Аглаю  Степановну, - сказал  Молотов и закрыл перед
носом Бурдалакова дверь.
     Бурдалаков спустился вниз, встретил сестру-хозяйку Калерию Фроловну,  и
та ему  сказала,  что  Аглая Степановна Ревкина  покинула санаторий  сегодня
утром, за неделю до истечения срока, указанного в путевке. Как, что, почему,
Калерия Фроловна не знала, а Федор Федорович приблизительно догадывался.


Глава 17

     А все получилось вот как.
     Внезапный  отъезд  Федора  Федоровича был  Аглае  очень  неприятен.  Не
потому,  что  она рассчитывала на серьезное (хотя последняя встреча и  могла
зародить  в ней кое-какие надежды), но потому, что произошло это неожиданно,
второпях, накануне даты, которую ей хотелось бы отметить вместе с генералом.
     А тут новая неприятность.
     Утром  20  декабря  пришло  письмо  от  Диваныча,  написанное  кудрявым
почерком с причудливыми завитушками и необычным стилем:
     "Здравствуйте, Аглая Степановна! Добрый день или вечер!
     Пишет вам ваш знакомый тов. Кашляев Д.  И. полк-ник  в отставке. И шлет
вам свои  поздравления  в связи  с девяностолетием со дня рождения  Великого
полководца нашей  страны и других народов Генералиссимуса тов. Сталина И. В.
А также  разрешите пожелать  вам  долгих лет  здоровья и хор. жизни. Про нас
писать  нечего, погода  стоит студеная, имеются перебои с поставками  дров и
угля населению.  Кв-ра ваша находится  в  полном  порядке,  насколько  можно
судить  по наружному  виду  дверей  и окон  и по показаниям соседей. Дедушка
здоров. Вот  и все.  Желаю  вам,  что вы наслаждаетесь полноцен.  отдыхом  и
равномер. питанием, что бывает полезно в отношении здоровья и самочувствия.
     Засим до свидания. Ваш знак. тов. Кашляев Д. И., полк-ник в отставке.
     P.S. А также позвольте вам сообщить, что не  далее, как вчера ваш сосед
гр.   Шубкин  М.   С.  был  освоб.  из-под  стражи  ввиду  отсутствия  сост.
преступления и оголтелой кампании антисов. кругов в нек-рых зап. странах".
     Письмо Диваныча,  вернее, не само письмо,  а  этот  постскриптум, очень
Аглае не понравился  и породил некоторые, как выяснилось, небезосновательные
предчувствия.


