в тот бугорок, который они считают почему-то Сионом и
поэтому нет у этих двух знаменитостей толкового референта, который мог бы
написать для них  прочувствованную историческую речь. Обыкновенный
обыватель находится далеко внизу - на поверхности говняного шарика,
перебираемого цепкими граблевидными лапками упрямого насекомого и
передвигаемого все ближе и ближе к краю той пропасти,  которая на языке
профанов от науки именуется экологической катастрофой. Известно ли им,
уважаемым господам Азе Лудельман и Тарасу Перуанскому, что означает эта
пропасть и после того как унавоженный говном шарик начнет падать, куда
именно он упадет? Они думают, что пропасть эта для них и для навозного
шарика и для его создателя жука-говноеда будет являться концом света при
всем при том, что, мол, падение произойдет не в огнедышащий вулканический
кратер, насыщенный ядовитыми газами, и не на острые камни, которые
выбросила в момент своего зарождения из вакуумного чрева Вселенная - они
предполагают, что внизу, на дне пропасти из всех расщелин будут торчать
арабские сабли и кухонные ножи  интифады. Только жук-говноед ни о чем не
думает - он, сволочь, движимый врожденным инстинктом, перекатывает по пути
шарик поближе к лепешке коровьего навоза и, производя сложные манипуляции
челюстью, слюной, лапками и брюшком, увеличивает диаметр
экскрементохранилища почти вдвое. И снова дорога. Но в сравнении с
преодоленной настолько крутая, что шарик, вырвавшись из цепких лап
неутомимого насекомого, скатывается вниз. Оно возвращается и с сизифовым
упрямством пытается выкатить шарик на вершину и это ему неожиданно удается.
Но что это? Именно здесь безбилетные пассажиры Аза Лудельман и Тарас
Перуанский начинают чувствовать дуновение свежего ветра. И тут они
задумываются - откуда ветер дует? И внезапно догадываются, что из той самой
пропасти, куда жук-навозник катит свое вонючее добро. И тогда Тарас
Перуанский, осознавая близость гибельного мгновения, становится в позу
Гамлета и обращается к своей подруге по несчастью Азе Лудельман. «Кто, как
не мы, - говорит он, - олицетворяем собой сосредоточие сионистской
деятельности и не мы ли боролись не щадя живота своего за  возвращение
евреев на Святую Землю? В ответ на эту патетику Аза иронически улыбается и
не  произносит ни одного слова. Она задумалась, потому что вдруг снизошла
на нее мудрость великого молчания, мудрость огромнейшего Ничто, в котором с
одинаковым правом на существование пляшут каббалистические буквы и русского
и древнееврейского алфавита,  располагаясь в такую фразу: Несгибаемые
борцы за сионизм обтесываются в Израиле до возможности  пролезть в
непробиваемые чиновники! А что касается реальных - конкретных  людей,
которые для чиновников как бы не существуют - сионистов и не сионистов,
евреев и не евреев - с языческим ли они амулетом, или с крестом,  или с
шестиконечной звездой на шее - символом необъятного многомерного
пространства, имя которому Ягве, так эти люди, если присмотреться к жизни,
еще не перевелись и к навозному жуку, барух хашем,*** никакого отношения не
имеют!
________________________
* ладно!, ** тихо!, *** слава Богу (иврит)

50
   Редакция газеты «Двенадцать колен». Тема интервью -  мои занятия йогой:
питание  и система физических упражнений (асаны и пранаяма)*. После того,
как фотограф заснял меня в нескольких йогических позах, Тереза начала
задавать вопросы. Подход прагматический - полезность. Этическая сторона,
без которой занятия йогой не дают положительных результатов, осталась
незатронутой. Такая однобокость отталкивала... Очевидно, между
интервьюируемым и интервьюером устанавливается некое камертонно-музыкальное
пространство. Если вопросы задаются человеком, умеющим играть на этом
невидимом, но реально существующем инструменте, то на каскад  вопросов
должна звучать музыка ответов, но музыки, к сожалению, не получилось.
Камертонно-музыкальное пространство почему-то не сработало. Запомнился
следующий нюанс:
   -Многолетняя йоговская практика содействовала развитию околотеральных
вен, - сказал я по ходу интервью.
