, милые детки!"
     Но  вдруг  все  изменилось  в  Дюссельдорфе.  Когда однажды  утром  мы,
проснувшись, хотели  сказать:  "Доброе утро,  отец!" -- оказалось, что  отец
уехал,  над  всем городом  нависло  мрачное уныние,  все  были настроены  на
похоронный  лад и молча  плелись на Рыночную площадь, чтобы прочесть длинное
объявление  на  дверях  ратуши.  Хотя  погода  была пасмурная, тощий портной
Килиан стоял в  одной нанковой куртке, которую обычно носил лишь дома, синие
шерстяные  чулки  сползли  вниз,  так что  голые  коленки  хмуро выглядывали
наружу,  тонкие губы его  дрожали,  когда  он шепотом  разбирал  написанное.
Старый пфальцский инвалид  читал  немного  громче, и  при  некоторых  словах
блестящая слезинка  скатывалась на его доблестные белые усы.  Я  стоял подле
него и тоже плакал,  а  потом спросил, почему мы плачем.  И  он ответил так:
"Курфюрст покорно благодарит". Он продол-
     117


     жал  читать дальше  и  при  словах:  "за испытанную верноподданническую
преданность" и "освобождает вас от присяги" -- он заплакал еще сильнее.
     Странно  смотреть, когда такой  старый человек,  в  линялом мундире,  с
иссеченным рубцами солдатским лицом, вдруг начинает громко плакать.
     Пока  мы  читали,  на ратуше успели снять  герб курфюрста,  и наступило
какое-то  зловещее  затишье, --  казалось, что с минуты  на  минуту начнется
солнечное  затмение;  господа  муниципальные  советники медленно  бродили  с
отставными лицами; даже всемогущий полицейский надзиратель как будто потерял
способность  повелевать  и  поглядывал  кругом  миролюбиво-равнодушно,  хотя
сумасшедший  Алоизий  снова  прыгал  на одной  ноге  и,  строя глупые  рожи,
выкрикивал  имена французских генералов, а пьяный горбун  Гумперц валялся  в
сточной канаве и пел: "cа ira, ca ira!"1
     Я же отправился домой и там снова  принялся плакать,  твердя: "Курфюрст
покорно благодарит". Как ни билась со мной  мать, я  твердо стоял на своем и
не  давал  разубедить  себя; со  слезами  отправился  я спать,  и ночью  мне
снилось, что настал конец света: прекрасные  цветники и зеленые лужайки были
убраны  с  земли  и  свернуты,  как ковры, полицейский надзиратель  влез  на
высокую; лестницу  и  снял с  неба солнце,  рядом  стоял  портной  Килиан  и
говорил, обращаясь ко мне: "Надо пойти домой!  приодеться  -- ведь я умер, и
сегодня меня  хоронят"; круг становилось  все темней, скудно мерцали  вверху
редкие  звезды,  но и они падали вниз,  как  желтые листы осенью; постепенно
исчезли люди;  один я,  горемычное  дитя,  пугливо бродил  во мраке, пока не
очутился  у  ивового плетня заброшенной крестьянской усадьбы; там  я  увидел
человека,  рывшего  заступом  землю;  уродливая сердитая  женщина подле него
держала в фартуке что-то похожее на  отрубленную человеческую голову, -- это
была  луна, и  женщина  бережно  положила  луну в яму, а  позади  меня стоял
пфальцский  инвалид  и,  всхлипывая, читал  по  складам:  "Курфюрст  покорно
благодарит..."
     Когда  я  проснулся,  солнце,  как  обычно,  светило  в  окно, с  улицы
доносился барабанный  бой.  А  когда я  вышел  пожелать  доброго  утра отцу,
сидевшему в
     __________________
     1 Дело пойдет! (фр.)
     118


