бирали  сеть,  одному из  рыбаков  разрезало  веревкой  руку.  Пока  Ольга
накладывала  жгут чтобы  остановить  струю  крови, рыбаки  разделали сома  и
извлекли  из брюха воздушный пузырь, который, к всеобщему  удовольствию,  не
был поврежден.
     Неожиданно какой-то  толстяк  высоко  поднял  меня в  воздух  и  что-то
крикнул остальным рыбакам. Толпа обрадовалась его словам и, цепко удерживая,
меня начали передавать из  рук в  руки. Прежде чем  я что-либо  понял, рыбий
пузырь бросили в воду, а меня швырнули на него  сверху. От моего веса пузырь
немного погрузился в воду.  Кто-то  оттолкнул его  от  берега. Нас понесло к
середине реки  и  я судорожно ухватился за  пузырь руками и  ногами, ныряя в
холодную мутную воду, крича и моля о помощи.
     Но пузырь уносило все дальше. Люди бежали за ним по берегу. Видно было,
как они взмахивали руками. Несколько  камней со  всплеском упало неподалеку.
Один чуть было не угодил в пузырь. Течение быстро выносило меня  на середину
реки. Оба  берега теперь  казались одинаково  далекими.  Толпа  скрылась  за
холмом.
     Незаметный  на берегу свежий  ветер, рябил поверхность воды. Меня несло
прямо  вниз по  течению.  Несколько  раз  пузырь почти  полностью  накрывало
легкими волнами.  Но  он  выныривал и медленно,  с достоинством плыл дальше.
Неожиданно  я попал в водоворот. Раз  за разом пузырь отплывал  в сторону  и
возвращался назад. Я попытался раскачать пузырь и движениями тела вытолкнуть
его  из воронки. Я  до смерти боялся,  что здесь мне придется  провести  всю
ночь. Я не умел плавать и  знал, что если пузырь лопнет, я  камнем пойду  на
дно. Солнце медленно  садилось.  Каждый раз, когда пузырь заходил  на  новый
круг,  оно светило  мне прямо  в глаза и его лучи бликами танцевали на воде.
Свежий порыв ветра вытолкнул пузырь из водоворота.
     Километры отделяли меня  от Ольги и ее деревни. Течение относило меня к
скрытому густеющими тенями берегу. Я уже различал  болотистый берег, высокие
раскачивающиеся  травы, замаскированные  гнезда спящих уток. Повсюду  нервно
носились водомерки. Из омута выпрыгивали перепуганные  лягушки. Вдруг пузырь
наткнулся на камышинку. Я почувствовал под ногами упругое дно.
     Было  совершенно  спокойно.  Из-за  ольховника,   с  болот   доносились
неразличимые человеческие или  звериные  голоса.  Я  скрючился от  холода  и
покрылся гусиной кожей. Я внимательно прислушался, но вокруг было тихо.



3

     Я испугался, когда понял, что остался совсем  один. Но я помнил, что по
словам Ольги, могло помочь выжить  без посторонней помощи.  Во-первых, нужно
было хорошо  знать растения и животных, разбираться в  ядовитых  и  лечебных
травах. Я был слишком юн и неопытен для этого.
     Во-вторых,  нужно  было уметь  разжигать  огонь или  иметь  собственную
комету. Чтобы сделать "комету", нужно было вскрыть с одного конца консервную
банку и пробить гвоздем несколько дырок  в стенках. Вместо ручки, к ее верху
прикрепляли проволоку и кометой можно было размахивать как арканом  или  как
кадилом в церкви.
     Такая  маленькая  переносная  печка  была  хороша,  чтобы  согреться  и
приготовить  поесть.  Ее  топили любым  подвернувшимся  под  руку  топливом,
сохраняя  на  дне горячие угли.  Когда  банку  сильно раскручивали,  воздух,
проникающий  внутрь  через  многочисленные  отверстия, раздувал  огонь,  как
кузнец мехами, а  центробежная сила удерживала топливо  в  банке. Правильным
подбором топлива и соответствующим вращением поддерживали огонь нужной силы.
Например, картофель, репу или  рыбу  пекли  на слабом огне от торфа  и сырых
листьев, а пойманную птицу поджаривали на  сухом торфе и сухой траве. Птичьи
яйца вкуснее всего получались на огне от картофельной ботвы.