   -Околотеральных или колотеральных? - спросила она с едва заметным
ехидством. Я сразу же почувствовал в ней богемную даму. Даже представил
себе тот литературный салон, в котором шлифовался ее интеллект.
   -Извините, колотеральные, - поправился я без малейшего смущения, с
любопытством наблюдая бешеную скорость, с которой она записывала мои
ответы.
   Наконец, интервью было закончено.
   -Я думаю, - сказала она, - что статья о ваших йогических экспериментах
появится в ближайшем выпуске. Если не в «Двенадцати коленах», так в
приложении, - уточнила, - в  «Микроскопе».
   -А о Лойфмане? - поинтересовался я.
   -Вначале пойдет сегодняшнее интервью, - произнесла резко и замолчала,
словно хотела что-то сказать, но споткнулась на некоем  табу.
   -Не лучше ли будет оставить Лойфмана в покое? - спросил я и продолжал,
пытаясь каким-либо окольным путем выяснить в какой стадии находится эта
работа и увижу ли я  ее в печати вообще, - хочу поставить вас в
известность, как новую  репатриантку, что  израильский истеблишмент против
подобных разоблачений, ибо считает, что среди нас, прибывших из СССР, нет
правых и неправых, виновных и невиновных. Все мы, по их мнению, жертвы
тоталитарного режима.
   -Да  вы не волнуйтесь, - сказала Тереза, поняв мгновенно мою уловку, - я
обязательно займусь вашей историей, - и после короткой паузы, - она требует
полной самоотдачи, а меня текучка заела - дышать некогда, - она пыталась
придать своему голосу искренность.
   Я подумал: «Вероятно позвонила она в Министерство абсорбции - в тот
отдел, где Евстрату было присвоено звание узника Сиона. Не захотели они
терять репутацию справедливых судей. Переполошились. Надавили на
соответствующие чиновничьи кнопки и стоп редакционная  машина. Или
позвонила в какой-нибудь клуб, объединяющий тех, которые были признаны
узниками Сиона. Запротестовали они. Нет, - сказали, - Лойфман получил
почетное звание заслуженно. При этом подумали - сегодня правдолюбцы
разоблачат Лойфмана, завтра - нас». Глядя в строгие немигающие глаза
интервьюерши и мысленно прокрутив этот, с моей точки зрения, нелицеприятный
монолог, я умолчал его. Стоит ли пускать в ход предположения? Рассказал я
Терезе Маршайн о семинаре посвященном Дню Катастрофы, о выступлении на этом
семинаре Председателя Кнессета и о некоем господине Новом Репатрианте
четверть века собиравшем материалы о Катастрофе,о  его просьбе выделить
помещение для выставки собранных им уникальных материалов,  об авторитетном
обещании Председателя Кнессета помочь решению вопроса и о том,  что
положительного результата господин Новый Репатриант не дождался и, помоему
мнению, не дождется. Я сказал, что написал заметку об этом происшествии и
что мне удалось заснять как раз тот момент, когда господин Новый Репатриант
«приперает к  стенке»  Председателя Кнессета. «Мне бы хотелось, чтобы
заметка и фотоснимок появились в «Двенадцати коленах», - сказал я Терезе
Маршайн. Отодвинув кресло, она поднялась и, скрестив руки на груди, зябко
поежилась, несмотря на то, что в помещении никакого холода не ощущалось. Ее
высокая, готического стиля фигура и удлиненное лицо никак не вязались с
моим представлением о бойкой профессии журналиста. «Принесите фотоснимок и
приложите к нему заметку - я покажу этот материал главному редактору, -
сказала она и добавила, - от него все зависит».
________________________________________
* асана - положение, поза; пранаяма - контроль за дыханием (санскит).
51
   Иногда мне кажется, что продолжаю жить в Советском Союзе. Разница лишь в
том, что там не евреи поливали грязью евреев, а здесь - евреи евреев.
Жидовская морда, пархатые жиды, жидовское отродье, жидовня - весь этот
неисчислимый антисемитский набор с прибытием евреев на историческую  родину
не потерял своего обиходного  значения  и это факт очевидный. Говорит он о
том, что в СССР евреи были закомплексованы антисемитизмом настолько, что
возненавидели самих себя. Но только ли в СССР? Все страны мира дают такую
же картину, потому что евреи всех этнических групп привозят в Израиль
антисемитский жаргон - по всему Израилю гуляет разноязыкий антисемитский
запашок.
