бросают в вас пики с верблюдов, и - ничего.
Пики проходят сквозь вас насквозь - и ничего. Они рубят вам головы саблями - и
ничего. Но вдруг одна из пик застревает в вашем теле, и все - конец. Сабля
срубает вам голову в тот самый момент, когда вы почувствовали себя бессмертным.
В сущности, это безобразие, и я хорошо понимаю скрытые причины гражданской войны
в Томбукту, да и вообще на всем пустынном востоке остроконечного государства
Мали.
Иные считают, что это чисто расистская бойня. Черные африканцы, бамбара, малинке
и прочие племена наехали на туарегов, которые, дескать, белые, но, извините,
какие они белые? Я сам видел и трогал их кожу, у них только ладошки белые,
сами-то - высокомерные, но коричневые. Ерунда! Просто надоела правительственной
администрации эта петрушка. Правительственная администрация из Бамако отправила
туда своих свирепых солдат в шерстяных двубортных шинелях. Что из этого вышло?
Туареги, прежде всего, оторвали их золоченые пуговицы. Те наехали со свистом, с
"Калашниковыми", а туареги - одни только пики. Казалось бы, по опыту прошлых
войн, победитель был предрешен, но не в Томбукту. Оторвав золоченые
151
пуговицы, туареги поснимали с солдат высокие кожаные ботинки, самых умных
забрали в рабство, и долинная армия переобулась в пляжные шлепанцы, сделанные в
Китае, их можно купить на каждом базаре, и они так и ходят в двубортных шинелях,
с "Калашниковыми", в шлепанцах, но уже без свиста. Некоторые туареги убиваются
наповал как простые люди, а некоторые - нет. Совсем не убиваются. Их
расстреливаешь, а они не расстреливаются. Об этом не принято говорить, и
колониально-экзотические "выдумки" отменены тайным решением мирового сообщества.
Не случайно в дни расцвета Британской Империи Западная Африка считалась "могилой
белого человека". Из-за малярии? Да хрен вам! Скорее из-за того, что в Томбукту
вы в эту минуту можете поднять трехпудовый слиток соли одной рукой, даже одним
пальцем, а в следующую нет сил оторвать его от земли. Об этом тоже не принято
говорить. Французы, правда, решили было на излете могущества создать призрачное
государство туарегов, но - с кем вести переговоры? - быстро одумались. Все
делают вид, что ничего не происходит. Иначе как тут жить? Просто не надо
подходить к соли и пробовать ее поднимать, и не надо напрасно заниматься
фотографией, которую правительственная администрация то считает серьезным
преступлением, и можно загреметь в тюрьму, а африканские тюрьмы славятся
мракобесием: там вообще никого не кормят, мне русский консул в Бамако
рассказывал, там даже пить не дают, - то вдруг снимает запрет, вроде - щелкай,
что хочешь, все равно не поверят, но власти все-таки напрягаются. А я-то думал,
что это они такие невежливые в малийском посольстве в Моск-
152
ве, в Замоскворечье. Я к ним пришел, мол, хочу по реке Нигер проплыть на пироге,
увидеть красоты, побывать в Томбукту, а дипломаты в ответ: - зачем вам Томбукту?
Зачем вам Нигер? Других рек нет? Но, удивляюсь, не на Ниле же и Конго, залитых
риторикой и прочим дискурсом, надо понимать Африку? Вы бы мне еще предложили
детский лимонад Лимпопо! Смотрю: засада. Недоговаривают. Прежде у них социализм
был - это при туарегах-то! - и посольство воняет социализмом, засрали весь
дворянский особняк в Замоскворечье своим социализмом, но визу выдали за двадцать
долларов, я смотрю - только на неделю! Да вы что! Что я за неделю успею? Ваша
страна - как две Франции! А они скосили глаза: мол, ничего. Не хотели, чтобы я
успел в Томбукту.
Пришлось мне в Бамако обивать пороги полицейских участков, выпрашивая
продолжения визы, хорошо, консул помог, дали, но с неприязнью, и только ради,
конечно, наживы. Не зря они свое государственное турагентство при социализме
назвали СМЕРТ. Но это не только засада властей. Это -всеобщая конспирация. Я,
например, когда вернулся в Европу, разговорился в Гамбурге с одним
ученым-сахароведом на местной тусовке, я только начала о Томбукту - он сделал
непонимающие глаза. Позитивист хуев! Вот из-за таких, из-за этих немцев, мы и
остались жить со своими тремя измерениями! И русский консул в Бамако тоже
отсоветовал, и посол русский тоже. Мол, дорога небезопасная, постреливают,
оставайтесь в долине, тут есть что посмотреть, стоянки первобытных людей, все
эти гроты, да и манго у нас - самые спелые в мире, а там -только песок сыпется.