     Чтобы огонь  за ночь не  погас, комету плотно набивали  мхом со стволов
старых  деревьев. Загоревшись, мох давал сильный жар,  а его  дым  отпугивал
змей  и насекомых. При опасности, комету можно было быстро раскалить добела,
сильно  крутанув ее  несколько  раз.  В  сырую погоду  ее нужно  было  часто
наполнять сухими  смолистыми  щепками  или  корой  и долго вращать. В  сухую
ветреную  погоду  комета разгоралась быстро и  огонь  приходилось ослаблять,
добавляя зеленую траву или обрызгивая водой.
     Кроме того, кометой можно было великолепно защищаться от собак и людей.
Прожигающие шкуру  искры,  летящие из бешено вращающейся  кометы,  осаживали
даже  самых свирепых псов. Редкий смельчак не опасался  ослепнуть или обжечь
лицо.  Вооруженный  кометой человек был неуязвим  и победить  его можно было
только при помощи длинной палки или бросая камни.
     Вот почему  большой бедой  было позволить  комете погаснуть. Огонь  мог
потухнуть от  неожиданного ливня и по оплошности  владельца  кометы.  Спички
стоили  очень дорого, а найти  их в деревне  было  очень трудно. Обычно, для
экономии, каждую спичку расщепляли надвое.
     Особенно тщательно  огонь сохраняли в печах. Вечером угли сгребали так,
чтобы  они  тлели  до  утра. На  заре,  прежде  чем раздуть  огонь,  хозяйка
почтительно крестилась  на печь. Говорили, что  огонь не приручен  человеком
поэтому его нужно задабривать. Верили и  в то, что  удача  покинет того, кто
делится огнем или дает  его в долг. Те, кто занимает огонь  здесь, на земле,
-- вернут его в  аду. А  если вынести огонь  из дома,  то коровы  перестанут
доиться или станут яловыми. К тому  же, это может вызвать тяжелые осложнения
при родах.
     Комета  была   предметом   первой   необходимости.  С  ней  можно  было
безбоязненно заходить в деревни по которым бродили стаи свирепых псов. Зимой
можно было  остаться без горячей пищи, а то и сильно обморозиться, если дать
комете погаснуть.
     Люди собирали  топливо в  мешочки  за спиной  или на поясе. Днем в поле
крестьяне готовили на огне овощи, мелких  птиц  и  рыбу. Ночью,  возвращаясь
домой, мужчины  и  парни сильно  раскручивали кометы  и запускали  их высоко
вверх. Красные от жара  шары с огненными хвостами летели по широкой дуге. За
это их и назвали кометами. Они действительно напоминали  хвостатые звезды на
небе,  чье  появление,  как объясняла Ольга,  предвещает  войны, эпидемии  и
смерть.
     Раздобыть  подходящую  для  кометы жестянку было  очень  трудно.  Такие
консервные банки можно было найти только у железной дороги по которой ходили
военные  эшелоны. Местные крестьяне дорого  просили за банки  и не разрешали
чужим собирать их. Жители деревень, расположенных по  разные стороны дороги,
иногда дрались за добычу.  Каждый день группы мужчин, вооружившись топорами,
выходили к дороге и собирали все консервные банки.
     Первую  комету  мне дала Ольга.  Кометой  ей заплатили  за  медицинскую
помощь. Я внимательно  следил за состоянием  банки, приплюснул молотком края
отверстий, чтобы они не увеличивались  от огня, выровнял вмятины и постоянно
протирал металл.  Чтобы никто не  смог  отнять у меня  такую ценную  вещь, я
привязал  ее  к  запястью  проволокой  и  никогда  не расставался с  ней.  Я
чувствовал себя  увереннее, когда  слышал потрескивание  огня и  использовал
любую возможность,  чтобы наполнить мешочек подходящим топливом. Ольга часто
посылала меня в лес за разными лекарственными  травами и с кометой  в руке я
ничего не боялся.
     Но теперь Ольга была далеко и кометы у меня не было. Я дрожал от холода
и страха, мои ноги кровоточили от порезов  об  острые листья речных  трав. Я
отряхнул с ног разбухших от моей крови пиявок. Длинные изломанные тени упали
на  реку,   вдоль  темных   берегов  разносились   приглушенные  голоса.   В
потрескивании веток бука, в шелесте  поникших  к воде  ив я  различал голоса
существ о  которых  рассказывала мне Ольга.  Их змеиное  тело  заканчивалось
головой с  узкой мордочкой  летучей мыши. Эти существа обвивались вокруг ног
человека и внушали ему  желание прилечь на землю и  отдохнуть  --  задремав,
этот человек уже никогда не  поднимался.  Иногда я видел  в коровниках такие
существа. Говорили,  что они  выпивают  у  коров молоко или,  что еще  хуже,
забираются внутрь  животных  и съедают весь  корм, пока корова не умирает от
истощения.