Глава 18

     В тот  вечер  она легла спать  пораньше. Погода  за  окном  была ясная,
светила полная луна.  Аглая долго  смотрела на луну и пыталась найти на  ней
то, что  когда-то в далекой прошлой жизни ей показывал  Андрей Ревкин, тогда
еще  не муж,  а  боевой  товарищ. Тогда  они в составе  группы комсомольцев,
проводивших  коллективизацию  вместе  с  отрядом НКВД, в сумерках подошли  к
непокорной деревне Грязное и до  утра залегли в стогах сена. Она оказалась с
Андреем  в  одном  стогу. Ночь была  тихая, мирная,  лунная. Был  виден весь
пойменный  луг с темными стогами на  нем и отдельными деревьями, которые как
будто брели куда-то все вместе и каждое в одиночку и уходили в белый  туман,
поднимавшийся   от   реки.  На  фоне  тумана  совершенно   черными  казались
расставленные криво  избы  деревни, там  было сонно и тихо, только время  от
времени  во сне мычали коровы и ни с  того ни  с  сего, а может быть, что-то
предчувствуя,  взбрехивали и  выли собаки.  Сначала завывала  одна,  за  ней
другая, они начинали голосить хором, словно одна стремилась перевыть другую,
и у людей, даже у залегших в стогах,  тревожно было  на душе.  Но к середине
ночи собаки успокоились  и  наступила полная тишина.  Только шуршало  сено и
стрекотали  кузнечики.  Светлячки  летали  перед   глазами,   как  маленькие
самолетики. Андрей  потянулся к  Аглае  и стал тискать ее грудь,  тогда  еще
молодую, упругую и никем не троганную. Сначала он тискал сквозь гимнастерку,
а потом, расстегнувши несколько пуговиц, и живьем. Она потянулась к нему, но
прежде, чем отдаться,  спросила  как  старшего  и  подкованного теоретически
товарища,  возможно ли двум молодым  большевикам, выполняющим важное задание
партии, думать о таком второстепенном деле, с которым он к ней приступил. Он
ей сказал, что возможно, и сослался на Маркса, говорившего, что ему не чуждо
ничто человеческое. И  товарищ  Ленин  в письме Инессе  Арманд  писал,  что,
будучи материалистами и реалистами, большевики не могут отрицать объективных
законов природы и между товарищами по партии, принадлежащими к разным полам,
может возникать определенное влечение.  Подавлять  его бесполезно,  избежать
его  невозможно,  поэтому  товарищам  одного  пола  следует  идти  навстречу
товарищам  другого  пола  и удовлетворять  обоюдные желания, чтобы потом  не
отвлекаться от выполнения действительно важных заданий.
     Ревкин ее  убедил,  и Аглая отдалась ему, предупредив  перед  этим, что
она,  во-первых, девушка,  а во-вторых, детей  сейчас никаких не  хочет. Она
пустила его в себя не без страха, зная понаслышке, что первый раз это бывает
больно. Чтобы не попортить  одежду,  она  сняла  с  себя все, что было  ниже
гимнастерки. Но  пока  он  возился  с собственной  одеждой,  возникшая  было
страсть прошла и осталось любопытство, любопытство и страх, который оказался
напрасным. К ее удивлению, ей не  стало ни больно, ни приятно, ни неприятно.
В какой-то момент ей даже показалось, что он  промахнулся, и только протянув
руку,  она убедилась, что это не  так.  Завершив  дело, он,  оберегая ее  от
возможной беременности, вылил ей на живот  целую лужу.  Она  окунула палец и
попробовала на язык. Он спросил: вкусно? Она  сказала: похоже на сырое яйцо.
Он, помявшись, спросил: а почему ты говорила, что ты девушка? Она сказала: я
говорила, что  девушка, потому что я была девушка. Я вообще никогда не вру и
тебе  врать  не  собираюсь. А  почему  же не было крови? -  спросил он. Сама
удивляюсь,  -  ответила  она. Потом  ей  врач  объяснила, что  у  нее  такая
анатомия: половой  жизнью ничто  не нарушилось и  оставалось ненарушенным до
самых родов. Таким  образом,  Аглая до родов могла считать  себя по-прежнему
совершенно невинной, а в некоторым смысле невинной оставалась и после.
     После  этого она и  Андрей  лежали  на спине,  смотрели на луну, Андрей
спрашивал:  видишь, там  брат  режет  брата? Она  спросила, а что  там  тоже
классовая борьба? Он засмеялся и сказал: там классовой борьбы не может быть,
потому что нет никаких классов.  Она и на  этот раз не поняла и  решила, что
там построено бесклассовое общество. Он опять засмеялся и уточнил, что там и
общества нет, потому что вообще  нет ничего  живого. А какой  же  брат режет
