ждения
жизни, пора труда и надежд. Отпустить Иллариона домой одного  я
не  мог  --  он все еще был очень слаб. Кроме того, старик пуще
смерти боялся встречи с Илико. Я  с  плачем  вымолил  у  декана
двухдневный   отпуск,  и  в  тот  же  вечер  мы  отпранились  в
деревню...

...Солнце  только  выкатилось  из-за  горы,  когда мы подошли к
нашему селу.  Лениво лаяли уставшие от ночного  бдения  собаки.
Умытые росой деревья кишели всякой птичьей мелюзгой.  Над селом
стлался легкий туман.
     -- Гляди, Зурикела, твоя бабушка уже на ногах!  --  сказал
Илларион  и показал рукой на струйку белого дыма, поднимавшуюся
из трубы нашего дома. Я сорвался с места и  с  криком  помчался
вниз по косогору:
     -- Бабушка! .. Бабушка-а-а! ..

Из  дома,  повязывая  на  ходу  выцветший   платок,  вышла  моя
сгорбленная бабушка.
     -- Бабушка-а-а!

Бабушка  приложила  ладонь  козырьком ко лбу.  Несколько  минут
всматривалась  вдаль, потом вдруг  встрепенулась,  засуетилась,
что-то закричала и, раскинув руки, бросилась мне навстречу.
     --  Зурикела!  Сыночек!..  Мы  крепко  обнялись.  Потом  я
подхватил бабушку на руки и понес к дому.
     -- Сынок! Дорогой мой! Наконец-то! Боже мой,  на  кого  ты
стал  похож? ! Кожа да кости! Говорила ведь я: ученье хоть кого
в бараний рог свернет! О господи...
     -- Как живешь, бабушка?
     -- Ты лучше о себе расскажи! Закончил учебу?
     -- Что ты, бабушка! Учеба только начинается!
     -- Бедная твоя  бабушка!  Ты  что,  один  за  всех  должен
учиться?  Черт  бы  побрал  твоего учителя! О чем он думает? Ты
растолкуй ему, скажи  --  бабушка  у  меня  больная,  одинокая,
старая,  истомилась  в  ожидании,  --  авось  сжалится, изверг,
ускорит твое обучение!
     --  Скажу,  бабушка,  обязательно  скажу,-  успокаиваю   я
бабушку.  Илларион  стоит  за  моей  спиной,  качает  головой и
терпеливо ждет, когда я спущу бабушку на землю.
     -- Здравствуй, Ольга! -- говорит он наконец.
     -- Илларион, родной, извини  меня,  ради  бога!  Совсем  я
обалдела от радости! Ну, как ты поживаешь? Как твой глаз?
     -- Какой глаз, Ольга? Нет больше у меня глаза!
     -- Ну тебя, старый черт!
     -- Ей-богу, Ольга!
     -- А это что? Разве это не глаз?
     --  Гм...  Конечно,  глаз... Такой, как у того высушенного
ястреба, что висит на стене у Илико...
     -- Неужто стеклянный?
     -- Да!
     -- Боже ты мой! Но ты не печалься, Илларион... Мы  ведь  с
тобой,  дорогой! .. Да что же это вы стоите на дворе? Заходите,
заходите в дом! Небось проголодались с дороги!  --  засуетилась
вдруг бабушка и потащила нас в дом.

