Вернее, мальчонка, "репрессированный" в  возрасте  пяти  лет,  ничего
другого не помнил. Так что выходило - этот родной. И точка.
   А бежал - как положено было в те годы нормальным пацанам - на  фронт.
И, надо сказать,  бежал  удачно  -  прибился  на  марше  к  орденоносной
гвардейской дивизии и прижился, не выдали,  не  отправили,  как  многих,
обратно. Одно слово - гвардия! С ней и дошел почти до Берлина.
   Да, на беду,  увязался  за  комдивом  в  штаб  армии,  прокатиться  с
ветерком в открытом трофейном Willis.
   Там и состоялась историческая встреча гвардейца Всеволода Непомнящего
с маршалом Георгием Жуковым.
   Последний был явно не в духе,  к  тому  же  на  днях  осколком  убило
двенадцатилетнего мальчика - сына полка. Память была свежей.

***

   - Это что - снова? Детский сад? Приказано  было  -  удалить  с  линии
фронта... Гвардии закон не писан?! Откуда мальчишка?
   - Детдомовский, товарищ маршал.
   - Детдом - это плохо.
   Незнакомый полковник говорил задумчиво, ни к кому вроде не обращаясь.
Запредельная вольность в  присутствии  грозного  маршала.  Но  Жуков  не
возмутился и даже вступил в дискуссию.
   - Плохо, кто спорит. Фронт, что ли, хорошо? Они сейчас  пойдут  город
брать, и он с ними, ты хоть понимаешь, что там происходит?!
   - Так точно, товарищ маршал. Однако,  Георгий  Константинович,  выбор
между фронтом и приютом...
   - У нас приютов нет, товарищ полковник. Пора бы запомнить. И  раз  уж
ты сегодня такой чувствительный...
   Он не закончил фразы. Но и этого оказалось достаточно.
   Дальнейшая судьба Всеволода Непомнящего была решена. Причем на  много
лет вперед, вернее - на всю оставшуюся жизнь.
   Разумеется, тогда он ничего не понял. И поначалу невзлюбил полковника
Потоцкого.
   Во-первых, потому, что именно его счел главным виновником  "отставки"
из славных гвардейских рядов.
   Во-вторых, деятельность полковника некоторое  время  была  для  Севки
совершенно непонятой, загадочной и даже таинственной.  В  результате  он
заподозрил неладное и почти собрался поделиться  сомнениями  с  офицером
особого отдела, как все разъяснилось.
   Особые поручения, а точнее, особая миссия, которую выполнял полковник
Потоцкий,  в  штабе  маршала  Жукова  заключались  в  экспертной  оценке
художественных ценностей, обнаруженных  на  завоеванных  территориях,  и
соответственно решении их дальнейшей судьбы.
   Разумеется, такая работа потом велась  централизованно,  сотрудниками
министерства   культуры,   искусствоведами,   представителями    музеев,
работавшими в составе советской военной администрации. Но администрация,
даже военная, как известно, приступает к  работе,  когда  с  завоеванных
территорий уходят победители, а до  того  они  никому  не  подотчетны  и
властвуют безраздельно. Таков неписаный закон войны.
   Если же говорить о полковнике Потоцком, то он, вне всякого  сомнения,
был личностью выдающейся, хотя и несколько странной.
   Ибо до октября  семнадцатого  года  был  князем  Потоцким,  учился  в
Пажеском корпусе, откуда был выпущен - очень вовремя! - летом 1917 года.
   Далее биография молодого князя делает странный поворот, ибо в октябре
1917-го он ринулся отчего-то совсем не туда, куда, казалось бы, сам  Бог
велел. То есть под знамена добровольческих армий. Или, на худой конец, в
эмиграцию. Крутить баранку такси на парижских бульварах.  А  поступил  в
высшей степени оригинально - пошел служить в Красную Армию,  угодив  при
этом в ординарцы к  самому  Семену  Буденному.  Военная  карьера,  таким
образом, была обеспечена.
   К началу войны полковник Потоцкий уже  занимал  загадочную  должность
офицера для особых поручений и, судя  по  всему,  справлялся  со  своими
обязанностями неплохо - по крайней мере имел боевые награды и  никто  из
знавших его людей никогда не посмел бы назвать  полковника  классической
"штабной крысой". Скорее - наоборот.
   История, мало похожая на правду, к примеру, упорно гуляла  по  штабу,
добавляя в ореол красавца полковника толику золотого сияния.
   Был май 1945-го, банкеты с участием старших офицеров  -  советских  и
союзных - закатывались часто, с размахом  и  знанием  дела.  В  какой-то
момент застолье плавно переходило в братание.
   Пьяные англичане, однако, процедуру бессовестно затягивали, предваряя
братское  объятие  витиеватым  представлением   с   перечислением   всех
наследственных титулов. И доигрались, монархисты! Монотонное: лорд, пэр,
сэр... - получило внятный, красивый отпор. Главное - неожиданный.
   - Полковник Красной Армии, князь Потоцкий!
   Говорят, многие в этот миг протрезвели.
   Сам полковник, проснувшись  поутру,  обратился  в  слух,  в  ожидании
тяжелых шагов в коридоре.
   Не дождался.
   Решил, что брать будут в штабе - явился со сменой белья,  пару  часов
просидел в полном унынии.
   Потом вызван был к маршалу по текущим делам.
   Час от часу не  легче  -  возьмут,  значит,  в  кабинете,  на  глазах
Самого...
   Сам был один и потребовал обычного доклада, слушал, перебивал,  давал
указания - ничего не происходило!
   Аудиенция закончилась, отпущенный на все четыре стороны  полковник  -
на ватных, разумеется, ногах - двинулся к двери.
   Но - всему есть предел! - дождался, получил свое.
   - Вот что, Гоша, - не отрываясь от бумаг, бросил  маршал  негромко  и
как бы между прочим, - еще одна  такая  выходка,  князем  ты,  может,  и
останешься, но полковником уже не будешь.