52
   Хайфские монастыри с золочеными куполами. Аскетического вида привратники
в монашеской одежде. Озеро Киннерет. Рыбацкая лодка времен Иисуса Христа,
поднятая со дна этого озера и реставрированная. В «Новом Завете» от Луки, в
главе восьмой читаем: «В один день Он вошел с учениками Своими в лодку и
сказал им: переправимся на ту сторону озера. И отправились.Во время
плавания их Он заснул. На озере поднялся бурный ветер, и заливало их
волнами, и они были в опасности. И подошедши разбудили Его и сказали:
Наставник! Наставник! погибаем. Но Он встав запретил ветру и волнению воды;
и перестали, и сделалась тишина... И приплыли в страну Гадаринскую».
Галилейские, резко очерченные, холмы с неземными космическими восходами и
закатами солнца. Галактические пейзажи. Знойный полдень. Слияние тверди и
голубого безоблачного неба. Кесария. Амфитеатр и мощенная площадь со
ступенями и мозаикой. Множество античных скульптур. Все с отбитыми
головами. Согласно религии иудаизма изваяние или изображение чего-либо
недопустимо. Более тысячи лет тому назад были разрушены верующими евреями
произведения чужеземного искусства. Интересно, как они это делали - толпой,
зараженные массовым психозом или по одиночке. Цепями, лопатами или
молотками изуродованы мраморные атлеты, боги, богини, кесари и философы? Я
видел многочисленные надписи на каменных плитах, среди которых, как
утверждал экскурсовод, есть первое эпиграфическое свидетельство о Понтии
Пилате. Я видел ров и пологую насыпь    укреплений, построенных
крестоносцами. Жилые помещения с намеками на возникновение готических форм
в архитектуре. Многочисленные города и поселки  Израиля с домами
стандартного типа. Я успел заметить, что устремления у большинства
израильтян также не отличаются многообразием. В основном бизнес и на этом
фоне - секс и семья. Исторических достопримечательности их, как правило, не
интересуют. Эта область оставлена для пользования туристам и новым
репатриантам. Огромное количество средств тратится на организацию
всевозможных экскурсий, чтобы в наиболее короткие сроки вызвать у
новоиспеченных граждан ощущение   национальной гордости и любовь к этому
экзотическому клочку земли. Более полезным было бы вложить эти деньги в
строительство более дешевого жилья и в развитие промышленности и,
соответственно, в увеличение числа рабочих мест, ибо невозможно относиться
с благодарностью к стране, которая не гарантирует своим гражданам
возможность иметь крышу над головой и работу. Громадное большинство новых
репатриантов нищенствует. Отсутствие работы угнетает. Нужна протекция, но
где ее взять новому репатрианту, у которого в Израиле  нет,  как правило,
никаких   влиятельных   родственных корней? Правда,  найти работу  можно и
без протекции, но какую? - неквалифицированную, физически тяжелую и
малооплачиваемую. При железном здоровье и каторга не страшна. Но как  быть
тем, которым перевалило за 50? Их, при всей их импозантной внешности, ни на
какую работу не берут. А до пенсии  еще  далеко. Пенсионный возраст
начинается у мужчин с 65, у женщин - с 60  лет. В  газетах  рекламные
объявления, с информацией о предприятиях нуждающихся в специалистах и
прочей рабочей силе, предупреждают: только для молодых! Каково читать такие
объявления человеку  немолодому? После 50-летнего возраста почтенный глава
семейства невольно находится в стрессовой ситуации - имея работу, боится ее
потерять и потеряв, почти не имеет шансов ее найти. Вот и не доживает он до
пенсионного возраста. Факт печальный, но кого в этом винить? Косвенных
виновников его смерти? Все равно там никаких эмоций - разве что радость на
лице министра финансов, потому что для него преждевременная смерть этого
человека сэкономит бюджетные средства за счет суммы пенсионных выплат.
Смотрю я на израильских партократов (я имею в виду их частое появление на
телеэкране) и вижу, что у многих из них на  физиономии проступает
старческая синюха. Однако безработица им нисколечко не грозит. Их энергия и
в глубоком возрасте неугасима. Не потому ли, что их сердца намагничиваются
государственной кормушкой?








