аре,  где,  насколько ему
помнится, масса приятных девушек.  Он сказал, что  на Востоке  люди  гораздо
более воспитанные, чем где=нибудь в Калифорнии. И опять он ошибся!
     Мы  уселись  за столик, и подполковник заказал мне  пива  и  себе  тоже
выпить,  и  стал  излагать мне,  как  нужно  вести  себя  завтра,  когда сам
президент приколет мне на грудь медаль.
     Когда его  речь  была  в  самом  разгаре,  появилась  какая=то приятная
девушка  и подполковник посмотрел на нее и  распорядился принести  еще  пару
пива.  Наверно, он решил, что она официантка. Но она презрительно посмотрела
на него и сказала:
     --  Да я тебе, грязный пидор, и  стакан  блевотины не подала  бы.  -- А
потом посмотрела на меня и сказала:
     -- Ну, а ты, медведь, сколько сегодня девчонок заломал?
     Ну, и  потом  мы отправились назад в отель,  и заказали там в номер еще
пива, и  подполковник Гуч окончил свой  рассказ о том,  как мне завтра  себя
вести.



     Наутро  мы  отправились  в Белый дом, где живет  президент. Это большой
красивый дом с лужайкой, похож на нашу мэрию в Мобайле. Сначала куча военных
жали  мне руку и говорили,  какой я  хороший  парень,  а потом настал момент
прикалывать медаль.
     Президент оказался здоровенным парнем, и  говорил с техасским акцентом.
Кругом собрались еще какие=то люди, какие=то девушки. похожие на  служанок и
мужчины, похожие на уборщиков, и все вышли в освещенный солнцем розовый сад.
     Офицер начал  зачитывать  какую=то  фигню,  и все слушали, кроме  меня,
потому  что я  думал  только  о  том,  как  бы пожрать  - ведь  с утра я  не
завтракал. Наконец, этот офицер кончил читать, и  президент подошел  ко мне,
достал из коробочки медаль и приколол мне на грудь. Потом он пожал мне руку,
а все стали хлопать и снимать на память.
     Я  уже думал, что  это  все, и нас отпустят,  только президент  все  не
уходил и как=то странно на меня смотрел. Наконец, он сказал:
     -- Парень, это у тебя в животе так урчит?
     Я посмотрел  на подполковника Гуча, а тот  только глаза  закатил вверх.
Тогда я кивнул и сказал:
     -- Ну да.
     А президент сказал:
     -- Ладно, парень, давай чего=нибудь перекусим!
     И  мы  пошли  в  какую=то маленькую круглую комнату, и президент сказал
парню, одетому,  как  официант, чтобы  он  принес  мне  завтрак. Мы остались
вдвоем, и пока мы ждали завтрака, он  стал  меня спрашивать о  разных вещах,
типа того, знаю  ли я,  почему мы воюем с косоглазыми,  и хорошо ли  со мной
обращались в армии. Я только кивал головой в ответ, а потом он перестал меня
спрашивать, и наступило молчание. Потом он спросил:
     -- Не хочешь посмотреть телевизор, пока не принесли завтрак?
     Я снова  кивнул,  и президент включил  телевизор,  стоявший  позади его
стола, и мы посмотрели шоу из  "Беверли=хиллз". Президент был очень доволен,
и сказал, что смотрит это шоу каждый  день. После завтрака он меня  спросил,
не  хочу  ли я посмотреть  дом.  Я говорю - "ага",  и он меня повел по дому.
Когда мы вышли в  сад, фотографы окружили  нас  и пошли за нами, а президент
сел на маленькую скамейку и спросил:
     -- Парень, кажется, тебя ранили?
     Я кивнул, и он тогда спросил:
     -- Ну, тогда посмотри=ка сюда.
     Он расстегнул рубашку и показал мне  большой старый шрам от операции. А
потом президент спросил меня:
     -- Ну, а тебя куда ранило?
     И тогда я спустил  штаны  и показал ему. Ну, тут  набежали  фотографы и
начали щелкать, за ними набежали еще какие=то ребята и  оттащили меня назад,
к подполковнику Гучу.
     Мы вернулись в отель, а ближе к вечеру ко мне ворвался подполковник Гуч
с кучей  газет, и вид у  него  был точно  безумный. Он начал на меня орать и
ругаться, и швырнул газеты на кровать, где я лежал, и там на первой странице
были большие фотографии моей задницы и шрама президента. В одной из газет на
лице у меня  была нарисована такая черная  полоска, чтобы никто меня не  мог
опознать, так еще делают на разных неприличных картинках.
     Под снимком было написано:  "Президент Джонсон  и герой  войны в минуту
отдыха в Розовом саду".
     -- Гамп, ты просто идиот! -- заорал подполковник Гуч. -- Как ты мог так
поступить со мной?! Теперь мне конец! Конец моей карьере!
     -- Я не хотел повредить вам, -- ответил я, --  я хотел, чтобы все  было
как можно лучше.