Позавтракав, мы перебрались к Иллариону, заняли  наблюдательные
посты у окна и стали ждать появления Илико.  Его долго не было.
Наконец  скрипнула  калитка и во двор вошел  Илико.  Мы затаили
дыхание.
     -- Илларион! -- крикнул Илико.
     --  Встречай кривого! -- прохрипел Илларион и потянулся за
кувшином с водой. Я вьшнел на балкон.
     -- Здравствуй, дядя Илико! Заходи, пожалуйста!
     -- Здравствуй, профессор! -- ответил  Илико,  поднялся  на
балкон,  крепко  обнял  меня,  потом  отступил  назад  и долго,
критически разглядывал с ног до головы. Наконец  он  сокрушенно
покачал головой и снова полез целоваться.
     --  Прохвост  ты,  мой  дорогой!  Ну-ка,  выкладывай,  как
поживаешь, как твои дела? Небось с ума свел профессоров? А  это
что?  Усы!  --  удивился  вдруг  Илико  и  дернул  меня за ус.-
Настоящие?
     -- Настоящие!
     -- Врешь, не может быть!
     -- Говорю, настоящие!
     -- Такому подлецу -- усы?  Нет  на  свете  справедливости,
иначе ты родился бы безбородым и безусым!.. А где Илларион? Эй,
носатый, выйди, покажись!
     --  Коли  пришел в гости -- заходи, а нет, так проваливай!
-- отозвался Илларион. Илико вошел в комнату.
     -- Здравствуй, Илларион!
     -- Здравствуй, Илико!

Они  обнялись  и долго  целовали  друг  друга.  Потом  Илларион
пригласил нас к низенькому  столику, вынес вино и  маринованный
лук-порей.  Разговор не клеился.  Илико курил, я поглядывал  на
Иллариона, а Иллариов сидел насупившись и вздрагивал при каждом
движении Илико.  Наконец тишину нарушил Илико:
     -- Ну, рассказывайте, что нового в городе? Какие там цены?
.. Воблу привез? -- вдруг обратился он ко мне.
     -- Забыл!
     -- О чем же ты помнил, сукин сын?.. Илларион, что  он  там
делает? Занимается или нет?
     --  Не  знаю...  По  крайней  мере  книги я в его руках не
замечал...
     -- Наизусть, наверное, занимается... На  каком  ты  сейчас
курсе, прохвост?
     --  Ты  сюда  зачем  пришел?  -- разозлился я.- Чтобы меня
допрашивать?
     -- О чем же мне с тобой говорить,  сукин  сын,  как  не  о
твоей  учебе! А если ты носильщик, скажи прямо. Тогда поговорим
об этом.
     -- Да, носильщик.

Илико  искоса  взглянул  на меня,  налил в стакан вина и сказал
обиженно:
     -- Ну, выпьем, что ли, за ваш  приезд...  Бессовестный  вы
народ!  Мчался  я  к вам, спешил,- вот, думал, приехали друзья,
новостями   поделятся,   посидим   поболтаем...    А-вы    что?
Ощетинились, как волки. Да .ну вас! Что этот носатый ни друзей,
ни врагов не различает -- это я давно знал. Но от тебя, сопляка
этакого,  я, честно говоря, не ожидал такой подлости. Мне стало
стыдно. Я подошел к Илико и поцеловал его.
     -- Илико, не обижайся, дорогой! Просто мы очень  устали  с
дороги.
     -- Замолчи, пожалуйста! Мне ведь с вами увидеться приятно,
а не что-нибудь  другое...  Или  вы  думаете, что я пришел сюда
ради этого прокисшего вина?!
     -- Знаю я, зачем ты пришел! -- пробормотал Илларион.
     -- Ну, договаривай, язвительный ты старикашка!
     -- Радуешься, кривой черт?! Что ж, теперь я в твоих руках!
Ну, давай, кусай, рви, терзай меня! Здесь я!.. Никуда  от  тебя
не убегу!..
     --  Да  что  с тобой, старик? Рехнулся? Взбесился? Чем они
тебя отравили в  городе?  Уехал  золотой  человек,  а  вернулся
какой-то ненормальный!
     Я  и  Илларион  недоуменно  переглянулись.  Неужели  Илико
ничего не замечает? Неужели он ни о чем  не  догадывается?  Да,
похоже,  что стеклянный глаз,Иллариона выдержал экзамен! "Все в
порядке! " -- решили мы наконец и  сразу  повеселели.  Илларион
поднял стакан:
     -- За наш приезд и за встречу с тобой, дорогой мой Илико!
     -- Давно бы так! -- обрадовался Илико.- А то чуть с ума не
свели  бедного  одноглазого  старика! .. Кто мне дороже и милее
вас на всем белом свете? Дай бог вам здоровья! -- И  он  крепко
расцеловал нас. После третьего стакана Илико затянул песню:

Потоплю я в турьем роге Горечь сердца, злое горе,  Повстречаюсь
я с любимой, Погуляем на просторе.
     --  Илико,  дорогой,  ты ведь знаешь, как я тебя люблю! --
Илларион обнял друга за плечи.
     -- Знаю, знаю, мой Илларион, знаю, что ты любишь меня пуще
собственного  глаза!  --  улыбнулся  Илико.  При  одном  только
упоминании  о  глазе  Илларион насторожился. Но Илико продолжал
как ни в чем не бывало:

Наливай вина -- и выпьем, Выпьем, чтоб оно пропало!
     -- За здоровье Илико!
     -- За нашего прохвоста!
     -- За носатого Иллариона!

Дайте мне, играя в лело,  Завершить  победньш  путь И, представ
пред вами, смело в очи ясные взглянуть!
     продолжал Илико.
     Илларион снова навострил уши, но  Илико,  словно  невинный
агнец, невозмутимо запел новую песенку;
     Выйду в поле на гуляиье, Поморгаю черноокой...
     Илларион  поперхнулся. Откашлявшись, он испытующе взглянул
на своего мучителя. Но  Илико,  не  обращая  на  нас  внимания,
самозабвенно пел:
     Пусть сияет в ночи темной Глаз твоих прекрасных пламя...
     Наконец  Илларион  окончательно  убедился, что ему удалось
провести Илико. Он осмелел и до  того  разошелся,  что  называл
Илико не иначе как "кривым". Илико ничуть не обижался.

Был уже поздний вечер, когда мы стали  расходиться.  Обняв друг
друга  за  плечи,  мы с  песней  спустились  во двор.  Илларион
проводил  нас до ворот.  Очутившись  за  оградой,  Илико  вдруг
обернулся.
     -- Илларион! -- громко позвал он.
     -- Чего тебе, кривой? -- откликнулся тот.
     -- Не забудь ночью положить глаз в cтакан!
     -- Что? ! -- прохрипел ошеломленный Илларион.
     --  Ничего! .. Теперь можешь подмигивать мне, сколько тебе
угодно!..
     -- Илико Чигогидзе! -- завопил Илларион.
     -- Повторяй почаще мою фамилию, а то еще забудешь! .. А  в
общем повезло тебе: охотиться ты любишь, даже закрывать глаз не
придется, разгуливай себе на здоровье по селу и бей собак!
     --  Илико  Чигогидзе!  Избавь  меня  от греха! -- завизжал
Илларион, срываясь с места.
     -- Спокойнее, Илларион!  Побереги  лучше  свою  стекляшку!
..предупредил Илико взбесившегося друга.

Илларион  вдруг обмяк.  С минуту он тупо глядел на Илико, потом
повернулся,  медленно  побрел  к  дому и  присел  на  ступеньку
лестницы.

Илико  некоторое  время стоял на дороге, затем открыл  калитку,
вернулся к  Иллариону  и сел  рядом.  Потом  достал из  кармана
кисет, скрутил самокрутку и протянул табак Иллариону.  Тот даже
не оглянулся.
     -- Возьми,- тихо сказал Илико.

Илларион взял кисет.  Закурил.
     --  Сердце  у  меня  оборвалось,  когда  я  узнал  о твоей
беде,н-ачал Илико.- Видит бог, правду говорю... Мы же  с  тобой
-- одно, Илларион... Твое несчастье -- это и мое несчастье... И
я  вовсе  не  думал  обидеть тебя... Я же не обижаюсь, когда ты
меня кривым называешь! .. Подумаешь, лишился одного  глаза!  ..
Кутузов  тоже  был  одноглазым,  однако  дай  бог каждому такое
зрение: землю насквозь видел!.. Ну,  потерял  глаз,  что  же  с
того? Да если мы с тобой потеряем и по второму глазу, все равно
не  погибнем. Возьмемся за руки и будем шагать по белу свету. А
не сможем идти, так Зурикела нас поведет.  Эх  ты,  старик!  --
Илико  хлопнул  по  плечу  Иллариона.  Илларион  встал, вошел в
комнату и вернулся с каким-то свертком в руках.
     -- Илико! -- тихо позвал Илларион.
     -- Что тебе, Илларион? -- еще тише сказал Илико.
     -- Тут немного воблы... Подмчади и "изабеллу" хорошо...
     -- Уважаю воблу! -- сказал Илико.
     -- Для тебя привез, -- сказал Илларион.
     -- Я знал, что привезешь...- Илико взял сверток,  встал  и
не спеша направился к калитке.
     -- Погоди, я провожу тебя...
     -- Проводи...