Да, сыпется! И ветер
153
их известный, харматтан, гуляет. Да, гуляет! И Томбукту с птичьего полета -
тоска в чистом, первозданном виде, по колено в песке. Мужчины одеты по-арабски,
женщины - по-африкански, культура поделилась пополам. Но вот верблюд опускается
на колени. Они входят. Он - в голубом. Она - в золотом. Смерть европейской
иронии наступает тотчас. В музыке - малицентризм. Слушают только свое. Манго в
плодоносной долине, в самом деле, оказались очень сладкими, но Бамако -
запущенный базар, и я рвался оттуда. Местная власть установила за мной слежку.
Наконец, меня вызвали в Министерство культуры и туризма и прямо спросили, чего я
хочу. А я не понимал, что они от меня хотят, мы друг друга не понимали.
- Элен! - крикнул я черномазой поварихе, крутившейся с примусом на дне пироги. -
Неси-ка мне завтрак, да поскорее!
Впрочем, пирогой ее назвать трудно. Это -большая посудина с тентом, которая на
Нигере зовется пинас.
- Вот только в пустыне понимаешь, что пресная вода - сладкая на вкус, - сказала
Элен. Так ласково сказала.
ПАРИЖ-ДАКАР
Элен - уникальная женщина. В здешних широтах всем девчонкам в возрасте двух-трех
лет рубят клитор. Это в порядке вещей, как мужское обрезание младенцев. Но, если
обрезание мно-
154
гим идет на пользу, особенно в пустыне, то женщина теряет весь свой жар. Женщины
Мали -мертвые женщины. Тряпки - пестрые, пляски -бойкие, крики - громкие, сами -
мертвые. У них такие туповатые лица. Бесчувственные губы. Безвольные, калибасные
груди.
Отрубленные клитора разлетелись во все стороны, сели на финики, на акации,
превратились в птиц, бабочек, ящериц, стали веселием Африки. В Африке, что ни
тронь - все клитор. Конечно, в таком традиционном обществе как Мали, а Мали -
самое консервативное общество в Африке, - взять удовольствие женщины под
контроль - очень милое дело. Жен бери хоть четыре - ни одна не кончает. Это -
доски материнства. Более того, им там все зашивают вплоть до замужества, а муж
их вспарывает.
- Ножницами, что ли? - спросил я Элен. Она как принялась хохотать!
- Ага, - говорит, - специальными мужскими ножницами!
Всем девчонкам в деревне рубили клитор, а про Элен забыли. Так поднялась во весь
рост проблема будущего Африки. Началась модернизация. Как это произошло, Элен
сама толком не понимает, то есть, сначала не понимала, а когда поняла, стала
скрывать. Может быть, и правильно, что малийским женщинам рубят клитор,
чувственная природа африканки не знает пределов. Например, Элен рассказала мне
под страшным секретом, что клитор сделал ее бешеной, и она выучила семнадцать
местных языков. Лингвистическая Медея! Кроме того, она возит с собой три
вибратора. Элен продела в клиторе
155
три колечка на счастье - она сделала это в Неамее на свое тридцатилетие. Она
была в постоянном возбуждении и часто отрывалась от кухни. Лучше вялость, чем
блядство, - решили в далекие времена.
- Покажи колечки.
Я сидел на носу пироги, сильно морщась, потому что давил лимон на длинный кусок
папайи. Я хотя и подозревал, что Элен - ворованный клитор вечной женственности,
но живых доказательств у меня пока не было.
Она застеснялась.
- Потом как-нибудь, - сказала со смешком. Понимая, что я набрался контактной
метафизики, я хотел оформить ее юридически. Я не собирался быть колдуном, но мне
нужно было понять, что откуда берется. Так, если ралли Париж-Дакар, которое я
имел странный случай созерцать в Томбукту, - фиктивное ралли, то как быть с
журналистами и организаторами ралли, наконец, кто все эти механики-идиоты,
которых я увидел в ресторане, и почему мотоциклы неслись по пескам, хотя это
практически невозможно?