     лом пудермантеле, я  услышал,  как  проворный куафер,  орудуя  щипцами,
обстоятельно  рассказывал,  что  сегодня  в  ратуше  будут  присягать новому
великому герцогу Иоахиму, что этот последний очень  знатного рода, получил в
жены сестру императора Наполеона и в самом деле отличается тонкими манерами,
свои  прекрасные черные  волосы он носит  убранными  в  локоны,  а скоро  он
совершит  торжественный  въезд  и,  без  сомнения,  понравится  всем  особам
женского пола. Между  тем  грохот барабанов не умолкал, и я вышел на крыльцо
посмотреть на вступавшие французские войска,  на этих веселых детей славы, с
гомоном и  звоном  шествовавших  по  всей  земле,  на радостно-строгие  лица
гренадеров, на медвежьи шапки,  трехцветные  кокарды, сверкающие  штыки,  на
стрелков, полных  веселья и point  d'honneur1, и на  поразительно
высокого,  расшитого серебром  тамбурмажора, который вскидывал свою булаву с
позолоченной головкой до второго этажа, а глаза даже до третьего, где у окон
сидели красивые  девушки. Я порадовался, что у нас будут солдаты  на постое,
-- мать моя не радовалась, -- и поспешил на Рыночную площадь.
     Там все теперь было  по-иному, -- казалось, будто мир  выкрашен заново:
новый герб  висел на ратуше, чугунные перила балкона были  завешены вышитыми
бархатными  покрывалами,  на  карауле стояли  французские гренадеры,  старые
господа муниципальные советники натянули на  себя  новые  лица и праздничные
сюртуки,   они   смотрели   друг   на   друга   по-французски  и   говорили:
"Bonjour!"2, изо  всех окон выглядывали дамы, любопытные горожане
и солдаты в блестящих мундирах теснились на площади, а я и другие мальчуганы
взобрались  на курфюрстова коня и оттуда озирали волновавшуюся внизу пеструю
толпу.
     Соседский Питер и длинный Курц чуть не сломали себе при этом шеи,-- это
было бы, пожалуй, к лучшему: один из них позже сбежал  от родителей, пошел в
солдаты,  дезертировал  и  был  расстрелян   в  Майнце;  другой  же  занялся
географическими  изысканиями   в   чужих  карманах,  вследствие  чего   стал
действительным членом одного казенного учреждения, но разорвал железные
     ______________________
     1 Чувства чести (фр.).
     2 Здравствуйте! (фр.),
     119


     цепи, приковавшие  его к этому последнему  и к отечеству,  благополучно
переплыл море  и  скончался в Лондоне от чересчур узкого  галстука,  который
затянулся сам собой, когда королевский чиновник выбил доску из-под ног моего
знакомца.
     Длинный  Курц  сказал  нам,  что сегодня  по  причине  присяги не будет
классов.  Нам пришлось довольно долго дожидаться,  пока  начнется церемония.
Наконец балкон ратуши  наполнился разодетыми господами, флагами и трубами, и
господин бургомистр, облаченный  в свой знаменитый красный сюртук,  произнес
речь, которая  растянулась,  как  резина  или вязаный колпак,  когда  в него
положен камень, -- конечно, не философский; многие выражения я слышал вполне
отчетливо,--например, что  нас  хотят  сделать  счастливыми;  при  последних
словах заиграли  трубы,  заколыхались  флаги, забил барабан, и все закричали
"виват", и я тоже закричал "виват", крепко ухватившись за старого курфюрста.
Это  было необходимо,  так как голова  у меня  пошла  кругом,  и  мне  стало
казаться, будто люди стоят вверх ногами, потому что весь мир перевернулся, а
курфюрст кивнул мне своим аллонжевым париком и прошептал:  "Держись покрепче
за меня!"  Только  пушечная  пальба  на валу  привела меня в  чувство,  и  я
медленно слез с лошади курфюрста.
     Направляясь домой,  я снова увидел,  как  сумасшедший Алоизий прыгал на
одной  ноге  и выкрикивал  имена французских  генералов,  а  горбун  Гумперц
валялся, пьяный,  в канаве  и ревел: "cа ira, ca ira". Матери моей я сказал:
"Нас хотят сделать счастливыми, а потому сегодня нет классов".
        "ГЛАВА VII"
     На другой день мир снова пришел в равновесие, и снова, как прежде, были
классы,   и   снова,   как   прежде,   заучивались  наизусть  римские  цари,
хронологические   даты,   nomina   на  im,   verba  irregularia1,
греческий, древнееврейский, география, немецкий, арифметика, -- о, госпо-
     _________________________
     1 Существительные, оканчивающиеся на im,  неправильные
глаголы (лат.).
     120