Они  вышли со двора и  медленно  зашагали  по  дороге.  Я долго
смотрел им вслед, пока их фигуры не растворились в темноте...

     ЦИРА

     Студенческие  годы -- счастливейшая пора в жизни человека.
Нужно  несколько  лет  прожить  жизнью   студента,   чтобы   по
достоинству  оценить  прелесть  корки  черного  хлеба, натертой
чесноком;  понять  психологию  трамвайного   "зайца";   вкусить
сладость    потом   заработанной   тройки;   испытать   радость
восстановления  стипендии;  почувствовать  противную  дрожь   в
коленях  перед  экзаменом; насладиться прохладой рассвета после
бессонной  ночи,проведенной  над  конспектами   и   учебниками;
познать  цену настоящей дружбы и, наконец, пережить гордость от
того, что ты, вчерашний босоногий сельский  мальчуган,  сегодня
являешься  полноправным,  уважаемым  гражданином  --  студентом
Государственного университета... Впрочем, как я ухитрился сдать
приемные экзамены и стать студентом,-  это  навсегда  останется
необъяснимым  чудом  для  Илико,  Иллариона,  моих  лекторов и,
пожалуй, для меня  самоro.  Единственный  человек,  который  не
сомневался в моих феноменальных способностях,- это моя бабушка.

Замечательные  порядки в университете!  Студент может в течение
месяца не  заглядывать  в книгу -- никто за это не поставит  ему
двойку в зачетной книжке; студент может прогулять пять, десять,
пятнадцать  лекций -- никто  за это не  вызовет  в  деканат  его
родителей...  На уроках,  или, как их здесь  называют,  лекциях
присутствуют  сто-двести человек.  Часть присутствующих  пишет,
часть -- рисует, одни мирно беседуют, другие решают  кроссворды.
Здесь можно  встретить и  мечтателей:  они не пишут, не рисуют,
не  разговаривают  они сидят молча и предаются  мечтам.  Почему
они не делают  это у себя дома или в парке -- трудно  понять.  А
многие сладко спят...  Короче  говоря, лекции созданы для таких
людей, как я, и меня  вполне  устраивают.  Но у лекций, как и у
всего  на  свете,  есть  один  серьезный  недостаток:  рано или
поздно они приближаются к концу.  Программа исчерпана.  Лектора
иронически улыбаются студентам.  Великая опасность  надвигается
на стан  студенчества.  Наступает эра  тропической  лихорадки --
сессия.

Тогда мы собираемся на квартире одного из нас, грызем карандаши
и  конспекты,  заучиваем  наизусть  целые  главы из  учебников,
готовим  шпаргалки,  набиваем  свои  головы   приобретенными  в
трехдневный  срок  обрывками  знаний,  бессонные и  изможденные
выходим  на  экзамены,   отдуваемся,   пыхтим,  дрожим,  что-то
лепечем,   потом,  вытянув  шеи,  с  ужасом   всматриваемся   в
экзаменационный  лист ("A вдруг двойка"?!), увидев же заветную,
долгожданную,   милую  сердцу  тройку,   улыбаемся  до  ушей  и
шатающейся походкой покидаем комнату...