***

   Севка в эту историю верил.
   И вообще начался в его жизни этап тихого обожания и учебы, а вернее -
натаскивания.
   Настоящая учеба была впереди.
   Обожал он, понятное дело, молодцеватого полковника.
   Тот, в свою очередь, стремительно - с поправкой на время и условия  -
натаскивал его в хитром и тонком антикварном деле и, надо  сказать,  был
доволен. Память у  парня  была  отменной.  Глаз  -  цепким.  К  тому  же
прорезалось вдруг недюжинное, острое чутье настоящего.
   И - уж совсем неожиданно - тонкий, безошибочный вкус.
   Полковник с удовольствием оставил  его  при  себе,  тем  паче  самому
пришлось  задержаться  -  всемогущий  маршал   со   скрежетом   зубовным
расставался с порученцем.
   Но решение, принятое  где-то  в  заоблачных  высотах,  обсуждению  не
подлежало.
   Потоцкий остался в  Германии  для  оказания  содействия  специалистам
советской военной администрации. Понятно - какого и в чем.
   История эта могла длиться еще довольно долго,  а  Сева  Непомнящий  -
состоять при веселом, образованном полковнике не  один  год,  сначала  -
учеником и подмастерьем, позже - партнером и, возможно, преемником.
   Судьба, однако ж, решила  ускорить  дело.  Возможно,  поступая  таким
образом, она действовала в интересах Всеволода Серафимовича - кто знает,
кем бы он стал, преодолев долгий путь?
   Случается ведь, и нередко, что подающий надежды ученик  становится  в
итоге бледной тенью наставника.
   Не более того, Кто знает?
   Но как бы там ни было,  в  августе  1947-го  полковник  Потоцкий  был
застрелен на пороге своего дома.
   Накануне он пребывал в больших хлопотах, комплектуя какой-то  сложный
и чрезвычайно секретный  литерный  поезд,  с  отправкой  которого  очень
спешили, однако ж совсем не привлекал к работе Севку.
   Такое, впрочем, уже случалось, и  тот  по  простоте  душевной  просто
радовался нечаянной свободе... И неожиданно получил ее в полном объеме.
   Следствие было коротким. Стрелял,  конечно  же,  в  бессильной  злобе
недобитый, затаившийся фашист.
   Обычная по тем временам история.
   Полковник был холост и вообще одинок.
   Основательно  переворошив  его  имущество,  разочарованные   особисты
сделали тем не менее широкий жест - передали все  Севке,  как  человеку,
близкому полковнику, к тому же сироте.
   Имуществу Севка не обрадовался - заменить полковника оно не могло,  а
прелесть дорогого одеколона и тонких шелковых  рубашек  он  еще  не  мог
оценить в полной мере - мал был. И воспитан иначе.
   Только  одна  вещица  согрела  сердце  -  небольшой  женский  портрет
неожиданно обнаружился в бумагах полковника. Портрет был  почему-то  без
рамы и даже снят с подрамника - один холст.
   Особисты, возможно, просто не заметили его  в  кипе  иллюстрированных
американских журналов, газет и бумажных репродукций.
   Возможно, сочли не представляющим ценности.
   Но как бы там ни было - оставили.
   Севка же, напротив, хорошо помнил эту работу, обнаруженную в одном из
замков под Мекленбургом. И то, как повел себя полковник, едва завидев ее
в небольшой картинной галерее.
   - Не  может  быть,  -  произнес  он,  как  показалось  Севке,  слегка
растерянно. - Не может быть.  А  собственно,  почему  нет?  Висела  себе
где-нибудь  в  Тмутараканске,  в  Богом  забытом  именьице,  которое   и
рушить-то не стали. Отдали под сельсовет или начальную  школу,  пока  не
пришли господа фашисты. А среди них кто-то глазастый. Да,  брат,  всякие
на войне бывают встречи...
   - Кто это?
   - Может, никто. Марфутка какая-нибудь или Пелагея-скотница.  Неплохой
портретец неплохого художника. Вероятнее всего, крепостного,  коих,  как
известно, не счесть малевало на  матушке-Руси.  А  может,  самого  Ивана
Крапивина творение, утраченное, как  полагают,  безвозвратно.  Однако  в
этом еще предстоит разобраться. Так-то, брат.

