Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
Пауло Коэльо.
Вероника решает умереть
Перевод: О. Томашевский,
Изд. София, 2001
OCR: Андрей Витязев
Одиннадцатого ноября 1997 года Вероника окончательно решила свести
счеты с жизнью. Она тщательно убрала свою комнату, которую снимала в женском
монастыре, почистила зубы и легла в постель.
Со столика в изголовье она взяла таблетки - четыре пачки снотворного, -
но не стала жевать горстями, запивая водой, а решила глотать по одной,
поскольку велика разница между намерением и действием, а ей хотелось
оставить за собой свободу выбора, если на полпути она вдруг передумает.
Между тем с каждой проглоченной таблеткой Вероника все больше укреплялась в
своем решении, и через пять минут все пачки были пусты.
Не зная, сколько времени потребуется, чтобы потерять, наконец,
сознание, Вероника взялась за журнал - последний номер "Хомме", прихваченный
из библиотеки, где она работала. Хотя компьютеры нимало не занимали
Веронику, однако, листая журнал, она наткнулась на статью о новой игре из
тех, что продаются на компакт-дисках, созданной Пауло Коэльо. Это был
бразильский писатель - тот самый, с которым она случайно познакомилась на
читательской конференции в кафе при гостинице Гран-Юнион. Они обменялись
парой слов, и в конце концов его издатель пригласил ее на ужин. Но народу
собралось много, и познакомиться поближе им не удалось.
Один лишь факт знакомства с писателем, о котором, словно нарочно,
оказалась попавшаяся на глаза статья, навел ее на мысль, что этот человек
каким-то образом является частью ее мира; во всяком случае, чтение поможет
скоротать время. В ожидании смерти Вероника принялась читать об информатике
- предмете, к которому не питала ни малейшего интереса. Впрочем, так она
поступала всю жизнь, по возможности избегая трудностей, предпочитая брать
то, что попадется под руку. Этот журнал, к примеру.
Как ни странно, первая же строка вывела ее из привычного безучастного
равновесия (снотворное еще не успело раствориться в желудке, но Вероника и
так была пассивной по природе) и заставила впервые в жизни задуматься над
истинным смыслом фразы, столь популярной среди ее друзей: "ничто в этом мире
не происходит случайно".
Почему эта строка попалась на глаза именно сейчас, когда жить осталось
несколько минут? Если это не случайное совпадение, то как понимать посланный
ей знак, - если, конечно, предположить, что это скрытое послание и что не
бывает случайных совпадений?
Текст под иллюстрацией к компьютерной игре начинался вопросом:
"Где находится Словения?"
Боже мой, - подумала она, - никто ничего не знает о Словении, - даже
где она находится.
И однако Словения несомненно существовала, она была снаружи, внутри,
она была горами на горизонте, городской площадью в окне. Словения была
родиной Вероники, ее страной.
Вероника отложила журнал: какой смысл возмущаться этим миром, который
знать не знает о самом существовании словенцев; честь и гордость нации - все
это теперь для нее пустые слова. Пришло время гордиться собой, узнать, на
что ты способна, - наконец-то ты проявила мужество, покидая эту жизнь. Какая
радость! К тому же сделала это именно тем способом, о каком всегда мечтала,
- при помощи таблеток, которые не оставят следов.
Эти таблетки Вероника искала почти полгода. В опасении, что так их и не
найдет, она даже начала обдумывать другой способ - вскрыть себе вены. Не
важно, что кровью будет залита вся комната, поднимется переполох, да и
монахини окажутся просто в шоке: самоубийство - твое личное дело, до других
тебе дела нет. Она сделала бы все возможное, чтобы никого не обременять
своей смертью, но если вскрыть вены - единственный выход, то нет выбора: все
равно монахини, вымыв комнату, уничтожив малейшие следы крови, вскоре
забудут об этой истории, если только слух о ней не отпугнет новых
постояльцев. Что ни говори, даже в конце XX века люди все еще верят в
привидения.