     ди,  у  меня и  теперь еще  ум мутится,--все  надо было учить наизусть.
Многое изо всего этого впоследствии пригодилось мне.  Ведь если бы я не учил
римских  царей,  мне бы  потом было  совершенно безразлично, доказал  или не
доказал Нибур, что они в действительности не существовали. Если бы я не учил
хронологических  дат,  как  бы  удалось  мне  позднее  не потеряться в  этом
огромном Берлине, где один дом  похож на другой, как две капли  воды или как
один гренадер  на другого, и где немыслимо отыскать знакомых, не зная номера
их  дома;  для  каждого знакомого  я припоминал  историческое событие,  дата
которого совпадала с номером дома этого знакомого, и таким образом без труда
находил  номер,  подумав о  дате; поэтому,  когда  я  видел  того или  иного
знакомого, мне всегда на ум приходило то или иное историческое событие. Так,
например,  встретив  своего  портного, я тотчас вспоминал Марафонскую битву;
при встрече с  щегольски  разодетым банкиром Христианом Румпелем я вспоминал
разрушение Иерусалима; столкнувшись  с одним своим  португальским приятелем,
обремененным долгами, я  вспоминал бегство Магомета; увидев университетского
судью,  известного  своим  беспристрастием,  я  немедленно вспоминал  смерть
Амана; стоило мне увидеть Вадцека,  как я вспоминал  Клеопатру. Боже ты мой!
Бедняга  давно уже испустил дух,  слезы о  нем успели просохнуть,  и  теперь
можно вместе с Гамлетом сказать: "То была старая баба в полном смысле слова,
подобных  ей мы встретим еще много". Итак, хронологические даты, безусловно,
необходимы, я знаю людей, которые,  имея в голове только несколько дат, с их
помощью умудрились отыскать  в  Берлине  нужные  дома  и теперь  состоят уже
ординарными  профессорами. Но мне-то  пришлось немало помаяться в школе  над
таким обилием чисел! С арифметикой как таковой дело обстояло еще хуже. Легче
всего мне  давалось вычитание, где  имеется весьма полезное правило: "Четыре
из  трех вычесть нельзя, поэтому занимаем единицу",-- я  же  советую всякому
занимать в  таких случаях  несколько лишних  монет  про  запас. Что касается
латыни,  то  вы, madame,  не  имеете  понятия, какая это запутанная штука. У
римлян  ни  за  что не хватило бы времени  на завоевание  мира,  если  бы им
пришлось сперва  изучать латынь. Эти счастливцы  уже в колыбели знали, какие
существительные имеют вини-
     121


     тельный падеж на im. Мне  же пришлось в поте лица зубрить их на память;
но  все-таки я рад, что  знаю их. Ведь если бы, например, 20 июля 1825 года,
когда  я  публично  в  актовом  зале   Геттингенского  университета  защищал
диссертацию на латинском языке, -- madame, вот что стоило послушать! -- если
бы  я употребил  тогда  sinapem вместо sinapim,  то присутствовавшие при сем
фуксы  могли бы  заметить это и мое имя было бы покрыто вечным позором. Vis,
buns, sitis, tussis, cucumis, amussis, cannabis,  sinapisl -- все
слова, которые  приобрели большой вес  лишь благодаря тому, что,  примыкая к
определенному классу,  они  тем не менее остались исключениями; за это  я их
очень  уважаю, и сознание, что они  в случае необходимости всегда у меня под
рукой,  дает  мне  в  тяжелые  минуты  жизни большое внутреннее успокоение и
утешение. Но,  madame, verba  irregularia2,--  они  отличаются от
verba regularia3 тем, что за них еще чаще секут, --  они ужасающе
трудны.  В  одной из  мрачных сводчатых галерей  францисканского  монастыря,
неподалеку от классной комнаты, висело в ту пору большое распятие из темного
дерева. Скорбный образ распятого Христа и теперь еще посещает иногда мои сны
и печально  глядит на  меня неподвижными, залитыми кровью глазами, -- а в те
времена я часто стоял перед ним  и  молился: "О господи, ты тоже несчастен и
замучен, так  постарайся,  если  только  можешь,  чтобы  я  не  забыл "verba
irregularia"!
     О  греческом,  чтобы  не   раздражаться,   я  даже  не  хочу  говорить.
Средневековые монахи были  не очень  далеки от истины, когда утверждали, что
все греческое -- измышление дьявола. Один бог знает, какие муки  я претерпел
при  этом.  С  древнееврейским дело шло лучше, я всегда питал пристрастие  к
евреям, хотя они по сей час распинают мое доброе имя. Однако же  я не достиг
в  еврейском  языке таких успехов,  как мои  карманные  часы, которые  часто
находились  в тесном общении с ростовщиками и поэтому  восприняли  некоторые
еврейские обычаи, -- например, по  субботам они  не шли, -- а также  изучили
язык  священных  книг и  впоследствии  упражнялись в его грамматике. Часто в
бессонные ночи я с уди-
     _____________________
     1 Латинские слова с  окончанием на is, принимающие как
склонение в винительном падеже окончание im вместо em.
     2 Неправильные глаголы (лат.).
     3 Правильных глаголов (лат.).
     122