     Я побежал прочь от реки, продираясь через переплетенные заросли камышей
и высокой травы, низко наклоняясь, чтобы проскользнуть под низко  свисающими
ветками.
     Вдалеке  мычали  коровы.  Я быстро  вскарабкался  на дерево  и, оглядев
окрестности, заметил мерцание комет.  Люди шли с пастбища. Я осторожно пошел
им навстречу, прислушиваясь к лаю пробирающегося ко мне через мелколесье пса
пастухов.
     Голоса  были уже  совсем  близко. Густая  листва закрывала  тропинку. Я
слышал шум бредущих коров и разговоры молодых  пастухов.  Время  от времени,
искры от их комет вспыхивали на фоне темного неба и гасли, падая на землю. Я
шел за ними прячась за  кустами, выбирая удобный момент чтобы наброситься на
пастухов и выхватить у них комету.
     Бежавший с ними пес почуял мой  запах и несколько раз бросался в кусты,
но  в  темноте  терял  уверенность  в  себе. Я зашипел на  него  змеей и он,
зарычав,  отступил на тропинку. Почувствовав  опасность, пастухи притихли  и
внимательно прислушивались к лесным шорохам.
     Я  подошел  к  тропе.  Коровы  терлись  боками о ветки  за  которыми  я
прятался.  Они были  так близко,  что  я  чувствовал запах их тел. Пес снова
попытался  броситься  на  меня,  но змеиное шипение  снова  отогнало его  на
дорогу.
     Когда коровы подошли  совсем близко, я уколол двоих заостренной палкой.
Они испуганно замычали и шарахнулись в сторону, пес побежал за ними. Потом я
издал леденящий душу  вопль и  ударил ближайшего пастуха по лицу. Прежде чем
он успел сообразить, что происходит,  я выхватил у  него комету и  скрылся в
кустах.
     Остальные пастухи напуганные жутким воплем  и переполохом среди  коров,
поспешили в деревню волоча  за собой ошеломленного товарища. Приглушив яркий
огонь в комете свежими листьями, я углубился в лес.
     Забравшись  в  густые  заросли я  раздул  комету. Ее  огонь привлек  из
темноты рой мошкары. С деревьев свесились ведьмы. Пытаясь сбить меня с пути,
они  пристально  смотрели  мне в  лицо. Я  отчетливо слышал, как содрогались
неприкаянные души страдающих грешников. Багровый отсвет кометы выхватывал из
темноты склонившиеся надо мной деревья. Я слышал печальные голоса и странный
шум  от  движений  пытающихся выбраться из  стволов  деревьев  привидений  и
вурдалаков.
     На  стволах  многих деревьев  я  увидел зарубки и  вспомнил, как  Ольга
рассказывала, что крестьяне делают их, чтобы наслать порчу на  своих врагов.
Разрубая топором  сочную  древесину, нужно  было вслух назвать имя недруга и
представить себе его лицо. От этого враг заболевал и умирал. Стволы деревьев
вокруг меня были усыпаны рубцами от заживших ран. Очевидно  у живущих  здесь
людей было много врагов и они тратили много сил, чтобы досадить им.
     Испугавшись, я резко крутанул комету. Она осветила уходящие  вдаль ряды
деревьев, которые угодливо склонились передо  мной,  приглашая следовать  за
ними.
     Так  или  иначе,  но  мне  пришлось  принять  их приглашение.  Я  решил
держаться подальше от прибрежных деревень.
     Я пошел куда глаза глядят, твердо уверенный, что ольгины чары неизбежно
вернут  меня к ней. Ведь говорила  же она, что заколдует мои ноги и, если  я
попытаюсь сбежать, они  пришагают  назад  к ней. Мне  нечего  было  бояться.
Неведомая сила вела меня прямо к Мудрой Ольге.



4

     Теперь  я жил  у мельника  по  прозвищу Ревнивец. Он  был даже  большим
молчуном,  чем было принято в деревне. Когда соседи заходили к нему в гости,
он сидел  с  ними, задумчиво потягивая водку и уставившись  на  прилипшую  к
стене  дохлую муху,  время  от времени вставляя в разговор  несколько  слов.
Мельник немного оживлялся лишь,  когда в комнату  заходила его  жена. Всегда
спокойная  и  сдержанная,  она  обычно  сидела позади мужа, скромно  опуская
глаза, когда гости поглядывали на нее.