Дело обстояло вот как. Когда мы с немкой прибыли в Томбукту, я изрек глупейшее
mot. Велосипед в Томбукту так же нужен, как щуке зонтик. Помню, mot рассмешило
немку. На следующий буквально день на Томбукту накатило ралли Париж-Дакар и
доказало, что по пескам можно ездить, как будто кто-то пожелал поиздеваться над
моим mot. Что-то смутно подобное бывает и в Москве. Стоит мне только подумать,
что я давно ни во что не врезался, так тут же врежусь в столб или в мента.
Подумаю: что-то жизнь меня балует,
156
и, будьте уверены, немедленно начинаю блевать, отравившись не какими-нибудь
солеными валуями, а самыми невиннейшими шампиньонами. Опережающей мыслью,
знающей больше меня, исходящей из будущего, я как будто выбиваю заслонку. Но тут
было в сто раз ударнее. Чем объяснить идиотизм европейских механиков, которые
вошли в ресторан все одинаковые? Их выдумали нарочно. Да, но если они -
конвейерные клоуны, то как объяснить украинцев? О том, что ралли Париж-Дакар
прошло через Томбукту, объявили в мировой прессе. Я сам видел. Если это
галлюцинация, то как она проникла в печать? И как ее возможно было обокрасть, а
ведь плюгавый испанец с Канарских островов мне плакался, что их в пустыне
обокрали туареги с пиками? Теперь - украинцы. Когда ралли свалилось на Томбукту,
на аэродроме организовали праздник, пропуском на который могла стать любая белая
кожа. Там все ходили, организаторы, участники, и я тоже - проверить, не есть ли
это видение. Я слонялся по аэродрому и никак не мог поверить ни в реальность, ни
в ирреальность происходящего. Скорее всего, это была отрыжка сознания. Например,
что-то было отрыто из моей памяти. Там ходил англичанин, который был копией
англичанина, виденного мною много лет назад в Москве. Я чуть не окликнул его по
имени, и если не окликнул, то только потому, что забыл имя. Далее, все участники
были очень маленькие - то есть белые пигмеи, и тоже, как и механики, все
одинаковые, по-разному ярко выряженные, но морды - на одно лицо. Это
настораживало. Я ходил и смотрел, как они едят теля-
157
тину, которая им выдавалась нормирование, как они пьют из своих внутренних
трубочек, как космонавты, и как дают друг другу интервью. Вдруг посреди поля я
увидел АН-72-200, советский старый самолет. Но с украинским флагом. Радости моей
не было конца. Пойду спрошу хохлов, живые они или нет. Я побежал к самолету. Из
самолета кто-то вылез. Большой, толстый, мордастый -натуральный хохол.
- Хлопцы, фак-офф! - закричал хохол пилоту.
Но разве так кричат хохлы? Нет, так они не кричат. Это какое-то языковое
издевательство. Если хлопцы, то почему фак-офф, и вообще, если они улетают, то
тогда не фак-офф, а тейк-офф, так я понимаю. И хохлы улетели, не объяснив мне
свою природу.
ДВОЙНИК
Я уважаю строгость бамакской администрации, их взятые напрокат триединые
лозунги:
"один народ - одна цель - одна вера", или лозунг столичного художественного
училища: "терпение - дисциплина - сосредоточенность", или лозунг общенародной
антиспидовской кампании:
"верность - воздержание - презерватив". Здесь надо все зажимать, иначе дикость
вновь возьмет свое. Рубить клитора и возводить тоталитаризм. Иначе мы все -
туареги. Французы явились в Африку с идеями Великой денежной революции 1789 года
и взялись бороться за реальность, по-
158
нимая, что если в Африке она не окрепнет, какие уж тут деньги. Вот она -
цивилизаторская база колониализма. И если на местных кладбищах лежат останки
сержантов и врачей, то они погибли за три измерения. На малярию гибель списать
легче, чем на туарегов. Затем французы заслали в Африку своих писателей, от Жида
до Экзюпери, Конрад тоже поехал, чтобы найти слова для закрепления реальности, и
те осуществили социальный заказ без зазрения совести. Они дали обет молчания и
промолчали. У Гумилева, правда, кое-что есть, но отдаленно, да и понятно, он не
был в Западной Африке.