Конечно, можно было бы, скажем, просто броситься с крыши одного из
немногих высотных зданий Любляны, но какие страдания вызовет такой поступок
у ее родителей! Мало того потрясения, которое они испытают при известии о
смерти дочери, - их еще и потащат на опознание ее изуродованного тела. Нет,
такой выход из положения еще хуже, чем истечь кровью: воспоминание, которое
об этом останется в душах тех двоих, которые всю жизнь желали ей только
добра, будет просто невыносимым.
С самой смертью дочери они, в конце концов, смирятся, но забыть
размозженный череп? - Нет, невозможно.
Застрелиться, броситься с крыши, повеситься - против всего этого
протестовала сама ее женская природа. Женщины выбирают более романтичные
способы самоубийства: глотают снотворное пачками или режут себе вены. Тому
имеется великое множество примеров - голливудские актрисы, состарившиеся
топ-модели, покинутые мужьями особы королевских кровей.
Вероника знала, что жизнь - это всегда ожидание того часа, когда
дальнейшее зависит лишь от твоих решительных действий. Так получилось и на
этот раз: два приятеля, тронутые ее жалобами на бессонницу, раздобыли у
музыкантов в местном кабаре по две пачки сильнодействующего снотворного. Все
четыре пачки отлеживались на ночном столике в течение недели, чтобы Вероника
успела полюбить близящуюся смерть - и без всяких сантиментов проститься с
тем, что называется "жизнь".
И вот-она здесь, довольная тем, что пошла до конца, но и томимая
неизвестностью с примесью скуки, не зная, чем заполнить последние минуты
своей жизни.
Она вновь подумала о нелепости только что прочитанного: как вообще
статью о компьютерах можно начинать с такой идиотской фразы - "где находится
Словения?"
Но делать все равно было нечего, и Вероника решила дочитать статью до
конца. Дальше речь шла о том, что упомянутая компьютерная игра была
разработана и производилась в Словении - той самой диковинной стране, о
которой якобы никто ничего не знает, кроме ее жителей.
На самом же деле Словения была источником дешевой рабочей силы для всей
Европы. Пару месяцев назад одно французское предприятие, запустившее в
Словении производство компакт-дисков, устроило шикарную презентацию в
старином замке в городе Блед.
Вероника что-то слышала об этой презентации, которая для города стала,
разумеется, настоящим событием. Ради воспроизведения средневековой атмосферы
для какой-то сногсшибательной компьютерной игры замок был специально
отреставрирован, а на саму презентацию, вокруг которой в местной прессе
разгорелась жаркая полемика, пригласили немецких, французских, английских,
итальянских, испанских журналистов - и, уж конечно, ни одного словенца.
Обозреватель "Хомме", - впервые приехавший в Словению (наверняка с
полностью оплаченной командировкой) - скорее всего, занимался тем, что
развлекал прочих коллег-журналистов забавными, на его взгляд, историями,
пил-ел в свое удовольствие, а статью решил начать с шутки, которая должна
была понравиться заумным интеллектуалам в его стране. Он, должно быть, даже
рассказал своим приятелям в редакции несколько невероятных баек о местных
обычаях да о том, как плохо одеты словенские женщины.
Впрочем, это его проблемы. Вероника умирала, и ей следовало бы занять
свои мысли вопросами поинтересней - удастся ли узнать, есть ли жизнь после
смерти, или как скоро обнаружат ее тело. Тем не менее - а может, именно по
причине важности принятого ею решения, - статья вызывала раздражение.
Она взглянула в окно, на небольшую люблянскую площадь.
Если они не знают о Словении, то Любляна для них вообще просто миф.