     Я  спал на  чердаке  над  их спальней.  По ночам я часто просыпался  от
громкой брани. Мельник обвинял жену в шашнях с молодым батраком, в том, что,
работая  в  поле  и на  мельнице,  она бесстыдно заголяется перед  ним. Жена
сидела  молча и не оправдывалась.  Иногда,  разозлившись,  мельник обувался,
зажигал  свечу и избивал ее.  Я припадал к щели между досками и наблюдал как
мельник  сек  жену  плетью.  Женщина  пыталась  закрыться  пуховым  стеганым
одеялом, но мужчина сбрасывал его на пол и, широко расставив ноги, продолжал
сечь  ее пухлое тело. После каждого удара на нежной коже вздувались багровые
кровавые полосы.
     Мельник был  беспощаден. Широко  замахиваясь, он стегал  кожаной плетью
ягодицы и бедра, груди и шею, хлестал по плечам и ногам. Женщина теряла силы
и начинала скулить как щенок. Моля о пощаде, она ползла к его ногам. В конце
концов  мельник  бросал  плеть,  задувал  свечу  и  ложился  спать.  Женщина
продолжала  постанывать.  Утром  каждое  движение  причиняло  ей  боль,  она
прикрывала рубцы и распухшими ладонями вытирала слезы.
     Вместе с людьми в доме жила упитанная полосатая кошка.  Однажды  с  ней
что-то произошло. Вместо мяуканья она издавала хриплые сдавленные стоны. Она
скользила вдоль стен,  извиваясь как змея, резко подергивая боками, запуская
когти в юбку мельничихи. Она ворчала странным голосом, подвывала и не давала
покоя резкими визгами. К вечеру кошка  выла, как больная, ее хвост метался в
разные стороны, ноздри раздувались.
     Мельник запер возбужденную кошку  в подпол  и сказал жене, что пошел на
мельницу позвать на ужин батрака. Женщина принялась накрывать на стол.
     Батрак был сиротой. У мельника он работал  первый год. Это был высокий,
спокойный парень с соломенными волосами, непослушная прядь которых постоянно
падала на мокрый от пота лоб. Мельник знал, что в деревне  сплетничали о его
жене  и  парне.  Говорили, что она теряет рассудок, когда  видит его голубые
глаза.  Забыв  о муже,  не отводя  от парня глаз, она судорожно  подтягивала
одной рукой  подол  юбки выше колен,  а  другой оттягивала вниз вырез кофты,
открывая груди.
     Когда  мельник  вернулся  домой с батраком, у него за  спиной  в  мешке
барахтался  огромный  соседский кот.  Из подпола  натужно  подвывала  кошка.
Мельник выпустил ее оттуда  и  она  прыгнула на  середину  комнаты. Животные
настороженно  кружили  по  комнате  постепенно  приближаясь  друг  к  другу.
Мельничиха накрыла на стол.  Они молча  ели; мельник сидел во главе стола, а
жена и батрак  -- по бокам от  него.  Я ужинал  сидя на корточках у  печи. Я
поражался  аппетиту мужчин  --  они проглатывали  огромные куски мяса, ломти
хлеба и запивали еду водкой.
     Только  женщина жевала пищу  медленно. Когда  она низко наклонялась над
тарелкой, батрак быстрее молнии поглядывал на ее обтянутую кофтой грудь.
     В  центре  комнаты  кошка   неожиданно  изогнулась  дугой,  оскалилась,
выпустила  когти и  бросилась на  кота. Он насторожился, собрался и, брызгая
слюной, фыркнул прямо в ее горящие глаза. Она обошла его,  прыгнула ближе и,
ударив  лапой по  морде,  отскочила  назад. Теперь уже кот, крадучись обошел
вокруг  нее,  принюхиваясь  к ее  возбуждающему запаху. Он  изогнул  хвост и
попробовал подойти к кошке сзади. Но она распласталась  на  полу и, следя за
каждым его движением, отпугивала его сильными грозными лапами.
     Мельник и его жена с батраком молча  ели и, как зачарованные, наблюдали
за  происходящим. Лицо у женщины зарделось; покраснела даже  ее  шея. Батрак
приподнимал  голову и  сразу  отводил  взгляд.  Только  мельник  невозмутимо
наблюдал за животными, время от времени поглядывая на жену и парня.
     Кот наконец  решился. Легкой  и пружинистой  походкой  он  направился к
самке.  Она  игриво  шевельнулась,  как будто желая  отодвинуться, но  самец
высоко подпрыгнул и плюхнулся на  нее. Вцепившись  зубами в загривок, он без
лишних  движений  овладел ею. Удовлетворившись,  он  расслабился  и отпустил
самку. Пригвожденная к полу кошка хрипло завизжала и  вырвалась из-под него.