     Ладно,  из числа  любимчиков  я  вышел, однако на  этом  армия  меня не
оставила -  меня  решили  послать  в  поездку  по  стране  агитировать ребят
вступать в армию. Подполковник Гуч нанял кого=то написать речь,  с которой я
должен  был выступать перед ними. Речь  была длинная, с выражениями типа: "В
этот  тяжелый  критический период, нет более почетного  дела, нежели служить
Родине в Вооруженных силах" и так далее. Беда в том, что речь я никак не мог
выучить. То  есть,  слова=то  я понимал, и  хорошо их помнил, но  когда дело
доходило до того, чтобы произнести  их,  тут  у меня  в  голове все начинало
кружиться.
     Подполковник  Гуч  просто   места  себе   не  находил,  никак  не   мог
успокоиться.  Он  возился  со  мной  до  полуночи,  пытаясь  заставить  меня
произнести эту речь, но потом поднял руки вверх и сказал:
     -- Все, я понял, ничего из этого не выйдет.
     И тут ему пришла в голову новая идея.
     --  Гамп, -- сказал он, -- вот что  мы сделаем:  я эту речь обрежу, так
что тебе придется сказать всего пару слов. Давай попробуем! -- Ну и он начал
ее сокращать и сокращать, пока не остался доволен тем, что я могу произнести
ее и не выглядеть полным идиотом. В конце  ее были такие слова: "Иди в армию
и сражайся за свою свободу!"
     Первым  делом  мы приехали в  один маленький  колледж.  Там  уже  ждали
репортеры и фотографы. Нас привели в большую аудиторию и поставили на сцене.
Сначала подполковник Гуч произнес  ту речь, которую я должен был произнести,
а потом он сказал:
     -- А  теперь,  рядовой Форрест Гамп, последний кавалер Почетной  медали
Конгресса, скажет нам несколько слов. -- Он сделал мне знак выйти  вперед, и
кто=то в зале захлопал. Когда они кончили хлопать, я наклонился и сказал:
     -- Идите в армию и сражайтесь за вашу свободу!
     Мне показалось, что они  ожидали  чего=то  большего, поэтому  я остался
стоять на месте и смотрел на них, а они смотрели на меня. Потом вдруг кто=то
в первом ряду крикнул:
     -- А что ты думаешь о войне?
     И я ответил ему то, что сразу пришло мне в голову:
     -- Это полное дерьмо!



     Тут  подскочил  подполковник  Гуч и  выхватил у  меня микрофон, а  меня
оттолкнул назад.  Но  репортеры уже что=то  строчили в блокнотах,  фотографы
снимали, а народ в зале просто сходил с ума, они прыгали, свистели и вопили.
Подполковник  Гуч быстренько  вывел меня оттуда,  и вскоре мы ехали прочь от
города. Подполковник ничего  мне не говорил, и только  иногда как=то странно
противно хихикал.
     Следующим утром, только мы собирались  выйти из отеля и устроить второе
собрание, как зазвонил телефона. Спросили подполковника  Гуча. Не  знаю, кто
был на  том  конце  линии, только подполковник ничего не говорил, кроме "Так
точно,  сэр!",  изредка  бросая на меня злобные взгляды. Повесив трубку,  он
сказал, глядя куда=то вниз, на носки своих ботинок:
     -- Ну, Гамп, на  этот раз ты своего добился. Наш тур прекращается. Меня
переводят на  метеостанцию в  Исландию,  а что будет с тобой, скотина,  меня
даже не интересует.
     Я же в ответ спросил подполковника, не пойти ли нам выпить "Кока=колы",
но он  ничего не сказал,  просто что=то  бормотал  себе  под  нос  и изредка
противно хихикал.