Как Атлантида, Лемурия или другие пропавшие континенты, будоражащие
воображение человека. Ни один серьезный журналист не начал бы статью с
вопроса, где находится Эверест, даже если никогда там не был. И, однако,
обозреватель издаваемого в самом центре Европы солидного журнала не
постеснялся начать статью с подобного вопроса, поскольку был уверен, что
большинство его читателей в самом деле понятия не имеют, где находится
Словения. А тем более - Любляна, ее столица.
И тут Веронику осенило, чем заполнить оставшееся время - она все еще не
чувствовала в своем организме каких-либо изменений, хотя прошло уже десять
минут. В завершение своей жизни она напишет в этот журнал письмо, где
невеждам бы растолковывалось, что Словения, да будет вам известно, - это
одна из пяти республик, возникших в результате распада бывшей Югославии.
Итак, вместо традиционной пояснительной записки останется письмо,
письмо для отвода глаз, чтобы скрыть от ненасытного человеческого
любопытства подлинные мотивы ее самоубийства.
Обнаружив тело, будут вынуждены прийти к заключению: она покончила с
собой потому, что какой-то журналист не знает, где находится ее страна.
Вероника невольно усмехнулась при мысли о том, какая бурная полемика
начнется в газетах, какой поднимется тарарам вокруг "за и против" ее
самоубийства во имя национальной идеи. При этом Вероника с удивлением
отметила, до чего незаметно переменился ход ее мыслей: минуту назад она не
сомневалась, что все человечество со всеми своими проблемами ее больше не
касается.
И вот письмо готово. Вероника даже развеселилась, так что и умирать
почти расхотелось, - да только таблетки уже приняты и возврата нет.
Для Вероники, кстати, такие минуты прекрасного расположения духа не
были редкостью, да и вообще она решила покончить с собой вовсе не оттого,
что была меланхолической натурой - из тех, кто постоянно пребывают в
депрессии и едва не с самого рождения склонны к самоубийству; нет, ее случай
совсем иной. Бывало, Вероника с неизменным удовольствием целыми днями
бродила по улицам Любляны или подолгу завороженно смотрела из окна своей
комнаты, как падает снег на маленькую площадь со статуей поэта в центре. А
однажды на этой самой площади ей подарил цветок какой-то незнакомый мужчина
- и Вероника почти целый месяц чувствовала себя так, словно у нее выросли
крылья. Да и вообще Вероника всегда считала себя человеком абсолютно
нормальным; что ж до решения покончить с собой, то оно было принято по двум
очень простым причинам. Она была уверена, что если бы оставила прощальную
записку, то многие согласились бы с этим ее шагом.
Причина первая: жизнь утратила краски, и теперь, когда миновала юность,
все пойдет к закату: неумолимыми знаками на лице все более явно будет
проступать близкая старость, придут болезни, будут уходить друзья. В конце
концов, что бы она выиграла, продолжая жить, ведь с каждым годом жизнь
становилась бы все мучительнее и невыносимей.
Вторая причина была скорее философской: Вероника читала газеты,
смотрела телевизор, была в курсе всех новостей, всех событий. Что ни
происходило в мире - все было не так, и она не знала, как можно в нем
что-либо изменить, и уже от одного этого опускались руки, она чувствовала
себя никому в этом мире не нужной, бесполезной, чужой.
Вскоре ей откроется последняя в ее жизни тайна, тайна смерти.
Потому-то, написав письмо в журнал. Вероника тут же о нем забыла: сейчас
речь шла о том, что несравненно более важно: жизнь и смерть.
Вскоре она откроет последнюю в своей жизни тайну, самую непостижимую,
самую невероятную: тайну смерти. Написав письмо в журнал, она тут же забыла
о нем, сосредоточившись на вопросах, более соответствующих тому, что она
сейчас переживала или, скорее, "пере-умирала".
Она попыталась как можно наглядней представить себе собственную смерть,
но ничего не получалось.
Да и потом - к чему? Все равно через несколько минут она узнает, что
там, за порогом смерти.
Через несколько - это через сколько?
