Божественный клубок человеческих чувств и страстей в лунном серебре, на
безграничном русском  поле,  под  ночным звездным  небом,  у одинокой березы
казался живым изваянием вечной, загадочной, противоречивой любви на земле!

     Погашен  был  свет  на  площадке,  вспыхивали  яркие зарницы  в  ночном
звездном  небе, раздавался шум мотоциклетных  двигателей, люди расходились и
разъезжались  по  разным  дорогам.   Вдалеке  светилась   лунным  отражением
извивающаяся лента  реки.  Слабый свежий  ветерок приносил  оттуда тончайший
запах  клевера,  и  вместе  с  этим  отрывки  неугомонных  частушек  с  лихо
закрученным юмором:

     Сидит Ваня на крыльце,
     С выраженьем на лице,
     Выраженье таково,
     Чем садятся на крыльцо.
     Ииии- ох!

     Евдоким обещал  Павлу подвезти его друзей  прямо к дому Макара на своем
мотоцикле с коляской, и они решили его подождать.
     Аня  с Ольгой,  ударившись в воспоминания  о своих студенческих  годах,
отошли  несколько в сторону.  Они  вместе учились в одной  и той  же  группе
Пищевого института. Вспоминали, как на последнем курсе  они  были  посланы в
Грузию на студенческую практику, на винодельческий завод.
     - Помнишь, - скороговоркой болтала  Аня, - пришли  мы, я,  ты и Катя  в
специальную лабораторию на дегустацию вин. А там заведующий, молодой грузин,
как  посмотрел  на тебя,  высокую стройную блондиночку, так  и  замер. Прямо
таки, в каменное изваяние превратился.
     - А, помню, Гуно, кажется, его звали. Выставлял нам самые  вкусные вина
и покрепче.
     -  Надо   было   видеть,   как  он  заглядывался  на  тебя,   когда  ты
прикладывалась к рюмке во время дегустации.
     - Правда? Знаешь, все позабыла.
     - Как такое можно забыть!?
     - Анька, подруженька моя. Уж  кто, а ты - то  прекрасно знаешь, сколько
их было. Так я их всех из глаз долой, из сердца вон.  Тем более, такой мусор
держать в памяти.
     - Лялек, пожалуйста, не лишай меня  сейчас удовольствия. Дай напомнить.
- Между тем Аня уже авансом давилась от смеха.
     - Ну, валяй!
     - Как-то под вечер, ты решила похвастаться  и с  эдаким демонстративным
чувством  превосходства выболтала, что он  предложил тебе, прокатиться с ним
на  машине, и показать красоты Кавказа.  Такое задиристое  хвастовство нас с
Катей здорово задело. Мы тайно посовещались и решили, что так просто тебя на
свидание не пустим.
     С этого момента они оба стали заливаться громким хохотом. Видимо Ольга,
наконец, вспомнила эту историю.
     Тем временем Павел приблизился к Володе.
     - Мне  Аня  твоя  сказала,  что  ты завтра  возвращаешься в  Москву,  -
поинтересовался он.
     - Да, - отвечал Володя, - мне предстоит важная встреча на работе. Аня с
детьми останется еще на одну неделю.
     - Тогда, слушай. Перед моим приездом сюда, теща твоя, Полина Давыдовна,
позвонила мне и попросила, чтобы ты, если не застанешь  ее дома, обязательно
связался  с  ней  по телефону,  как  только вернешься. Она  гостит у старшей
дочери, Аниной сестры.
     - Что- ни будь случилось?
     - Узнаешь у нее. Я не в курсе.
     Володя всполошился. Теще  75 лет. Состояние ее здоровья желает лучшего.
Разумно, конечно,  Ане  пока  ничего  не говорить об  этом разговоре.  Пусть
спокойно отдыхает.
     Тем  временем   женщины   продолжали   весело   забавляться,  продолжая
вспоминать случай из студенческой жизни.
     - Итак, - продолжала Аня с явным удовольствием, - решение наше тогда  с
Катей было простым и решительным, - запломбировать тебя  и чтобы со свидания
вернулась с целой пломбой.
     - Ну и фантазерка ты, Анька. Какая ты была, такая и осталась.
     - Неужели  ты не помнишь, как мы перед твоим свиданием повалили тебя на
кровать.  Катя у нас  сильная и  старалась тебя  удержать.  Ты  орала благим
матом, и не очень сопротивлялась. А я с иголкой  и ниткой плотно зашивала на
тебе твои трусики.
