и.  Смена  идеалов
закончилась  изменой  родине. И  он  сам  выкинут  на  помойку,  как  сильно
поношенный  товар, называемый на Западе second hand,  как старье,  уже  ни в
каком смысле  не  пригодное  ни к чему. В  конце концов в  появлении  такого
фельетона ничего необычного не было. Поклепы на диссидентов время от времени
печатались   во  многих  наших  газетах,  и  "Долговская   правда"  не  была
исключением. Удивляло  не появление фельетона, а имя автора - Влад Распадов.
Тот  самый  Распадов, которого  Марк Семенович Шубкин  считал  своим  лучшим
учеником. И который, между прочим, до  самого отъезда поддерживал с учителем
отношения  и  участвовал в  его  проводах.  Шубкина на  вокзал провожал весь
литературный кружок "Бригантина", и Распадов был вместе с другими.
     Понятно, что  фельетон  вызвал  среди  членов  "Бригантины" и  в  более
широком кругу заметный резонанс. Многие перестали  с автором  здороваться, а
Света Журкина, за  которой Влад ухаживал,  швырнула  ему в морду его сборник
стихов  "Касание".  Некоторые  все-таки рвать с ним отношения не торопились,
предполагая,  что  статья  вызвана  нажимом, оказанным  на  него "органами".
Говорили, что его вызывали  Куда  Надо и угрожали  сроком за распространение
антисоветской   литературы,   в   частности   романа   "Лесоповал".    Потом
распространился  еще  более  пикантный  слух: что  Распадов  на  самом  деле
"голубой" и был не только  учеником, но и любовником Шубкина. Сам же Шубкин,
согласно  этой  версии,  был бисексуален. Тогда  одной  из  причин  поступка
Распадова могла быть та, что  он ревновал Марка Семеновича к  Антонине. Если
все это правда, то Распадова можно было бы оправдать хотя бы частично. Можно
себе представить,  в каком сложном положении он очутился, какие неприятности
ему  угрожали, если  бы  он  отказался  выступить против Шубкина.  А  самому
Шубкину ничего  уже не  грозило. Он  давно  жил  в  стране,  власти  которой
"Долговскую правду" не читали, да и до него самого вряд ли она доходила.
     Конечно,  мы  жили  тогда   в  сложные  времена.  Когда   люди   кипели
гражданскими  страстями и никто  никому,  кроме себя, не спускал ни малейшей
слабости.  Но все-таки, встретив Распадова на улице, я не стал перебегать на
другую сторону и не отказался  пожать протянутую мне руку. Я его ни о чем не
спрашивал, но  он сам  заговорил, и  довольно агрессивно и дурно, о Шубкине.
Что  он  якобы с  самого начала действовал хитро и  расчетливо. Написал свой
"Лесоповал",  создал за  границей шумиху и  убрался  к себе на  историческую
родину, а нас,  оставшихся здесь, по существу, предал. То есть свой конфликт
с  Шубкиным он перевел в другое русло. Я это понял, когда он мне прочел свое
стихотворение "Вы и мы", которого я запомнил только конец:
     Вам все равно, где свой поставить дом
     И с чьей руки вкушать какую пищу.
     У вас есть запасной аэродром,
     У нас в запасе - отчее кладбище.
     Прочтя свой опус, он поинтересовался моим мнением.
     - Ну что ж, - сказал я ему, - стишок профессиональный. Размер соблюден,
рифмы на месте.
     Он сказал:
     - Ты же понимаешь, я спрашиваю тебя не об этом, а о содержании.
     - Ну, а содержание  здесь просто  подлое,  - сказал  я. - Ты к  Шубкину
можешь относиться как  угодно,  я  и сам его не большой поклонник, но ему не
все равно, вкушать какую пищу, и его отчее кладбище там же, где и твое.
     - Как? - закричал Распадов. - В России похоронены  мои родители, деды и
прадеды.
     - А где его деды-прадеды похоронены? - спросил я.
     - Его?  -  Распадов задумался. - А почему ж  тогда они (не  сказал, кто
они) уезжают?
     -  Да  вот таких стихов начитаются и  уезжают. Кстати,  насчет пищи,  -
сказал я Владу, - я не знаю,  кто с чьей руки что вкушает, но с чьей руки ты
свою мякину жуешь, теперь, кажется, можно не сомневаться.
     Этой фразы он мне простить не мог никогда.