Попытки предостеречь меня от "мистического раздвоения" без должной инициации
производились различными средствами. В бывшем турагентстве СМЕРТ заломили такие
цены за использование джипа с добрым водителем Яя и моим будущим другом Сури,
что деваться было некуда: я готов был отказаться. Подоспел и генеральный
секретарь Министерства культуры, который с ностальгией вспомнил социализм. Им,
что ли, стыдно за сегодняшний бардак, за вечные опоздания, не соответствующие
капитализму? Напротив, у них - космологический порядок, строгая иерархия, шесть
колен тайных обществ.
--Откуда знаете? - смутился генеральный секретарь. - Почему ищете встречи с
членами общества Коре? Кто открыл вам тайну вибрации как первоначальной роли в
сотворении мира?
- Гла гла зо, - спокойно ответил я.
- Зо сумале, - механически ответил он. -Холодная ржавчина.
159
Негр стал просто совсем никакой. Это был пароль. Я прочитал в его глазах испуг и
смертный мне приговор; он его тут же вынес. Они боятся сговора белых с их
божествами, чтобы не было мистического неоколониализма. Но я проявил
настойчивость. Меня интересовала связь тайного знания с шестью суставами
человека.
- Оставьте нас, - пробормотал генеральный секретарь. - Мы такие, как все.
- Конечно, - согласился я, - вы такие, как все. Только и разница, что вы -
черные обезьяны с рваными ноздрями, а мы - белые люди.
Не получилось с бюрократией, я обратился к коллегам. Но они оказались новаторами
и диссидентами, к "холодной ржавчине" не имеющими никакого отношения.
- Мали - страна плохих мусульман, - самоотверженно сказал писатель Муса К. -
Мусульманство - это маска, надетая на наше анимистское лицо.
- Может быть, самые лучшие мусульмане -это плохие мусульмане? - равнодушно
предположил я. - Покажите свое лицо!
Как он обрадовался! Я был уверен, что он передаст мои слова своей единственной
жене, по его понятиям, прогрессивной особе. Но лица он мне не показал, да и
какое лицо у новатора? Потеря такого лица - одно удовольствие. Сдается, он мой
малийский двойник. Муса считает себя продуктом колониализма. Говорит и пишет
по-французски куда лучше, чем на родном языке, хотя из страны не выезжал. Я
въехал в проблемы гоголевской России, французский язык, атеизм, патриар-
160
хат. Но власть стариков - это против модернизации. Семьи паразитируют на тех,
кто зарабатывает деньги. Поделись, - говорят семьи. Муса раскрылся как
просветитель, Новиков и Аксенов в одной ипостаси, автор детских книжек о добрых
верблюжатах. Я взвыл от скуки и оглянулся вокруг: все знаковые системы бамакской
молодежи - западные: плакатные мотоциклы и красавицы, воля к деньгам, богатство,
в далекой перспективе - клиторы. Мировая деревня. Дегенерация. Я хорошо вижу
свои заблуждения. Муса принялся объясняться в любви к Достоевскому и Толстому.
Я не стерпел и поделился с Мусой моими чувствами.
Первое острое чувство в Африке - чувство европейского избранничества. Господи,
спасибо за комфорт! Оно не исчезает, но трансформируется. Вторым идет чувство
бессилия. Ничего не изменится! Живи для себя, самосовершенствуйся. Третье-ломка
моногамии. Бамако порождает кризис. Жители говорят одно, а думают другое. Даже
молодой хозяин турагентства женится по приказу отца.
- Но я запишусь при женитьбе полигамом, -мстительно говорит он (можно и
моногамом). -Вторую жену сам выберу.
Затем - реакция против негров. Да вы все тут ленивые черти! Котел модернизма и
традиции, но уже сама разгерметизация культуры смертельна для традиции. Поздно!
Мир выбрал модернизацию. Отказ смешон. Потери огромны. Куда ехать?
Вторжение французов было делом всемирного промысла, поворота жизни от природного
161
календаря к индивидуальному существованию. Арьергардные бои Достоевского и
поздних славянофилов были обречены на провал. Явление идиотов-механиков,
испанского организатора ралли с Канарских островов, который говорит черномазому
таксисту в Томбукту: "Давайте будем разговаривать, как белые люди",. - месть за
утраты. Обмен и вызвал у меня отторжение, которое я принял поначалу за достойный
вызов. Это выбор смерти, но поскольку смерть дробится на тысячи смертей, она не
кажется столь чудовищной. Приоритет Монтеня. Теперь, когда такой тип
самосознания окончательно утвердился и прочие способы жизни кажутся
маргинальными, приходится, Муса, признать, что XX век забил дверь в вечность.
