о скажете?
     -- Мы снимались, -- говорю я.
     -- Поэтому на вас этот костюм? -- спрашивает он.
     -- Ага, -- говорю я.
     -- Ну, а этот? -- он указывает  на Сью. --  Должен заметить,  чертовски
реалистично сделано!
     -- Это не костюм, -- говорю я. -- Он - чистокровный орангутанг.
     -- Вот как? --  говорит полисмен. -- Ну, тогда я вот что  вам скажу.  В
участке у нас тоже есть парень,  очень любит  снимать. Так  вот он сделает с
вас, шутов, пару снимков. Так что пошли - и не дергаться!
     В общем, вскоре  появился  мистер Триббл  и снова меня освободил. Потом
появился мистер Фельдер в сопровождении целого взвода адвокатов, и освободил
Рэйчел Уэльч, которая к этому времени была уже совершенно невменяема.
     -- Ну подожди! -- прошипела она мне, когда ее освободили. -- Когда  я с
этим покончу, то ты не сможешь устроиться даже копьеносцем в фильме ужасов!
     Вот  тут  она  была  права.  Похоже,  моя  кинематографическая  карьера
завершилась.
     -- Так бывает, детка, ничего,  я тебе позвоню как=нибудь, пообедаем, --
говорит мне мистер  Фельдер и они  отбывают. --  За костюмом мы  кого=нибудь
после пришлем.
     -- Ладно, Форрест, -- говорит мистер  Триббл, -- пошли, у нас тоже есть
кое=какие дела.



     В отеле мы устроили небольшое совещание.
     -- Появление Сью создает некоторые проблемы,  -- говорит мистер Триббл.
--  Ты  видишь, как нелегко было провести  его  сюда. Нужно  прямо  сказать,
путешествовать с орангутангом не так=то просто.
     Я ему рассказал, насколько мне дорог Сью, и что он много раз спасал мне
жизнь в джунглях.
     --  Да,  я  понимаю твои  чувства,  -- говорит  он, --  ну что  же,  мы
попробуем. Только ему нужно вести себя прилично, иначе мы наверняка создадим
себе кучу неприятностей.
     --  Он  будет  вести  себя  хорошо,  --   говорю  я,  а  Сью  кивает  и
гримасничает, как обезьяна.
     Ладно,  на следующий  день начинался  финал  -  я должен был  играть  с
международным  гроссмейстером  Иваном  Петрокивичем,  известным под  кличкой
"Честный Иван". По  этому случаю должен было собраться много всякого народу,
и мистер Триббл взял напрокат фрак для меня. К тому же,  победитель  получал
приз в  десять тысяч  долларов, и  половины  этого  мне вполне  должно  было
хватить  для начала креветочного бизнеса, так что мне нужно было держать ухо
востро - ошибаться нельзя!
     Ну, приходим  мы в зал, где должны играть, а там  собралось  чуть ли не
тысяча человек.  Честный Иван  уже сидит  за  доской и  злобно  так  на меня
смотрит, словно он Мухаммед Али.
     Честный  Иван  оказался  здоровенным русским  парнем, с  огромным лбом,
похожий на Франкенштейна, но с длинными курчавыми черными волосами, словно у
скрипача.  Когда я сел  за  столик, он что=то  пробурчал,  а  другой  парень
говорит: "Матч начался!"
     Честный Иван  играл  белыми,  и  поэтому первый ход  был его. Он  начал
разыгрывать "начало Понциани".
     Тогда я ответил "защитой  Рети", и все пошло отлично. Мы сделали еще по
паре ходов, и тут Честный Иван принялся разыгрывать гамбит  Фолкбира, двинув
своего коня, и метя в мою ладью.
     Но я это предвидел, и начал строит "ловушку Ноего ковчега", и наоборот,
съел его коня. Честный Иван явно  огорчился, но тут  же начал угрожать моему
слону при помощи "нападения Тарраша".
     Но я применил "королевскую индийскую защиту", и ему пришлось прибегнуть
к шевингенскому гамбиту, а я ответил "защитой Бенони".
     Честный  Иван  явно  смутился, он  начал  кусать нижнюю  губу  и ломать
пальцы. Потом он предпринял отчаянный ход - "нападение жареной печенки", а я
ответил "защитой Алехина", и это его парализовало.
     Какое=то  время казалось,  что ситуация  патовая, но тут  Честный  Иван
применяет прием Хоффмана,  и вырывается! Я  взглянул на мистер Триббл, а  он
мне  улыбнулся,  и одними губами шепчет: "Давай!" Я=то понял, что он имеет в
виду.