Глава 5

     В старость  человек вступает  неподготовленным.  Пока тянутся  детство,
юность,  молодость,   зрелость,   человек  живет   на  земле  с   поколением
собственным,  с  теми,  кто  постарше и  кто  помоложе,  как будто  в  одной
компании. В школе, на работе, на  улице,  на собрании, в магазине, в бане, в
кино он встречает  в  общем-то одних и  тех  же людей, кого-то знает хорошо,
кого-то шапочно, кого-то где-то  когда-то видел. При этом  одни  старше его,
другие моложе, третьи такие же, как и он. Человека можно вообразить идущим в
середине  большой  колонны:  и  впереди  еще  много  народу,  и сзади кто-то
вливается.  Человек идет, идет и  вдруг замечает, что  приблизился к краю, и
впереди уже никого. Не стало людей,  которые были старше на двадцать лет, на
десять, на пять,  да и  ровесники  сильно повымерли. И  уже  куда ни сунься,
везде он самый старший. Он оглядывается назад, там много людей, помоложе, но
они-то росли, когда оглянувшийся был уже не у дел, с ними он не общался и не
знаком. И  получается так, что  старый  человек, еще оставаясь среди  людей,
оказывается одиноким.  Вокруг  шумит  чужая  жизнь.  Чужие  нравы,  страсти,
интересы и даже  язык не  совсем  понятен. И  возникает  у  старого человека
ощущение, что попал он на чужбину, оставаясь там, откуда в жизни не уезжал.
     Аглая  от  рожденья  жила в  Долгове.  Город  особенно не  менялся,  но
постепенно  и  неизбежно  становился  чужим.  Люди,  кого  могла  вспомнить,
исчезли.  Шалейко умер от инсульта. Нечаев погиб в автокатастрофе. Муравьева
умерла  в сумасшедшем  доме.  Ботвиньев  подавился костью. Бывшего прокурора
Строгого убили уголовники в лагере. Нечитайло умер от рака легких.
     Из старых знакомых встретила она однажды дождливой осенью на улице и не
сразу узнала  Поросянинова.  Он  был с  длинными волосами, с  пушистой седой
бородой и одет для этих мест необычно -  на теле черная ряса, на ногах белые
кроссовки,  на  голове рыжая  ушанка,  над  головой оранжевый  зонт. Зонт он
держал в правой руке, а левой, пересекая лужи, подбирал полы рясы.
     -  Ты  что  же,  в  попы  записался?  -  спросила она,  удивляясь столь
неожиданной метаморфозе.
     - Служу в храме диаконом, - сообщил Петр Климович.
     - И давно?
     - Да вот уж скоро три года. А ты в церковь не ходишь?
     - Куда мне, - сказала она. - Я ж атеистка. Неверующая.
     - Верующая, - возразил Поросянинов. - Веришь, что Бога нет.
     - А ты веришь, что он есть? - спросила она насмешливо.
     -  Я, - ответил он, не  замечая  насмешки,  -  верю,  что  без веры  во
что-нибудь жить невозможно. А ты ведь небось крещеная?
     -  А как же, - сказала она. - Мой отец до  революции старостой в церкви
был.
     - Так приходи в храм. Покайся  Богу в своих  грехах, и  он  примет тебя
обратно.
     - Оставь меня! У меня свой Бог, - сказала она и пошла прочь.
     - У тебя не Бог, а дьявол! - крикнул он ей вслед.
     Аглая перебирала в уме  разные имена, и  получалось - кого ни вспомнит,
того уж нет на свете или выпал из поля зрения.
     Старухи  -  баба  Надя  и  Гречка  -  померли,  но две  другие  соседки
превратились в старух,  заняли  свое место на  лавочке перед  домом  и ничем
очевидным от тех предыдущих не  отличались.  Впрочем, шума новых поколений в
доме не было слышно, поскольку строение это постепенно пустело.
     За  время  своего существования  оно  сильно  обветшало  и,  признанное
непригодным для жилья, больше не заселялось. Кто из него уходил - уходил. На
оставшихся махнули  рукой, пусть доживают.  Но новоселья  люди здесь  уже не
справляли. В  конце  концов  из  прежних жильцов  остались здесь  Аглая, две
упомянутые  старухи,   Шурочка-дурочка  со  своими  бессмертными  кошками  и
Валентина  Жукова с внуком Ванькой. Валентина к тому времени  для многих уже
была баба Валя, а внук сократил это имя и называл ее Баваля.


Глава 6

     Ваньку  Жукова  все  звали  Ванька  Жуков.  Это было его реальное имя и
одновременно вроде как прозвище. Если бы не известный рассказ Чехова, Ваньку
звали бы  просто Ванька. Или просто Иван. Или просто  Жуков. Или просто Жук.