какого  брата? Он терпеливо ей объяснял:  братьев  там  тоже  нет,  но  если
вглядеться  в эти  пятна,  то  они похожи  на людей, из которых  один  режет
другого.  Видишь? Видишь? - спрашивал он. Нет, отвечала она.  Пятна  вижу, а
людей не вижу. Он тогда  ей сказал, что  у нее не хватает воображения. Она о
себе это уже  слышала. Ей еще в школе учитель сказал  как-то в досаде, что у
нее  нет фантазии, чувства юмора и чувства прекрасного. У  ее сестры Натальи
(на год моложе Аглаи, она  училась с ней  в одном классе) учитель  находил и
фантазию, и  чувства  -  то,  и  другое,  и  третье  (а  потом и  четвертое,
переспавши с ней в кабинете директора), а у нее -  ничего. Впрочем,  это все
мало ее беспокоило, потому  что помимо других чувств у  нее не было  чувства
отсутствия чего бы то ни было. Она не  всегда понимала шутки и не знала, для
чего  существуют  стихи,  балет или  опера.  Ведь  в жизни  люди не  говорят
стихами, не  танцуют,  когда  в них попадает  стрела,  и не поют на смертном
одре.   Существование  этих  искусств  Аглая   допускала  только  в  порядке
исключения, когда они  воспевают  героев  революции или  войны, поддерживают
боевой   дух  советских  воинов  или  способствуют   выполнению  трудящимися
производственных планов.
     ...Аглая лежала у  себя в  номере. Луна  светила в окно, и на ней видны
были  те  самые пятна, но  они  опять были просто пятна и не  были похожи на
братьев. Она вспомнила утверждение Андрея, что, если долго смотреть на луну,
станешь  лунатиком  и  будешь  ночью в  голом  виде  ходить  по  крышам. Она
испугалась, она не хотела голой ходить по крышам, в ее возрасте  это было бы
опасно и  неприлично. Аглая отвернулась  к стене и  закрыла  глаза, а  когда
открыла, увидела, что  то, чего она не хотела, уже случилось: она на крыше и
голая. Удивилась, что так  легко и неожиданно стала лунатиком. Она нисколько
не  испугалась, ей было странно и интересно, что она  голая  идет по крыше и
даже не идет, а как бы парит над ней, только время от времени слегка касаясь
поверхности  носками. Она надеялась, что крыша скоро кончится и  ее никто не
увидит, но  крыша  оказалась ужасно  длинная. Сначала она была острая, потом
стала  плоская  и  бесконечная  во  все  стороны.  Аглая  бежала,  бежала, а
навстречу стали попадаться какие-то люди с котомками и  чемоданами, они шли,
не   останавливаясь,  бесконечной   толпой,  но  при  этом  на  нее  все  же
поглядывали, а  она просто не знала, что делать, одежды нет  и спрятаться не
за что, на  крыше никаких труб  и  никаких  выпуклостей. Но  вот она увидела
что-то  вдали, подумала, что это  труба,  но это не  труба, а  пьедестал, на
пьедестале написано "И.  В. Сталин", но на нем стоит  живой Л. И. Брежнев  в
мундире  генералиссимуса  и  со  знаменем  "Даешь   Берлин".   Она  спросила
почтительно: "А  вы разве тоже брали Берлин?" Он сказал: "А как же? Вдвоем с
Федей Бурдалаковым брал". "А я  и не знала, - сказала Аглая, - а  где же был
Сталин?" -  "А он  стоял здесь". - "А где он  сейчас?" - "Там". Она побежала
туда, куда показал ей Брежнев. И увидела Сталина, вернее, его спину. Он шел,
о чем-то задумавшись, не спеша и делал ногами такие движения, как будто гнал
перед собою  мяч.  Она знала,  что  впереди его  ожидает  опасность,  хотела
предупредить, предотвратить... сделала сильный  рывок и вдруг поскользнулась
и  полетела  на землю,  сама тому удивляясь, ведь лунатики, как она слышала,
никогда  не  падают  с крыш.  Она  сначала  удивилась,  потом испугалась  и,
проснувшись, долго не могла понять, где она и что с ней.
     На дворе еще  стояла ночь,  луна  продолжала светить, хотя за это время
сильно сдвинулась к горизонту. Аглая зажгла  прикроватную лампочку, нашарила
на тумбочке свои часики, посмотрела. Было без двадцати шесть утра.
     Спать больше не хотелось,  сон хорошо помнился, и она  стала  думать, к
чему  бы  такое видение.  И  вспомнила,  что  сегодня  21 декабря, день  Его
рождения,  девяносто лет. Девяносто лет, стала она  думать, возраст большой,
но для некоторых людей достижимый. Ее тетка Елена Григорьевна жила девяносто
шесть лет, пустая,  глупая, никому ни для чего не  нужная. Почему же  такому