     - Ну,  ладно тебе, все вроде вспомнила. Ни  дебюта,  ни финала то вы  с
Катей до сих пор не знаете. По сути их и не было.
     - Как так!?
     - А вот  так. В  девичьем  сердце  созрела  весна -  бурная,  цветущая,
зовущая  и не находила  отзвука. И  вот сама себя убедила, что он  пригласил
меня  на  свидание. А когда сообщала Вам  об этом,  уже  твердо в  это  сама
верила. А с  "пломбой" то вашей  два сеанса  идиотского какого-то кинофильма
отсидела, а  потом еще  часа два в ночном кафе  - мороженное. И было у  меня
достаточно времени, чтобы сочинить для вас убедительный рассказ о галантном,
сказочном принце, который всю ночь почти таял у моих ног, но ничего так и не
получил.
     С минуту было тихо.  Потом хохот  приобрел такой  размах,  что казалось
конца ему не будет.

     Евдоким  с  ветерком  доставил  Аню  и  Володю  в  деревню.  Жители  ее
погрузились  уже  в глубокий сон. Поблагодарив Евдокима,  они  направились к
притихшему, безмолвному, с потухшими окнами дому. Зазвенела цепь, вскочил на
ноги  Полкан.  Но, убедившись  в том,  что  пришедшие - свои, сладко зевнул,
потянулся, потряс своей длиной шерстью и опять улегся.
     Бесшумно  сняли  на крылечке  обувь.  Прошли сначала  туда,  где  спали
ребята.  В доме раздавался чей-то храп. Слабый  лунный свет заглядывал через
окно.
     У широкой кровати, где спали дети, на полу  обнаружили довольно большой
предмет.  Володя  наклонился,  притронулся  рукой  к  нему  и   почувствовал
человеческое тепло. Тетя Надя тут же проснулась, откинула одеяло и присела.
     -  Вы что  же переполошились!? С ребятами все, как надо.  Услышала, что
Стасик во сне мамку звал.  А когда подошла, он продолжал спать крепко.  И  я
решила, до  вашего прихода  полежать  здесь,  рядом с ними. Так,  на  всякий
случай.
     Володя  принялся помогать  тете  Наде встать,  и ощутил в  своей ладони
жесткие мозолистые пальцы ее рук.
     Глубоко взволнованная поступком тети  Нади, Аня  не находила подходящих
слов для благодарности и молча стояла в стороне.
     Ночник на столике в углу бросал косой свет на икону, висящую над ним, а
старинные ходики упрямо отстукивали время, как бы подтверждая незыблемость и
извечность законов этого дома.


     Стояла  ласкающая утренняя  теплынь.  Звенели  и  перекликались  птичьи
голоса.   Случайные  порывы  ветра  награждали  полуобнаженное  тело  нежным
прикосновением воздушных  потоков, и несли с собой целую  гамму благоухающих
запахов, дурманящих мозг, омолаживающих сердце, ободряющих поступь.
     Аня  провожала Володю. Они шли к  автобусной остановке  рядом. Плечом к
плечу.
     -  Приедешь, привези сразу  маму  домой,  а  то исхудаешь на сухомятке.
Правда, в последнее  время она редко готовит, но тебя она любит и с недельку
пусть потрудится. Не  хандри. Будет скучно,  сходи в  кино. Лучше  с  мамой.
Надежней вроде будет. А то..., - она  взяла его за руку, легко сжала ее, и с
гордостью  продолжала,  -  А  то,  как я посмела  заметить вчера, развлекать
молоденьких ты еще способен. И очень даже недурно получается!
     Заинтригованный  блеск  ее глаз  озадачил  Володю, будто она спрашивала
его:
     " Разве  это не  так?"  И странно было  то,  что всем  своим видом  она
выдавала  желание, чтобы он  подтвердил это. Видимо, женщинам, думал Володя,
не  дано  четко  сознавать,  чего они хотят.  Главное, чтобы  спутник  жизни
вызывал у них восторг,  гордость, чтобы он непременно очаровал ее. А чем,  -
это совсем не важно.
     Они шли вдоль тесной лесной дорожки. Случайное  соприкосновение плеч  и
тепло ее руки, которую он держал  в своей ладони, вызывало чувство единения,
которое растопило вчерашнюю обиду, и  он не стал даже парировать на едкое ее
замечание, хотя имел на это полное право.