Неизвестно. Но на мгновение Веронику привела в восторг сама мысль о
том, что вот-вот - и она получит ответ
на вопрос, не дающий покоя человечеству с тех пор, как оно существует:
есть ли Бог?
Вероника, в отличие от многих других людей, никогда серьезно не
задумывалась над этим вопросом. При старом, коммунистическом строе
официальное воспитание требовало признать, что жизнь заканчивается со
смертью, и она в конце концов смирилась с этой мыслью. С другой стороны,
поколения ее отцов и дедов посещали церковь, молились и совершали
паломничества, и были убеждены, что Бог им внемлет.
В свои 24 года, пережив все, что ей было отпущено пережить - а это на
самом деле не так уж мало, - Вероника была почти уверена, что со смертью
всему приходит конец. Поэтому она выбрала самоубийство - свободу от всего.
Вечное забвение.
Однако в глубине души тлело сомнение: а если Бог есть? Тысячи лет
цивилизации наложили табу на самоубийство, оно осуждается всеми религиями:
человек живет, чтобы бороться, а не сдаваться. Род человеческий должен
продолжаться. Обществу нужны рабочие руки. Семье нужен повод, чтобы жить
вместе, даже когда любовь ушла. Стране нужны солдаты, политики, артисты и
художники.
Если Бог существует - во что я, правда, не верю, - Он должен знать, что
есть предел силам человеческим, предел человеческому пониманию. Ведь разве
не Он создал этот мир со всей его безнадежной неразберихой, с его ложью,
наживой, нищетой, отчужденностью, несправедливостью, одиночеством.
Несомненно, он действовал из лучших побуждений, но результаты оказались
довольно-таки плачевными. Итак, если Бог есть. Он должен быть снисходителен
к тем своим творениям, которые хотят пораньше покинуть эту Землю, а может
быть, даже попросить у них прощения за то, что заставил ходить по ней.
К черту все табу и суеверия! Ее набожная мать говорила: Бог знает
прошлое, настоящее и будущее. В таком случае Он, посылая ее в этот мир,
заранее знал, что она закончит жизнь самоубийством, и Его не должен
шокировать такой поступок.
Вероника почувствовала приближение дурноты, которая затем начала быстро
усиливаться.
Спустя несколько минут она уже с трудом различала площадь за окном.
Она знала, что была зима, около четырех часов дня, и что солнце скоро
сядет. Она знала, что другие люди будут продолжать жить. В этот момент мимо
окна прошел молодой человек и взглянул на нее, совершенно не осознавая, что
она умирает.
Группа боливийских музыкантов (а где Боливия? Почему в журнальных
статьях не спрашивается об этом?) играла у памятника Франце Прешерну,
великому словенскому поэту, который оставил глубокий след в душе своего
народа.
Доживет ли она до конца этой музыки, доносившейся с площади? Это было
бы прекрасной памятью об этой жизни: наступающий вечер, мелодия, навевающая
мечты о другой части света, теплая, уютная комната, красивый полный жизни
юноша, который, проходя мимо, решил остановиться и теперь смотрел на нее.
Она поняла, что таблетки уже начали действовать и что он - последний
человек, которого она видит в жизни.
Он улыбнулся. Вероника улыбнулась в ответ - теперь это не имеет
значения. Тогда парень помахал рукой, но Вероника отвела взгляд, сделав вид,
что смотрит на самом деле не на него, - молодой человек и так уже слишком
много себе позволил. Помедлив, он в явном смущении зашагал дальше, чтобы
вскоре навсегда забыть увиденное в окне лицо.
Веронике было приятно в последний раз почувствовать себя желанной. Она
убивала себя не из-за отсутствия любви. Она умирала не потому, что была
нелюбимым ребенком в семье, не из-за финансовых трудностей или неизлечимой
болезни.