Она прыгнула к уже остывшей печи и начала виться у нее, умываясь и потираясь
головой о теплую стену.
     Мельник прожевал  последний  кусок  и,  откинувшись назад,  опрокинул в
глотку стакан водки.  Он с  трудом встал, схватил ложку и,  похлопывая ею по
ладони, направился к  батраку.  Смущенный парень все  еще  сидел за  столом.
Женщина оправила платье и возилась у печи.
     Наклонившись,   мельник  что-то  шепнул  в  его  пунцовое   ухо.  Юноша
подскочил, будто его  укололи ножом, и начал возражать. Тогда мельник громко
спросил, вожделел ли он его жену. Батрак вспыхнул, но не ответил. Мельничиха
отвернулась и продолжила чистить горшки.
     Мельник показал на прогуливающуюся кошку  и снова что-то шепнул. Парень
с  трудом встал из-за стола,  намереваясь выйти из комнаты.  Опрокинув стул,
мельник пошел за ним и, прежде, чем парень что-либо понял, неожиданно прижал
его к стене, схватив одной  рукой  за горло и  упершись коленом ему в живот.
Парень  не мог и  пошевелиться. Оцепенев  от страха, он, шумно дыша, пытался
что-то сказать.
     Причитая и  всхлипывая,  женщина бросилась к  мужу. Встревоженная кошка
наблюдала за происходящим с печи, а кот, испугавшись, запрыгнул на стол.
     Одним ударом мельник  отбросил жену в сторону. Затем, движением похожим
на то, каким из  картофелин выковыривают  темные пятнышки,  он  вонзил ложку
парню в глазницу и провернул ее там.
     Глаз выпрыгнул из лица, как желток из разбитого  яйца и скатился на пол
по руке мельника. Батрак  взвыл и пронзительно  закричал,  но мельник крепко
прижимал  его  к  стене. Окровавленная ложка  вошла во  второй  глаз  и  тот
выпрыгнул  еще  проворнее  первого. Какое-то время, как будто  не  зная  что
делать, глаз задержался на щеке парня, а затем, по рубашке, скатился на пол.
     Через мгновение  все  было закончено.  Я не поверил  увиденному. У меня
мелькнула слабая надежда, что глаза  еще можно вернуть  на место. Мельничиха
дико завизжала. Она побежала в соседнюю комнату и разбудила детей, которые с
перепугу тоже заплакали. Батрак вскрикнул, потом закрыл лицо руками и затих.
Кровь ручейками стекала меж пальцев на рубаху и брюки.
     Как будто не зная, что парень  ослеп, разъяренный мельник толкнул его к
окну.  Тот споткнулся,  вскрикнул и, налетев на стол, едва  не упал. Мельник
схватил его за плечи, распахнул ногой дверь и вышвырнул батрака во двор.
     Глазные яблоки продолжали лежать на полу. Я обошел вокруг, встретившись
с их невозмутимым взглядом. Сначала  кот, а за ним и  кошка, осторожно вышли
на середину комнаты и начали играть глазами будто клубком ниток. На свету от
масляной  лампы  кошачьи   зрачки   превратились  в  узкие  щелки.  Животные
перекатывали глаза, обнюхивали их, лизали и ласково перебрасывали друг другу
мягкими  лапками.  Глаза  смотрели на  меня из всех углов  -- они, казалось,
зажили новой самостоятельной жизнью.
     Я смотрел на них с восхищением. Если бы мельник вышел из комнаты,  я бы
подобрал  их. Разумеется  ими  еще можно  было смотреть.  Я  носил  бы  их в
кармане, вынимая  когда нужно и накладывая поверх своих. А  может я смог  бы
приладить их на затылке и они как-нибудь сообщали бы мне, что там происходит
у  меня за спиной. Еще лучше было бы оставить их где-нибудь, и узнать потом,
что происходило там в мое отсутствие.
     Возможно глаза и не намеревались  служить еще  кому-то. Они легко могли
убежать от кота и кошки и  укатиться в двери. Теперь, как выпущенные на волю
птицы, они могли свободно бродить по лесам, полям и озерам. Такие крохотные,
они легко могли  спрятаться и,  живя на  воле, вечно наблюдать за людьми.  Я
разволновался  от этих мыслей и  решил  незаметно  прикрыть двери и  поймать
глаза.
     Играющие животные  явно раздражали мельника. Он  выбросил их в двор,  а
глаза  раздавил  своими  тяжелыми  ботинками. Что-то хрустнуло  под  толстой
подошвой. Лопнуло  чуд