     Автобус непосредственно в деревню  не заходил. Ближайшая остановка была
в лесу на расстоянии двух километров от нее. Там у дороги стоял покосившийся
столбик  с полу стертым названием  остановки  на  жестяной  табличке.  У его
подножья  лежал длинный, толстый  ствол  засохшего  дерева,  который  служил
скамейкой для пассажиров ожидавших автобуса.
     Кроме Володи  с Аней на остановке никого больше не было. И когда далеко
в  глубине соснового леса раздался шум приближающегося автобуса, он неистово
прижал ее к своей груди и, опьяненный волнующим теплом и упругостью ее тела,
целовал влажные, застывшие в трепетном ожидании, губы.
     Выбираться из приволжской глуши было не менее сложно, чем добираться до
нее.  Доведенный до крайней степени изношенности автобус тащился по разбитым
дорогам до станции около  двух часов. Примерно  столько же приходилось ждать
поезда. Далее, путешествие по железной дороге  обычно длилось  шесть  часов.
Так  что  Володя, выехав  утром, мог добраться до дома своего только лишь  к
концу дня.

     Самой  утомительной  частью  пути  была поездка на  автобусе.  Утомляли
частые остановки, тряска, громкие разговоры входящих и выходящих пассажиров.
Невозможно на  чем - то сосредоточится, что  - либо почитать. Другое  дело в
поезде, в особенности, если удается пристроиться на сидении у окна. Тогда за
окном  вагона можно  увидеть многое, что напоминает  о  детских  и юношеских
годах,  да  и, вообще,  о  событиях  печальных  и радостных,  неудачливых  и
победных.  Человек,  побуждаемый  стремительной  локомотивной  скоростью   и
бешеным ритмом стучащих о  рельсы  стальных колес, невольно дает волю своему
воображению, и думает о будущем, о своих планах и намерениях.
     В  ближайшее время Володе предстояло преодолеть серьезное препятствие в
работе,   которую  он  подготовил   для  защиты   кандидатской  диссертации.
Поставленная в ней проблема решалась  на грани двух отраслей, -  медицины  и
техники. Попытки получить необходимые отзывы  пока  не  имели успеха. Медики
говорили,  что некомпетентны  в  технике, а  техники  ссылались на  незнание
медицинских вопросов.  Единственным выходом,  и  очень рискованным для него,
было обратиться  в  один из институтов, занимающихся  вопросами кибернетики.
Там работали специалисты разных профилей.
     Большую часть пути он был  увлечен тем, какие в первую очередь шаги ему
следует  принять, вспоминал имена специалистов,  которые по  предварительным
соображениям могли бы согласиться принять его работу  на  рассмотрение, если
назначенная встреча закончиться неудачей.
     Несмотря  на большую  скорость,  панорама  далекой холмистой  местности
разворачивалась очень  медленно,  давая  как  бы  специально  возможность  в
достаточной  мере проникнуться  таинством  земных красот.  И  стройный  лес,
темной  полосой  возникающий на вершине,  или  глубокая извилистая  ложбина,
разделяющая  покрытые зеленой растительностью возвышенности и исчезающей где
то  за  ними  -  все  это  создавало  в душе атмосферу  спокойной, несуетной
вечности.
     Иногда эта мирная картина нарушалась отраженным грохотом от молниеносно
проносящихся   мимо  станционных  построек,  встречных   поездных  составов,
мостовых сооружений.
     Ближе  к концу поездки  степной пейзаж  за  окном  постепенно  сменялся
лесным, и начиналось далекое  Подмосковье с сопутствующими столице городами,
дачными домиками, пансионатами, заводами, лесными массивами.
     Где - то в густом  хвойном  бору  заскрипели тормоза,  и поезд замедлил
ход.  Мимо мелькнула  табличка с названием станции, на которую Володя не мог
не обратить внимания.
     "Ну, конечно же, - подумал он, - та самая Розненская."
     В разгар зимы,  при умеренном  морозе после обильного снегопада,  они с
Аней затеяли лыжную прогулку в лесу, в районе этой станции. Всего около часа
понадобилось на дорогу, чтобы поменять городской шум и суету на тихий зимний
лес, искрящуюся звезднобелую  обитель, дышащую чарами удивительной красоты и
свежести. Лес  стоял в безветрии,  притихший, не успев  как бы еще осознать,
что с ним произошло за ночь после снежной бури. Видимо, он смущенно оценивал
новый свой  снежный  наряд, и,  преисполненный великим  счастьем, потерял на
время способность радоваться.