     В итоге  меня  послали  в  Форт Дикс, и назначили в  кочегарку. Круглые
сутки и большую  часть ночи я занимался тем, что подбрасывал уголь  в  топки
котлов,  обогревавших казармы. Командовал  нами какой=то парень, которому на
все было наплевать, а мне он сказал, что мне придется прослужить в армии еще
два года, прежде, чем меня отпустят домой, но  чтобы я не скисал и тогда все
будет в порядке. Именно так я и поступил. Я много размышлял о маме, Баббе, о
креветках  и Дженни Керран, живущей  где=то  в  Гарварде, и немного  играл в
городе в пинг=понг.
     Весной у нас  появилось объявление, что состоится турнир по пинг=понгу,
и победитель поедет на всеармейские соревнования в Вашингтон. Я записался, и
легко выиграл турнир, потому что мой единственный противник то и  дело ронял
ракету, потому что ему оторвало пальцы на войне.
     На следующей  неделе меня  отправили  в  Вашингтон.  Турнир проходил  в
госпитале Уолтера  Рида,  и  все  раненые  могли следить  за соревнованиями.
Первый тур я выиграл легко, и второй тоже, а в третьем мне попался маленький
хитрющий  парнишка,  он так закручивал мячи,  что мне  пришлось нелегко.  Он
начинал  выигрывать у меня, и когда счет стал 4:2 в его пользу, я решил, что
проиграю,  но  тут  внезапно  посмотрел  на  зрителей  и  кого  я увидел!  В
кресле=каталке сидел лейтенант Дэн из госпиталя в Дананге!
     Когда  объявили  перерыв  между  играми,  я  подошел  к  Дэну  поближе,
пригляделся, и увидел, что у него теперь совсем нет ног.
     -- Им пришлось  отрезать их, Форрест, -- сказал он, -- но в остальном у
меня все в порядке.
     С  лица у него  сняли  повязки, и стало  видно, как сильно он обожжен и
изранен, после того, как его танк сгорел. И кроме того, от  него по=прежнему
отходила одна  трубка, другим концом уходящая в бутылку,  прицепленную к его
креслу.
     -- Они сказал, что это  пока останется,  --  сказал Дэн, -- они думают,
что мне это не повредит.
     Потом он наклонился ко мне и глядя мне прямо в глаза сказал:
     --  Форрест, я верю,  что ты  способен добиться всего,  чего желаешь. Я
следил за твоей игрой и считаю, что ты можешь выиграть у этого парня, потому
что ты чертовски хорошо играешь. Тебе суждено быть победителем!
     Я кивнул, и вернулся к столу, так как прозвенел гонг.  После этого я не
потерял ни одного очка, и выиграл финал турнира.
     В Вашингтоне  я  пробыл  три дня, и  мы  много разговаривали с Дэном. Я
катал его на коляске в сад, где было много солнца, а  вечером играл для него
на гармонике, как для Баббы. Он много говорил, о разных вещах, вроде истории
и философии, а как=то стал рассказывать о теории относительности Эйнштейна и
что она  значит для Вселенной. Ну, я  взял листок бумаги и написал ему  все,
что я об этом знаю, все формулы, потому что мы проходили их на Промежуточном
свете в университете. Он посмотрел на листок и сказал:
     -- Форрест, ты по=прежнему не перестаешь меня удивлять!

        "x x x"

     Как=то раз, когда  я  как  обычно швырял уголь  в  топку,  в  котельной
появился  какой=то  парень  и  Пентагона,  вся  грудь которого  была увешана
медалями, и сказал мне, улыбаясь:
     -- Рядовой Гамп, рад сообщить вам,  что вы стали  участником команды по
пинг=понгу  США,  которая   поедет  в   Пекин   соревноваться  с  китайскими
коммунистами. Это  большая честь, так как впервые за  двадцать пять лет наша
страна вступила хоть в какие=то  отношения  с китайцами, и дело не просто  в
каком=то  там  пинг=понге,  это  важный  дипломатический маневр,  и  ставкой
является будущее всего человечества. Вы хорошо понимаете, что  именно я имею
в виду?
     Я только  пожал плечами и кивнул, но почему=то  слегка струхнул. Ведь я
всего лишь бедный несчастный  идиот, как же мне  теперь  решать судьбы всего
человечества?!