Будет ли она выломана с другой стороны, если сверхмодернизация перекрутится в
новый миф?
- Езжайте лучше в Дженне, - шепнул Муса.
Неверный адрес.
Откройте карту. Ведите палец к востоку от Бамако. Трава смешается с песком. Вам
встретится город Сегу. Уже в Сегу - бывшем французском колониальном центре,
который после колониализма распался, но сохранил нежную красоту франко-суданской
архитектуры розовых и зеленых тонов, Сури сложил с себя полномочия надсмотрщика.
- Зачем вы собираетесь взламывать наши коды? - спросил Сури вкрадчивым
африканским голосом, одновременно ведя разговор об архитектуре.
Я молчал как партизан.
- Мне велено звонить шефу, но я не буду.
162
- Каждый развлекается, как хочет, - сказала Габи.
- Надеюсь, у вас чистые помыслы, - пожал плечами Сури.
Он не был раздражен. У большого сенегальского капибаса нас ждал Яя. У Яя не было
никаких терзаний.
- Ну, чего? Едем? - спросил он. Как всякий шофер, он засыпал тут же, как только
джип останавливался.
Дженне - город из застывшей придорожной грязи, великая фантазия обосранного
ребенка, где, посмотрев на фекальные минареты, рупоры и деревянные опоры
оплывающей мечети, ясно, что жизнь - замурованная в стену невеста, Фрейд -
реклама туалетной бумаги, а Гауди -плагиатор и может отдыхать. В остальном же
Дженне - азарт настольного футбола, побрякушки, привал гедониста. Я спросил
местного имама, что есть рай.
- Рай - это виноград, за которым не надо тянуться, он сам лезет в рот, и женщин
- сколько хочешь, и сколько хочешь алкоголя, а что выпито здесь - в рае не
додадут.
По большому счету, это печальное заключение для моей родины.
ДОГОН. ПЯТАЯ РЕКА
Возможно, когда-то они были рыбами, но когда мы приехали, они выглядели скорее
полулюдьми-полузмеями, с красными глазами, раздво-
163
енными языками, гибкими конечностями без суставов. Их зеленые, гладкие, сияющие,
как поверхность воды, тела были покрыты короткими зелеными волосами. Они сидели
на веранде харчевни и весело ели сандвичи с ветчиной.
- Ты видишь их? - спросил я.
Я не был убежден, что Габи способна следовать за мной дальше, но она была так
возбуждена Африкой, она вышла из самолета на маловразумительном аэродроме в
Бамако, и сразу надела черные очки, и сразу сказала:
Уф! конец Европе! - и радостно бросилась в дикость.
В Догон ведет узкая пыльная неасфальтированная дорога. В ее начале шлагбаум, как
и везде в странах третьего мира, для сбора податей. Бензобочки, преграждающие
путь. Солдат-оборванец поднял шлагбаум. Мы въехали на землю пигмеев, которые
куда-то подевались, но до-гоны - такие же по росту пигмеи. Они пришли сюда с
низовья Нила много столетий назад, спасаясь от мусульманства.
В Догоне задери только голову и станет видно: солнце - примус. Раскаленное
добела, оно окружено спиралью из восьми витков красной меди. Луну - даже днем -
окружает та же спираль, но из белой меди. Звезды - глиняные катыши, заброшенные
в пространство. Догоны почитают "собачью звезду" Сириус и ее невидимого
спутника, по траектории которого определяют смену поколений - тогда пляши весь
год на ходулях! Когда мы вошли в харчевню, к нам навстречу разлетелся метрдотель
в красном пиджаке. Габи не выдержала и воскликнула:
164
- Мсье, вы так элегантны!
Скорее всего, это была ошибка. Борьба с дикарем в Черной Африке закончилась его
неумеренным почитанием. Всякий повод хорош для комплимента. Белый выделяет
уважение к черному, как пот - в тропических дозах. Это -расизм
шиворот-навыворот, выгнанный из сознания в подкорку.
Короче, когда в харчевне показался местный проводник, или тот, кого они послали
нам как проводника, атмосфера уже напряглась до предела. Они были обижены тем,
что невидимый мир оказался доступным каким-то белым. Во всяком случае, у меня не
имелось с соб