Но  поскольку  у Чехова был  рассказ про  Ваньку  Жукова, и очень  известный
рассказ, и поскольку  Ванька  Жуков  жил в обществе, где  люди  еще читали и
помнили книги, а  Чехова к тому же учили в школе, Ваньку Жукова многие так и
звали - Ванька Жуков. И никак иначе.
     Баваля в Ваньке души не чаяла. Сыну  своему никогда не  уделяла столько
внимания. Потому что при маленьком сыне  сама была молодая и глупая. И самой
хотелось  как-то развлечься. Сходить в кино.  Или на концерт  художественной
самодеятельности. Или  поболтать с соседкой.  Или провести время с мужчиной.
Может, поэтому Георгий и вырос такой непутевый. А над Ванькой она тряслась и
удивлялась.
     -  Не представляю, -  говорила Баваля  Аглае, -  в кого он такой пошел.
Сама  была  непутевая,  сын  шебутной,  жена  сына  алкоголичка,  а  этот...
Тринадцать лет, а еще не пьет и не курит и в школе - круглый отличник.
     Уже тогда Ванька больше  всего увлекался точными  науками: математикой,
физикой,  химией,  занимался в авиамодельном кружке и в кружке "Юный химик".
Своими  руками   строил   модели  самолетов,  кораблей,  паровозов,   сделал
радиоприемник и магнитофон. Зачитывался статьями о возможностях  растопления
Арктики  и  Антарктики  и поворота  крупных  рек  в  противоположную сторону
посредством направленных взрывов.
     Ему, конечно,  в школе на  уроках  истории и обществоведения  вбивали в
голову  что-то  про социализм,  коммунизм, КПСС  и борьбу за мир, заставляли
изучать жизнеописание Брежнева, но это все от него отскакивало.
     С хулиганами  Ванька  не водился, но они  к нему с некоторых  пор стали
присматриваться. Он был  маленький  и  слабый, как раз  такой, кого  легко и
безопасно обидеть. Однажды  хулиганы встретили  его  на  пустыре,  когда  он
возвращался из  школы. Их  было  человек десять-двенадцать, а главарем у них
был переросток  по  имени Игорь Крыша.  Причем Крыша  - тоже не  прозвище, а
реальная фамилия.  Которая,  как ни странно,  была ему очень к лицу. Он  и в
самом деле, с короткой  стрижкой, покатым теменем и узким лбом, был каким-то
образом похож  на  односкатную  крышу.  От своих сверстников  и товарищей по
шайке Крыша  отличался  тем, что  ходил  в хорошем  костюме,  в  галстуке  и
издалека был похож на интеллигентного молодого человека. Крыша и его шайка в
городе были  довольно известны,  они считались настоящими бандитами, поэтому
Ванька их  не  боялся.  Полагая,  что он человек  слишком  маленький  и  для
бандитов  большого интереса представлять не  может. Но он оказался не совсем
прав.  Большого интереса  для бандитов он и не представлял,  но  они и малым
интересом не пренебрегли.
     Однажды  они  встретили  его  на  пустыре по  пути  из  школы и  начали
толкаться, но Крыша их немедленно остановил и обратился к Ваньке с вопросом:
     -  Куда путь держишь, сынок? - спросил  он, будучи старше Ваньки лет не
больше, чем на шесть.
     - Домой иду, - сказал Ванька, не подозревая худого.
     - А откуда?
     - Из школы.
     - Угу,  - сказал Крыша раздумчиво, - сейчас ты идешь из школы домой,  а
завтра пойдешь из дома в школу. Правильно?
     - Правильно, - согласился Ванька.
     - А ты в Америке никогда не был? - спросил Крыша.
     Ванька признался, что никогда не был.
     - Так вот там, в Америке, - объяснил ему Крыша, - все дороги платные. И
у нас тоже надо ввести такой же порядок. У тебя деньги есть?
     Ванька сказал: нет. Крыша объявил, что сейчас будет проведен таможенный
досмотр. Ваньку зажали,  вывернули у него карманы, нашли трешку  и еще около
рубля мелочью.
     -  Нехорошо,  -  сказал  Крыша, пересчитав  деньги. -  Это уже обман  и
попытка переноса  валюты без уплаты таможенного сбора. Подлежит конфискации.
-  И положил деньги себе в карман. -  А  теперь, - продолжил он, - проверим,
что находится здесь. - И показал на портфель. - Прошу открыть.