     Понимаете, в джунглях Большой Сэм научил меня паре приемов, которых нет
в книжках, и настало время их применить. А именно, разновидность "кокосового
гамбита" под названием "котел",  при котором я использую свою  королеву  как
приманку и пытаюсь поймать его коня на крючок.
     Но  увы!  это  не  сработало! Честный  Иван  понял,  что  происходит, и
остановил мою королеву. Теперь уже мне стало жарко! Тогда я попробовал прием
"Хижина", попытался обмануть его моей  последней ладьей, но его не проведешь
- он съел мою последнюю ладью и второго слона, и уже готов был поставить мне
шах  Петрова,  как я собрал  все  свои  силы  и  сумел соорудить "пигмейскую
угрозу".
     "Пигмейская угроза" была любимым приемом Большого Сэма, и я изучил ее в
совершенстве. Тут все  дело в том,  чтобы  правильно использовать в качестве
приманки  несколько фигур  и  потом  неожиданно уничтожить  противника. Если
парень  попадается  на  эту приманку  -  все, он может складывать манатки  и
сваливать.  А мне оставалось  только  молиться, чтобы эта ловушка сработала,
потому  что больше  светлых  идей у  меня не  осталось, и со  мной  было  бы
кончено.
     Ладно, Честный Иван похрюкал, и двигает  своего коня на восьмой квадрат
- а это  значит, что мне  удалось его обдурить, и тогда через  пару  ходов я
поставлю ему шах и мат!
     Но  только  он,  видимо, что=то почуял,  потому  что передвинул коня  с
пятого  квадрата на восьмой, а потом  обратно, не отрывая руки, так что  ход
был не окончательный.
     Народ так притих, что если  бы иголка упала, то и  то было бы слышно. Я
же занервничал, и взмолился. чтобы Честный Иван клюнул. Мистер Триббл поднял
глаза  к  небу,  словно  молился,  а парень, что пришел  с  Честным  Иваном,
нахмурился.  Честный  Иван  два или  три раза  провел  конем  туда=сюда,  не
отпуская руки, и вид  у него был  такой,  словно он собирался сделать что=то
еще.  Он  поднял фигуру,  и  я затаил дыхание, а в зале  стало  тихо,  как в
могиле. Он так и не  отпускал фигуру, а у  меня  бешено колотилось сердце, и
тут он вдруг на меня посмотрел - и уже не знаю, как это получилось, наверно,
я  слишком  разволновался,  только  я  так  смачно  пернул,  что можно  было
подумать, будто кто=то разорвал напополам простыню!
     Честный  Иван  так  удивился,  что  выронил  фигуру,  и принялся махать
руками, как вентилятором, кашлять и повторять: "Фу!".  Те ребята, что стояли
вокруг, попятились, что=то забормотали и вынули платки, а  я  покраснел, как
рак.
     Когда же  все успокоилось, я  посмотрел на доску -  ба! а Честный  Иван
все=таки поставил  фигуру на восьмой квадрат. Тут я беру  ее своим  конем, а
потом беру две его пешки,  и  наконец, ставлю  ему мат!  Я победил, и десять
тысяч долларов - мои! "Пигмейская угроза" снова сработала!
     А  тем временем Честный Иван начинает  протестовать и вместе  со  своим
парнем пишет на нас жалобу.
     Парень, который  управлял турниром, справился в  своей  книге и зачитал
оттуда такой кусок: "Игрок не имеет права  сознательно производить действия,
отвлекающие внимание партнера в ходе игры".
     Но тут выходит мистер Триббл и говорит:
     -- Мне кажется, никому не удастся доказать, что мой подопечный совершил
это действие СОЗНАТЕЛЬНО. Это действие непроизвольное.
     Тогда этот парень снова  листает свою книгу и  зачитывает другое место:
"Игрок  не  имеет  права  вести  себя оскорбительным  образом или  грубо  по
отношению к партнеру".
     -- Послушайте,  --  говорит  мистер Триббл, -- вам что, не  приходилось
пускать газы?  Форрест не собирался никого оскорблять. Просто он долго сидел
неподвижно на одном месте.
     -- Не  уверен, --  говорит  этот  начальник,  --  только  я  думаю, мне
придется его дисквалифицировать.
     -- Как,  неужели  вы не оставите  ему  ни единого шанса?  -- спрашивает
мистер Триббл.
     Начальник поскреб подбородок и говорит:
     -- Ладно, так и быть,  только ему придется сдерживаться, потому  что мы
больше не потерпим такого поведения, ясно?