...Вот и сейчас я и мои друзья сидим в моей комнате и готовимся
к  экзамену  по  экономической   географии.  Роль  экзаменатора
сегодня   поручена   Цире.  Нестор,   Отар,  Хвтисо  и  Шота  --
экзаменационная комиссия.
     --  Студент  Вашаломидзе! В каких странах света добывается
олово, и у кого имеются наибольшие  запасы  этого  металла?  --
грозно вопрошает Цира.
     -- Олова или меди?
     -- Олова!
     --  Наибольшее  количество  олова,  насколько  я  помню, у
нашего сельского лудильщика Али, а где он его добывает, --  это
мне неизвестно.
     --  Ну  вот,  опять  он  дурака  валяет! Если ты не хочешь
заниматься, можешь уйти, а нам не мешай! сердится Нестор.
     -- Куда я уйду? Я за эту комнату двести  пятьдесят  рублей
плачу.
     -- Чтоб ты провалился сквозь землю, бесстыдник!

О каких деньгах ты говоришь, когда за целый год я гроша медного
от тебя не  видела?!  -- подает  реплику из своей  комнаты  тетя
Марта.
     -- Вашаломидзе! Переходите ко второму вопросу!

Первого вопроса вы не знаете!  -- улыбается Цира.
     -- Уважаемый лектор, прошу вас...
     --  Зурико,  перестань  паясничать! -- выходит из терпения
Отар.
     -- Ладно... Второй вопрос -- машиностроение в  Соединенных
Штатах  Америки... Соединенные Штаты Америки состоят из штатов.
Не подумайте только, что это -- учрежденческие  штаты,  которые
то раздувают, то сокращают...
     --  Зурико, ну что ты в самом деле! Рассказывай дальше! --
обижается Цира.

Я продолжаю:
     -- В  Соединенных  Штатах  Америки  машиностроение  сильно
развито. Только за один год Форд выпускает... Я точно не помню,
сколько,   но,   говорят,   на   одного   человека  пять  машин
приходится... Стоит, оказывается, на улице машина, подходишь  к
ней, открываешь дверцу...
     -- Дверца открывается автоматически! -- поправляет Шота.
     --  Да.  Потом  нажимаешь  кнопку,  и  выскакивает сигара,
нажимаешь  вторую  кнопку  --  выскакивают  спички,   нажимаешь
третью...
     --    И    выскакивает   жареный   поросенок!   продолжает
Шота.Нажимаешь еще -- выскакивает  горячее  гоми,  потянешь  из
шланга  -- и пойдет то вино, то ткемали. Нажмешь одну педаль --
получай крем-соду  и  шоколад.  Нажимаешь  вторую  --  польется
задумчивая "Мравалжамиер"...а
     --  И  не  жаль  ему продавать такую машину! -- удивляется
Нестор.
     -- Ничего не поделаешь -- нужда! -- говорит Шота.
     -- Не надоело вам балагурить! -- злится Цира.

На минуту вce умолкают.  Потом я продолжаю:
     -- Говорят, если переплавить все золото Форда  и  выковать
из  этого  золота  пояс,  то можно было бы опоясать весь земной
шар.
     -- Эх, мне бы застежку от того пояса... Какие  бы  зубы  я
себе  вставил!  --  произнес  мечтательно  Нестор,  показывая в
улыбке свои черные зубы.
     -- Гм, зубы! -- ухмыльнулся Шота.- Вот если бы  то  золото
дали мне...
     -- Что бы ты сделался -- спросил Нестор.
     --  Прежде  всего  -- порвал бы все конспекты и тетради...
Затем пошел бы к нашему декану, выложил бы перед  ним  на  стол
зачетную  книжку  и студенческий билет, вежливо попрощался бы и
ушел...  Впрочем,  нет,  перед  уходом  можно  оставить  ему  с
килограммчик золота -- на марки, если соскучится, пусть напишет
мне письмо... А потом -- пардон, гуд бай, адье, будьте здоровы,
шапку на голову и -- прощайте.
     -- А еще?
     -- Что -- еще!
     --  Не  одолжишь  мне  тысячу  рублей?  Видишь,  мне нечем
расплатиться за комнату,- попросил я.
     -- Вот еще! А мне-то какое дело!
     -- Тетя Марта! Слышишь?
     -- Слышу, сынок,- отзывается тетя Марта.-  Все  вы  одного
поля ягоды -- жулики и бездельники! ..
     -- Отвечайте на третий вопрос, -- напоминает Цира.
     -- К третьему вопросу я не готов...- смущаюсь я.
     --  У  кого  есть  вопросы?  --  обращается  Цира к членам
комиссии.
     -- Разрешите! -- говорит Отар.
     -- Пожалуйста!
     -- Прошу прощения у уважаемой комиссии, но меня интересует
-- на самом  ли  деле  этот  дегенерат  собирается  послезавтра
сдавать экзамен?
     --  Я  отказываюсь  отвечать!  --  возмущаюсь  я.-  Такого
вопроса нет в программе! Потом наступает черед следующего.