     лением  слышал,  как они непрерывно тикали про себя:  каталь, катальта,
катальти, -- киттель,  киттальта, киттальти --  покат, покадети  -- пикат --
пик -- пик1.
     Зато немецкий  язык я  постигал неплохо, хотя  он отнюдь не так  прост.
Ведь  мы,  злосчастные немцы,  и  без того  достаточно  замученные постоями,
воинскими  повинностями,  подушными  податями  и  тысячами  других  поборов,
вдобавок ко  всему  навязали  себе на  шею  Аделунга  и  терзаем друг  друга
винительными и дательными  падежами.  Многому в немецком  языке научил  меня
ректор Шальмейер,  славный старик  священник,  принимавший во мне участие со
времен моего детства. Кое-что  ценное  приобрел я и  у  профессора Шрамма --
человека, который написал книгу о вечном мире, меж тем  как в классе  у него
школьники больше всего дрались.
     Записывая  подряд  все,  что   приходило  мне  в  голову,  я  незаметно
договорился до старых школьных историй и хочу воспользоваться этим случаем и
показать вам, madame, каким образом я, не по своей вине,  так мало  узнал из
географии, что впоследствии никак не мог найти себе место в этом мире.  Надо
вам сказать, что в те времена французы передвинули все границы, что ни  день
-- страны перекрашивались в новые цвета: те, что были синими, делались вдруг
зелеными,   некоторые  становились   даже   кроваво-красными;   определенный
учебниками состав населения так  перемешался и перепутался, что ни один черт
не  мог бы в нем разобраться; продукты сельского хозяйства также изменились,
-- цикорий и свекловица росли теперь там, где раньше водились  лишь зайцы  и
гоняющиеся  за ними юнкера; даже нрав народов переменился:  немцы  сделались
более гибкими, французы перестали говорить комплименты, англичане -- швырять
деньги  в  окно,  венецианцы оказались вдруг  недостаточно  хитры, многие из
государей получили повышение, старым королям  раздавали новые мундиры, вновь
испеченные  королевства   брались   нарасхват,  некоторых   же  властителей,
наоборот, изгоняли  прочь,  и  они принуждены были  зарабатывать  свой  хлеб
другим  путем,  кое-кто из  них  поэтому заблаговременно занялся  ремеслами,
например производством сургуча, или...--madame,  пора закончить этот период,
а то у меня даже дух захвати-
     ____________________________
     1 Древнееврейские глагольные формы.
     123


     ло, -- короче говоря, в такие времена географии учиться нелегко.
     В этом смысле естественная история много  лучше; там не может произойти
столько перемен,  и  там  имеются эстампы  с точными  изображениями обезьян,
кенгуру, зебр, носорогов и  т.  д.  Благодаря тому что эти  картинки  твердо
запечатлелись у меня в памяти, впоследствии многие люди представлялись мне с
первого взгляда старыми знакомыми.
     В  мифологии  тоже все обстояло  благополучно.  Как мила  была  мне эта
ватага богов, в веселой наготе правившая миром! Не думаю, чтобы какой-нибудь
школьник в  Древнем  Риме  лучше  меня  затвердил наизусть главные параграфы
своего катехизиса, например, любовные  похождения Венеры. Откровенно говоря,
раз уж нам пришлось учить на память старых богов, следовало и оставаться при
них, -- ведь нельзя сказать, чтобы мы имели много преимуществ от триединства
нового Рима, а тем более  от еврейского единобожия. В сущности, та мифология
вовсе не была так безнравственна,  как об  этом кричали, и  Гомер, например,
поступил весьма благопристойно, наделив многолюбимую Венеру супругом.
     Но лучше всего чувствовал я себя  во французском классе аббата  д'Онуа,
француза-эмигранта,  который  написал  кучу грамматик,  носил рыжий парик  и
резво  порхал  по  классу, излагая "Art poetique"1 или  "Histoire
allemande"2. Он один на всю гимназию преподавал немецкую историю.
Однако  же  и  во  французском языке  встречаются  некоторые  трудности,  --
изучение его неизбежно сопряжено  с военными постоями, с барабанным боем и с
apprendre   par   coeur3,   а    главное,    нельзя   быть   bete
allemande4. Иногда, конечно,  и там  приходилось не  сладко.  Как
сейчас помню, сколько неприятностей я испытал из-за la religion5.
Раз  шесть задавался  мне  вопрос:  "Henri, как по-французски  "вера"?"  И я
неизменно, с каждым разом все плаксивее, отвечал: "Le credit"6. А
на седьмой раз взбешенный экзаменатор, побагровев,
     ______________________________
     1 "Искусство поэзии" (фр.).
     2 "Историю Германии" (фр.).
     3 Заучиванием наизусть (фр.).
     4 Немецкой скотиной (фр.).
     5 Религии (фр.).
     6 Кредит, доверие, вера (фр.).
     124


