверь! - был безупречен.
   И чувство стиля. А черный  гарнитур  -  колье,  серьги  и  диадема  -
потребовался,  видишь  ли,  потому,  что  тогдашняя  императрица,  Мария
Федоровна, была большая охотница до  балов.  И  не  захотела  по  случаю
траура отменить традиционный придворный бал в конце сезона.
   Скончался не помню уж кто, но явно не близкий родственник -  какой-то
иностранный кузен. Словом, в Зимнем  не  слишком  скорбели.  Но  политес
как-никак следовало соблюсти. Так Мария Федоровна объявила бал "a  noir"
. Такая выдумщица была, царица-пичужка.
   Вот и  потребовались  Зине  черные  бриллианты.  Убор  вышел  красоты
неземной.  "Черный"  бал  забыли  давно,  а  черные  бриллианты  княгини
Юсуповой бесконечно будоражили свет. Так вот представь,  дитя,  приходит
ко мне не так давно человек с просьбой уступить что-нибудь  для  подарка
любимой женщине. Что за человек, я тебе не скажу, но ты  девочка  умная,
сама поймешь - "уступить" что-то из городского наследства  я  вправе  не
всякому. А если по совести - то и вовсе не вправе.
   Однако человек уж очень непростой. И знаешь еще что: пожалела я,  что
такую красу упекут в музейные сундуки  да  изредка,  издали,  в  витрине
станут людям показывать.
   Пусть уж, думаю, какой-то бабенке привалит счастье.  И  камни  спасу.
Они ведь, как люди, жить должны в человеческом  тепле.  Молодой  гладкой
кожи касаясь, продлевают камешки  свой  век.  Впотьмах,  в  заточении  -
блекнут и гибнут. Словом, отдала я ему юсуповский гарнитур. Цену назвала
баснословную, даже по нынешним временам.  Она,  однако,  его  нимало  не
смутила, запроси я в два раза больше - выложил бы не торгуясь. И что же,
ты думаешь, вышло дальше?
   - Ума не приложу. Вера Дмитриевна.
   - И я бы ни за что не приложила, если б кто поведал. А дальше,  милое
дитя, было вот что. Спустя два дня является ко мне тот визитер снова.  И
как-то мнется, вижу, отчего-то неловко ему.  Господи,  думаю,  может,  с
гарнитуром что не так? Черт  попутал  ювелира  -  заменил  пару  камешек
стразами - или дефекты обнаружились. Мало ли!  Вещице-то  сто  с  лишним
лет. Так нет, ничего подобного. Успокоил он меня - гарнитур в порядке, и
цену,  как  изволил  выразиться,  я  спросила  "божескую".  Только  даме
показался юсуповский убор  простоват.  Слышишь,  детка?!  Простоват!  Ей
желательно было что-нибудь более значительное, в каратах, разумеется.  И
поярче, понарядней. Понимаешь?
   - Нет, Вера Дмитриевна, не понимаю.
   - Вижу. Ты этого понять не в состоянии. Как и я.
   Словом, вернулись ко мне бриллианты княгини Зинаиды.
   - И что же он выбрал взамен?
   - Шифр фрейлинский. Как  раз  фрейлины  государыни  Марии  Федоровны.
Бо-ольшущая буква "М", сплошь усыпанная  алмазами,  а  поверх  маленькая
корона  -  тоже  алмазная.  Дама  его,  надо  полагать,  как-то  на  "М"
называлась.
   - Но ведь шифр - не брошь. Просто так не наденешь.
   - Слава Богу, что ты, детка, это знаешь. Я уж, грешным делом, решила,
такие тонкости старухи только разумеют.., вроде меня. И скоро уж  унесут
свои знания в могилы.  А  там...  Глядишь,  и  шапку  Мономаха  примерит
кто-нибудь на высоком приеме. И впору окажется.
   Но - заболтались мы с тобой, Елизавета! А время идет.
   Ты ведь за помощью приехала. Так проси -  не  стесняйся.  Все  -  что
смогу. Денег надо?
   - Нет, Вера Михайловна, денег не надо.
   - Тогда чего же?
   - Надо  бы  вспомнить  кое-что.  Из  далекого  прошлого.  Специалист,
который согласился нам помогать, считает, что истоки того, что  творится
вокруг Игоря, следует искать в прошлом. Уж очень необычная  складывается
ситуация, непохожая на сегодняшний криминал.  Понимаете?  А  у  Игоря  в
прошлом осталась такая страшная тайна. К тому же портрет... Он ведь тоже
оттуда, из прошлого.  Вот  мы  и  подумали,  может,  вы  помните  что-то
такое.., необычное, связанное с той историей и с портретом...
   - В той истории, девочка, все было необычно. А по  тогдашним  строгим
временам - тем более. Верно ты заметила - страшная тайна занозой  засела
в прошлом бедного мальчика. И вполне может быть,  прав  ваш  специалист.
Разматывать клубок нужно  оттуда.  Что  до  странностей,  то  их  в  той
трагедии было не перечесть. И странностей, и домыслов, и  слухов.  Много
чего. Слава Богу, память меня пока не подводит. Слушай...

Москва, 5 ноября 2002г., вторник, 17.00

   Все сложилось удачно -  с  оперативниками  из  следственной  бригады,
занятой расследованием двух убийств, уже объединенных в  одно  уголовное
дело, он сошелся быстро.
   Версия,  разработанная  накануне  в  кабинете  бывшего  коллеги,   не
пригодилась.

