Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
оявляется в его бездушии к подчиненным. Интересы магазина, "дела"
истребили в Муре человечность. В глазах служащих "Дамского счастья" он
жестокий палач, и это подтверждается многими эпизодами романа, в которых
рассказывается о тонких методах эксплуатации, пришедших вместе с новыми
формами торговли.
Между двумя борющимися силами оказывается героиня романа - Дениза Бодю.
Дениза претерпевает все страдания, которые выпали на долю мелких
собственников и служащих магазина, но она остается на стороне Муре, чутьем
угадывая неизбежность его победы. В романе ей отведена и другая роль: она
должна обуздать Муре, направить его энергию и его помыслы на благо других.
Этот мотив будет развит Золя в его последующих романах.
Сложное, противоречивое отношение Золя к капиталистическому прогрессу и
его носителям с особой наглядностью проявилось в одном из значительных
романов серии, "Деньги" (1891). Историю возвышения и падения Аристида
Саккара Золя многочисленными деталями связывает с общим замыслом своей
эпопеи. Образуя исторический фон, перед читателями последовательно проходят:
экспедиция в Мексику, постройка Суэцкого канала, война Австрии и Италии,
завоевание Пруссией герцогств. Всемирная выставка 1867 года.
Судьбу Второй империи Золя решает образно сопоставить с судьбой
колоссального банка, созданного Аристидом Саккаром. Это сравнение
последовательно развито на страницах романа. Первый и решительный успех
Саккара, построенный на мошеннически перехваченном известии о финале битвы
при Садовой, не случайно оказывается и триумфом самой империи. Этот первый
успех Саккара, говорит Золя, "совпал, невидимому, с апогеем процветания
империи. Он был участником ее величия, она бросала на него отблеск своей
славы". Вся дальнейшая деятельность Саккара, его быстрый и решительный успех
неразрывно связаны с тем, что происходит во Франции Луи Бонапарта. Банк
Саккара растет. Он окружен целой армией акционеров. Но за стремительным
возвышением Саккара следует такое же стремительное падение.
В крушении "Всемирного банка" Золя видит возмездие "за общее безумие,
за преступные деяния, скрытые в тени, за всю эту кучу сомнительных операций,
раздутых рекламой, разраставшихся как чудовищные грибы на навозной куче
Империи". Судьбы империи, "Всемирного банка" и Саккара оказываются
неотделимыми друг от друга. Если события, описанные в "Добыче", изображали
второй день царствования Наполеона III, то в "Деньгах" изображен
предпоследний день его власти и его славы. Следующим романом может быть
только "Разгром".
Но "Деньги" - это роман не только о судьбах Второй империи. Центральное
место в нем заняли проблемы, волновавшие Золя в начале 90-х годов. Прежде
всего это относится к характеристике новых форм капиталистического
хищничества и, в частности, к борьбе Саккара и Гундермана. Гундерман и
Саккар - это две системы, два различных способа наживы, их банки -
принципиально отличные финансовые организмы. Гундерман связан со старыми
методами финансового хищничества. Он солидный "торговец деньгам"", его сила
в его миллиарде, всегда готовом к услугам затеваемых им операций. Наоборот,
Саккар представляет собою новую систему хищничества, он не только конкурент
Гундермана, но и его критик. Состояние, добытое Гундерманом в течение
столетия, Саккар наживает в течение нескольких лет. Его предприятие
построено на привлечении к делу многих мелких, разрозненных капиталов. Ему
нужно мобилизовать колоссальные резервы, лежащие в бездействии в бумажниках
и сундуках буржуа, дворян, рантье. Ему нужна чудовищная, опьяняющая реклама,
невиданный, дурманящий успех. Надо сделаться богом для этих маленьких
капиталистов, воздействовать на их думы и сердца. И Саккар с успехом
выполняет свою задачу. Агенты, пресса, политика, литература - все пускается
в ход, все подчиняется созданию популярности и успеха "Всемирного банка".
Судьба Саккара и его предприятия оказывается связанной с судьбою многих
тысяч людей. На этом очень искусно построена интрига романа. История величия
и падения "Всемирного банка" вызывает интерес не только потому, что в нем
замешан Саккар, но и потому, что в нем сосредоточились чаяния и надежды
других героев романа. Бовилье, Можандры, Мазо, Дежуа, Гюре, Сабатани,
Каролина, Гамлен и другие существуют в романе постольку, поскольку
существует "Всемирный банк". Их частные драмы и интересы, их личные радости
и беды зависят от котировки акций на бирже, владетелями которых они
являются. Золя распутывает сложную механику буржуазной жизни, показывает
колеса и приводные ремни, соединяющие в единое целое все общество, начиная
от его властителей: Наполеона III, Гундермана, Саккара и кончая незаметными
акционерами.