***

   Разобраться теперь, по всему, предстояло Севке.
   Покидая  Германию,  он  увозил  бесценный,  возможно,  холст  на  дне
скромного фанерного чемодана.
   И - право слово - так было надежнее.

Москва, год 2002-й

   Ночью выпал снег, настоящий - не та мерзкая слякоть, что  сыпалась  с
небес накануне. Возможно, в городе этого даже не заметили.
   Там снег не прижился -  раздавленный  колесами  машин,  втоптанный  в
грязный асфальт, он немедленно  утратил  первозданную  чистоту,  лишился
алмазного сияния - исчез, растворился в общем сером унынии.
   Иное дело здесь, в дремучем бору, где вековые сосны-великаны  бережно
водрузили на свои царственные кроны искрящиеся алмазные шапки.  И  сухая
хвоя, густо  покрывавшая  землю  у  подножия  сосен,  радостно  укрылась
белоснежным покрывалом.
   Снег сровнял обочины шоссе, щедро присыпал глубокие проемы, аккуратно
запорошил асфальт.
   Широкая просека преобразилась, облачившись в  белые  одежды.  Хоть  и
прежде была  хороша  -  сейчас  просто  завораживала.  Отвлекала,  между
прочим, от опасной, схваченной морозцем дороги.  Хорошо,  машин,  как  и
накануне, было немного.

***

   "Определенно, надо перебираться за город..." - состояние  души  Игоря
Всеволодовича этим утром требовало перемен.
   Машину он вел уверенно - устойчивый  Leksus  отменно  держал  дорогу.
Вчерашнее - а выпито было не-,  мало  -  сегодня,  как  ни  странно,  не
чувствовалось вовсе.
   Словом, Игорь  Всеволодович  был  бодр,  прекрасно  выспался  -  хотя
улеглись ближе к рассвету, - здоров телом и душой. А главное - устремлен
в будущее. Давно забытая совокупность чувств.
   "Вставай, мой друг, нас ждут великие дела!" - перефразируя кого-то, в
далекой юности будил его отец.
   С тех пор великие дела все  реже  являлись  на  горизонте,  а  вскоре
пропали вовсе,  зато  открывалась  каждое  утро  во  всем  своем  унылом
безобразии россыпь разнокалиберных проблем.
   Теперь дела - возможно, не великие, но, без  сомнения,  значительные,
судьбоносные, как стали говорить -  отчетливо  обозначились  в  морозной
дымке.