     Так что  дело начинало  клониться в мою сторону, но тут на другом конце
зала  началась какая=то суета,  женщины  начали кричать,  и вдруг,  вижу, на
люстре ко мне летит старина Сью!
     Как  только люстра долетела до конца траектории, Сью  спрыгнул и угодил
прямо на шахматную доску,  а фигуры так и брызнули в разные стороны! Честный
Иван   опрокинул   стул   и   за  ним  какую=то   толстую  даму,   увешанную
драгоценностями, как рождественская елка. Та начала  вопить и визжать, и как
даст по  носу начальнику турнира! Сью  прыгает себе  вверх=вниз,  вокруг  же
началась паника, все бегают, падают друг на друга, и зовут полицию.
     Мистер Триббл берет меня за руку и говорит?
     -- Форрест, пора отсюда сматываться - ты уже сегодня навидался полиции.
     И это было в самую точку.
     В общем, вернулись мы в отель, и мистер Триббл собрал новое совещание.
     -- Форрест, -- говорит он,  -- мне  кажется, у нас ничего не получится.
Ты фантастический игрок, но у тебя есть и  не самые удобные черты характера.
То, что произошло сегодня - это просто кошмар, если выразиться помягче.
     Я кивнул, а Сью скорчил печальную рожу.
     -- Итак, вот что я собираюсь сделать. Ты хороший парень, Форрест, и мне
не хотелось бы бросать тебя в  Калифорнии, так что я организую ваш вместе со
Сью отъезд  в  Алабаму,  или куда захотите. Я  знаю,  что тебе нужно немного
наличных, чтобы начать свой  бизнес, и я подсчитал, что за вычетом расходов,
твоя доля выигрыша состоваляет примерно пять тысяч долларов.
     Мистер  Триббл   вручил  мне  конверт.  а  в  нем  лежала  целая  пачка
стодолларовых бумажек.
     -- Я желаю тебе успеха в твоих начинаниях. -- говорит он.
     Он вызвал такси, и  нас  отвезли на вокзал. Там  он распорядился, чтобы
Сью  соорудили  коробку  в  багажном  отделении,  и  договорился, чтобы  мне
разрешили навещать  его и носить ему  еду и воду. Носильщики погрузили Сью в
ящик и унесли.
     -- Ну что же, Форрест,  счастливо, -- говорит мистер  Триббл и пожимает
мне руку. -- Вот моя визитная  карточка - если что, звони мне, держи  меня в
курсе своих дел, хорошо?
     Я взял карточку, пожал  ему руку, и расстался с  ним  -  мне было очень
жаль, что я  подвел этого  замечательного человека.  Я  сел  на свое  место,
выглянул в окно, и увидел на перроне мистера  Триббла. Когда поезд тронулся,
он помахал мне рукой на прощание.
     Вот так я уехал  из Лос=Анжелеса. Всю  ночь мне  снились  сны -  как  я
приеду домой, и  о  маме, и о старине Баббе,  и о креветках, и само собой, о
Дженни  Керран. Больше  всего  на  свете  мне  хотелось,  чтобы я не был так
одинок.







        "24"


     В общем, вернулся я домой.
     Поезд прибыл на  вокзал Мобайла в три утра, выгрузили ящик со Сью, и мы
остались вдвоем на перроне. Кругом никого, кроме  парня, подметавшего перрон
и другого  парня, дремлющего в кассе. Мы пошли в центр и наконец, нашли себе
местечко переночевать в заброшенном доме.
     Утром я  раздобыл на пристани бананов для  Сью, а себе купил в какой=то
забегаловке большущий завтрак с яйцами, ветчиной, блинами и прочим.  Потом я
решил, что  пора нам как=то определяться, и пошел к сестринской  богадельне.
По дороге мы прошли мимо места,  где когда=то стоял мой дом - теперь там все
поросло  травой, и валялись  горелые  балки.  Это  зрелище  вызвало  у  меня
какое=то странное чувство - только надо было двигаться.
     Дошли мы до богадельни, и я  говорю Сью, чтобы он посидел во дворе и не
пугал сестер, а я пойду спрошу, где мне найти маму.
     Старшая  сестра, приятная  такая дамочка, ничего мне не  могла сказать,
кроме того, что мама сбежала с протестантом, и добавила, что  я могу сходить
в парк и поговорить с другими женщинами, потому что мама любила там сидеть и
болтать. Я взял Сью и мы пошли в парк.
     Там  действительно  сидели  несколько  женщин,  я  подошел  к  одной  и
представился. Она посмотрела на меня, потом на Сью, и сказала:
     -- Я и сама могла бы сообразить.