        "9"


     И вот я снова обогнул полмира, чтобы на этот раз оказаться в Пекине.
     В нашей команде по пинг=понгу собрались  самые разные  парни, и ко  мне
они  относились очень  хорошо. Китайцы  тоже  оказались неплохими  ребятами,
совсем не похожими  на тех косоглазых, что  были во  Вьетнаме. Во=первых они
были очень чистые, и  к тому же  вежливые. Во=вторых, они не стремились меня
пристрелить.
     Кроме того, Госдепартамент послал вместе с нами  парня, который  должен
был  учить нас  тому,  как  вести  себя с китайцами,  и  вот он=то был самым
неприятным  из всех. Прямо скажу, это был порядочный кусок дерьма. Звали его
мистер  Уилкинз, он всегда носил с собой дипломат и его волновало только то,
начищены ли его туфли и выглажены ли брюки. Не сомневаюсь, что просыпаясь по
утрам он первым делом протирал свою задницу.
     Этот Уилкинз вечно ко мне придирался.
     --  Гамп,  --  говорил  он, --  если  китаец тебе  кланяется, ты должен
кланяться  в  ответ.  Гамп, нужно  держать себя прилично на  публике.  Гамп,
почему  у тебя  на брюках  пятна? Фи, Гамп,  ты  ведешь  себя за столом, как
свинья!
     Вот в  этом  он,  наверно,  был  прав. Эти  китаезы  едят  двумя такими
маленькими  палочками, просто невозможно  с их помощью засунуть в  рот  хоть
сколько=нибудь еды,  так что большая  ее  часть оказывалась  на моих брюках.
Неудивительно, что  я не  видел ни одного  толстого китайца. Мне кажется, им
следовало бы все=таки научиться есть вилками и ложками.
     Ладно, мы сыграли в этими китаезами кучу партий в пинг=понг. У них было
несколько  неплохих  игроков,  но  мы  держались.  Вечерами  они обязательно
находили  нам какое=нибудь дело - то  банкет, то концерт. Однажды  мы должны
были  ехать в  какой=то ресторан под названием  "Пекинская утка", и когда  я
спустился в вестибюль отеля, Уилкинз мне говорит:
     -- Гамп, отправляйся в номер и надень другую рубашку. Эта выглядит так,
словно ты кидался тортами.
     Потом  отвел  меня  к  портье, говорившему  по=английски, и сказал  ему
написать для  меня  записку  по=китайски,  что  мне  нужно  ехать в ресторан
"Пекинская утка". Эту записку я должен был отдать шоферу такси.
     -- Мы поедем вперед, -- сказал Уилкинз, -- а ты дашь эту записку шоферу
и он тебя отвезет, куда нужно.  --  Так что я  спокойно вернулся  в  номер и
надел новую рубашку, как и говорил Уилкинз.
     Ладно, перед  отелем  я  нашел такси и шофер меня  повез.  Я начал было
искать записку для него, и тут понял, что наверно забыл ее в старой рубашке,
только  к этому  времени  мы были  уже  далеко от  отеля.  Шофер  все  время
поворачивался  ко  мне и  что=то  спрашивал,  наверно, куда мне  ехать, а  я
отвечал ему - "пекинская утка, пекинская утка", а он только пожимал  плечами
и возил меня по городу.
     Так шло примерно с час, и должен сказать вам, что Пекин я=таки повидал.
Наконец, я постучал по его плечу и когда он повернулся, начал махать руками,
как крыльями,  говоря: "пекинская утка!".  Тут он  широко улыбнулся, закивал
головой и  мы рванули. И  с тех пор, как  только он  ко мне поворачивался, я
начинал махать  руками.  Примерно  через  час  мы  остановились,  и  когда я
выглянул в окно. то оказалось, что мы приехали к аэропорту!
     Ну, было уже поздно, а я ничего  не  ел, и  довольно=таки проголодался.
Так  что,  как  только  мы проехали  мимо какого=то  ресторана, я сказал ему
остановиться и  выпустить  меня.  Я  ему дал  пачку  этих странных китаезных
денег, которые нам всем выдали, он что=то взял, а остальные отдал мне.
     Я вошел в  ресторан  и почувствовал себя так, словно я на Марсе. Ко мне
подошла девушка и как=то странно  посмотрела на меня, и дала меню. Меню было
на китайском языке, но подумав, я ткнул пальцем последовательно в пять=шесть
блюд, рассчитывая, что уж одно из них наверняка окажется съедобным. На самом
деле, они  все оказались  вполне  съедобными. Я  поел,  заплатил  и вышел на
улицу, чтобы найти свой отель. Однако  проходив по улице  несколько часов, я
так ничего и не нашел, и тут меня поймали.
     Оказался  я  в  тюрьме.  Потом  появился  большой  китаеза,  говоривший
по=английски,  и  он стал задавать мне  разные вопросы и угощал  сигаретами,
точь=в=точь как  в кино, а на следующий  день меня наконец выпустили. Мистер
Уилкинз пришел в тюрьму и примерно  час  проговорил с китаезами, и они  меня
отпустили.
     Мистер Уилкинз был вне себя.
     -- Гамп, ты  понимаешь, что они приняли тебя за шпиона!? -- сказал  он.
-- Ты понимаешь,  что мог свести  на  нет все наши усилия?! Ты что, сошел  с
ума?
     Хотел я ему  ответить, что я самый обычный идиот, да не стал. В  общем,
мистер Уилкинз купил у  уличного торговца большой воздушный шарик и привязал
его пуговице на  моей рубашке,  чтобы найти меня "в  любой момент". И еще он
приколол  мне на грудь  табличку,  где  было написано, кто я и  где  живу. Я
чувствовал себя круглым дураком.
     Однажды нас всех  погрузили в большой автобус и повезли к большой реке,
на берегу  которой стояло  множество китаез в форме, так что мы поняли,  что
тут находится самый главный китаеза, Председатель Мао.
     Председатель Мао оказался толстым старым китайцем, похожим на Будду. Он
снял  свою  пижаму и оказался в плавках. Нам  сказали.  что несмотря на свои
восемьдесят лет, он собирается переплыть эту реку.
     Ну, вошел он  в  реку и поплыл, и все были  в полном восторге. Примерно
посередине реки он поднял руку и помахал нам. Все стали махать руками  ему в
ответ.
     Примерно через минуту, он снова помахал рукой, и снова все помахали ему
в ответ.
     Наконец, он помахал в  третий раз, и  тут=то все сообразили, что  он не
просто машет рукой, а тонет!
     Ну,  тут  такое началось!  Наконец=то  я  понял,  что  такое "китайское
столпотворение"!  Множество  народу  бросилось  в  воду,  с  той  стороны  к
председателю устремились лодки, а те, что остались стоять на берегу,  начали
хлопать себя по голове ладошами. Когда я увидел, как старик исчез под водой,
я  сказал  себе -  к черту! Скинул туфли и  прыгнул в воду.  Тех китаез, что
плыли  к  месту,  где  исчез председатель, я  обогнал очень быстро, и  скоро
оказался там, где кружили  лодки, а люди на них всматривались в воду, словно
пытались  что=то там  увидеть.  Это было глупо с их стороны, потому что вода
была такого же цвета, как в канализации.
     Ладно, нырнул я раза три=четыре и точно -  этот старикан оказался прямо
подо мной! Я вытянул его  на поверхность, а китаезы подхватили его  и увезли
на лодке. Меня они оставили как есть, так что пришлось возвращаться в берегу
вплавь.
     Когда я вылез на берег, люди  стали прыгать  еще сильнее и хлопать меня
по  спине, а потом подняли на руки  и понесли  к  автобусу. Но когда автобус
тронулся, мистер Уилкинз подошел ко мне и покачал головой:
     --  Ты  просто  осел,  --  сказал  он,  -- неужели  не  ясно.  что  для
Соединенных  Штатов лучше всего было бы, если бы этот сукин сын  утонул! Да,
Гамп. ты упустил случай, который представляется человеку только раз в жизни.
     Так что я решил,  что снова  я что=то испортил.  Но ведь я только хотел
сделать, как лучше!