     закричал: "Вера -- по-французски "la religion",-- а  на меня посыпались
побои, и  все товарищи  мои начали смеяться. Madame,  с той  поры  я не могу
слышать слово "religion" без того, чтобы спина моя не побледнела от  страха,
а  щеки не  покраснели от стыда. Откровенно  говоря, le credit принес мне  в
жизни  больше пользы, чем 1а religion.  Кстати, сию  минуту я припомнил, что
остался должен пять талеров хозяину таверны "Лев" в Болонье. Но, право же, я
обязался бы приплатить  хозяину "Льва" еще пять талеров лишь  за  то,  чтобы
никогда в этой жизни не слышать злополучного слова "la religion".
     Parbleui, madame1. Во французском я сильно преуспел. Я  знаю
не  только patois2, но даже благородный язык, перенятый  у  бонн.
Недавно,  находясь  в  аристократическом обществе, я  понял  почти  половину
французской  болтовни  двух  немецких  девиц-графинь,   из   которых  каждая
насчитывала свыше шестидесяти четырех лет и ровно столько же предков. Да что
там!  Однажды в  берлинском  "Cafe Royal"  я  услышал,  как monsieur  Михель
Мартене  изъяснялся по-французски,  и уразумел  каждое  слово, хотя в словах
этих было  мало разумного.  Самое  важное --  проникнуть в  дух  языка, а он
познается лучше  всего через барабанный бой. Parbleui. Я очень многим обязан
французскому барабанщику,  который долго жил у нас на постое и  был похож на
черта,  но отличался ангельской  добротой  и  совершенно  превосходно  бил в
барабан.
     То был маленький подвижной человечек с грозными черными усищами, из-под
которых упрямо выпячивались красные губы, между тем как глаза метали  во все
стороны огненные взгляды.
     Я,  маленький мальчуган, виснул на нем, как веревка,  помогал  ему ярко
начищать  пуговицы  и  белить  мелом  жилет,  --  monsieur  Le  Grand  желал
нравиться; я ходил с ним на караул, на сбор, на парад, -- там  было сплошное
веселье  и  блеск оружия --  les  jours  de  fete  sont  passes3.
Monsieur Le Grand говорил  по-немецки очень плохо и знал только самые нужные
слова:  хлеб, честь, поцелуй,  --  зато  он отлично  объяснялся  при  помощи
барабана. Например, если я не знал, что означает слово "liber-
     _______________________________________________
     1 Черт возьми! (фр.).
     2 Простонародный язык (фр.}.
     3 Праздничные дни миновали (фр.).
     125


     te"1, он начинал барабанить "Марсельезу",-- и я понимал его.
Не знал я, каков  смысл слова "egalite"2, он  барабанил марш  "Ca
ira, Ca  ira ...les aristocrates a la lanterne!3",--  и я понимал
его.   Когда  я  не  знал,  что  такое  "betise"4,  он  барабанил
Дессауский марш,  который  мы, немцы,  как  сообщает  и  Гете, барабанили  в
Шампани,  --  и  я  понимал  его.  Однажды  он  хотел  объяснить  мне  слово
"l'Allemagne"5 и забарабанил  ту  незамысловатую  старую мелодию,
под которую обыкновенно на ярмарке танцуют собаки, а  именно туп-туп-туп, --
я рассердился, но все же понял его.
     Подобным образом обучал он  меня и новой  истории. Правда, я не понимал
слов, которые  он  говорил,  но так как, рассказывая, он  беспрерывно  бил в
барабан, то мн