     Ванька подчинился.  В  портфеле  Крышу  ничто  не заинтересовало, кроме
шариковой ручки фирмы  "Паркер" в  перламутровом  футляре. Эту ручку  Баваля
купила на толкучке  и  подарила  Ваньке на  тринадцатый день рождения. Крыша
попробовал ручку  на собственном запястье, как она пишет. И объявил, что она
конфискуется   как  незаконно   ввезенный   в  страну   товар   иностранного
происхождения. После  этого  Крыша  со  своей шпаной  стал встречать  Ваньку
регулярно, отбирая  у него  то  рубль, данный Бавалей на тетради,  то  шарф,
связанный ею же к Новому  году, то шапку,  мерлушковую, оставшуюся  от отца.
Ванька пытался  менять дорогу, но предводимые  Крышей разбойники выслеживали
его, перехватывали и однажды сильно побили. Баваля заметила у Ваньки синяк и
спросила, что это  значит. Ванька  сказал, что  в  школе  бежал по коридору,
споткнулся  и ударился обо  что-то железное. Баваля поинтересовалась, а куда
делись   его   ручка,  шарф,   шапка  и  что-то  еще.  Ванька   отвечал   ей
невразумительно,  но  правды, конечно, не  сказал. Однако  она  особо  и  не
допытывалась. Она была дворничиха и знала, что происходит в округе.  И Крышу
знала. Однажды  возле гастронома Баваля  увидела  Крышу и на нем  - Ванькину
шапку и шарф. Крыша стоял,  окруженный своими  недоростками и переростками -
отморозками, как  называли  и  тех, и  других.  Все  их  боялись и  обходили
стороной.
     Баваля резко шагнула  в эту толпу.  Двоих,  загораживавших  ей  дорогу,
грубо отшвырнула в сторону. Схватила Крышу за шарф.
     - Откуда у тебя это?
     - Ты что, бабушка, чокнулась? - удивился Крыша, а  шайка  стала сжимать
вокруг бабки кольцо.
     - Бабушка,  убери руки, - попросил Крыша.  - Я старых  людей уважаю, но
все-таки...
     Договорить ему не удалось. Баваля отпустила шарф, схватила Крышу за оба
уха, рывком потянула и подставила под его лицо свое колено.
     - Пацаны! - залившись кровью, заревел Крыша.
     Пацаны тут же придвинулись, и первым был, конечно, ближайший друг Крыши
Толик  по  кличке Топор. Он  уже  протянул  руку и растопырил  пальцы, чтобы
вцепиться бабке в лицо, но получил такой удар под дых, что, скрюченный, упал
и  ловил ртом воздух, как рыба. Второй дружок главаря Валя Долин по прозвищу
Валидол приблизился к бабке с другой стороны. Она вовремя обернулась к нему,
и  он  отступил,  подавая  хороший  пример  остальным.  Остальные,  увеличив
дистанцию между бабкой и  собой, стояли полукругом и не знали, что делать. А
бабка схватила Крышу сзади  левой рукой за  шею, сдавила ее своими  могучими
кривыми  пальцами,  а  правую  руку  сжала  в  кулак и поднесла к  его носу.
Произнеся при этом тираду с  таким словарным  составом,  которым даже  Крыша
владел не полностью. Если  перевести  бабкину  речь на литературный  язык  и
вычленить из нее  главное, можно сказать, в ней содержалось предостережение,
что  личность Ивана Жукова неприкосновенна,  и каждого,  кто попытается этим
пренебречь, ждет неотвратимое и суровое возмездие. После чего Ванька ходил в
школу в своей шапке, в своем шарфе,  со  своей  ручкой, не платя  таможенных
пошлин,  аннексий,  контрибуций  и  репараций.  Крыша,  если  им приходилось
случайно   встречаться,   первым  приветствовал  Ваньку   взмахом   руки   и
почтительными словами:
     - Привет, Ванек!
     А когда Ванька подружился со своим одноклассником  Санькой Жердыком, то
гарантии  личной неприкосновенности  распространились  и на  того.  Хотя  до
дружбы с Ванькой Жердыка били все кому не лень, били часто и сильно.