***

   - Идея... Я, друг мой, большой раззява, лентяй и  сибарит.  Появились
первые деньги, я имею в виду - в стране.., у  нас  они  были  всегда,  в
разумных,  разумеется,  пределах.  Так  вот,   первые   деньги,   первые
возможности... Согласись, в первую очередь они появились у одних  и  тех
же людей. Людей - а не гоблинов, вцепившихся в  номенклатурные  кормушки
зубами. На другое  сил,  понятное  дело,  не  осталось.  А  те,  кто  не
вцепился,  огляделись,  и  в  хорошем  темпе  пристроились  на  марше  к
строителям  нового  капиталистического  общества.  Ну   или   пристроили
ближнего  родственника.  Сына,  к  примеру.  Вроде  меня,  бестолкового.
Работа, скажу тебе, поначалу была совсем даже не пыльная. Народец вокруг
обретался в большинстве известный. Насчет  голоштанных  старших  научных
сотрудников, в одночасье сколотивших миллионы, - не верь: сказки  нашего
времени.
   Нравится теперь "мальчикам в розовых штанишках" думать, что  это  они
сами протоптали дорожку на водопой.
   Ну, штанишки, положим, у большинства были не розовые, а  голубые,  но
это дело сугубо личное. А насчет дорожки,  если  глянуть  внимательно  и
пристрастно  -  рядом  с  каждым  радостным  голозадиком,  припавшим   к
бездонному  вымени  матери-Родины,   непременно   оказался   кто-то   из
свергнутых или их потомства.  Потому  как  без  него,  без  провожатого,
дорогу к титьке голозадик  вряд  ли  осилил  бы.  А  и  осилил  бы,  так
обожрался на радостях и помер от изнуряющей диареи. Или еще  какая  беда
приключилась бы. Истории развития капитализма в России такие прискорбные
случаи  -  увы!  -  известны.  Короче,  приставлен  был  и  я.   Команда
голозадиков подобралась так себе. Но  ничего,  работать  можно.  В  меру
голодные, в меру злые, в меру отважные, но в меру же и осторожные.
   Вменяемые, одним словом. Неплохой вариант. Фирма,  которую  мы  тогда
сваяли за час, передрав типовой  устав,  позже  гремела  как  крупнейший
торговый холдинг - или синдикат, теперь уж не помню. Но деньги  сыпались
с небес, и я, болван, расслабился. Торговля - тебе это, впрочем,  должно
быть известно - приносит  сверхприбыли  исключительно  на  первых  порах
построения капиталистического общества Самых первых. Я бы даже сказал  -
наипервейших. Далее капиталы следует  немедленно  вкладывать  в  отрасли
традиционно высокорентабельные. Прости за идиотское наукообразие.
   Короче - нефть, алмазы, оружие, связь и телекоммуникации,  наркотики,
игорный бизнес. Ну, еще кое-что по мелочи. В  цивилизованном  мире  этот
список, разумеется, много шире. Однако мы живем в этой стране  и  должны
руководствоваться ее реалиями. А я расслабился.
   Влюбился. Женился. Колесил  по  Европам.  Чего  было  волноваться-то,
времени, по моим подсчетам, оставалось еще около года - потом надо  было
готовить следующий плацдарм. Слава Богу, все зарубежные счета и связи  с
зарубежными банками были на мне.  Сидел  бы  сейчас  голой  задницей  на
свежем снегу и кукарекал. Или служил у тебя зазывалой. Короче, мои  юные
голозадики,  точно  следуя  основным  принципам  политэкономии,   решили
вложить свободные - понимай, все существующие - капиталы в производство.
Насмотрелись в детстве героических производственных фильмов, перепили на
кремлевских банкетах водки с красными  баронами  -  и  сами  захотели  в
бароны. Те мужики, понятное  дело,  видные.  Закваска  старая,  боярская
стать, командорская поступь  -  нашим  олигархам  этого  определенно  не
хватает.
   Короче, это был крах. Спасти удалось немногое. Хочешь верь  -  хочешь
нет, но примерно третью часть того,  что  у  меня  осталось,  ты  сейчас
лицезреешь.
   - Но зачем ты вернулся?  Если  это  -  треть,  на  целое  можно  было
спокойно существовать до конца жизни.
   - Можно. Только какой жизни? Размеренной по линеечке, расписанной  до
цента.   С   женой,   которая   через   десять   лет    превратится    в
среднестатистическую европейскую крысу,  рыскающую  no  sale.  С  сыном,
который, учась в приличном университете, тем не  менее  до  одури  будет
высчитывать, сколько он должен заработать мойщиком посуды  в  кафетерии,
чтобы на каникулы отвезти свою девку на Ибицу. А мне - чем ты  предложил
бы заняться в этой жизни мне? Играть на бирже? Служить клерком? Увлечься