     Потом она  сказала,  что  слышала, что  мама работает  в  гладильне при
химчистке на  другом  конце города,  и мы  с Сью отправились туда - и точно,
нашли там маму, как раз гладившую пару брюк!
     Как только  она меня увидела,  тут же бросилась  в  мои объятия  -  она
плакала,  заламывала  руки и стенала, именно  так, как  это  было в прошлом.
Добрая старая мамочка!
     -- Ох, Форрест, -- сказала она, --  наконец=то ты приехал! Не проходило
и  дня,  когда бы  я  не думала о тебе,  и каждую ночь я засыпала в  слезах,
потому что тебя не было со мной! -- И  это тоже было мне знакомо, так  что я
спросил ее о протестанте.
     -- А, этот паршивый козел! --  говорит мама. -- И надо было мне сбегать
с   протестантом!  Не   прошло  и  месяца,   как  он   сбежал   от   меня  с
шестнадцатилетней девчонкой - а ведь ему  было почти шестьдесят! Должна тебе
заметить, Форрест, у этих протестантов довольно слабая мораль.
     И тут из глубины химчистки послышался голос:
     -- Глэдис, почему вы оставили утюг на брюках?!
     -- Боже! -- воскликнула мама и побежала назад. Вдруг из окна  химчистки
повалил густой черный дым, а люди  внутри закричали и начали ругаться. И тут
какой=то здоровенный лысый парень выволакивает  изнутри мою маму  и  орет на
нее, и хлещет по щекам.
     -- Убирайся!  Убирайся!  -- орет  он. -- Это была  последняя капля! Это
были последние брюки, которые ты сожгла!
     Мама зарыдала, а я подошел к ним и сказал этому парню:
     -- Мне кажется, тебе лучше отпустить мою мамочку!
     -- А это кто еще, черт побери?! -- спрашивает он.
     -- Я - Форрест Гамп, -- говорю я, а он говорит:
     -- Так проваливай отсюда, и забирай с собой свою мамочку, она уволена!
     -- Лучше бы тебе не говорить в таком тоне о моей мамочке, -- говорю я.
     -- Что?! -- говорит он. -- А то что ты мне сделаешь?
     И я ему показал, что я сделаю.
     Прежде всего,  я его  поднял в воздух, а потом отнес его  в чистку, где
стояла  огромная  стиральная машина  для ковров, открыл крышку и засунул его
туда. Потом закрыл крышку, и нажал кнопку "пуск". Оглянувшись, я увидел, что
эта гнида уже подошла к стадии полоскания.
     Мама всхлипывала и промокала глаза платочком:
     -- Форрест, теперь я потеряла последнюю работу!
     --  Не  волнуйся, мама,  -- сказал я ей, -- все будет в порядке, потому
что у меня есть план.
     -- Откуда у тебя может  быть план?  --  говорит  она. --  Ты же  идиот!
Откуда у идиота может быть план?
     -- Подожди,  и увидишь, -- отвечаю я. В  общем, я  был рад, что  дома у
меня с первой попытки все прошло удачно.



     От  химчистки мы  направились прямо  в  общежитие,  где  жила  мама.  Я
познакомил  ее  со Сью,  и  она  сказала,  что рада, что  у меня  наконец=то
завелись хоть какие=то друзья - пусть даже обезьяна.
     Ладно, пообедали мы  у мамы  в комнате, а Сью она принесла  апельсинов.
Потом мы  с ним пошли  на автовокзал и сели на автобус к Заливу Ле Батр, где
жили  родственники Баббы. Ну  и само  собой,  мама вышла  провожать  нас  на
крыльцо  общежития, всхлипывая  и  утирая  глаза  рукой.  Зато я оставил  ей
половины из пяти тысяч долларов, чтобы она смогла немного продержаться, пока
я обоснуюсь на месте, так что я не слишком волновался.
     Ладно,  доезжаем мы до Залива Ле  Батр и я легко разыскал дом,  где жил
Бабба. Когда  я постучал в  дверь, было  уже восемь вечера.  Какой=то старик
открывает дверь и спрашивает, что мне нужно? Я сказал ему, кто я. и что мы с
Баббой  играли  вместе  в  футбол  и потом  вместе  воевали.  Тут он  как=то
занервничал,  но  пригласил  нас  войти.  Сью я сказал  остаться снаружи  не
показываться на глаза, потому что народ тут явно не видел ничего подобного.
     В общем, оказалось, что этот папа Баббы, он угостил меня стаканом чая и
начал расспрашивать.  Его интересовало все  о  Баббе,  как  его  убило и так
далее, и я ему рассказал, насколько умел.