человеку не  дожить лет хотя  бы до сотни?  Сколько  он мог бы  еще сделать,
сколько успеть.
     Она быстро оделась и спустилась вниз, туда, где около стола с телефоном
на  узкой  лежанке  спала  дежурная  Екатерина  Григорьевна  в  спущенных  к
щиколоткам толстых  вязаных чулках и в войлочных тапочках. Заслышав шорох на
лестнице,  дежурная немедленно пробудилась,  скинула на  пол  ноги и  сперва
посмотрела на стоявшие у входа большие часы, а потом вопросительно на Аглаю.
     - Доброе утро, - сказала Аглая.
     -   Доброе,  -   ответила  та,  по  входящему  в  моду  обычаю  опустив
существительное.
     - Не скажете ли, когда к нам приносят газеты? - спросила Аглая.
     Екатерина Григорьевна еще раз посмотрела  на часы  и сказала,  подавляя
зевоту:
     - Часов в девять приносят, а что?
     - А раньше, - спросила Аглая, - где-нибудь они бывают?
     - На  мор... -  сказала дежурная, широко  открыв рот  и  прикрывая  его
ладонью... - вок... - потрясла головой, - за... ле.
     Аглае  повезло. На морвокзале  киоск уже  работал, и  газеты только что
подвезли  из  местной   типографии,  где  "Правда"   печаталась   с  матриц,
доставляемых самолетом. Аглая купила  один экземпляр, который  не только пах
краской,  но был  еще теплым,  словно  вышел  из  пекарни,  а не из печатной
машины.  Аглая  увидела  на  первой  странице подвальную  статью  с  крупным
заголовком "К 90-летию со дня  рождения И. В. Сталина", и что-то сразу ей не
понравилось. Может быть,  то,  что  без портрета. Может быть, то, что... "со
дня рождения И. В. Сталина", а не "товарища И. В.  Сталина". Ей не терпелось
прочесть статью тут же, но спохватилась, что забыла очки,  а без  них зрение
постигало только крупные буквы. Побежала в гостиницу.
     Дежурная уже прибрала свое ложе и сидела под лампой у телефона.
     - Купили газетку? - спросила она вежливо.
     - Купила, - буркнула Аглая и поднялась к себе, сгорая от нетерпения.
     То,  что она прочла,  потрясло ее,  может быть, даже больше,  чем  речь
Лысого на двадцатом съезде. От Лысого ничего хорошего ожидать нельзя было, а
эти... Они  начинали так обещающе...  Статья  ничем  не  отличалась  от тех,
которые печатались во  времена  Лысого. И  вашим, и нашим. Некоторые заслуги
признавались, но с первых строк  с  явным преуменьшением  и оговорками. ...С
юных лет  включился  в революционное движение. Принимал активное  участие  в
создании газет "Звезда" и "Правда", в руководстве деятельностью большевиков,
вместе   с   другими   возглавлял    борьбу   против    троцкистов,   правых
оппортунистов...
     Вместе с другими, а не  вдвоем с Лениным, не  один из самых  главных. И
уже  во второй  колонке бесстыдное признание: "В оценке деятельности Сталина
КПСС   руководствуется  постановлением  ЦК  КПСС  от  30  июня  1956  г.  "О
преодолении культа личности и его последствий".
     Дальше   сплошное  разочарование:   "Вместе  с  тем   Сталин   допускал
теоретические и политические  ошибки,  которые приобрели  тяжелый характер в
последний период  его жизни... В  дальнейшем  стал  постепенно отступать  от
ленинских принципов... Факты неоправданного ограничения демократии и грубого
нарушения социалистической законности, необоснованные репрессии...  допустил
определенный  просчет в  оценке сроков возможного  нападения... На  своем ХХ
съезде  партия  разоблачила  и  осудила культ личности.  Проделала громадную
работу по восстановлению..."
     Приступ  безумия охватил Аглаю.  Она мяла газету,  рвала  ее на  куски,
плевала на  них,  оплеванное  бросала под  ноги и  топтала. И вдруг замерла,
пораженная  страшной  мыслью: ее отправили сюда,  выманили из  родного  дома
специально,  чтобы убрать Его и выкинуть на свалку,  как они сделали это  со
всеми другими  его памятниками  во всех других городах Советского Союза. Они
специально подсунули  ей этого генерала, который развлекал  ее и отвлекал от
главной задачи.
     - Какая  я дура! - сказала она сама себе  и, повторяя без  конца "дура,
дура", кинулась к телефону и попросила дежурную вызвать срочно такси.
     Время было раннее, работы мало, машина пришла скоро. Аглая спустилась с
большим  чемоданом,  дала  дежурной  пять  рублей, попрощалась  и уехала  на
вокзал.