Развивая свои социально-философские взгляды, отыскивая те общественные
силы, которые могли бы преобразовать современное общество. Золя приходит к
выводу, что деньги не только социальное зло, но и некое созидательное начало
в общем поступательном движении человечества к разуму и справедливости.
Уже в романе "Радость жизни" Золя ставит в непреложную связь философию
радости бытия и поступательное движение человечества вперед. Полина тоже
стремилась к знанию, но ее окружали ложные носители прогресса, скептики и
эгоисты, ее звания были бессистемны, она не в состоянии была приложить их к
серьезным начинаниям. Вот почему Полина хотела бы верить в Лазара. Каролина,
наоборот, сама является носительницей знаний и прогресса. Она верный
помощник своего брата инженера Гамлена. Она говорит на нескольких языках,
она изучила философию, помогает Гамлену составлять чертежи, проекты, отчеты.
Ее любовь к жизни способна изменять самую жизнь.
Каролина и Гамлен девять лет провели на Востоке, в их головах родились
грандиозные планы, портфель Гамлена оказался туго набитым всевозможными
проектами, но нужны были деньги, крупные капиталы, которые помогли бы
несбыточным мечтам превратиться в реальную действительность. И тогда на
сцене появляется Аристид Саккар, гений финансовых спекуляций, верящий в
творческую силу и могущество денег.
Но Саккар так же двойствен, как и сами деньги. Он великий мошенник,
беззастенчивый авантюрист, на душе которого лежат самые тяжелые
преступления. Это современный Вотрен, принципы которого общество наконец
призвало и прикрыло своим законом. Но он велик, когда начинает говорить о
своих финансовых предприятиях и делах, когда начинает развивать денежную
аферу в поэму.
И Золя вместе с Каролиной приходит к выводу, что Саккар был прав:
"...до сих пор деньги служат навозом, удобрением, благодаря которому
разовьется будущее человечества; деньги, отравляющие и разрушающие, деньги
представляют фермент всякого социального роста, утучненную почву,
необходимую для великих работ, которыми облегчается существование".
Союз Гамлена, Каролины и Саккара - вера в жизнь; наука и деньги служат,
по мнению Золя, одной и той же цели - человеческому прогрессу. Но, однако,
этот союз носит характер временного и вынужденного соглашения.
В образе социалистического утописта Сигизмунда Буша Золя изображает
другую попытку решения проблемы. Золя с симпатией относится к этому
чудаковатому мечтателю и вместе с ним делает вывод о преходящем значении
денежного принципа. Деньги исчезнут, но это случится в весьма отдаленные
времена. Прогресс же требует неустанной работы, постоянного усилия.
Болезненный и хилый Буш может только мечтать и разрушать на бумаге
современное общество. Он лишен всякой действенности, всякой жизненной
инициативы и энергии. Наоборот, Саккар и сами деньги, как ни отвратительна
ил сущность, способны уже сейчас приносить реальные ценности, изменять и
перекраивать мир, подготавливая условия для счастливого будущего
человечества. Двойственное отношение Золя к проблеме денег есть прежде всего
его двойственное отношение к капиталистическому прогрессу.
Золя с большой искренностью и честностью стремится разобраться в
проблемах современной ему общественной жизни. Он смело берется за решение
самых жгучих социальных вопросов, которые волновали не только его
современников, но и будущие поколения. Но поиски положительных идеалов в
конце XIX века были невозможны без усвоения марксистских взглядов на
общественное развитие. Слабость социалистического движения во Франции в ту
пору, наличие в нем реформистских течений обрекали многих писателей на
наивные философские искания, делали их творчество крайне противоречивым. В
романе "Деньги" уже наличествуют основы той социал-реформистской формулы о
сотрудничестве капитала, труда и таланта, которые займут такое большое место
в серии "Три города" и поглотят все силы писателя при создании "Четырех
Евангелий". Однако было бы недостаточно судить о социальных исканиях и
творческих противоречиях Золя по таким романам, как "Дамское счастье" или
"Деньги". Исключительное место в его творчестве принадлежит второму роману о
рабочих - роману "Жерминаль" (1885). В набросках к этому роману Золя писал:
"Роман - возмущение рабочих. Обществу нанесен удар, от которого оно
трещит; словом, борьба труда и капитала. В этом - все значение книги; она
предсказывает будущее, выдвигает вопрос, который станет наиболее важным в XX
веке".