     Наконец, он говорит:
     -- Вот о чем я думал все эти годы, Форрест - отчего умер Бабба?
     -- Ну, его застрелили, -- говорю я.
     --  Нет, я  не это имею в виду,  --  говорит он, -- я что  хочу понять?
Почему мы там оказались?
     Я подумал немного, а потом говорю:
     -- Мне кажется, мы воевали за правое дело. Мы исполняли приказ.
     -- Ладно, --  говорит он, --  но как ты думаешь, стоило нам туда лезть?
Зачем? Почему погибло столько парней?
     -- Знаете, я - простой идиот, -- говорю я. -- Но если хотите  знать, то
мне кажется, что это все полное дерьмо!
     Баббин папа закивал головой?
     -- Вот и я так думаю.
     Ладно, объяснил я ему, зачем приехал. Рассказал, как мы с Баббой хотели
начать ловить креветок, а потом, когда я лежал в госпитале, я познакомился с
этим  косоглазым и он  научил меня выращивать креветок. Он заинтересовался и
задал мне кучу вопросов. И тут со двора послышался пронзительный вопль.
     -- Кто=то хочет украсть моих  кур! -- закричал Баббин  папа, хватает со
стены ружье и бросается на двор.
     -- Мне нужно вам кое=что  сказать, -- говорю я, и объясняю  ему  насчет
Сью, только того нигде не видно.
     Баббин папа возвращается в  дом,  приносит фонарик,  и  начинает  всюду
светить. Под большим деревом в центре двора  оказался большой  черный козел,
он фыркал и рыл землю копытцами.  А на одной из веток  сидел перепуганный до
смерти Сью.
     --  Этот козел всегда так, -- говорит Баббин папа. -- А ну, проваливай!
--  кричит  он козлу, и  бросает в  него  палку.  Козел  ушел, и  тогда  Сью
спустился с дерева, и мы впустили его в дом.
     -- Это что за зверь? -- спрашивает Баббин папа.
     -- Это орангутанг, -- говорю я.
     -- А ведь похож на гориллу?
     -- Немного, -- говорю я, -- только он не горилла.
     Ладно, Баббин папа  разрешил нам выспаться в доме,  а  утром  мы пойдем
присмотрим  местечко  для выращивания креветок. Ночью  с  залива дул  теплый
ветер, принося  кваканье лягушек и стрекотание сверчков,  а  временами плеск
рыбы. В общем, это было  такое чудесное место, что я решил, что здесь=то мне
будет хорошо.



     Утром Баббин  папа соорудил завтрак из домашней колбасы и свежих яиц, а
потом  мы сели в маленькую лодку и поплыли по заливу. Вода была гладкая, над
ней клубился  туман, и только однажды откуда=то из  болота вылетела  большая
птица.
     -- Ну вот, -- говорит Баббин папа, --  вот туда заходит морская вода во
время прилива, -- и  показывает  на  рукав, уходящий в болота.  -- Там много
больших прудов, и если бы я решил заняться тем, чем ты хочешь, лучшего места
не найти.
     Мы поплыли по рукаву.
     -- Смотри, -- показывает он, -- вот холмик, а на нем - видишь? -- крыша
виднеется. Там стоит хижина.
     Раньше  в ней жил старый Том  Лафарж, да  он  уже  лет пять  как помер.
Хижина теперь ничья. Немного  отремонтируй ее, и можешь жить. Мне кажется, в
последний раз там на берегу было  две старых лодки - они ничего не стоят, но
если немного починить, еще поплавают.
     Мы проплыли еще немного.
     -- У старого Тома были тропинки через болото к прудам.  Если их немного
поправить, то можно их использовать.
     В общем, скажу я вам, просто идеальное место. Баббин папа сказал, что в
рукавах и заливе полно мальков креветок, так что можно прямо сейчас отловить
целую  стаю  и  начать  выращивать. И еще  он сказал,  что  по  его  мнению,
креветкам особенно по вкусу хлопчатник, а он очень дешев.
     Так  что главное дело  было  - перегородить пруды сетью и устроить себе
жилище, запастись провизией. После этого можно выращивать креветок.
     В тот же день мы приступили к делу.  Баббин  папа отвез меня в город, и
мы  накупили там всего, что можно. Он разрешил нам пользоваться его  лодкой,
пока мы не починим свою, и ночью мы  со Сью  впервые переночевали в рыбацкой
хижине. Прошел дождь, и с крыши текло,  но я не расстраивался, а утром встал
и починил ее.
     В  общем, подготовка  заняла почти  месяц  -  пришлось  отремонтировать
хижину, лодки, укрепить  тропинки через