     Одинокая, неуверенная  лыжня раннего  первопроходца  протянулась  вдоль
высокого берега замершего ручья. По обе стороны  его, под сенью своих важных
рослых заснеженных елок - родителей,  густо теснились припорошенные пушистым
снегом  подростки-елочки.  Они широко раскинули  к низу  гибкие  свои ветви,
словно  готовы  были  в любую  минуту  пуститься в праздничный пляс.  Тонкий
морозный лесной аромат порождал легкость  в движении, свободу чувств,  полет
фантазии, и Володя легкими размашистыми шагами мчался во весь опор. Аня - за
ним. В огромном лесном массиве в этот ранний час  все  живое пребывало еще в
глубоком  сне.  И  светлое   царство,  озаренное  золотом  раннего  восхода,
принадлежало только им. Их голоса, шуршание снега от перемежающихся движений
лыж и шум  от  палок, с определенным  ритмом выбрасываемых вперед, - все это
повторялось ближним эхом. Казалось,  все происходит  в  обособленном, только
для них созданном, огромном  великолепном  белоснежном  дворце, в  окружении
бесчисленного множества наряженных пирамидальных красавцев.
     Аня отставала от Володи. Временами вслед ему раздавался ее голос.
     - Постой, Володя, подожди! Я не успеваю за тобой.
     Лыжи ее на поворотах съезжали с лыжни и застревали в пушистых сугробах.
Попытки с помощью палок поправить движение еще больше осложняло дело. Они не
всегда достигали твердой опоры. И она продолжала кричать, теряя равновесие и
виновато улыбаясь.
     - Муж, стой же! Иначе я поверну обратно!
     Володя же  безжалостно озорничал и бесился. Он выпрыгивал из  лыжни  на
целину, подлетал к  очередной  елке, ветки  которой свисали над лыжней,  и с
силой встряхивал ее как раз в  тот момент, когда  Аня проезжала мимо. Лавина
легких  снежных  хлопьев  устремлялась вниз.  За  этой  завесой  мелькал  ее
беззащитный  силуэт, раскрасневшиеся  щеки,  ярко  алые губы, густые  черные
брови, покрытые  белыми  снежинками, и клок  черных  волос из -  под  синего
берета.
     С досады за свою беспомощность, Аня, наконец, пригрозила:
     - Володька - злодей, прекрати, а то накажу!
     Володю эта угроза рассмешила и он громко,  счастливо хохотал, продолжая
свое.
     Остановиться было выше его сил. Он задыхался от восторга.
     Одержимое  воображение  соединило  блеск  и  величие  зимнего,  лесного
пейзажа с очарованием и красотой любимой женщины в одну потрясающую картину-
шедевр, которая привела его в состояние невменяемости. Возбужденное  счастье
било  через  край, заслоняя  разум.  Это  его... его  находка, его  открытие
великой гармонии живой и неживой красоты, неповторимого земного чуда.
     Не дать сказочному виденью исчезнуть! Ну, хотя бы, пока не  насладишься
им вдосталь.
     - Ах,  ты  так!  Что ж, изверг, получай, - угрожающе и  с торжеством  в
голосе закричала  Анька  на  весь  лес и  резким движением сошла  с  лыжни в
сторону высокого  берега ручья,  туда,  где  ночная  вьюга нанесла сугробы в
половину человеческого роста.
     Володя мгновенно отрезвел:
     - Стой! - приказал он, - провалишься с обрыва!!!
     Но  Аня, не раздумывая, шагнула  в  сторону ручья. Потом  сделала  пару
шагов  и  тут же свалилась набок у густой елки.  С помощью  палок попыталась
встать  на  ноги  и избавится  от  лыж,  но завязла в  сугробе. Правая лыжа,
которую она хотела отстегнуть, оказалась  наполовину торчащей вертикально  в
снегу. Пока Володя бежал к ней на помощь, она делала отчаянные усилия, чтобы
освободить от  лыж  ботинки.  Но  тщетно.  Каждое ее  движение  ухудшало  ее
положение, лишало  опоры, и она все больше застревала в снегу. Тем не менее,
она  старалась  справиться самостоятельно и  не  просила о помощи. Он быстро
приближался к ней, но на расстоянии нескольких шагов вдруг остановился.
     В горящих презрением  огромных, красивых  голубых ее глазах  дрожали...