Золя в этом романе, как ранее в "Западне", значительное место отводит
картинам тяжелых условий труда и жизни рабочих. С многочисленными
подробностями рассказывает он о физической деградации обитателей поселка в
Монсу. Поставив в центре романа типичную шахтерскую семью Маэ, Золя с
возмущением говорит о том, как долгие годы труда и лишений искалечили ее
представителей: Захария - тощий, неуклюжий, с длинным лицом и реденькой
бородкой, с белесыми волосами, малокровный, как и вся семья; Жанлен -
маленький, с тонкими руками и ногами, распухшими в суставах от золотухи;
Альзира - девятилетняя чахлая девочка, маленькая горбунья; старик Бонмор -
превращающийся постепенно в идиота; Катрина с ее физической недоразвитостью,
- все здесь изуродовано непосильным физическим трудом и постоянным
полуголодным существованием. Интересы этой семьи, так же как и интересы
других шахтеров, не идут дальше забот о пропитании. Кабан и покрытые
угольной пылью окрестности поселка - единственные места шахтерского досуга.
Стыд и стеснения исчезают, остаются только животные вожделения и животные
потребности. Труд шахтера доведен до высшей степени унизительности, это труд
лошади, труд животного.
В представлении Золя даже возмущение рабочих не может их возвысить до
сознательного протеста против своих врагов. Это толпа, действующая в силу
инстинктивного протеста, действующая слепо и стихийно. Подчеркивая
"обесчеловеченность" рабочих, низведение .их буржуазным обществом до
полуживотного состояния, Золя, по существу, отрицает возможность
сознательного движения. Отсюда его пренебрежительное отношение к
политической борьбе, ироническое изображение всех персонажей, которые желали
бы привнести в это движение элемент сознания. Все массовые сцены, в которых
выступают рабочие, подчинены единой цели - показать грозную, но слепую в
своем возмущении силу обезумевшей толпы - "поток варварского нашествия".
Золя одновременно любуется этой разбушевавшейся стихией и испытывает страх
перед нею. Кто может обуздать и повести за собой эту толпу? Золя не находит
таких партий и таких людей, которые были бы на это способны.
В романе представлены гедисты, поссибилисты и анархисты, но Золя
одинаково равнодушен как к Плюшару, Раснеру, так и Суварину. Он отдает
предпочтение Этьену, потому что этот последний пока еще не связал себя ни с
одной из партийных догм.
Однако и Этьен, по мнению Золя, есть некое чужеродное тело, случайный
возбудитель шахтерской массы.
Несмотря на искренность своих побуждений, Этьен честолюбив и тщеславен.
В романе все время подчеркивается буржуазное перерождение Этьена.
"Он поднялся ступенью выше, он вступил в мир ненавистной буржуазии и,
не давая самому себе отчета, находил какое-то удовлетворение в ее
интеллигентности и достатке". Так случилось и с Раснером, бывшим шахтером, а
теперь владельцем кабака, то же случилось с Плюшаром, бывшим рабочим.
Уходя из поселка, отправляясь в Париж, Этьен думает о теории Дарвина, о
том, что все, по существу, сводится к борьбе сильных и слабых. Превратится
или нет Этьен в Плюшара, сила, заложенная в шахтерской массе, будет жить
независимо от него. Эта сила подобна семенам, почкам, завязи. Золя верит,
что по причине какого-то общего закона природы она должна пробудиться к
жизни сама собой, без помощи Раснера или Этьена, Плюшара или Суварина.
Восхищение и преклонение перед силой рабочего движения и одновременное
толкование этой силы как некоего бессознательного, животного начала проходят
через весь роман. Массовые сцены "Жерминаля" великолепны своей эпической
грандиозностью, хотя в них изображена только толпа, действующая сама по
себе, без вожаков и руководителей. Но как ни бессознательно движение
шахтеров, оно полно пафоса борьбы, пафоса возмущения. И Золя признает за
этой силой всемирно-историческую роль. "Красный призрак революции" кладет
свою печать на все события и сцены романа.
Даже мир буржуа, изображенный в "Жерминале", как бы преломлен через
правду труда, череп правду пролетариев. Характерна в этом отношении семья
Грегуаров. Грегуары - честные и порядочные люди. Но они собственники и
потому недостойны никакого сочувствия. Их правда собственников меркнет перед
открытой правдой социальных низов.
Всю ответственность за беды и тяжелое существование шахтеров
шахтовладельцы возлагают на таинственную "Компанию", дороги к которой
теряются где-то в далеком Париже. Акционерная компания вместе с тем дает
право и рабочим делать невольное обобщение, видеть своего угнетателя не в
одном отдельном капиталисте, а в многоликом классе собственников. Проблема
"мощного капитала", так же, как и вся проблема "имущих", преломляется в
"Жерминале" через проблему труда, через правду "неимущих "и обездоленных.
Соответственно с этим композиция романа исключает непосредственное
изображение "Акционерной компании". Она представляется "вроде святилища -
бога живого и пожирающего во мраке рабочих" ("Наброски").