               А. Кобринский, "ПЛАЧУЩИЙ ОСЕЛ", роман-дневник




                              продолжение VII






53
   В «Микроскопе» появилась статья-интервью Терезы Маршайн «Очень много
может йог...» Исходя из текста, я «через полгода  буду менять комплекс
упражнений». Чувствуется, что интервьюерша воспитывалась и работала в
условиях всеобщего  охвата  советских трудящихся социалистическим
соревнованием. Она явно за сокращение сроков - даже в том случае, если речь
идет о ступенях самосовершенствования. Надо сказать, что сокращение сроков
- мечта всякого обывателя - в том числе и нашего, израильского. О чем он
мечтает? - быстро разбогатеть... Быстро - освободиться от болезней, стать
специалистом, изучить иврит, изучить Тору... Быстро?!... Я не стахановец -
мною было  сказано «через два  года буду менять комплекс упражнений».
Вечером позвонила Тереза: «Если хотите забрать фотоснимки, зайдите в
редакцию». Я спросил: «Могу ли я принести, написанную мною, заметку?»
Странные вопросы вы задаете, - сказала она, - редакция принимает любые
материалы, но о какой заметке вы говорите?» Я напомнил: «Речь идет о
результатах авторитетного обещания Председателя  Кнессета господину Новому
Репатрианту». «А, - тут же сказала Тереза, - приносите, - и добавила,  - вы
говорили, что у вас имеется какое-то сенсационное фотосвидетельство, на
котором запечатлен сам  Председатель Кнессета. Не забудьте прихватить!».
54
   Завтра суббота. В прошлую Лина была у нас, а в эту должна находиться в
интернате. Как у нее прошла неделя? Сел на велосипед и вперед - решил
навестить протеже Семена Рубды. Комната оказалась запертой. Я нашел
новоприбывших  интернатовцев в подвальном помещении общежития. Там
проводилось что-то типа собрания... Выкрики  детей... Молодая женщина с
ярко накрашенными губами, пытавшаяся перекричать эту разноголосицу. «Вы к
кому?» - спросила она и посмотрела на меня пристально - с подозрением. «К
Еркович». «Да,  - сказала она неопределенно, - знаете, мне надо с вами
поговорить. Не здесь, - кивнула в сторону детей. Сняла очки и, близоруко
сощурившись, уточнила, - я освобожусь через минут десять, пятнадцать.
Подождите меня, пожалуйста, наверху»... Уже стемнело. Электрическими
фонарями освещались деревья, клумбы, газоны, выложенный голубыми кафельными
плитами плавательный бассейн, невзрачное П-образное здание двухэтажного
общежития. Из подвального помещения  вышла Лина. Направилась ко мне,
угловато поворачивая туловище относительно оси позвоночника то вправо, то
влево. При этом позвоночник казался несгибаемым, будто в него был вставлен
металлический стержень. Когда она подошла, я сказал, что жду разговора с
мадам, которая вела собрание. «Математику преподает. Второй год в Израиле.
Фридой зовут», - проинформировала меня Лина и, заметив направившуюся ко мне
учительницу, отошла в сторону.
   «Должна  вас предупредить, - сказала Фрида и, протерев очки,  -
возвратила их на переносицу, - что у Лины,  как и у остальных
новоприбывших девочек, повышенный интерес к  противоположному полу. Я
несколько  раз  заставала Лину с мальчиками в  постели». «В голом виде?», -
спросил я с нескрываемой иронией и улыбнулся.  «В голом или не в голом, а
отвечать мне,  - ответила она, -  забеременеют девчонки, что тогда?