     Мы  непрерывно играли  в теннис, и дело близилось  к  концу, но  я  уже
потерял  представление  о  том,  кто  выигрывает,  кто  проигрывает.  А  тем
временем, из=за того,  что я вытащил этого старикана, Председателя  Мао,  из
реки, я стал для китаез чем=то вроде национального героя.
     -- Гамп, -- сказал мне как=то мистер  Уилкинз, -- как ни странно,  ваша
глупость  обернулась  для  нас удачей.  Я только  что  получил известие, что
китайский посол согласился начать переговоры с Госдепартаментом об улучшении
межгосударственных  отношений. И  еще -  китайцы хотят устроить в твою честь
парад, и я надеюсь, что ты будешь вести себя прилично.
     Через два дня состоялся  этот парад, и это было зрелище что надо! Вдоль
улицы  выстроились  примерно миллион китайцев,  и когда  я шел мимо них, они
кланялись и  махали мне руками.  Улица вела к Тяньаньмынь,  где  было  нечто
вроде  китайского Белого дома, где меня должен  был торжественно принять сам
Председатель Мао.
     Когда мы дотуда добрались, китаезы прямо сума посходили от счастья. что
видят   меня.   Они  накрыли  длиннющий  стол  и  я  сидел  рядом  с   самим
Председателем. Посреди банкета он наклонился ко мне и сказал:
     -- Я  слышал,  что  вы  воевали  во  Вьетнаме. Скажите  мне,  если  вам
нетрудно, что вы думаете об этой войне? -- переводч