Как хорошо, что она решила умереть в этот чудесный люблянский вечер,
когда на площади играли боливийские музыканты, когда мимо ее окна проходил
незнакомый парень, и она была довольна тем, что видели напоследок ее глаза и
слышали ее уши, а еще больше - тем, что в последующие тридцать, сорок,
пятьдесят лет ничего этого не увидит и не услышит. Ведь даже самые
прекрасные воспоминания рано или поздно оборачиваются все тем же унылым и
нескончаемым трагическим фарсом, который называют жизнью, где без конца
повторяется все то же и каждый день похож на вчерашний.
В желудке забурлило, и теперь ее самочувствие стремительно ухудшалось.
Ну надо же, - подумала она - а я-то рассчитывала, что сверхдоза
снотворного моментально погрузит в беспамятство.
В ушах возник странный шум, голова закружилась, потянуло на рвоту.
Если меня стошнит, умереть не получится.
Чтобы не думать о спазмах в желудке, она пыталась сосредоточиться на
мыслях о быстро наступающей ночи, о боливийцах, о закрывающих лавки и
спешащих домой торговцах. Но шум в ушах все усиливался, и впервые после
того, как она приняла таблетки. Вероника испытала страх, жуткий страх перед
неизвестностью.
Но это длилось недолго. Она потеряла сознание.
Когда Вероника открыла глаза, первой мыслью было: "Что-то на небеса не
похоже". На небесах, в раю, вряд ли пользуются лампами дневного света, а уж
боль, возникшая мгновением позже, была совершенно земной. Ах, эта земная
боль. она неповторима - ее ни с чем не спутаешь.
Она пошевелилась, и боль стала сильнее. Появился
ряд светящихся точек, но теперь Вероника уже знала, что эти точки - не
звезды рая, а следствие обрушившейся на нее боли.
- Очнулась наконец, - сказал чей-то женский голос. - Радуйся, милочка,
вот ты и в аду, так что лежи и не дергайся.
Нет, не может быть, этот голос ее обманывал. Это не ад, ведь ей было
очень холодно, и она заметила, что у нее изо рта и из носа тянутся какие-то
трубки. Одна из этих трубок, проходившая через горло внутрь, вызывала у нее
ощущение удушья.
Она хотела выдернуть трубку, но обнаружила, что руки у нее связаны.
- Не бойся, я пошутила: здесь, конечно, не ад, - проговорил тот же
голос. - Здесь, может быть, похуже ада, хотя лично я там никогда не бывала.
Здесь - Виллете.
Несмотря на боль и удушье. Вероника за какую-то долю секунды поняла,
что с ней произошло. Она хотела умереть, но кто-то успел ее спасти. Кто-то
из монахинь, а возможно, подруга, вздумавшая явиться без предупреждения. А
может, просто кто-то зашел вернуть давний долг, о котором сама она давно
забыла.
Главное - она осталась жива и сейчас находится в Виллете.
Виллете - знаменитый приют для душевнобольных, пользующийся недоброй
славой, - существовал с 1991 года, года обретения Словенией независимости. В
то время, расчитывая, что раздел бывшей Югославии произойдет мирным путем (в
конце концов, в самой Словении война длилась всего одиннадцать дней), группа
европейских предпринимателей добилась разрешения на устройство
психиатрической лечебницы в бывших казармах, давно уже заброшенных из-за
высокой стоимости необходимого ремонта.
Однако вскоре начались политические неурядицы, переросшие в настоящую
войну - вначале в Хорватии, затем в Боснии. Предприниматели-соучредители
фонда Виллете сильно забеспокоились: средства поступали от вкладчиков,
разбросанных по всему миру, даже имена которых были неизвестны, так что всех
их собрать, чтобы извиниться и попросить набраться терпения, было просто
физически невозможно. Проблему пришлось решать способами, не имевшими ничего
общего с официальной медициной. Так в молодой стране, едва успевшей
выбраться из "развитого социализма", Виллете стал символом худшего,