Скандалом попахивает. Можно сказать, международным. Уволят меня и нигде я
после  этого устроиться на работу не смогу». «Любви все возрасты покорны,
- сказал я, - а молодость тем более. Ее не удержишь. Не лучше ли прочитать
учащимся курс лекций на тему - гигиена половых отношений, научить девочек
пользоваться противозачаточными средствами? Сегодня, в этом вопросе, более
радикальных воспитательных мер не существует. Впрочем, с вашего позволения,
я могу поговорить с Линой». «Попытайтесь, - сказала она, - буду вам
бесконечно благодарна, но если откровенно, сомневаюсь я, что подобная
беседа на нее подействует». На этом наш разговор закончился и я позвал
Лину.  «Речь,  в основном, шла о тебе, - сказал я, как и она, глядя куда-то
в сторону, - учительница в шоке. Утверждает, что видела  тебя  с
мальчиками  в постели». Лина  выдержала это сообщение спокойно и без
смущения.  «Ну и что, - сказала  она, исподлобья ощупывая своим взглядом
мое  лицо до тех пор, пока наши глаза не встретились, -  у  этой Фриды
больное воображение. Да, заходят к нам в комнату  мальчики.  Так же,  как и
мы к ним. Ну, бывает, сидят на наших постелях. Так уютнее - ни больше, ни
меньше. Скучают они без родителей, - Лина вздохнула, -  и  мы тоже. Просто
беседуем».  «Видишь ли Лина, - сказал я, - Фрида боится, что кто-нибудь из
девчонок  забеременеет. Если это случится, выгонят ее с работы. Поэтому она
на взводе».
   Пообещал Лине, что заберу ее из интерната на следующей неделе в пятницу.
Проезжая мимо столовой, решил заглянуть - благоустроенная или нет?...
Светлый, просторный, с художественным вкусом оформленный зал. Людей мало.
Интернатовцы уже поужинали. За одним из столиков, буквально в двух шагах от
себя, я увидел Фриду. Мне думается, что этическое поведение учениц ее
нисколько не интересовало. Ее страх упирался в одну точку - а вдруг
уволят?!
   Закомплексованно-интеллигентно отщипывала она чайной ложечкой пирожное и
запивала осторожными глотками. При  этом она пыталась беседовать с сидящим
напротив  брюнетом,повидимому тоже преподавателем. Ее напомаженные губы,
выплевывая обиходный уличный иврит, бубончато выворачивались... Напоминали
геморроидальную шишку.
55
   В «Двенадцати коленах» появилось объявление:
   Приглашаем людей творчества - композиторов, бардов, поэтов, писателей -
вступить в Израильский союз композиторов, литераторов и музыкальных
издателей, созданный для защиты прав людей творчества в Израиле и во всем
мире.
   Я позвонил Исааку Ухабу - серьезная организация или нет?  Не серъезная,
а солидная, - сказал он мне и сообщил, что в  доме писателей создан и уже
функционирует клуб русскоязычных литераторов. «Собираются раз в две недели
по вторникам. Как раз на этой неделе будет выступать Христофор Вакс. Можешь
и ты почитать свои стихи. Приходи. Начало в семь вечера».
56
   В период Войны в Персидском заливе подобрал я осколок ракеты «Скад»,
упавшей неподалеку от Беер-Якова. Взрывная волна и высокая температура
придала осколку художественную форму. На мусорной свалке нашел я деревянный
круг типа  подставки. Вырубив стамеской углубление в центре, я вставил
конец осколка, смазав предварительно стыкуемые участки двух  этих деталей
быстродействующим клеем. Решив придать получившейся скульптуре демонический
характер, я оторвал голову безрукой кукле, подобранной мною на той же
свалке, и закрепил клеем эту голову на одном из ответвлений осколка. Черные
волосы, ниспадавшие с головы куклы на этот осколок, сделали похожей ее на
фата-моргану несущуюся куда-то на волне сокрушительного урагана. Осколок
напоминал полы широкого плаща,  развивающегося на гибельном ветру. Чтобы
завершить начатое, я смазал клеем поверхность подставки и сверху волнисто
приложил куски хлопчатобумажной ткани. Нанеся кисточкой на ткань яичный
белок, присыпал сверху песком и тогда волнистость стала напоминать барханы
прибрежных  израильских пустынь. И все же какой-то важной детали в этом
моем творении не хватало.Я облазил всю свалку, но ничего подходящего на
глаза не попадалось. И тогда на одном их бееряковских пустырей положил я
возле муравьиной кучи три индюшачьи головы. Сегодня, во время прогулки, я
увидел, что они обглоданы - очищены муравьями, как на выставку. Я тут же
принес их домой. Ножовкой отпилил клювы, чтобы задумка моя не
ассоциировалась эмрепо