Глава 7

     Саньку Жердыка мы тоже включаем в повествование ввиду того, что  и  ему
определена в нашей истории немаловажная роль. Санька Жердык и  Ванька  Жуков
сошлись быстро и легко, потому что дети вообще сходятся легко, особенно если
учатся в одном классе, и тем более, если сидят за одной партой. Но по натуре
они были люди с самого начала очень разные. Жердык был, в отличие от Ваньки,
по характеру гуманитарий. В  нем  жили как  будто два человека. Первый искал
себя  в искусстве. Пел в хоре и надеялся стать оперным  певцом. Знал  многие
арии,  но  лучше  других  удавалась  ему  одна:  песенка  Герцога  из  оперы
"Риголетто",  в  народе известная больше как "Сердце красавицы". Может быть,
это  был у него  особый вид  помешательства, но именно  эту песенку  он пел,
начиная  со школьных  времен,  всегда и везде.  На концертах  художественной
самодеятельности, на вечеринках и просто так - для себя. Еще он мечтал стать
поэтом и уже в школе писал довольно сносные стихи с  уклоном в романтику.  В
стихах он мечтал о любви, верил в родство душ, призывал людей держать сердца
открытыми, не запираться  на ночь, не строить заборов,  не хранить деньги  в
кубышке и вообще не хранить, не заботиться о  материальном,  не  мириться со
злом,  не беречь  свою  жизнь, а цветы  и любовь  раздавать даром  направо и
налево. А в  жизни  Жердык никакой романтики не признавал вообще  и  в людях
подозревал самое худшее. Может быть, истоки такой противоречивости характера
таились в его биографии. Когда-то у него, как и у всех, были отец и мать. И,
конечно, он,  как  большинство нормальных  детей,  думал про своих родителей
самое хорошее. Потом  они разошлись.  Но отец не  просто ушел от матери, как
часто бывает, а сбежал на  Север, менял адреса, скрывался от  алиментов,  то
есть  уклонялся от помощи своему сыну. Они  с матерью вдвоем существовали на
ее  мизерную зарплату бухгалтера в какой-то  конторе. Санька  когда-то очень
любил отца, верил ему больше, чем кому бы то ни было, и осознание того,  что
отец его предал, было  первой  причиной большого  разочарования во  взрослых
людях. Второй удар нанесла ему мать. Нет, она его не предала. Но, оказавшись
без  мужа, стала  водить к себе домой  любовников. Жили они в  одной комнате
коммунальной  квартиры,  и Санька уже  лет в  девять  точно  знал,  для чего
взрослые люди  ложатся в постель и что они  там  друг с другом вытворяют. Он
для  себя сделал вывод, что все взрослые люди -  мерзавцы, ханжи, лицемеры и
развратники. Их интересует только "это" и  ничего? кроме "этого".  Днем  они
работают,  общаются,  говорят о  чем-то умном, а на самом деле думают только
"об этом" и  ждут с нетерпением часа, когда наступит вечер и дети уснут. Это
открытие Саньку сперва потрясло настолько, что он даже думал о самоубийстве,
но успокоился  на том, что  стал ко взрослым людям относиться с презрением и
насмешкой.  Когда его в школе учительница вызывала  к доске или директриса в
учительскую  и прорабатывали, он на проработчиц  смотрел усмехаясь и  думал:
знаю, как вы  устроены,  к чему вы на самом деле стремитесь и что вы делаете
по ночам.
     В  серьезных разговорах о жизни  Санька  убеждал Ваньку, что  человек -
существо  низкое,  корыстное,  себялюбивое  и  лицемерное. Им  движут только
личные интересы,  в крайнем  случае интересы  семьи, а всякие слова о добре,
любви  к  ближнему,  к родине,  к истине  или  справедливости - это  все  на
публику.
     Ванька и  Санька  вместе окончили  школу. Ванька  с золотой  медалью, а
Жердык  с  тройками  в  аттестате. Ванька  сразу  без экзаменов  поступил  в
Московский  химико-технологический институт, а у Жердыка начало оказалось не
столь  благополучным.  Пробовал  поступить  в  Московскую консерваторию.  На
приемном   экзамене  спел  арию  "Сердце   красавицы".   Ария  экзаменаторам
понравилась. Они попросили исполнить что-то еще. Но что-то  еще получилось у
него не  так  хорошо, и  его не  взяли.  Не  прошел  творческий конкурс и  в
Литературный  институт. Поступил  на факультет  журналистики.  Хотя  учились
Ванька и Жердык в разных  вузах  и жили в разных концах Москвы, дружба их на
этом не прекратилась.


Глава 8

     В  Москве  Ванька поселился  недалеко  от института. Комнату в  шесть с
половиной квадратных метров он снимал у Варвары Ильиничны, худой и пропахшей
табачным дымом  старухи. Она курила дикие сигареты "Дымок" по  три  пачки  в
день, по нескольку раз на дню