***

   - Я-то понимаю... - задумчиво тер переносицу  заместитель  начальника
МУРа, - и, как ты понимаешь, не против... Но розыск курирует другой зам,
а объяснять все ему... Лишняя головная боль. Но ребятам - так или  иначе
- что-то объяснить надо. Здесь, знаешь, как и прежде,  не  очень  любят,
когда соседи суют нос.
   - А все просто - генерал Щербаков, отец  убитой  женщины,  -  ветеран
нашего  ведомства,  персона  известная,  особенно  своими  партизанскими
подвигами. Мой интерес потому вполне закономерен. Бдим. Вдруг ниточка  в
прошлое потянется? Нет - работайте себе на здоровье и на  благо  Родины.
Мне  ведь  много  не  надо  -  общая  картина   преступления,   личность
погибшей...
   - Да, да. Это вполне подходит. - Бывший коллега,  уже  не  колеблясь,
потянулся к телефону.

***

   Шагая по широким  муровским  коридорам,  Вишневский  на  скорую  руку
сочинил "генеральскую" версию.
   Но оперативники вопросов не задавали. Ребята были молодые - старинная
межведомственная неприязнь,  похоже,  еще  не  разъела  души,  а  может,
времена менялись.
   К делу перешли сразу - спокойно и обстоятельно.
   -  Значит,  потерпевшая  -  Галина  Сергеевна  Щербакова,  1944  года
рождения, одинокая, пенсионерка по инвалидности.  Онкологическая,  между
прочим, больная. И тяжелая. Жить, как считает наш эксперт, ей оставалось
всего ничего. Месяц-другой от силы. Рак легких.
   Но это так, по ходу дела. Проживала одна в четырехкомнатной  квартире
в высотке на Котельнической. Квартира осталась от отца. Героя Советского
Союза... Ну, про него, я так думаю, вам больше нашего известно.
   Сам генерал скончался недавно - в девяносто восьмом.
   А супруга, мать  Галины  Сергеевны,  гораздо  раньше  -  в  семьдесят
восьмом. Так что отец с дочерью  двадцать  лет  прожили  вдвоем.  Галина
Сергеевна замужем не была ни разу, детей не имеет.  По  образованию  она
журналист-международник, но за рубеж никогда не  выезжала  и  вообще  по
специальности не работала. Странно даже.
   Корпела потихоньку в Историческом архиве. Заболела сразу после смерти
отца - диагноз поставили в девяносто девятом. Но как-то тянула. А вернее
- тянули врачи, химиотерапия и все такое... Выглядела она, кстати, после
всех этих мероприятий.., скажу я вам...
   - Фотографией не разживусь?
   - Разживетесь, почему нет. Мы не  жадные.  Теперь  непосредственно  о
деле. Труп обнаружила медицинская сестра,  которая  ежедневно  приезжала
делать Щербаковой уколы. Второго ноября сего года, в субботу.
   - В котором часу?
   - В восемнадцать ровно. Вернее, подъехала она, как  обычно,  к  шести
вечера. Но в квартиру попала не сразу.  На  звонок  Щербакова  дверь  не
открыла.
   Сестра сразу предположила худшее. В общем, понятно -  пациентка,  что
называется, на ладан дышала. Спустилась вниз, консьержка позвонила в ЖЭК
- там, в высотке, у них все под одной  крышей.  Дверь  вскрыли.  Картина
была такая: труп Щербаковой обнаружили на полу, возле стола в  гостиной.
Стол - заметьте! - накрыт на двоих. Хотя "накрыт" - это, пожалуй, громко
сказано: початая бутылка армянского коньяка,  открытая  коробка  конфет,
две хрустальные рюмки. Дальше начинаются заморочки чисто по нашей линии.
Первое  -  смерть,  по  заключению   экспертов,   наступила   вследствие
отравления сильнодействующим препаратом, вызывающим моментальный паралич
сердца. Второе - отпечатки пальцев на бутылке, рюмке,  спинках  стульев,
дверных ручках - короче, в радиусе, скажем так, действия  преступника  -
тщательно стерты. Только пальчики Щербаковой остались - и только  на  ее
рюмке.
   - Время наступления смерти установила экспертиза?
   - Экспертиза, как вам,  наверное,  известно,  всегда  дает  временной
люфт. В нашем случае - около трех-четырех часов. То есть  приблизительно
в пятнадцать.
   Но может - и больше. В квартире стоял зверский холод. В батареях была
воздушная пробка - непонятно, сколько это продолжалось и как старушка не
окочурилась от холода. Однако  на  состояние  трупа  это  обстоятельство
могло повлиять. И тем не менее время  смерти  известно  с  точностью  до
минуты.
   - Это откуда же?
   - Вы не поверите, товарищ подполковник, совершенно  книжная  история.
Разбитые часы. Падая, Щербакова ударилась рукой о ножку стола.  Наручные
часики фирмы "Заря", старенькие - правда, золотые - разбились.  То  есть
разбилось стекло, а часы остановились.
   Ровно в десять часов семь минут. Так что время известно. Как  в  кино
вышло. Бывает, оказывается. Да, и вот  еще  что,  из  квартиры  похищена
картина, портрет. Ценность полотна  сейчас  устанавливают  эксперты.  Но
вероятнее всего - вещь стоящая. Редкая работа  художника  Крапивина.  Я,
откровенно говоря, не слишком силен в этих вопросах. Но подозреваемый...
   Он, кстати, у нас в бегах, вам известно?
   - Наслышан.
   - Так вот