Изобразив в ряде романов серии различные формы "аппетитов",
"вожделений", всевозможные виды эгоизма и своекорыстного интереса, грубые
инстинкты собственников, в которых нет ничего такого, что бы возвышало
человека над прозой буржуазного существования, Золя находит в
обесчеловеченном рабочем настоящую человечность, чувства и страсти,
недоступные миру ненавистных ему буржуа.
Через весь роман проходит тема трудовой солидарности как отрицание того
черствого и грубого себялюбия, которое характеризует классы имущих. Золя
последовательно изображает рождение этой солидарности в глубине шахт, в
долгие часы совместного, сближающего труда, он рисует развитие этой
солидарности в сценах собраний и сходок бастующих рабочих, в сценах спасения
засыпанных землею товарищей.
В ряде эпизодов Золя показывает волнующую красоту и человечность этого
чувства. После грандиозного обвала, устроенного анархистом Сувариным, весь
поселок превращен в коллективного героя, решившего пожертвовать всем, но
спасти тех, кто не успел вовремя выбраться из-под земли. "Они забыли про
забастовку, не справлялись даже о заработной плате; можно было и совсем им
не платить, они добровольно рисковали своей шкурой ради товарищей, которым
угрожала смерть".
С поисками "человеческого", духовного элемента в рабочем тесно связан
образ шахтерской девушки Катрины.
В "Ругон-Маккарах" мы часто встречаемся с героями, не тронутыми
тлетворным влиянием буржуазной цивилизации, в условиях всеобщего разложения
и моральной деградации сохраняющими в себе здоровое нравственное начало. Все
они успешно противостоят ужасам и грязи окружающего, все они являются
носителями веры в вечное обновление, носителями философии радости бытия.
Но Золя, в сущности, не объясняет, откуда исходит эта моральная
устойчивость. Ему просто хочется верить, что и среди ужасов буржуазной
действительности сохраняются здоровые жизненные ростки, долженствующие дать
в будущем богатые всходы. Вот почему такие положительные персонажи, как
Каролина Гамлен, как Сандос, Клотильда, Паскаль, бледны и схематичны. Все
они предназначены для того, чтобы выражать взгляды и суждения автора.
Шервеза из "Западни" и Катрина находятся в непосредственной связи с
поименованными героями. В них также живет здоровое начало, вера в жизнь и
радость земного существования. Но Жервеза обречена на гибель, на неминуемое
падение, так как в условиях "западни", очевидно, недостаточно несложной
философии Каролины или Паскаля.
Судьба Катрины могла бы походить на судьбу Жервезы, но Катрина,
несмотря на тяжелое существование, которое ей приходится вести в среде
шахтеров, не только не гибнет духовно, но доносит до конца заложенные в ней
настоящие человеческие чувства. И эти чувства ставятся Золя в
непосредственную зависимость от общего облика шахтерской массы. Как и все
шахтеры, Катрина - жертва капиталистической эксплуатации. Она истинная
представительница рода Маэ. Но, как и прочие обитатели поселка в Монсу,
Катрина обладает чувствами и страстями, недоступными на более высоких
ступенях социальной лестницы. Все, что чувствует Катрина, подкупает своей
непосредственностью и чистотою. Это чувства нормального человека, не
зараженного общим безумием собственничества и стяжательства. Уже в портрете
Катрины мы находим эту необычную двойственность. Она некрасива, печать
общего вырождения людей труда проглядывает в ее тщедушном, маленьком теле,
но в ней есть какое-то обаяние, какая-то трогательная детская наивность и
естественность.
Катрина всегда готова "подчиниться обстоятельствам и людям", "о в
глубине души она постоянно мечтает о чем-то более прекрасном и человечном,
что дало бы ей удовлетворение и счастье. Она испытывает бесконечное унижение
от своих отношений с Шавалем, но старается объяснить поступки своего
любовника его собственной неприглядной жизнью и благодарит его за минутное
внимание, доставленное ей в момент отравления светильным газом. Она слаба и
покорна, но в ней просыпается чувство глубокого протеста, когда на
беззащитного Шаваля набрасывается толпа обезумевших шахтеров. Она любит
Этьена, но противостоит всем соблазнам и искушениям лишь только для того,
чтобы сохранить эту любовь в ее девственной прелести и чистоте.
Бескорыстность и товарищеская солидарность шахтеров являются для
Катрины непреложным законом. Ее ничто не может остановить, когда нужно
прийти на помощь голодающей семье, в которой она оказалась поруганной и
отверженной.
В конце романа мы видим умирающую Катрину, которая побеждает в себе
вековую покорность униженному существованию.
Поставив в своих романах проблему труда, проблему современного
рабочего, Золя сохраняет к ней то же двойст