две слезинки. В них  не было ни мольбы, ни  желания вызвать сочувствие.  Это
были слезы женщины, столкнувшейся с непреодолимым для нее препятствием, и не
признающей поражения. Нанесенная ей обида подсказывала единственно возможный
для нее путь. Она должна, непременно должна, сама добиться своего без помощи
обидчика.
     - Не подходи, - крикнула она решительно, - не нужна мне твоя помощь!
     Хотя  он  понимал,  что  сама  она  не  сможет  выйти  из  создавшегося
положения,  но   продолжал  стоять  неподвижно.  Мелькнула  мысль,  заснять,
обязательно заснять, на кинопленку забавный эпизод.  Конечно, это выглядело,
как прямое издевательство над  человеком, но отказаться  от такого намерения
он не мог. Тем  более  киноаппарат был при  нем. Плененный увиденным, Володя
быстро вытащил из футляра  киноаппарат. Он стал снимать, не обращая внимания
на беспомощные попытки Ани выпутаться на поверхность сугроба.
     - Палач  ты,  -  говорила  она с  негодованием, продолжая барахтаться в
снегу, - изувер, сатрап! Ты мне больше не муж!
     Неожиданно сзади, с лыжни, раздался басовитый голос
     -  Ванька  стой!  Кажется  мне,  здесь  на  природе  назревает семейный
скандал. Поможем, что ли, его разрешить?
     - Давай, Юрок! Уж больно жалко... такая красавица!
     В  стороне  остановились  два  рослых парня,  наблюдавших за любопытной
сценой.
     - Мальчики, милые, помогите, пожалуйста, - тут же взмолилась Анька.
     - Но мы должны  посовещаться, - сказал один из них. -  Здесь непременно
нужно закон соблюдать.
     Спустя  несколько минут, Аня вместе  с лыжами  на  ногах сидела  уже на
довольно высокой ветке развесистой сосны и заигрывающим тоном кричала  вслед
уходящим парням:
     - Стойте, мальчики, а как же я? Возьмите, пожалуйста, меня с собой.
     -  А это уже,  извините, не по закону,  - Заявил Юрок и добавил - Через
часик другой на обратном пути снимем, если что.
     Володя вспомнил, с  какой  готовностью и радостью  Аня сначала положила
свои руки на плечи  обоих незнакомцев.  А потом, с каким  победоносным видом
разместилась на  составленных четырехугольником руках этих  совершенно чужих
ей парней.  И опять в его душе  возродилось знакомое ему чувство удивления и
острого беспокойства.

     Сидел он в полу пустом вагоне  и смотрел в окно и продолжал рассуждать.
Не  может быть никакого  сомнения в том, что  Аня  счастлива,  думал Володя.
Больше того, она гордится им. Бывало, - в особенности в ненастную  погоду, -
она задерживалась очень поздно на различного рода совещаниях и по ее просьбе
он приезжал за ней, чтобы проводить домой. Обычно она спускалась в вестибюль
не  одна,  а  в  окружении многих сотрудников,  с которыми продолжала  вести
оживленный разговор. Подойдя вплотную  к нему, она  клала вытянутую руку ему
на плечо,  и представляла  его еще незнакомым  ему  ее  сослуживцам  с видом
несомненной  уверенности в  том,  что  ее избранник не может  не  понравится
окружающим. При  этом в ее  лице светилась  неподдельная  гордость  женщины,
одаренной столь счастливым выбором.  Сомнений у  него на этот  счет  быть не
могло.  И  вместе с тем, не проходило мимо его внимания то, что  она никогда
прямо  не  говорила  о  любви.  Это  слово  не упоминалось  вообще  никогда.
Оставалось только гадать почему. Володе хотелось думать, что это сокровенное
чувство настолько дорого ей, что пытаться поместить его в рамки какого бы то
ни было слова, просто - на - просто кощунственно. О любви говорить не нужно.
Она,  любовь должна возноситься над нами и царствовать. Но так лишь хотелось
думать. На самом же деле, с какой мучительной страстью душа постоянно жаждет
этого  волшебного слова! И почему бы, собственно говоря, не пойти  иногда на
выяснение отношений и услышать  из уст любимого человека вполне определенное
"Да" или "Нет"? Но, если подумать,... это, пожалуй, - пустое. Cлова "люблю",
равно как  и  "не люблю"  не могут отражать в  полной мере истину,  быть  ее
гарантом.  И, видимо, этот  тупик и  есть одна  из причин  того,  что любовь
всегда  сопровождается  ревностью.  Что эти чувства были, есть  и  останутся
неразделенными.
     По