...Мы  расходимся  поздней  ночью.  Отар, Нестор и Шота живут в
студгородке,  Цира -- на улице Мачабели,  Каждый раз провожаю ее
я.  Цира -- красивая девочка,  голубоглазая,  бледная и высокая.
Почти все ребята нашего курса влюблены в Циру, но она никого не
любит и ни с кем, кроме меня, не ходит.  Мы часами  просиживаем
в саду,  говорим,  говорим  без умолку или  молчим.  И тогда мы
похожи на влюбленных -- так по крайней мере говорят товарищи.

...Мы  медленно  идем  по  проспекту   Руставели.  Дремлющие  у
магазинов ночные сторожа, вскинув голову, подозрительно косятся
на нас и тут же снова  засыпают, Они даже не  подозревают,  как
прекрасен   ночной   Тбилиси.  Кругом   тишина.  Лишь   изредка
слышатся   далекий  скрежет  колес  трамвая  и  сонные  свистки
постовых милиционеров...
     -- Зурико!
     -- Что, Цира?
     -- Ты любишь гулять ночью?
     -- Люблю.
     -- Тебе не страшно?
     -- Нет. А тебе?
     -- Мне страшно.
     -- Чего же ты боишься?
     -- Вдруг нас... разденут?
     -- Меня разве только одеть могут...
     -- Ну, а если меня разденут?
     -- Тогда я закрою глаза!
     -- Только и всего! Хорош кавалер!
     -- Пожалуйста, буду смотреть на голую. Устраи- вает?
     -- Не шути, пожалуйста! Я  знаю,  вы,  деревенские  парни,
сильные, но ужасные трусы!
     -- Я боюсь только ножа.
     -- И я. И револьвера тоже.
     -- А мышей ты не боишься?
     -- Боюсь!.. Зурико! Видишь? Двое мужчин! Они идут сюда!
     -- Вижу.
     -- Они пьяны. Перейдем на другую сторону.
     -- Стыдно!
     -- Перейдем, прошу тебя! -- Цира крепко прижалась ко мне.
     -- Не глупи! Стыдно!

Мужчины остановились перед Кашветской церковью, обнялись, долго
целовали друг друга.  Потом один свернул вниз по улице,  второй
направился прямо к нам.

Мы  остановились.  Цира  дрожала  словно  в  лихорадке.  У меня
подкашивались колени.  Мужчина подошел к нам вплотную, взглянул
исподлобья сперва на Циру, потом на меня, засунул в карман руку
и вдруг рявкнул:
     -- Эй, есть у тебя закурить?!
     --  Конечно, есть! Пожалуйста! -- пролепетал я, протягивая
ему пачку папирос.
     -- Спички!
     -- Пожалуйста! -- Я зажег дрожащими руками спичку и поднес
ее к самому носу незнакомца.
     -- Вчера я бросил курить,- заявил мужчина,- и  с  тех  пор
папиросу в рот не брал... И сейчас не стану курить, так просто,
побалуюсь...  Человек  должен  быть  хозяином  своего слова! Он
прикурил и несколько раз сильно, с наслаждением, затянулся.
     -- Ты куришь? -- вдруг спросил он меня.
     -- Нет, что вы!
     -- МолодецI Я курил двадцать лет, а теперь бросил.

И никто не  заставит  меня взять в рот  папиросу!