рыбалкой? Результат при любом варианте будет примерно  один.  Я  имею  в
виду материальный результат. Да и не материальный - тоже.
   - Я понял. И пожалуй, соглашусь. Но -  альтернатива?  Ты  вернулся...
Достойно - не спорю - потратил треть. А на оставшиеся что же - отбираешь
антикварные лавки? Так ведь торговля - даже антиквариатом - не  приносит
сверхприбыли. Порой - это я уже из собственного опыта -  прибыли  вообще
не приносит. Сводим, конечно, концы с концами. Так ведь ничем не  лучше,
чем игра на бирже или рыбалка.
   - Верно. То, как вы торгуете - не приносит. И по определению не может
принести.
   - А как же...
   - Остановись. Забудь про торговлю и вообще все то, что я тебе  сейчас
наговорил.   Кроме,   пожалуй,   одного   -   помнишь,   речь   шла    о
высокорентабельных отраслях деятельности.
   - Помню: нефть, алмазы, оружие...
   - Да, да, в России.
   - На Западе список длиннее, но, боюсь, я в этом...
   - Напрасно боишься, потому что именно в этом, а  вернее  в  одном  из
разделов этого списка - ты дока. Хотя и безграмотный отчасти. Вот  скажи
- каков, на твой взгляд, годовой оборот аукционного дома "Sotheby's" или
"Christie's", к примеру?
   - Понятия не имею - десятки миллионов, наверное.
   - Миллиарды - для справки. Но это предположительно, потому что точных
цифр тебе не назовет никто. Антикварная торговля, чтоб ты знал, -  самая
большая кость  в  горле  налоговых  органов.  И  каких  Самых  зубастых,
глазастых и прочая.., на свете - американских. Но -  упаси  Боже!  -  не
вздумай, что я решил надувать налоговиков. Это так, заметки на манжетах.
Для справки.
   - А главная идея?
   -  Заключается  в  том,  что  отраслей  национального  достояния,  не
разобранных, по случаю, разными серьезными людьми, осталось две. Одна из
них - торговля антиквариатом. Вторую  не  назову,  дабы  не  вводить  во
искушение. Сработаемся - чем черт не шутит...
   - Но послушай, ты  говоришь  -  не  разобранные,  то  есть  свободные
отрасли. Люди, торгующие антиквариатом...
   - Я сказал, не разобраны серьезными людьми, не монополизированы и  не
действуют по одной наиболее гибкой технологии.
   - Понял. Отнять у несерьезных - и передать  серьезным.  В  интересах,
разумеется, общего дела.
   - Дурак ты, батенька, набитый  притом.  Думаешь,  мне  ваши  лавчонки
нужны, набитые пыльным барахлом? Оброк с них, что  ли,  собирать  битыми
чашками?
   - Так что же?
   - Шум, а вернее  -  резонанс.  -Общественное  мнение,  доведенное  до
нужных ушей. Дескать, совсем упустили организацию антикварной  торговли,
и, разумеется, криминал не простил нашей ошибки. Начались  разборки.  Со
своей стороны добавят пороху таможенники - увеличился объем  контрабанды
антикварных изделий.
   Отсутствие четкой системы дает себя знать...  Пресса  раскудахтается.
Можно даже фильм какой-нибудь снять.
   Не задорого. Сериал, к примеру. Мне продолжать?
   - Нет. Шум поднялся и достиг нужных ушей...
   - В тот самый момент, когда нужные глаза читают нужный документ.
   - Какой документ?
   -  О  создании  ОАО  "Русский  антиквариат",  разумеется,   с   долей
государства в 51%, никак не меньше.  Иными  словами,  любая  прибыль  от
коммерческой деятельности общества - а будет,  разумеется,  и  другая  -
пополнит не карман безвестного олигарха, а российский бюджет.
   - Но - зачем?!! Этих  бумажек,  направляющих  и  укрепляющих,  писано
великое множество. Я, помнится, еще в  бытность  работы  в  министерстве
культуры  строчил  что-то  похожее,  во  имя  цивилизованного   развития
антикварной торговли.
   - А затем.., кстати, министерство культуры - это  хорошо,  этот  опыт
нам пригодится.., затем,  дорогой,  что  на  самом  деле  во  всем  этом
объемном и бестолковом документе нам пригодятся всего  два  малозаметных
положения. Но как  пригодятся!  Слушай,  идеалист.  Первое  -  атрибуция
художественных  произведений  на  предмет  их  исторической  ценности  и
прочая,   прочая..,   передается   исключительно    компании    "Русский
антиквариат". Кстати, материалы о недобросовестной и  непрофессиональной
экспертизе нынешних экспертных инстанций - тоже, разумеется,  с  сильным
криминальным оттенком, - как ты понимаешь, захлестнут  прессу.  И,  надо
сказать, будут не та