Глава 19

     Ей повезло купить купейный  билет.  Поезд в  это  время года  был почти
пуст, и от Сочи до Воронежа она ехала одна. У нее было нижнее место,  но она
сама  залезла наверх,  надеясь, что здесь  ей никто не  помешает.  Весь день
лежала, думала и не могла  понять теперешних  руководителей. Даже Лысого она
понимала лучше. Тот хотел сделать карьеру на разоблачении вождя, может быть,
даже  мстил Сталину за  прежние унижения,  добивался  дешевой популярности у
народа,  стремился понравиться Западу, а эти-то  к чему  вели дело? Для чего
свергали Хрущева, издавали  идеологические постановления,  соединяли обкомы,
закрывали журналы, давили диссидентов...
     В Воронеже в купе вошел и проехал два перегона  пожилой человек в форме
железнодорожника.  Его сменили два  майора  танковых  войск  и женщина, жена
одного из них, который звал ее Пончик. Офицеры тут же достали бутылку водки,
а Пончик - завернутую  в газету жирную жареную курицу. Муж Пончика  сходил к
проводнику, принес четыре  чайных стакана, а другой  майор  поднял голову  к
Аглае:
     - Прошу прощенья, дама, не желаете ли составить компанию?
     - Спасибо, - отказалась Аглая, но потом пожалела, слыша звон стаканов и
хруст разламываемой курицы. По разговору военных она поняла, что  они служат
в Чехословакии, и,  свесив голову с полки, поинтересовалась, а как там ведет
себя контрреволюция.
     - В каком смысле? - спросил муж Пончика.
     - Я имею в виду, сильны ли у чехов антисоветские настроения?
     - Сильны, - сказал майор.
     - Примерно такие же, как у нас, - добавил его товарищ.
     - Скажите, - спросила она, волнуясь, - а к товарищу Сталину в армейской
среде в целом какое отношение?
     Внизу помолчали, а потом муж Пончика сказал:
     - Знаете, дама, у нас так  принято - мы, когда выпиваем, о политике  не
говорим.
     - А когда трезвые, тем более, - уточнил другой майор.
     - Но вообще, -  сказал муж Пончика, - мы, советские офицеры, внутреннюю
и внешнюю политику партии целиком и полностью одобряем.
     Офицеры явно опасались говорить, что они думают,  и это навело Аглаю на
печальные раздумья о том, до чего довели  людей  нынешние руководители. Даже
боевые офицеры боятся выражать свое мнение. При этом ей казалось, что раньше
боевые офицеры свое мнение выражать не боялись.
     Ночью ей  приснился  сон, что  какие-то люди  вытаскивают  из  квартиры
статую Сталина в гробу, и руководят  выносом Поросянинов с Микояном. Видение
было таким страшным и неприятным, что она, как и последнюю ночь в гостинице,
стонала и вскрикивала.
     -  Что с вами? - спросила  ее Пончик  встревоженно. - У  вас что-нибудь
болит?
     - Нет,  нет, - пробормотала она  и тут  же опять закричала: приснилось,
что Он лежит на городской свалке, живой.
     Прибыв в Долгов,  она на станции схватила какой-то самосвал и за  рубль
доехала до дома. Она бежала по лестнице, чуть не сбив с ног Шубкина, который
спускался навстречу, насвистывая свою любимую "Бригантину".
     Рука  дрожала,  ключ  не  попадал  в  замочную  скважину.  Наконец  она
справилась с  замком, толкнула дверь,  бросила  чемодан у порога, кинулась в
гостиную...

     ...Он стоял на своем месте,  опустив  плечи, печальный, покрытый пылью,
окончательно признавший свое поражение.
     - Товарищ Сталин! - сказала Аглая и упала перед ним на колени.
     Обхватила руками его железные ноги, прижалась щекой и зарыдала в голос.


 * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Сомнамбулизм *



Глава 1

     Вот выписка из краткой медицинской энциклопедии:
     "Сомнамбулизм (от латинского somnus - сон  и ambulus - хожу), лунатизм,
снохождение, -  особый вид нарушения сна, во  время которого страдающие этим
расстройством,  полностью  не   просыпаясь,   автоматически   совершают  ряд
последовательных, чаще  всего обыденных действий, перекладывают попавшие под
руку  вещи,  передвигают  предметы, производят  уборку  комнаты,  одеваются,
блуждают  и  т.д.  Воспоминания  о  совершенных  действиях  при  пробуждении
отсутствуют. Это расстройство возникает при ряде заболеваний  -  психопатии,
эпилепсии,  травме головного мозга и сильном нервном потрясении. Рассказы об
исключительных поступках  лунатиков (хождение по карнизам многоэтажных домов
и пр.) относятся к небылицам".
     Сомнамбулизм... В похожее  состояние впала Аглая Степановна Ревкина лет
примерно на  двадцать.  После  санатория  в  ней произошло  нечто  такое,  в
результате  чего  она  перестала интересоваться событиями,  людьми,  собой и
своим  постояльцем.  Бегать  бросила, пить начала.  Полностью не засыпала  и
полностью не просыпалась, механические действия совершала. Вставала, курила,
умывалась (не  всегда),  пила  чай,  убирала комнату (редко), шла в магазин,
покупала  чекушку  и что-нибудь закусить,  возвращалась, выпивала (немного),
ела (мало). За  постояльцем ухаживать вообще перестала,  жила, не обращая на
него внимания, как со стариком, с  которым прожита жизнь, говорить больше не
о чем, все  переговорено. На  праздник  на  нашей улице надежду  похоронила.
"Основы  ленинизма"